Солнце клонилось к закату, уже чувствовалась прохлада летнего вечера, пахло свежей травой и сыростью.
Вот уже шесть часов как мы шли по заброшенной просеке. На карте она обозначена пунктиром и должна была вывести нас к деревне Надеждино. Но карта составлялась давно, еще, когда в этих местах жили люди, теперь их здесь нет и, возможно, что просека ведет в никуда.
Шесть часов непрерывного движения по дороге заросшей высокой травой. Лямки рюкзаков оттягивают плечи, ноет спина, болят уставшие ноги. Мы не делали привалов, надеялись быстро пройти лес и выбраться к деревне. В голове каждого из нас время от времени мелькала мысль: «Может передохнуть?» Она тут же отвергалась другой: «Нет, не надо. Уже скоро придем». И мы шли друг за другом стараясь попасть в ритм направляющего, не оглядываясь по сторонам и не переговариваясь.
Не было конца леса, не было конца пути. Лес, окружавший просеку, уходил вдаль и там превращался в сплошную зеленую стену. Перед нами она расступалась, нас пропускала и снова смыкалась за нашими спинами. Лес был как безмолвный конвоир, а мы его добровольные пленники, он не хотел нас отпускать. Наши силы были на исходе, мы были близки к отчаянию.
Вдруг наш направляющий Григорий остановился. Он повернулся к нам, и лицо его осветилось улыбкой. Он указал на открывшуюся впереди полянку, и мы увидели аккуратно сложенный стог сена. Григорий оптимист, он верит всему, что внушает надежду. Мы же скептики и привыкли к обманчивой внешности. Григорий прибавил шаг, полагая, что раз есть стог сена, где-то рядом должны быть и те, кто его сложил. Григорий был наивен как ребенок, мы знали это и не спешили за ним. Наши опасения оправдались: сено сверху покрыто белым налетом, верный признак того, что не год и не два оно здесь лежит и хозяина его уже не найти. Недалеко от стога расположилась бревенчатая избушка со съехавшей на бок соломенной крышей. Чуть обозначившаяся тропа уводила нас в сторону от просеки, и мы смело вступили на нее. Она вывела нас к небольшой деревушке, состоящей из шести домов стоящих по три в ряд друг против друга. Дома были еще совсем новые, огороженные добротными заборами из-за которых виднелись основательные хозяйственные постройки, но не было слышно человеческой речи, кудахтанья кур, мычания коров, всего того, что сопровождает обычную деревенскую жизнь. Все было мертво, дома пусты. Мы зашли в первый на нашем пути. В доме следы жизни людей остановившейся, судя по журнальным фотографиям, висящим на стенах, в конце 80-х годов XX века. Люди ушли не оставив ничего кроме перевернутых столов и сломанных стульев, даже не заперли двери, как будто хотели вернуться, но так и не решились. Мы вышли из дома, осмотрелись: в стороне от въезда в деревню росло три старых огромных вяза, за ними виднелись заросли сирени. У самого подножия деревьев стоял полуразрушенный дом. Он не был похож на остальные, больше напоминал помещичью усадьбу. Мы подошли ближе: в доме было четыре окна, внутри валялся разный строительный мусор. Дом стоял на берегу пруда, сильно заросшего и обмелевшего.
Закончив осмотр «усадьбы» вернулись к новым домам и около одного из них обнаружили большое количество кустов малины. Ягоды на ветках было много, они крупные и очень сладкие. Мы собирали их в пригоршни и ели. Тоскливо становилось при мысли о том, что, возможно, здесь придется ночевать. Еще утром надеялись, что к вечеру придем в Надеждино, оно было последним населенным пунктом на пути к Чернееву монастырю. У нас было мало еды: буханка хлеба, банка кильки, несколько картошек, немного пшена, горсть чая, пакет супа, немного сахара. Правда, был еще резерв, на самый крайний случай – мешочек арахисовых орехов. В поселке мы обнаружили пересохший колодец, Григорий сразу же предположил, что возможно отсутствие воды и стало причиной того, что люди ушли из деревни.
Наевшись малины, мы сели на траву около одного из домов. Каждый думал о чем-то, но верно все держали где-то внутри одну очевидную мысль: ночевать здесь не хочется. Бывают люди, которые часто берут на себя ответственность высказывать вслух неприятные или непрошенные мысли, к таким относился Григорий, он сказал:
- Мы не будем здесь ночевать!
Никто не ответил ему, он продолжил:
- Мне не нравится это место, здесь что - то не так. Олег, посмотри на карте как называется эта дыра?
Я развернул новую пятикилометровку. На ней совсем недалеко от нашей деревни Надеждино черным прямоугольником был обозначен нежилой поселок Восход.
