Глава VI
Жизнь зависит от обстоятельств?
Что ж, возможно…. Но не надо ждать.
Обстоятельства нас не ищут.
Мы их сами должны искать…
(Олег Чабан)
* * *
Ждете чуда?! Того самого! Единственного и неповторимого! А оно почему-то не приходит?!
Вы, ведь, не выдвигаете ему никаких условий?! И безгранично в него верите?! Так, ведь?! А оно все равно не приходит. И позволяет серым будням и одиночеству хозяйничать у вас в душе.
Но вы же не сердитесь на него за это?! И по-прежнему в него верите?!
И вас не обманешь никакими подделками. Потому, что вы прекрасно знаете, как оно должно выглядеть на самом деле. Настоящее чудо! Даже, если сами с ним никогда не соприкасались.
И когда оно придет…. То самое! Единственное и неповторимое! Вы его не упустите. Так, ведь?
Ну, и что же, что для этого надо еще немножко подождать и еще чуточку потерпеть. Но, зато, потом…! Аж дух захватывает!
И еще этот идиотский страх! Боязнь ошибиться.
Все еще ждете?!!!
Вот, что я вам скажу:
Идите и возьмите его!!!!!!!!!!!
Лучше сто раз ошибиться, принимая за чудо то, что на самом деле чудом не является, чем всего лишь один раз не поверить в него и увидеть его безвозвратно удаляющуюся спину.
* * *
Славка брел по какой-то темной, совершенно незнакомой улице. Его мотало из стороны в сторону, как ботало на коровьей шее.
Из пивбара его, в конце концов, выставили за дверь. Сразу за порогом его сильно вытошнило. После чего он осел на ступеньки. Хотелось прямо в одежде забраться на кровать и накрыться одеялом с головой. В голове гулял ветер, заплетая обрывки мыслей в тугие, одному ему понятные, узлы…
И, вот, теперь он, совершенно один, на этой пустынной улице. Как он здесь оказался, что это за улица и куда она его приведет, Славка не имел ни малейшего представления. Он только смутно помнил, что, внезапно приняв какое-то решение, оторвался от ступенек и пошел. Мысли о доме, кровати, одеяле и о том, что делать и как жить дальше остались где-то там, позади, в той жизни….
Славка шел в ПРЕДКРУЖЬЕ.
* * *
В один прекрасный момент наши отношения с Яниной. подошли к определенному рубежу.
К тому самому рубежу, достигнув которого невольно задаются вопросом: «А что дальше?».
Тому невидимому рубежу, о порог которого или несколько позже, разрушилось уже немало человеческих взаимоотношений.
Рубежу, когда страсть несколько стихает, а освободившееся пространство начинает постепенно заполняться другими, более глубокими чувствами.
Ничего удивительного или необычного в этом нет. Подобное, рано или поздно, происходит, практически, с любыми отношениями. За исключением, разумеется, тех, которым никто и ничто не мешает развиваться, что помогает открывать друг в друге день за днем новые, еще неизведанные грани. До того самого момента, когда сначала наступает родство душ, а затем и полное их слияние.
Нашим отношениям с Яниной, как выяснилось, это не грозило. Начались мелкие ссоры. А вслед за ними вскоре потянулись и более крупные.
При этом меня всегда поражала в Янине одна особенность. В моменты наших ссор в ней удивительным образом сталкивались две силы – желание драться и чувство незащищенности. Что более свойственно, пожалуй, женщинам одиноким.
Дело было в том, что Янина, несмотря на пятнадцать лет замужества, все еще любила Мефодия. (Или, по крайней мере, боялась его потерять). Любила она и меня, находя, по всей видимости, во мне то, чего ей не доставало в муже. И тот любовный треугольник, который сложился за последние два года, ее вполне устраивал.
Устраивал он по каким-то, одному ему известным причинам, и Мефодия, с которым мы практически не общались, хотя и делали вид при встречах, что поддерживаем хорошие отношения. Их же на самом деле не было. Никаких. Ни хороших, ни плохих.
Таким образом, в один прекрасный день, как уже говорилось выше, я встал перед выбором. Либо продолжать биться о невидимую преграду, либо оставить все, как есть, либо разорвать нашу связь.
Рука не поднимается написать, что выбор этот был небогатый. Скорее незавидный.
И он был.
И его надо было сделать.
И сделать его оставалась лишь только мне, так как две другие стороны этого треугольника свой выбор, каждый сам для себя, уже сделали, решив «оставить все, как есть».
