Лев!? Я в ужасе замер, ощутив на плече хищника. Ноги чуть было не подкосились, но над ухом вовремя раздалось восклицание: «Викентий, стойте!» Я обернулся. Это не лев! Это Аэлита повисла у меня плече, стараясь удержать. Я брезгливо убрал ее руки:
- Отстаньте! И идите к своему повелителю.
- Трус!
- Марионетка!
- Нет! Просто он мой брат.
- Кто?
- Борис.
- Какой еще Борис?
- О, господи, ну какой же Вы иногда бываете…. тормоз…
- А-а-а... Так этот подонок - Ваш брат?
- Он лёг спать. А я потихоньку забрала у него Ваш пиджак, деньги и все бумаги.
Она сняла великоватый пиджак, наброшенный на плечи, и протянула мне. Увидев моё замешательство, приказала:
- Надевайте-надевайте, а то замёрзнете, ведь ночь холодная.
- А Вы?
- Я предусмотрительно надела теплый свитер. Но давайте, Викентий, отложим беседу и побыстрей отсюда уйдём. А то Борис может проснуться и хватиться, что нас нет.
И Аэлита, сунув мне пиджак, решительно направилась по дорожке к калитке. Я влез в рукава и бегло ощупал карманы, удостоверившись в наличии денег и бумаг. Потом целеустремленно последовал за ней, то с интересом поглядывая на привлекательный горизонт заднего вида, то целомудренно отводя глубокомысленный взор на звезды и Луну.
Мы пришли в город. По дороге я успел выкурить три сигареты. Повел Аэлиту к себе домой. Она не возражала. Это наполнило мою исстрадавшуюся душу надеждами и энтузиазмом.
Усадив женщину на диван, я выставил на стол всё, чем был богат холодильник: колбасу, сыр, шпроты, две бутылки водки и пять пива. Водку, как и пиво, я храню в холодильнике, ибо теплую водку пьют только алкаши, пацаны и дегенераты. Из морозильника достал сало и шоколад. Круто нарезал ржаной хлеб. И пододвинул всё поближе к Аэлите. Она деликатно отломила кусочек шоколадки и аппетитно захрумкала. Я налил себе и ей по полстакана ледяной прозрачной жидкости, опрокинул порцию внутрь, радостно крякнул и зажевал хлебом с салом. Аэлита понюхала свою порцию и нерешительно спросила: «А можно пива?» - «Долить?» - «Нет! Что Вы! Вместо. Я водку не пью». Я перелил её дозу себе и тут же принял, закусив колбасой и шпротами. А она стала потягивать пиво, оставляя на краях стакана пятнышки красной помады.
Я включил музыку, выбрав витиеватый джаз, и решительно сел на диван, вплотную к женщине. Она не отстранилась. Душа моя возликовала, предвкушая радость тела. Аэлита обворожительно улыбнулась (о господи, как же хочется её обнять и расцеловать! как трудно держаться джентльменом!) и задала провокационный вопрос:
- Викентий, а Вы правда открыли новый способ полётов?
- М-м-м… Ну, не то чтобы уже открыл, но, похоже, что скоро смогу. А что?
- Интересно. Тогда, может быть, я тоже пойму, почему летаю.
- Аэлиточка, не валяйте дурака. Я прекрасно знаю, что Вы вовсе не летаете.
- То есть как это? Вы же сами видели!
- Ха! Видеть-то видел, но это было всего лишь голографическое кино.
- Какое еще кино?
Я понимающе усмехнулся и доходчиво пояснил:
- Интерференция когерентного света с последующим восстановлением мнимого изображения с плёнки.
- Что-что?
- Ну, Вас сняли на специальную кинопленку, а потом получили с её помощью Ваше двигающееся объемное изображение. И киношного льва точно так же сделали, а потом для устрашения показали мне. Лев – голографический. Вот почему он не имел запаха и оказался проницаемым для «паркера».
- Какого еще паркера?
- Для пишущей ручки, которой я попытался проткнуть Бориса. Но и брат-то Ваш в кресле был всего лишь изображением!
- Изображением?
- Ну конечно!
- А что – изображение может взять в руки бумагу?
- Какую такую бумагу?
- На которой Вы написали формулы и отдали Борису.
- Ах, чёрт! А ведь действительно: как мог Борис дать мне ручку, а потом забрать бумагу, если он не настоящий? Кстати, в отличие от льва, от него воняло. Ничего не понимаю…
Я отупело уставился на бутылки, пытаясь сосредоточиться и ухватить суть дела. Но в мыслях был вакуум. Тогда я принял через стакан еще дозу, надеясь на активацию глубинных структур мозга. Аэлита при этом поморщилась, а затем спросила:
- Что подразумевалось под «икс» в той формуле, которую Вы дали Борису?
- Это был не «икс», это «хэ».
Аэлита на секунду замерла, потом чуть смутилась, но тут же прыснула от смеха. «А на самом деле?», - спросила она заинтересованно, когда отсмеялась. «На самом деле в формуле фигурируют известные физические величины, ничего особенного». «Тогда в чем загвоздка? Объясните». Почувствовав себя уважаемым педагогом, я взял лист бумаги и стал карандашом выписывать символы, поясняя, что каждый означает. Собеседница внимательно слушала и переспрашивала. Всё-таки ей явно не хватало знаний из физической оптики. Пока я ей объяснял, понял сам. Эврика! Врубился! В формуле не хватает коэффициента, выравнивающего размерность! Это ж азбука: правая и левая часть уравнения должны иметь одинаковую размерность. Как это я умудрился упустить сей тривиальный момент?! Если в уравнении слева сантиметры, то и справа должны быть сантиметры, а не килограммы. Теперь всё ясно. Вот как удачно сактивировался мой мозг алкоголем и красивой женщиной.
Удовлетворенный найденным решением, я сделал вывод: «Вот теперь всё понятно, причём, не только на счет шмеля, но даже про крупные объекты». «Значит, я в твоих глазах – всего лишь крупный объект?», - с подвохом игриво спросила Аэлита. «Не! Ты… ты… очень даже … э-э-э… симпатичный объект!», - обрадовано воскликнул я, заметив, что мы перешли на «ты».
Когда общаешься с красивой женщиной на «Вы», она кажется недосягаемой царицей, а когда она сама переходит на «ты», то становится доступной, как булочка с маслом. «Человек не объект и не функция для», - глубокомысленно изрек я и попытался заключить собеседницу в объятия.
Но руки мои встретились друг с другом. Аэлита исчезла. Что за странная манера невоспитанно испаряться в самый ответственный момент!