- О, я знаю этот поселок, - радостно сообщил Григорий. - Там, - он указал рукой в сторону заходящего солнца. - Поселок Закат, а там, - он указал на лес, - Красный Гребень. Эти поселки принадлежали лесхозу. Здесь жили лесорубы и их семьи. А как он раньше назывался?
Я развернул старую карту, изданную до революции. На ней этот поселок значился, как хутор, принадлежащий землевладельцу Муханову, здесь у него находился винокуренный завод.
- Теперь понятно кому принадлежал дом под вязами, – подал голос Антон. Он любил, чтобы мысль была правильной и обоснованной, такие люди часто задают ненужные вопросы, спросил и он:
- А почему мы здесь не должны оставаться, Григорий?
Григорий посмотрел на Антона так, как смотрит на нерадивого ученика учитель, и неохотно ответил:
- Мы в пути уже третий день. Два дня назад мы видели людей и с тех пор ни одного человека, только лес, разрушенные церкви и покинутые села. Почему так? Мы в центре России, здесь уже триста лет не было войны, каких-то катастроф, но тогда почему такая пустыня? Антон, на меня все это наводит мистический ужас, и я не хочу остаться в этой пустыни на ночь.
- Мистический ужас это не аргумент, а вот если мы дальше пойдем, то рискуем заночевать прямо в лесу, – спокойно заметил Антон. Почему он сопротивлялся очевидному неизвестно. Ему и самому не хотелось здесь оставаться. Внимание наше было отвлечено шумом, который исходил из последнего во втором ряду дома. Григорий поднял руку, призывая нас этим жестом прекратить всякие разговоры. Мы стали осторожно пробираться к дому, там видно нас заметили. Мелькнула чья-то тень, потом затряслись кусты малины, буйно росшие вокруг дома. Григорий крикнул:
- Не стреляй!
Просьба не была шуточной и лишней. Местность, в которой мы находились, правый берег реки Цны на севере области, малолюдна. Молодые уезжают в город, а в деревнях остаются в основном старики, да и их было не так много. Другая ситуация на левом берегу. Там села еще многолюдны, молодежи много, нравы дикие, нередко кто имеет и оружие, нередка и стрельба. Но кто его знает, может, и здесь еще сохранились любители пострелять. Из кустов, не последовал выстрел, а неожиданно вышел маленький мужичек в каком-то грязно-сером плаще. Лицо у него было очень смуглое, почти черное, может это загар, может грязь – непонятно. Нам сначала показалось, что перед нами ребенок, но морщина на лбу, седина в волосах не оставляли никаких сомнений – этому «ребенку» не меньше пятидесяти лет. Правой рукой он придерживал велосипед, а из-за спины его выглядывала такая же смуглая как он белобрысая девочка. Смотрели они на нас настороженно, видно мы их напугали. Да и не удивительно: три бородатых мужика одетых по-военному, с рюкзаками за плечами – нас можно было принять за чеченских диверсантов, слухи о которых в этих местах были очень распространены. Осмотрев нас и увидев, что мы улыбаемся, мужичек тоже в ответ улыбнулся
- Мы туристы, - как можно доброжелательней сказал Григорий. Так говорили мы тем людям, о которых наверняка не знали верующие они или нет, а верующим всегда говорили то, что есть: «Мы паломники». И то и другое было правдой; неверующему трудно объяснить, что такое паломник, а верующему было непонятно, что делать туристу в их местах, где не было никаких достопримечательностей. Так разделен мир и между частями этого мира нет моста, а только пропасть.
- Идем в монастырь, а сейчас нам нужно в Надеждино, вы не знаете, как туда добраться?
Мужичек внимательно слушал Григория, напряженно нахмурив лоб. Как только он услышал слово Надеждино, понимающе закивал головой и, указывая в сторону леса, сказал:
- А, Надежка! Это недалеко, вон по той дороге пойдете и скоро будете там
В указанном им направлении мы не видели никакой дороги, только сплошной лес, поэтому попросили:
- Может быть, вы нам покажете?
- Конечно, – согласился он и вдруг спросил:
- А у вас карта есть?
- Да.
Я достал карту, мы уселись на траву, разложили ее, мужичек стал внимательно рассматривать обозначенное на ней. Григорий поинтересовался:
- А вы сами, откуда будете?
- А из Николавки, – тут он пристально посмотрел на меня и снова спросил:
- Николавка на этой карте есть?
- Если она в Моршанском районе, то есть. Ищите вот здесь.
Я указал на северо-восток Моршанского района. Он стал водить по карте пальцем, разыскивая свою Николавку, быстро ее нашел и, указывая на маленький квадратик в самом углу района, торжественно произнес:
- Вот она!