Дело оставалась за малым. За мной.
Рассудив так, что, продолжая настаивать на развитии наших отношений, я, своими собственными руками, буду их, эти самые отношения, медленно и мучительно душить до тех пор, пока не уничтожу окончательно; а причин расстаться было более, чем достаточно, но… даже собранные все вместе, они весили меньше, чем всего лишь одно мое желание – быть вместе, я остановил свой выбор на том, чтобы тоже «оставить все, как есть».
В конце концов, должно же быть единодушие в нашей маленькой импровизированной семье.
Я вполне отдавал себе отчет, что любые отношения, лишенные тем или иным образом, возможности развиваться, рано или поздно начнут угасать. И будет очень больно наблюдать за этим день за днем. Но я ничего не мог с собой поделать и только успокаивал себя мыслью, что не я буду их могильщиком. Их убьет время.
Но!.. Как только я сделал свой, непростой для себя, выбор, случилось следующее…
Мефодий…, внешне спокойный и уравновешенный Мефодий… взбунтовался.
* * *
Презентация в мою честь, если и должна была состояться, то, явно, не сегодня, так как входная дверь внезапно распахнулась, и в комнату буквально ввалились два бородатых мужика, поддерживающих под руки, едва стоящую на ногах, девушку. Куртка на ее груди и обе руки были в крови.
- Миленка! – Вскрикнув, как подраненный зверь, быстрее всех рванулся к девушке, подхватив ее на руки, черноволосый парень могучего телосложения в ярко-красной парусиновой рубахе. – Что случилось?!
Девушка с трудом подняла голову и посмотрела на парня. Правая сторона ее красивого молодого лица была также залита кровью. С трудом разлепив, запекшиеся от крови, губы, она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то жалкой.
- Стик, милый…, они навалились… неожиданно…, мы даже… опомниться не успели….
Видно было, что слова даются ей с большим трудом.
- Молчи. Не говори ничего, - Стик нежно коснулся пальцами ее окровавленных губ.
Девушка мягко отстранила голову.
- Не могу…, нельзя…, - тяжело выдыхая после каждого слова, произнесла она слабым голосом, - …Трофимыч…, где Трофимыч?..
- Здесь, я, девочка моя, здесь, – откликнулся старик, проведя рукой по ее лицу и убирая в сторону, налипшие на кровь белокурые волосы.
Милена, сделав два глубоких вздоха, всем телом подалась к нему:
- Защита…, кто-то снял… лучевую защиту…. Наших в Пролесье…, всех… в капусту…. Они сюда идут…, - девушка облизнула языком пересохшие губы, - …много их…, отец…, люто много…
Тело девушки обмякло, голова безвольно опустилась на плечо.
Трофимыч приложил руку под ее подбородок.
- Жива. Сознание только потеряла, - произнес он.
Закрыв глаза, старик провел ладонями с разведенными во все стороны и слегка согнутыми пальцами сначала над головой девушки, а затем ниже, вдоль тела. Справа, чуть ниже ее груди его руки остановились. Пальцы распрямились, ладони напряглись. Ресницы, под слетевшимися над переносицей бровями, задрожали. Веки задергались. Ноздри хищно раздулись. На лбу выступили крупные капли пота. Мгновение спустя, Трофимыч резко сжал ладони в кулаки, как будто схватив что-то невидимое в воздухе. Отведя руки в сторону от тела Милены, он стряхнул это «что-то» в услужливо подставленный кем-то мешок, который мгновенно куда-то унесли.
Старец оттер ладонью пот со лба и, медленно проведя рукою по щеке, задержал подрагивающие пальцы у приоткрытого рта. Затем громко, с чуть слышным стоном, выдохнул. Пару секунд он еще находился в этом состоянии. Затем, резко выпрямившись и открыв глаза, старик стал отрывисто и четко раздавать приказания:
- Милену под животрепещущее покрывало.
- Кобзда и Гилен. Готовьте экран.
- Сорока и Лебеда. Сместить нас в пространстве на два – три километра левее, за Болтун-гору.
- Колун, Боровик, Подорожник. Поджечь все стога с дурман - травой. Весь дым в сторону Пролесья.
- Вешенка. Ни одного облачка на небе!
- Шалун. Все зеркальные и светоотражающие экраны направить на Волчью балку.
