Борис Рябухин
Начало см. Отцовский след 1, 2, 3, 4, 5
Продолжение следует
ПИСЬМА ВАЛЕНТИНА ЯКОВЛЕВИЧА РЯБОВА
1.
Володя – Валентину Яковлевичу
Без даты
Ждал от вас письмо, но его нет.
Значит, не я, а вы решили от меня отказаться?
Что я вам сделал плохого?
Добро будет только тогда добром, когда оно делается без примеси зла.
Может, все-таки напишите хотя бы о своем здоровье?
Только не надо писать, что я неблагодарный сын – вы совсем меня не знаете.
Желаю вам крепкого здоровья.
У меня все хорошо.
2.
Приписка на этом письме рукой отчима Валентина Яковлевича
Вова!
Удивляемся твоему поведению.
Будь нормальным человеком и сыном. Пиши, чтобы было кому, чтобы было здравствуй и до свидания. Отец.
3.
На обороте этого письма – письмо Володи без даты
Вам не нравятся мои письма. Удивляетесь моему поведению. Я вас прекрасно понимаю: вырастили – кормили, одевали, дали образование и т.д. и т.п. А сын пишет такие письма, сюрприз за сюрпризом. Естественно, для вас я буду неблагодарный. Если бы я мог, я бы с радостью вернул вам все ваши материальные затраты за всю мою жизнь в несколько раз больше, чтобы не быть вам неблагодарным, чтобы вы так не думали. Ведь мать всю жизнь человеческую переводит на деньги.
Не знаю, как отец – он для меня всегда оставался загадкой, наверное, так и останется. Кроме ленинских цитат и постоянных придирок в мелочах, я ничего вспомнить не могу – вот и сейчас возмущение и приказ писать «здравствуй» и «до свидания», разве в этом суть наших теперешних отношений. Я могу вам писать: «Здравствуйте, у меня все хорошо, до свидания», – если вы так хотите. Но я хочу понять суть, правду, хочу понять, что на самом деле вы от меня хотите. Хорошим сыном, поэтому, быть у меня не получится, хотя хочу быть хорошим, но как, мне мало «здравствуй и до свидания» (а сами вы почему-то не написали – обиделись). Я хочу до конца вас понять, вашу философию. Хочется вам задать вопросы, но не знаю, ответите ли вы мне на них. Ведь вы скажете – дети не должны осуждать родителей.
Почему на нашем доме всегда висел замок для окружающего мира, почему к нам никогда не приходили люди, почему мы жили только своим миром?
(Железный занавес – в доме, железный занавес – в стране.)
Почему я, не знаю, как сестры, никогда не чувствовал любви, согласия, общих интересов, общих радостей между вами обоими? Если вы не любили друг друга, зачем вы жили вместе – ради детей? Или от того, что мать пропала бы с троими? Почему я ничего не знал о жизни, о всех ее сторонах до 22 лет, кроме мира нашей семьи, до всего пришлось доходить самому, а сколько лет ушло на это! Вы сделали большую ошибку, что хотели от меня скрыть такого человека, как Сливкин. Виновата мать – это называется предательством – в том же году, когда он (Сливкин) погиб (6 июня 1942), она, не зная о его смерти, вышла замуж – оправдание одно – испугалась трудностей. Но ведь в оправдание себе можно сохранить его письма и документы. Где они? – документы все у меня. А где письма? Вы бы так мне ничего и не сказали бы? Это называется жестокостью, по отношению к памяти этого человека. Такие тайны хранить до конца почти невозможно. Так почему вы мне об этом не сказали? Боялись? Чего боялись? Бояться можно только, когда грешен, а когда совесть чиста, бояться нечего. Так в чем же ваша совесть не чиста? Поймите, только одно то, что я узнал о нем (что он существует), дало мне больше, чем вся моя жизнь.
Простите, но сейчас писать по-другому я не могу.
4.
Второе письмо Володи родителям
Без даты
Хочу добавить еще. Когда я в 1971 году узнал о Сливкине, первое, что было, это то, что вы, отец, поднялись в моих глазах сразу на десять порядков, а мать настолько же упала.
Мне еще не понятно, почему вы нас, своих детей, приучили называть вас на «вы»? Ведь «Вы» между близкими отдаляет их на какое-то расстояние друг от друга.
(Рукой отчима написана рядом реплика: «Не тебе говорить – отдаляет». И ниже: «10 тысяч долг уже».)
Ведь «вы» для меня может значить что-то недосягаемое. А ведь сейчас между вами и мной нет никакой разницы, кроме возраста, мы равны в отношении к жизни, и это «вы» только нас отдаляет, а у меня так это вошло в привычку, что уже никогда не смогу сказать вам «ты». Зачем Вы привили нам, детям, эту официальность? Показывать другим, что вот, мол, у нас какие дети, своих родителей так уважают, что называют их на «вы».
(А может быть, родители – дворянского рода? По внешности – похожи.)
По-моему, это глупо, вы сами этим «вы» сделали какую-то границу в наших отношениях, за которую переходить нельзя, вы просто сами отдалили нас от себя. Естественно и просто и даже приятно называть на «ты» – в этом чувствуется близость, а уважения к себе добиваются не этим «вы», а чем-то другим. Ведь если друга называешь на «ты», это не говорит о том, что его не уважаешь? Только из уважения к старшему, тебе незнакомому или малознакомому, или человеку, который заслужил уважение, называешь его на «вы».
Все люди грешны своими ошибками в жизни, никто никогда не жил, не совершая ошибок. И чем больше знаешь ошибок жизненных других людей, тем меньше совершаешь своих. Я о ваших жизненных ошибках совершенно ничего не знаю, вы всегда старались показать себя с хорошей стороны, что вы одни хорошие, а большинство – плохие.
(Приписка рукой отчима: «Ковыряется в грязном белье».)
