Как старый налим

    
 *       *        *
Как старый налим, замороченный сетью в Нарыме,
Я жабрами впитывал воздух завода пластмасс,
За мною следили  деревья глазами гнилыми,
И в небе сверкала луна,  как  граненый алмаз.
Хотелось воспеть от души городские красоты
И от земляков получить шоколад похвалы,
Но зорко из окон домов, превратившихся в дзоты,
Следили за мной  подозрительных взглядов стволы.
Сегодня ковчег  мой октябрьский едва  управляем,
Но все же подругам  морщинистым  необходим,
Когда поплывут  журавлей косяки баттерфляем,
Попавшие сразу  в попутный воздушный Гольфстрим.
За ними листва под влияньем термальных течений
Влачится, зрачки обжигая сиянием  шкур.
Спасения нет в этом городе от заблуждений,
И смысл  ауспиций  не может постигнуть авгур.
Кончается жизнь, как завод в патефоне трофейном,
Уже  рукоятку вертеть не хватает дрожжей.
И вера в прогресс эфемерней бутылки с портвейном,
И храм  –  это только  красивый ансамбль муляжей.
Где берег Оби украшается порослью рыжей,
И жадного банка  за месяц   отстроился   куб –
Вдруг как привидение  встретит трамвай с Водно-Лыжной
Фабричная улица  лесом дымящихся труб.
Зачем этот призрак является, ум будоража?
Знамен нашей славы   с успехом идет распродажа –
Без имени-отчества в документальном  кино
Мой город любимый, как Китеж, уходит на дно.
Мой город как Китеж ушел безвозвратно на дно.

Такси на меня на мосту словно кошки шипели,
И крыша театра казалась могильной плитой,
Часовня на месте угрюмой фигуры  в шинели,
Как зуб на проспекте в коронке торчит золотой.
Над прахом домишек, скопившихся в Каменской яме,
Шустрит в  «Эльдорадо» и «Мегасе» новый  народ.
И чернь, с отвращеньем смеясь над  опавшими днями,
Свой слух услаждает халвою хазарских острот…
Еще дребезжит многоклеточный призрак  трамвая,
И  мучит фокстроты   оркестр в Центральном саду…
И кружится в воздухе порознь листва отрывная
В безумной надежде с земли улететь на  звезду.