На лице его было столько радости, как будто он всю жизнь ждал встречи с нами, чтобы посмотреть топографическую карту и найти на ней свое село. Тем временем Григорий продолжал свой «допрос»:
- А что в Николавке много людей?
- Да нет.
- А мужиков много?
- Да какие мужики, старухи одни. Из мужиков только вот я и еще трое там есть.
- А это дочь ваша?
- Да. Мы сюда за малиной ездим.
- А почему ваше село так называется – Николавка?
- А в честь царя.
- Это в честь последнего?
- Его вроде.
Потеряв интерес к карте, и не имея особого желания продолжать с нами разговор, мужичек встал, поправил корзинки, висевшие на раме его велосипеда, и направился к лесу. Мы за ним. Дойдя до леса, он показал нам рукой на ели различимые колеи от колес машин и сказал:
- Вот дорога на Надежку, здесь недалеко.
Не дожидаясь ответа, он пошел в противоположную от нас сторону, его дочь на прощание улыбнулась нам. Воодушевившись и собрав последние силы, мы устремились по дороге вглубь леса. Но сколько мы не шли конца, и выхода видно не было. Прежние наши надежды, возгоревшиеся от слов николаевского мужичка, угасли. В лесу темнело.Вдруг открылась широкая просека. Не имея сил идти дальше, мы остановились, и решили: кто-то один без рюкзака пойдет вперед на разведку, может деревня уже близко, если нет, остаемся здесь в лесу на ночь. Пошел я. Без рюкзака идти было удивительно легко, и уже через некоторое время я увидел впереди поляну. Ускорил шаг, вскоре моему взору предстал огромный луг, тянувшийся вдаль и где-то за горизонтом заканчивающийся новой стеной леса. Шагах в трехстах от меня виднелась деревушка, расположившаяся вдоль дороги, это и было Надеждино. Я быстро вернулся к своим товарищам. Мое сообщение о том, что деревня близка, взбодрило их. Откуда силы взялись – почти бегом дошли до окраины леса. Потом шли по лугу, вдыхая свежий аромат трав. В деревушку не входили, обошли ее с юга и поставили палатку недалеко от небольшого ельничка. Григорий суетился у костра, ставил рогатульку для того, чтобы повесить котелок с водой. Антон сидел в задумчивости и смотрел в сторону деревни, отсюда она была видна вся, а в домах уже зажигали свет. Солнце почти скрылось за горизонтом. Завтра нам предстоит идти в ту сторону, куда заходит наше светило. Оттуда яркие отблески его еще были видны.
Ужинали мы при свете костра. Ели молча, слушая тишину и уханье выпи в лесу. После ужина еще долго сидели у костра, подбрасывая в него охапки сухих сучьев. Завтра предстоит очередной переход, но мы верим в то, что позади самое трудное, а впереди только радость. Мы провожали этот день, доставивший нам столько огорчений с грустью. И мы старались удержать его своим молчанием и долгим сидением у костра. Пройдет еще тысяча дней и ночей, умрут наши тела, но этот день останется навсегда, как один день в вечности.
Утром я встал раньше своих друзей, вышел через ельник на окраину деревни и долго стоял, рассматривая маленькие домишки. Когда вернулся к палатке, Антон с Григорием собирались идти в Надежку умываться. В деревни мы остановились у первого же дома на нашем пути, спросили у хозяев разрешения умыться и стали набирать воду из колодца. На скамеечке рядом с домом сидела старушка. Трудно было сказать, сколько ей лет, может восемьдесят, а может и все двести, как-будто она сидела здесь всегда и вот так же внимательно наблюдала за всеми путниками, останавливающимися у колодца. Она спросила нас:
- Кто же вы такие?
- Мы паломники, идем в Черниев монастырь.
- А, знаю, я там бывала. И в Сарове два раза была и в Выше. Все пешком.
Замолчала. Мы переглянулись: может ей и правда двести лет? Когда это в Саров пешком ходили, да и нет его теперь, а Выши и подавно. Мы умылись, попили воды, набрали с собой в бутылки и, попрощавшись со старушкой, пошли к своей палатке.
В это утро делали все на удивление быстро: сварили последние пакеты супа, нарезали полбуханки хлеба, помолились и поели. Как-то спешили, боясь куда-то опоздать, хотя впереди был еще целый день и переход не самый длинный. Залили водой костер, собрали палатки и рюкзаки, кинули последний взгляд на Надеждино, к которой так стремились придти еще вчера. Эту деревню мы уже не увидим никогда, ни в этой жизни, ни в будущей. В путь!
Апрель 1999 г.