Я вышел в жизнь, почти ничего не зная о ней, об ошибках, об опыте других, большей частью до всего приходилось доходить самому. Зачем бояться сказать о своих жизненных ошибках искренне, откровенно обо всем, ничего не утаивая? Почему я должен от других узнавать, что отец был женат на другой женщине, но у них не было детей – и он ушел от нее – это правда? Что у отца в Хабаровске была другая женщина, и что у нее от него есть кто-то – а это правда? Я вспоминаю частые скандалы в Хабаровске между вами – из-за чего они были?
Еще я вспоминаю в Ленинграде, когда мы жили в общежитии, отец вечером, или уже ночью, сидел за столом и занимался, я уже лежал в постели, но еще не спал. Вы о чем-то между собой разговаривали тихо. Потом услышал вопрос матери: «А ты его любишь?» Я понял – это обо мне. Я потом всю жизнь задавал себе этот вопрос, почему отец может не любить своего сына? Сколько я писал Галине, чтобы она что-то написала о детях, и наконец, пригрозил ей судом. В ответ получил письмо Андрея, в котором он пишет, чтобы я не писал маме такие письма, и что он не хочет мне писать сам – вот что значит скрывать от детей правду.
(Рукой отчима: «Поехать» – имеется в виду – Володе надо поехать к сыновьям, навестить их.)
Так, может быть, хоть сейчас, так поздно, это нужно было сделать лет двадцать назад, вы напишете мне только правду, хотя бы о своих самых крупных неудачах и ошибках в жизни. Ведь вы не только друг друга встретили (а ведь я тоже об этом не знаю, как это было), на вашем жизненном пути было много встреч, и были, кончено, ошибки и промахи.
(Рукой отчима: «Институт. Армия» – имеется в виду, не окончил институт, откосил от армии, а родители согласились.)
Это будет лучше всякого вашего совета, делай так, а не так, я смогу сделать свои выводы. И не бойтесь писать, вам от этого плохо не будет, а мне будет только польза. Но я и не принуждаю вас писать – это ваше право. Нужно, давно нужно изменить характер наших отношений с вами. Инициатива остается за вами. Ваш Вова.
5.
Третье письмо Володи родителям
03.11.77
Здравствуйте, папа, мама!
Не могу понять ваше молчание. Если я вас оскорбил, обидел, если я для вас неблагодарный сын, не надо молчать, лучше отругайте, искренне, от чистого сердца, я на вас никогда не обижался и не обижусь, я могу только возмутиться неправильным вашим поведением. Ваше молчание хуже любых ваших слов – оно равносильно отказу от меня, вашего сына.
(Я вспомнил, как плакал на всю школу, навзрыд, от маминых слов: «Будешь так себя вести, я откажусь от тебя». У меня же тогда никого не будет! Мать меня утешала, говорила, что стыдно, все видят, что если я буду хорошо себя вести, то она не бросит меня. Уже тогда, пятиклашкой, я подсмотрел (эффект остранения, странный взгляд), что мать не на шутку испугалась, что я поверил в то, что она может меня бросить, перегнула палку в наказании за мое плохое поведение на уроках. Но это (подглядывание) дало мне силы постепенно успокоиться.)
Но я хочу контакта, я его всегда хотел, но вы, ваша жизнь, ваши взгляды на жизнь, для меня всегда были загадкой. И все мои стремления к контакту всегда кончались неудачей. Я прекрасно понимаю, что самые большие люди для ребенка – отец и мать, и их нужно любить и уважать, вы это хорошо внушили. И я всегда хотел и хочу любить и уважать вас, вы мне дороги – я хочу постоянно знать, как вы живете, как ваше здоровье, чем обеспокоены, я уже неоднократно просил написать вас о вашем здоровье, ни в одном письме этого не было. Не обижайтесь на меня за мои письма, пишу – как могу.
Отцы и дети не должны дожидаться просьбы друг от друга, а должны предупредительно давать потребное друг другу, причем первенство принадлежит отцу. Диоген.
Помните, что дети ваши будут обходиться с вами так же, как вы обходитесь со своими родителями. Фалес.
Вначале мы учим своих детей. Затем мы сами учимся у них. Кто этого делать не хочет, тот отстает от своего времени. Я. Райнис.
Любящая мать, старающаяся устроить счастье своих детей, часто связывает их по рукам и ногам узостью своих взглядов, близорукостью расчетов и непрошеной нежностью своих забот. Д.И. Писарев
Ваш Вова.
6.
Выписки черновиков Валентина Яковлевича
(Видимо, Валентин Яковлевич перечитывал последние письма Володи, делал выписки, готовясь написать ему свой ответ.)
«Что сделал я вам плохого».
«Я не принуждаю вас писать – это ваше право».
А в другом месте пишешь: «Ждал от вас письмо, но его нет. Значит, не я, а вы решили от меня отказаться?».
Во-первых, только отъявленному подлецу может придти в голову мысль отказаться от своего сына.
Значит твое последнее выражение – отказаться от тебя – само требует, чтобы тебе писали.
И в чем суть наших теперешних отношений?
А почему ты не должен писать, как люди?
«Чего вы от меня хотите?»
Хочу понять до конца вашу мысль, как помочь государству, семье…
Почему замок для окружающего мира, не приходили люди?
Или человека, который заслужил доверие, называешь на «вы».
Отец и мать жили с вами честно.
Приезжайте, когда купите дом.
Где, когда, да ты мог заметить, чтобы я не любил тебя? (зачеркнул).
О неудачах и ошибках в жизни.
По собранным документам, значит, хочешь писать мемуары.
О моей жизни. Есть даже некоторые документы? Надо не быть загадкой. Честность, настойчивость, решительность, последовательность.
Ленинские цитаты? Пионерия, комсомол, партия – переходил по трем ступеням, этим всегда гордился. Во всем ответственность: за свое воспитание (родителей, детей, свою жену). О жизни семьи. Одеты, обуты, учились нормально.
О твоей жизни. А где у тебя ответственность за свое воспитание, твою семью, твою жену? Ты был равнодушен. Только товарищи, книги, аккордеон. Потому «только после 22 лет…» Это когда юбка тебя повела.