- Клёст, Веретено, Шило, Тулпар, Ветрянка. Одевайте противодурманные шарфы, седлайте кабанов и мухой навстречу «гостям». Вскрывайте энергетические погреба, используйте солнечные батареи, сводите все громоотводы и молниеприемники в одну точку. Короче, делайте что угодно, но, чтобы в ближайшие два часа дальше Волчьей балки они не продвинулись. Клёст за старшего. Сразу по прибытии на место постоянная связь.
- Остальным рассеяться в радиусе километра, проверить световые ловушки и вернуться обратно. Не забываем про шарфы.
По мере того, как Трофимыч раздавал приказания, толпа стремительно редела. А вокруг, словно по мановению волшебной палочки, происходили кардинальные изменения.
Противоположная от входной двери стена была в считанные секунды освобождена от образов и поднята к верху. За ней обнаружилась другая стена, но уже зеркальная. (Судя по всему, это и был экран). Выдвижной пульт управления, находившийся там же и похожий на миниатюрное пианино, был перенесен на середину комнаты и установлен на, туда же передвинутый, стол.
Воздух вокруг заколебался легкими, видимыми обычным глазом, волнами, переливающимися разнообразными оттенками всевозможных цветов, словно сотни маленьких радуг внезапно вплыли в комнату и закружили ее в медленном вальсе.
А в проплывающем мимо виде из окна на фоне абсолютно безоблачной и сияющей голубизны неба то здесь, то там взметались к небу языки пламени и ветер, низко прижимая к земле, гнал куда-то вдаль густые клубы зеленого дыма.
Старик повернулся к Славке со Стиком, который уже отнес Милену и вернулся обратно:
- Проверьте световые пушки и огнеметы, - и, уже отдельно обращаясь к Славке, сказал. – А ты потом возвращайся сюда обратно и будь постоянно рядом. Ты мне понадобишься.
Он еще договаривал последнюю фразу, а Славки в комнате уже не было.
Кинув взгляд на засветившийся голубым светом огромный экран, Трофимыч развернулся к столпившимся позади него косматикам. Шагнув к Рошону, старик положил свою правую руку тому на плечо:
- Вам надо уходить.
Предводитель косматиков чуть не задохнулся от охватившего его возмущения:
- Трофимыч! За кого ты нас принимаешь?!!! Мы будем сражаться вместе со всеми!
Гул одобрения стоящих рядом косматиков подтвердил его слова.
Старик чуть сильнее сжал плечо Рошона:
- Не сегодня, друг. – И, не давая возможности перебить себя, добавил. – В любое другое время я с огромной радостью принял бы вашу помощь, в которой ни секунды не сомневаюсь. Но только не сегодня. Я уже получаю сообщения. Их действительно не меряно и, что подтверждает мои наихудшие опасения, Суморок сам лично ведет всю эту ораву.
Трофимыч глубоко заглянул в глаза Рошону и выбросил руку с выставленным указательным пальцем в мою сторону:
- Они идут за ним! Вы должны, как можно скорее, увести его отсюда, - и, видя, что Косматик порывается что-то спросить, добавил, - не спрашивай меня ни о чем. Я сам толком не успел его расспросить, о чем сейчас глубоко сожалею. Теперь же, я так полагаю, все подробности вы узнаете раньше, чем мы. Одно, лишь, могу тебе сказать. Он не просто побывал в Предкружье. Он сбежал из самого судилища!
В комнате нависла гробовая тишина, округлившиеся взгляды всех находящихся в ней людей, включая косматиков, были вновь, который раз за день, обращены на меня.
Вне всякого сомнения, я пользовался здесь несомненным успехом.
Тишину разорвал голос Трофимыча:
- Время не ждет. Отряд Клёста уже вступил в бой…
Словно в подтверждение его слов раздался неимоверный грохот, в котором скрежет металла о металл сливался воедино с раскатами грома, и вслед за ним на экране появилось изображение. На общем фоне голубого безоблачного неба и раскинувшейся под ней зелени, прямо по центру, в самой глубине экрана творилось что-то невообразимое. Громадное темное облако, заполнившее собой все пространство между двух огромных холмов, вздрагивало и извивалось от летящих в него со всех сторон ослепительно сверкающих молний. Кроме этого тонкие световые лучи пульсирующей линией били по краям этой огромной тучи, отрывая от нее небольшие куски и развевая их в дым.
Трофимыч, оторвав взгляд от экрана, повернулся к Рошону:
- Забирайте Бродягу и уходите.
- Давай я хоть половину своих людей тебе оставлю, - произнес косматик.