Три основания в формировании современного человека. Обращение с людьми. Быть человеком: злоба, неуважение людей; издевка, надменность, лицемерие, беспомощность. Пока ничтожный обыватель. Хотя пыжишься в сравнении со мной, не имеющем практически ни одного из твоих недостатков. Я, его отец, не знал этого.
Что это за большая ошибка, что от тебя скрыли Сливкина?
Зачем он тебе понадобился? Почему перед тобой мать – предатель? Ведь это настоящая глупость. Женились в январе 1943 года.
Ах, вы не рассказали о первой жене. Ах, почему не рассказали о Хабаровске.
7.
Валентин Яковлевич – Володе
23.02.78 г.
Здравствуй, Вова!
Так и не пойму, где Валя с Олечкой. Если они у тебя рядом, чему мы очень рады, так им тоже приветище.
Нахожусь дома, (в черновике: мама ведет все домашние дела, так как мне, видите ли, нельзя волноваться, переставлять всякие предметы) на полном иждивении мамы, так как мне врачом приказано: не волноваться, домашние вещи не таскать. Пью сильные лекарства: немецкие, венгерские, получаю уколы румынские, но грудь по-прежнему болит, и приступы стенокардии (сиречь – грудной жабы) усмиряю в среднем пять раз в сутки русским лекарством – нитроглицерином.
В общем, жду избавления от этой напасти (в черновике «может быть, и зря), ведь существует крылатое: «все впереди, надейся и жди…» Вот и жду. Из дома почти не выхожу, больно уж холодный воздух и «дух захватывает». Вот потеплеет, тогда, будем надеяться (в черновике: «произойдет улучшение»), все изменится к лучшему.
Два раза получили твои деньги. Нам думается, что их мы будем складывать для твоей поездки к детям в период твоего отпуска. Иначе нельзя, отец должен посещать своих детей, не смотря ни на что, это его право, и отнять это право у него никому не дано. Так будь же мужчиной. Кстати, когда у тебя отпуск?
(В черновике этот абзац: «Два раза получили твои деньги, но, нам думается, что эти деньги тебе понадобятся к сынам съездить; как у нас выйдет, но мы их постараемся складывать тебе для этой цели. Когда отпуск у тебя будет, вот и съездишь. А иначе ведь нельзя, они твои сыны и ничьи больше. Вот и готовься к этой поездке по серьезному, как отец.)
Девочки писали, что ты редко им пишешь. Старшим детям, да еще мужского пола, надо в этом вести себя более серьезно, быть ведущими, а не ведомыми. Пожалуйста, сделай выводы и здесь. По письмам Тани и Оли нам понятно, что у них все в порядке. И мы верим этому, нам представляется, что оба Володи – серьезные ребята.
Рекомендуемую тобой литературу мы стараемся читать, так что ты в этом не сомневайся. Нам же с матерью понравилось и очень, это две книжки автора Капицы «Боксеры» и «Летчики» (общее название забыли, кажется «Перебори страх»). Первую книжку я прочел, но пришлось перечитывать ее для матери, а уж вторую книгу читали вместе. Такое было три года назад.
Еще совсем недавно прочитали книгу «Следователь прокуратуры», автор С. Родмонов. Я только что с интересом прочел «В полдень на солнечной стороне» Вадима Кожевникова. Сейчас начал читать «Берег» Бондарева, он за эту книгу только что получил гос. премию. У него есть очень хорошая книга «Горячий снег».
Чирковы, как и мы (пожалуй, больше), побаливают. У Петра Александровича стенокардия чуть поменьше, но плохо дело в животе, жалуется на все подряд. Вера Михайловна похудела и тоже больна. Боря работает на знаменитом металлическом заводе, участвует в создании громадных турбин, зарабатывает хорошо, приоделся, но по-прежнему выпивает. У Валеры что-то не все ладно с мужем, чем кончится, пока трудно сказать.
Вы-то хоть здоровы? Хорошо ли питаетесь?
Пока до свидания, будьте счастливы.
Целуем, мама и папа.
8.
Приписка Володи на черновике письма Валентина Яковлевича
Отец умер 5 марта 1978 г. Это его последнее ко мне письмо вместе с черновиком.
9.
Валентин Яковлевич – Володе
(не отправленный черновик)
На конверте письма:
272161 Ленинградская область, Кировский район, ст. Мга, Железнодорожная, 71.
Фото.
У нас есть лучшего изготовления (мы тебя понимаем, ты хотя бы сообщи, что неразборчиво.
Посылаем тебе некоторые фото, возможно, у тебя их нет.
Вырезка из газеты, с твоей добавкой – для Чирковых. Пусть им будет стыдно перед сыном.
Современный рабочий не просто грамотный человек, это духовно богатый человек.
10.
Валентин Яковлевич – Володе
Без даты
Здравствуй, Вова!
Ну, что же, сын, давай поговорим начистоту, по-мужски, раз тебе очень этого хочется. Хотя, скажу заранее, что я такого разговора не хотел бы, зная, что ты человек взрослый, и пора тебе жизнь понимать должным образом без моей помощи. Да и твои жизненные заблуждения настолько длительны и глубоки, что слышать о них мне, старику, невмоготу, уж очень оскверняют они душу порядочного человека, каким я являюсь. Издевательски оскорбительное отношение к родителям с твоей стороны я должен пресечь, мы с матерью этого не заслужили.
В последнем твоем письме значатся слова: «Я всегда хотел и хочу любить и уважать вас, вы мне дороги…» Как бы мы хотели этого. Но почему все наоборот, например: всегда игнорировал наше мнение – не бросать учиться, не спросил совета о женитьбе, насмеялся над нами, когда мы хотели приехать к тебе, я, в частности, нуждался погреть больные ноги.
В последнем твоем письме значатся слова – «я на вас никогда не обижался (?) и не обижусь». Вот теперь я посмотрю, как ты не обидишься после того, как я напишу «суть, правду, что мы от тебя хотим» (курсив твой)?
Это письмо далее состоит из трех частей: обо мне, о нашей семье и о тебе.
Обо мне, как я понял, тебе теперь надо знать под зарез, видимо, хочешь писать мемуары (курсив – зачеркнутый текст: о нашей семье, валяй). И эта, мало запомнившаяся тебе, часть жизни членов семьи требует просветления.
(В этом и я, автор, виноват, что подбил Володю запросить автобиографию Валентина Яковлевича Рябова, как запросил ее у своего отца.)
Пишу о себе максимально сокращенно. Родился 19 июля 1912 года. Мне было 5 лет – умерла мама. Меньше чем через год появилась первая мачеха. Отец – коммунист – комиссар пассажирского парохода, на котором находился штаб Волжской военной флотилии. Год возил нас всех (жену, мою сестру, брата, меня) с собой, через год отец – уже механик непосредственно боевого парохода этой флотилии. Мы – опять с ним. В эти два года мы, ребятишки, – как бы участники боев на Волге и Каме.
Самым запомнившимся эпизодом той войны было то, когда колчаковцы захватили пароход, повели отца, бывшего моряка, на расстрел. Мы осиротели бы еще раз, если бы из 40 парней отец со своим другом Овечкиным не смогли убежать от этой кары. Подробно об этих приключениях, при желании, сообщу дополнительно. Отец, отягощенный такой семьей, решил отправить нас в деревню, в тайгу, к брату. Это недалеко от Ижевска. Приехали. Год выполняли посильные сельхозработы, а затем год – в приюте, где давали только сто грамм ржаного хлеба в день. А еще мы добывали кое-что сами на полях. Только приехали, на четвертый день умерла эта мачеха, а через четыре месяца – ее дочка, моя сестренка.
В общем, на третьем году в деревню приехала вторая мачеха, забрала нас и увезла к отцу, то есть в Затон, что рядом с деревней Аракчино – моей родиной.
Мне девять лет, я начал учиться, помогал отцу… перевозил через Волгу людей, и дачников – через Затон. До 25-го года, пока мы были в этом месте. Не обошлось и без заметных событий. Когда отец уехал в длительную командировку, сестренка была в Казани в прислугах, братишка – у нянек в деревне, – я удрал от мачехи в город, где болтался с подобными ребятишками–беспризорниками. Потом отец все же меня разыскал, собрал семью.
В начале 24-го года меня приняли в пионеры, а в январе 25-го нас двоих пионеров, вместе с комсомольцами Казани послали на экскурсию в Москву. Тогда мне удалось повидать В.И. Ленина, еще в деревянном мавзолее.
А в 14 лет я стал комсомольцем. В 27-м году поступил в ФЗУ, через четыре года, еще не кончив ФЗУ, начал учиться на курсах по подготовке во ВТУЗ. Учился и работал слесарем. Ну и в январе 1932 года я – студент того горьковского института, в котором начал учиться и ты (Володя).
В Калининграде прошел высшую вневойсковую подготовку два раза (в 32-м и 35-м годах), был на практике на военных кораблях Черноморского флота, получил звание лейтенанта, командира БЧ5 надводного корабля 3-го ранга (или механик тральщика). Тут же женился на инженере нашего же выпуска.
Выбрали место работы в Сибири. Был назначен в Томск, в Самусьский завод, где позднее, уже после твоего рождения, привелось увидеть твою мать. Тогда она мне просто понравилась. Я увидел ее благодаря жене дяди Вити (как ты его называешь), работавшем тогда вместе со мной.
Ехал я туда в надежде работать сначала мастером, как советовал отец, но был назначен сразу начальником планово-производственного отдела, а через три месяца уже директором завода.
В 39-ом, практически точно тогда, когда ты родился, я был принят в партию.
В 1940 году был назначен главным инженером пароходства. 26 июня 1941 года был назначен комиссаром полка, а за три часа до отправления полка на фронт приказ был отменен, видимо, не решились оставлять важное в стратегическом отношении пароходство без главного инженера. Так, после этого я и не попал на войну.
В конце 1942 года снова увидел твою мать, будучи в командировке в Самуськах. В январе 1943 года выписал вас в Новосибирск, в феврале зарегистрировались. Почему женились?
Да потому, что полюбили друг друга (это ты, видимо, поймешь), и полюбили всерьез. И, как видишь, держали слово, до сегодня остались верны друг другу, и не потому, что только мать строгость в этом выказывала по каждому подозрению своему необоснованному, а и потому, что и я был железно верен ей всегда. Есть основание гордиться нам самим и детям нашим.
Ну а то, что какой-то мерзопакостник (расшифровываю – это мерзавец и пакостник) напел в твое, всегда охотно слушающее пакости ухо, что будто бы я в Хабаровске кого-то кроме матери еще имел, это все равно как утверждать, что Владимир Рябов является помощником чилийского фашистского кровавого диктатора Пиночета… Уж тут бы ты возмутился. А нам с матерью каково читать эту блевотину из подворотни, сообщенную не злодеем, а собственным сыном. На что мать, всю нашу совместную жизнь донимавшая меня домыслами на почве ревности, и та, прочтя это заботливое «сообщение сына», засмеялась вовсю. Настолько смехотворным показался ей этот (доноситель). Ведь мы жили прямо душа в душу, с полным доверием друг к другу. Если и были некоторые размолвки, то только по недоразумению, и они не влияли на прочность нашего союза и любви.
Дальше рассказывать обо мне, как я жил, полагаю, не надо. Ведь это проходило уже на твоих глазах.
Но следует остановиться на моем мировоззрении.