Старик отрицательно покачал головой:
- Как бы мне тебе своих еще добавлять не пришлось. Сомневаюсь я, что ваш обратный путь чист. Суморок сволочь, конечно, еще та, но, отнюдь, не дурак. Я думаю, засада вас где-то на пути будет ждать. Так, что будь осторожен, дружище.
Старые вояки крепко обнялись.
- Прощай, Трофимыч!
- Прощай, Рошон!
Тем временем, я, понимая, что сейчас мне надо будет уйти, обвел прощальным взглядом комнату и всех, находящихся в ней, еще не приобретенных, но уже, быть может, навсегда потерянных для меня друзей. Где-то в самой глубине моего сердца стукнул клювом птенец.
Быть может, это кому-то покажется странным, но череда всевозможных расставаний на протяжении вот уже пяти лет, не выработала во мне никакого, даже мельчайшего иммунитета, против этого, если можно так выразиться, недуга. Наверное, поэтому я не люблю вокзалы и аэропорты. Я ненавижу расставания в любой форме их проявления.
И, именно, поэтому я был сейчас по-своему благодарен этим людям, (которым, как выяснилось, я, своим появлением у них, принес беду), избавивших меня от мучительной процедуры прощания.
Все их внимание в данный момент было сосредоточено на экране, где с каждой минутой разгорались все более нешуточные страсти.
С улицы постепенно, один за другим, прибывали люди, посланные Трофимычем для проверки световых ловушек. Они скидывали при входе свои противодурманные шарфы, больше напоминающие толстые марлевые повязки, и молча присоединялись к стоящим у экрана товарищам.
Лица всех, смотрящих на экран, людей были напряжены, а взгляды суровы. И мыслями, и душой они сейчас были там, плечом к плечу со своими друзьями. Там, где толстая безобразная туча, корчась и извиваясь от мощнейших и разнообразных энергетических ударов, никак не хотела, не только умирать, но даже и уменьшаться.
Мысленно с ними попрощавшись, я подошел к Трофимычу. Тот взял меня крепко за плечи и сказал:
- Прощай, Бродяга. Даст Бог, еще свидимся. И запомни то, что я тебе сейчас скажу. Нет твоей вины в том, что здесь сейчас творится. Случайно ничего не происходит. Все закономерно. Просто не всегда мы эту закономерность узреть можем. Неисповедимы пути господни. И не нам судить о них. Чему быть суждено, то и сбудется. Порой в жизни надо принять что-то так, как оно есть и не роптать на судьбу. Потому, как судьба – это и есть суд божий. Чистого пути, тебе, Бродяга!
С этими словами он притянул меня к себе и крепко, по-отцовски, обнял.
Затем повернулся к Рошону:
- Чистого пути, Рошон!
И уже ко всем остальным косматикам:
- Чистого пути, вам, други!
- Чистого пути, Трофимыч! – ответил Рошон.
- Чистого пути! – откликнулись косматики
- Чистого пути! – пронеслось по комнате.
- Чистого пути! – как эхо повторил я…
…Почти у самого входа в скрытую кустарниками у подножья Болтун-горы пещеру, нас догнал Славка.
- На, вот, держи. – Протянул он мне импульсин. - Не знаю почему, но я уверен, что наши с тобой пути, Бродяга, скоро опять пересекутся. Неспроста же судьба тебя кинула мне прямо в ноги. А потому не прощаюсь. И еще, пожалуй, возьми-ка, ты, с собой вот что. – Сунув руку за пазуху, Славка вытащил оттуда и вложил мне в руку несколько небольших, но достаточно толстых, бумажных свертков. – Это взрывпакеты с дурман-травой. Все, что тебе надо будет сделать, в случае чего, это выдернуть вот эту веревочку и бросить, а потом валить от этого места, как можно дальше. Ну, всё. Чистого пути вам!
Славка развернулся и побежал, огибая гору, обратно к избе.
- Чистого пути! – словно заклинание повторили косматики.
- Чистого пути! – прошептал я, глядя на быстро удаляющуюся спину парня, ловко перепрыгивающего с камня на камень. Почему-то я, в отличие от него, абсолютно не был уверен, что мы с ним еще когда-нибудь встретимся…
- Бродяга! – Окликнул меня Рошон. – Не стой. Уходим.
Я развернулся.
Косматики, раздвигая ветви кустов, уже входили в пещеру.
Перекинув импульсин через плечо и, на ходу рассовывая по карманам взрывпакеты с дурман-травой, я поспешил за ними. ...
(продолжение следует)