Прежде всего, я, сколько можно серьезно, понимал, что такое пионер, и очень гордился тем, что сразу, после беспризорничества, был принят в только что образованный отряд, был я тогда маленьким (подрос как-то сразу через семь лет в лето 1930 года, когда от ФЗУ плавал кочегаром, а затем помощником механика на пароходе) (…) пареньком, пел песни, был первым барабанщиком. Потом комсомол, затем партия. Жизнь понимал такой, какая она есть. И получился из меня человек честный, принципиальный, скромный, последовательно настойчивый, решительный, понимающий ответственность. Видимо, эти качества позволяли выдвигать меня на довольно-таки высокие рабочие посты. Эти качества и достаточно серьезная партийность на всем жизненном пути помогли мне пройти по жизни без ошибок – и в труде, и в партии, и почти без ошибок в семейных делах. Почему «почти» в семейных делах? Да потому, что, знаю, две ошибки все же я допустил. Первая – это то, что согласился с твоим желанием пожить самостоятельно в труде, не закончив Астраханского института, уж больно ты был в то время вялым. Думалось, что труд тебя подбодрит, а учеба еще придет. Ошибка была наполовину. Общественный труд-то тебя как-то подбодрил, но учебу-то в большей части из-за юбок и своей безвольности так и не завершил.
Вторая ошибка. Ходил, упрашивал комиссара, чтобы не взяли тебя в армию. Он мне сказал тогда, что была твоя жена, но он решил все же тебя отправить в армию. Как бы мне согласиться с этим! Ведь армия – это школа мужества, дисциплины для тебя была чрезвычайно нужна, но…
А теперь о нашей семье. Женился я на твоей матери (когда ясно было, что мужа у твоей матери нет – тогда новое правило: больше полугода после получения письма из военной части, что Сливкин выбыл). (Я был бесконечно рад, у меня есть сын). Появились Таня, потом Оля. Нас стало пятеро, дедушку вашего можно не считать, уж больно этот труженик мало с нами пожил. Чрезвычайно важно то, что в нашей семье никто не помнил, что мы кровно не до конца родные. Мы с матерью единодушно понимали, что это никому в семье не нужно, а посторонним до семьи дела нет. Думалось, потом, когда дети подрастут, и вдруг будут очень спрашивать об этом, то придется дать пояснения. А объективно говоря, разве это может чем-то укрепить семью, или как-то изменить отношение в семье еще в лучшую сторону. (Разве не наоборот? Оно так и получилось, но об этом в следующем разделе письма.) Поэтому мы просто забыли обо всем этом, и жизнь ведь прожили.
Работал я один, материально жили трудновато, но не так уж плохо. Вы были сыты, стараниями матери чистенько одеты. В семье обычно был мир. В пример многим семьям, у нас в семье атмосфера была дружеской, запрета вам почти ни в чем не было. Иногда по мало (существенному поводу) возникали стычки, но они не могли повлиять на взаимную любовь членов семьи. В довершение, отец у вас не матерился, сумел бросить курить, чтобы не тратиться и не травить вас дымом. Грешен, иногда немного выпивал.
Как мы с матерью радовались, когда ты сделал в своем кружке эсминец и поехал на соревнование. Потом уже всей семьей радовались твоим успешным прыжкам в пионерлагере под Прагой. Думали, формируется нормальный человек. Людей действительно мы приглашали маловато, причиной этому была, прежде всего, ограниченность материальных возможностей, которые создали как бы инерцию обособленности семьи. Ведь тебе, будем думать, понятно, почему ты сейчас не приглашаешь гостей, а тогда у нас сначала война, потом полуголодная послевоенная (жизнь), потом переезды, потом надо стало больше всем вам взрослым…
Все вам практически было доступно и в школе, и на улице, и дома, из того, чем мы могли располагать. Наоборот, мы подталкивали всемерно вас к труду, общению с людьми, спорту, музыке. Забота о каждом была одинаковой, по-настоящему родительской. Еще раз говорю, мы крепко забыли, что Вова чуть разный, что об этом следует когда-то рассказывать кому-то из вас.
Итак, до выхода вас всех из семьи, благодаря нашей с матерью последовательной заботе, вы были обеспечены всем и материально, и духовно. И нашу семью, по праву, следует считать практически образцовой, если хочешь – только благополучной. (Даже твои запоздалые завихренные мысли насчет обращения к родителям на «вы»).
О тебе. В нашей социалистической действительности существует понятие, что основополагающими формами трудового воспитания человека являются три: семья, школа, трудовой коллектив.
Полагаю, у тебя к первой форме воспитания – семья претензий нет, то же – ко второй форме. Ты и в семье и в школе претерпевал только доброе отношение и пользовался всем в достатке так же, как и твои сверстники. А в Праге даже больше, чем советские дети. Осталась третья форма – трудовой коллектив. В этот третий период у тебя получился как бы «сбой». Перейдя к самостоятельной жизни, ты расслабился настолько, что потерял генеральную линию жизни – стать ответственным главой семьи, то есть обеспечивать семью материально, возглавлять ее во всех жизненных делах. Довел дело до того, что женщины стали тобой руководить; во всем мире матриархат стал в двух местах: в одном из племен, обитающих в пустыне республики Тунис, и в СССР в семье Рябова. Об этом положении пишу с горечью, но что поделаешь? Довести до такого две семьи, это, похоже, смог только ты. Тебе возможно лучше знать, чем ты оттолкнул Галину от себя, но только возможно – что лучше. Сомневаюсь, что в этих причинах ты разобрался. По-моему, ты просто сам не мог, а возможно, не хотел быть отцом. На мой взгляд, причинами развода были: первое – конечно, ее увлечение другим; второе – увлечение другим содействовало ее охлаждению к первому – спрашивается, из-за чего? – Да из-за отсутствия должного внимания к жене, к детям, и неумелого личного поведения, как человека вообще.
(На этом письмо обрывается, а может, Володя не захотел дать оставшийся текст о себе.)
ВОЛОДЯ – БОРИС
Володя – Борису
Открытка с Новым, 1979 годом
Дорогой далекий и давний друг!
Прошел еще один год нашей жизни, со своими горестями, злом и добром. В Новом году все это нужно забыть, а думать о новых светлых днях, новых надеждах, радость принимать, как должное, с улыбкой, а горькие дни пусть заставят задуматься о смысле жизни, о нашем месте в этом мире.
Счастья тебе, Боря!
Обнимаю, Володька.
Извини за молчание, виноват, обещаю исправиться – протяни руку из Москвы в Одессу и побей!
Володя – Борису
08.01.79
Здравствуй, Боря!
Давно я тебе не писал, извини, руки не доходили. И сейчас пишу без всякого желания. Потому что надо. Твои письма редки, когда я молчу. А они мне интересны. И хочется последовательности, вопросов, ответов на все вопросы, я на твои, а ты – на мои. А для этого нужна регулярная переписка, ответ – сразу по получении письма.
Мама жила у меня до 12 декабря, сейчас вернулась в Ленинград.
При ней бывшая моя жена Валя подала в суд на вселение ко мне в дом – 30 августа был суд, я подал на обжалование в облсуд, так как нарсуд присудил вселить. 12 сентября жена приходила опять скандалить – побила много посуды, порезала потом дверь, разбила окна. 9 октября облсуд отказал в моей жалобе. Но жена исчезла, не стала вселяться, и я не знаю, где она сейчас, бухгалтерия не знает, куда посылать ей алименты. В декабре я подал в суд на раздел. В конце января должен быть суд. Жду.
Работа прежняя, удовлетворенности работой почти нет. Свыкся. Держит коллектив, с кем работаю, можно сказать, второй мой дом. У начальства имею авторитет, ценят, как специалиста. Заработок неплохой, до 300 руб., чистыми – 130 руб.
Сейчас живу наполовину один. Появился новый сосед (тетка продала дом) капитан дальнего плавания, более 30 лет плавал, сейчас работает в новом порту, купил этот дом, он один без семьи, жены его обобрали и выгнали. Я пустил его к себе, он неплохой повар, варит, очень много знает о политике, с ним интересно беседовать. Но он полный профан в житейских вопросах, в познаниях о семье, о женщинах. Угощает меня разными заграничными напитками. Человек, которого трудно понять. Очень много странностей.
Зима в этом году очень холодная, дом не утеплен, не успеваю топить, все выдувает, сплю, не раздеваясь.
Вот кратко вся моя информация. Чем живешь ты? Ответь всего на один вопрос. Но, если не захочешь, не настаиваю. Причина твоего развода? О себе скажу, до сих пор так и не смог понять, почему от меня ушла жена. Много передумал, анализировал, но ответа так и не нашел. Неужели я такой идиот, дурак, что не могу понять простого, а лезу, вернее, стараюсь разобраться в вещах, которые считают вечными вопросами.
Как говорится, все, что ни делается, все к лучшему. Но я вижу впереди один мрак.
Никакого просвета!
Пиши. Обнимаю, дружище, крепко. Вова.
Володя – Борису
Открытка 2.04.79
Боря!
Поздравляю с праздником Первого Мая и желаю всего самого наилучшего тебе. Извини, что молчу и не пишу. Времени много, но… пусто в голове и в душе, нет никаких желаний. А впереди один мрак, сзади еще хуже. Единственное, что заставляет жить, – работа. Все остальное – чепуха!
Володька.
Володя – Борису
Открытка с праздников Октября
Боря! Поздравляю с днем рождения и праздником! Всего тебе хорошего! Счастья!
Я молчу, и ты обиделся или решил забыть, а может быть, я подох давно, ты бы так и не узнал никогда. Если тебя обременяет наша переписка – не буду навязываться. Дом отстоял, женился.
Будь счастлив! Вова.
ГЛАВА IV
ВОЛОДЯ – БОРИС
Борис – Володе
Без даты
Не отправлено.
Здравствуй, Володя!
Рад, что ты женился. Все не один, как я. Спасибо за поздравление с праздником. Поздравляю тебя с днем рождения. Я болел. 3 ноября и не смог дать тебе телеграмму, извини. Желаю тебе счастья, но не одинокого, а разделенного (с супругой, или с детьми, или друзьями). У меня произошло много изменений. Этот год был очень напряженным. Я без отпуска сдавал государственные экзамены, делал и защищал диплом. Участвовал во Всесоюзном совещании молодых литераторов. Наконец, закончил институт, съездил в совхоз и ушел с работы на вольные хлеба. Теперь живу только за счет гонораров или командировок. Это не сладко. Зато нигде не служу и пишу свою пьесу об Иване Болотникове. А вечерами ремонтирую свою квартиру сам. Все это требует сил эмоциональных и физических. Времени свободного нет.
Теперь мне хотелось бы сказать несколько слов о тебе. Здесь я начну писать разборчиво. Есть в развитии человечества три позиции видения:
1 – с колен – это древние греки преклонялись перед богами;
2 – в упор – это во времена Шекспира каждый мог сказать царю «ты» и чувствовал себя на равных с другими;
3 – сверху – это когда люди, начиная с Сервантеса, а потом Достоевского смогли возвышаться над простыми смертными и чувствовать себя по силе своего развития выше, чем малообразованные, низкие люди.
Ты пока находишься на первой позиции, хотя претензий у тебя хватает на третью. Ты тычешься, как слепой щенок в умную книжку, почти ничего в ней не понимая. Но лезешь с большим апломбом поучать и воинственно требуешь, чтобы твои поучения не пропали впустую.
Есть в истории развития человечества несколько пластов развития.
1) Я – Я – это взаимодействие человека с самим собой (свойства личности, определяемые ее природой, его отношение к совести, нормам, подсознанию, смыслу жизни).
Сразу скажу, что ты находишься на этом первом пласте (вместе с Экзюпери, как ты его понимаешь). Ты себя чувствуешь в мире, только себя. Если тебе не пишет друг, ты не думаешь, что он может быть занят, болен, обложен делами, что ты сам ему не пишешь сто лет, сказав в последнем письме небрежно, мол, «неохота писать, да и не о чем». Нет, ты его клеймишь за то, что он не думает о тебе (хотя он думает), что он не подозревает, что у тебя боли, беды, свадьбы (хотя он сочувствует твоей разбитой судьбе, разбитой по дурости). Не я ли валялся у тебя в ногах, умоляя не бросать вуз на четвертом курсе, хотя сам ненавидел это заведение, и так и не стал долго работать инженером. Дело не в институте, дело в том, что ты – размазня, не можешь наступить себе на горло, так как слишком носишься с собой, слишком пестуешь свою персону. Наступить на горло не в смысле поступиться совестью, а в смысле – достигнуть цели, конечного результата, почувствовать себя победителем, на вершине. Ты победил в другом плане. Отстоял дом, у беременной женщины и у дочери родной отнял дом, так как сам его строил. Какой бы не была та женщина, ты выглядишь не в лучшем виде. Все тот же эгоист.
А теперь я продолжу о других пластах развития человеческого в человеке.
2) Я – Ты – отношение человека к другому человеку. Я сознаю, что кроме меня существуешь ты, или существует моя любимая. И не только сознаю, но выражаю к тебе или к ней свое (действенное) отношение. Судясь с женой, ты не сознавал, что она существует, ты думал только о себе, о несправедливости по отношению к тебе.
3) Я – Мы – человек относится к непосредственному окружению, своей социальной среде, классу, нации, народу, обществу, государству, истории (но все равно только к его среде, его соседям, его классу, например, к рабочим, его, например, русской нации, его – советскому народу, социалистическому обществу, государству – СССР, русской истории).
4) Я – Все – это отношение личности ко всей окружающей среде, (воздуху, лесам, солнцу, людям, зверям, птицам и т. д.) но не как часть природы, а как вершина ее развития, активный орган жизни.
5) Я – Всё, созданное нами, – это отношение личности к рукотворной природе, отношение аналитическое. Например, понять, что человечество развивается не по тому пути, не эти науки надо было бы развивать, а науки о человеке. Вот и получается, что мы много знаем о неживой природе, а о себе совершенно не знаем, не открыли запасы других свойств, шестое, седьмое, сотое чувство (телепатия в зачатке, гадалок судят и пр.)
6) Я – Всеобщее Всё – человек и космос, главный носитель философских проблем.
И опять, оставаясь в своем развитии на первом пласте, ты с претензиями разглагольствуешь о пласте наивысшем, ни черта в этом не понимая. А все потому, что человек ты одаренный, но ужасно невежественный и необразованный, зато с большими амбициями. (Поэтому Володе и трудно писать письма, выразить свои мысли).
Вот пока все, что у меня накопилось. Хочешь писать мне, пиши. Я тебе ничего плохого не делал и не сделаю. Я знаю много хорошего в тебе, и у меня есть свое положительное к тебе отношение, как к другу, хотя и не лишенному существенных недостатков. Обижаться на тебя у меня тоже нет причин. Если ты прав в своих осуждениях, я принимаю к сведению, в чем не прав – у меня хватает ума понять. Кстати, недостатков у меня, может быть, еще больше, чем у тебя. Но тактичности – не меньше. Я бы мог не писать это письмо. Опять промолчать, потому что, боюсь, ты многое не примешь. Но если хоть что–то из этого письма тебе пригодится, я буду рад. Учти, я взял всего только один вопрос: на каком уровне развития ты находишься по отношению к уровням развития человечества. Для чего? Для того чтобы сбить с тебя немного спеси. Ведь ты же опять не один. А значит, пора развиваться дальше. Передавай привет твоей супруге.
Обнимаю, Борис.
(И все же я не отослал это письмо, Володе, пожалел его. А жаль! Он остался прежним.)
Борис – Володе
1979 год
Здравствуй, Володя!
Может, ты попробуешь дать краткие портреты и биографии каждого Сливкина, с кем встречался?
Схема портрета такая. Карикатурист всегда выделяет самое существенное, бросающееся в глаза, например, вытянутый вперед подбородок, нос крючком, огромные глаза и т.д., и подчеркивает эту главную деталь, утрируя ее. Так же поступает и художник. Значит, тебе надо описать бросающиеся в глаза особенности лица, фигуры, походки, жеста, можно с чем-то сравнить, например, огромный и неуклюжий, как медведь, или – тонкий с вытянутой шеей, как цапля. Не бойся, не получится – не страшно. Даже один штрих важен – потому что внешность объясняет характер, поступки, судьбу.
Пока. Обнимаю, Борис.
Володя – Борису
Без даты
Здравствуй, дорогой друг!
Биографии ни одного Сливкина полностью не знаю. Думаю, мне в этом поможет тетя Гутя, я уже ей написал. Твою схему портрета я понял, я примерно так и сам понимал. Но вот не могу я заметить того, о чем ты пишешь, может, в силу моей неопытности. На всякий случай высылаю несколько фото, которые я сделал при встречах со Сливкиными.
Евфросинья Васильевна, тетя Потя, 1901 года рождения, самая старшая, малограмотная, боговерная, верующая, маленькая, старенькая, сгорбленная, но очень подвижная женщина, у нее очень выразительные глаза, серо-голубые. У нее детей не было, было два мужа (умерли), обоими, по-моему, довольна. Работала уборщицей и т. п., сейчас живет с тетей Гутей. Она очень стеснительная, поэтому сначала обращалась ко мне на Вы, а потом, после встречи, – перешла на «ты». Евфросинья Васильевна подарила мне 500 рублей, совсем меня еще не зная. Моя мать оставляла меня у нее, когда мне было год или два, она меня нянчила. Когда она сама была малой, ее прозвали почему-то Потей, так до сих пор и зовут ее все Сливкины.
Александр Васильевич, 1906 года рождения. Дядя Саша моего роста, высокий, лысоват, глаза небольшие, улыбается в усы. Зоя заметила, что у нас с ним схожи затылки, медлителен, любит юмор. Кем работал Александр Васильевич, точно не знаю, скорее всего - вроде, как я, рабочим. Женат второй раз, первая жена умерла, которую очень любил. Сын его Владимир вел непутевую жизнь, несколько раз сидел, сейчас, вроде, живет нормально.
Лев, 1908 года рождения, женат не был, на фото очень красив, погиб, был офицером.
Аркадий Васильевич, 1910 года рождения, черноволосый, с усами, ниже среднего роста, худощав. По характеру, видно, спокойный. Внешностью очень похожий на киноартиста Глузского. Работал в Новосибирске, Красноярске, Братске - на речном флоте, поздно закончил ВУЗ, что-то под 50 лет. Женат второй раз. От первой жены (гулящая была) дочь - Августа, в честь Августы - тети Гути назвал, но все его дочь зовут Галей - Галя Баландина. От второй жены - двое детей, сын - по профессии музыкант, живет в Красноярске, дочь Наталья - недавно окончила вуз.
Во дворе его дачи мы любовались белками, для нас, южан, это было необычно. Жена его мне не понравилась. Мне показалось, что ее приветливость ради ее дочери Натальи, которая хотела ехать в отпуск в Одессу отдыхать. Она и приехала потом в сентябре с подругой, но была у нас на Фонтанке (мы там жили) один день, потом сняла квартиру в Одессе. Почему им так захотелось, не знаю.
Мой отец Африкан Васильевич, 1913 года рождения, был на войне, пропал без вести.
Серафим Васильевич, 1914 года рождения, - погиб на войне.
Августа Васильевна, 1919 года рождения, тетя Гутя, роста среднего, очень медлительная, впечатлительная, глаза малые, губы тонкие, у нее очень больны ноги, они опухшие, вся сама она очень больной человек, по профессии учительница, в основном работала в спецшколе–интернате, живет очень скромно, можно ее сравнить чем-то с твоей мамой, как учителя. Августа Васильевна продолжает «ждать» возвращения моего отца, хотя знает, что он не вернется, но ее любовь к брату (в жизни личной она несчастна) и вера в него заставляют ее на что-то надеяться.
Все это дети от первой жены Александры Алексеевны деда Василия Фомича, умер в 1934 году, от несварения желудка.
Что я заметил общее среди всех – аккуратность во всем всех, с кем я был больше знаком, общая любовь и уважение друг к другу – в семье моей матери этого последнего нет.
Связи с двоюродными братьями и сестрами по отцовской линии у меня, можно сказать, нет никакой. С некоторыми я виделся мало, со многими совсем не виделся. Есть трое: сын тети Гути – Саша Богачев, и две дочери Аркадия Васильевича от первой жены Августы Аркадьевны, которая живет в Красноярске, о ней я писал раньше, и Наташа от второй жены. Наташа живет с отцом и матерью в Новосибирске, не замужем, окончила институт, она два раза приезжала в Одессу. Никаких точек сближения у меня с ней не было. Мне трудно что-либо о ней рассказать.
Когда первый раз ездил в Новосибирск, тетя Гутя познакомила меня с первой дочерью Аркадия Васильевича от первой жены. Она – инженер-химик, уже на пенсии, мы с ней, ее дочкой и внучкой увиделись на вокзале, они были проездом и виделись всего 20 минут, столько времени стоял поезд. Но после такой короткой встречи мы с ней до сих пор переписываемся. Тетя Гутя ее очень любит, а она – ее, взаимно, они часто встречаются, звонят друг другу, кстати, ее тоже зовут Августа. Аркадий Васильевич назвал дочь в честь сестры. Но почему-то все ее зовут Галей.
Саша – сын тети Гути – очень необщительный, совершенно неразговорчивый, закончил университет, сейчас учится в аспирантуре, химик-органик, холост, живет с матерью. С его отцом мать в разводе, оказался алкоголиком. Сам Саша к этому склонен – осталось наследство от отца. Саша очень начитан, много знает, видимо очень боится женщин, поэтому, наверное, и холост.
Их отношение к поискам отца не могу знать, они в этом не участвовали.
О деде и бабе по отцу знаю очень мало. Хотя дети должны знать, кто были родные дед и бабка, чтобы понять себя. Знаю, что дед имел мельницу, которую выстроил своими руками, работников не держал, но попал под раскулачивание, из-за чего (из-за прошлого деда) страдали его дети. Отца, Африкана, не приняли в комсомол, долго он не мог поступить в институт из-за деда. Дед умер в 30-х годах. Бабка умерла, когда Августе, младшей ее дочери, было один год.
Дед женился во второй раз, от второй жены были дети – Герман и Владимир.
Герман, 1926 года рождения, самый младший – в 1943 году попал на фронт, где был 1 – 2 недели, но в первом же бою потерял ногу, инвалид, всю жизнь проработал сапожником, болеет сердцем (инфаркт), он очень полный, видел я его в свою первую поездку. У него есть дети – дочь и сын.
Владимир, 1928 года рождения, очень на него похож – с первого взгляда, обычный работяга, железнодорожник, водит поезда.
Старшие дети звали вторую жену отца мамашей. Умерла она совсем недавно. Все ее, мачеху, очень любили. У дяди Саши я видел ее похороны, он заснял их на киноаппарат.
Все, кроме Александра, живут в Новосибирске.
Конечно, все Сливкины знали об Африкане Васильевича и обо мне.
В частности, мои фотографии, которые делал мой отец, были у тети Гути, она часть оставила себе, остальные отдала мне. И у меня дома есть мои фотографии до годовалого возраста – их, как теперь оказалось, сделал не Рябов, а родной отец Сливкин.
Из всех Сливкиных, кажется, мне ближе по душе тетя Гутя, дядя Саша, тетя Потя, отчасти Аркадий Васильевич и сестра Галя, дочь Аркадия. Почему – они видят во мне сына Африка, этого мне достаточно.
Пиши. Володя.
Продолжение следует.