КОШКА
– Ты моя кошка! – сказал он с нежностью и обнял ее сзади за талию, положа голову ей на плечо.
– Домашняя? – спросила она и улыбнулась в ожидании ответа.
– Прирученная. Мной. И только моя.
– Знаю. А чья же еще? Папы Римского? – ответила она, повернвшись к нему лицом и обнимая его за шею, – А скоро у тебя родится котеночек и будешь ты у меня молодой пап.
– Самый счастливый пап на свете. Да и ты хоть немного передохнешь от своей бурной жизни, побудешь дома, отвлечешся от работы.
Он провел рукой по ее длинным, прямым и черным волосам и заглянул в ярко-зеленые, слегка прищуренные, словно чего-то выжидающие, глаза.
– Я безумно люблю тебя, точнее уже вас, тебя и малыша, хоть он еще совсем махонький.
– Я тоже очень сильно люблю тебя, милый. Давай уже спатки, мне завтра рано вставать. А еще придется сильно-сильно задержатся на работе. Так что не теряй меня. У нас скоро колоссальная пиар-кампания намечается, так что работы немерено.
– Ладно, только позвони когда будешь выезжать с офиса, чтоб я не волновался.
– Слушаюсь, шеф! – рапортовала она, и, рассмеявшись направилась к выходу с балкона.
– Я еще постою тут немного, покурю перед сном.
– Хорошо, милый. Пойду расстелю постель.
Она расстелила кровать, переоделась в черную шелковую пижаму и залезла под одеяло. Уже засыпая она почувствовала как его сильная и нежная рука обняла ее, как он, прижавшись к ее спине, поцеловал ее в затылок и прошептал:”Спокойной ночи, любимая”. “Спокойной ночи, любимый” – подумала она, но произносить вслух не стала, все глубже погружаясь в сон.
Утром, стоя у зеркала, и укладывая волосы, она уже прокручивала в голове свой график работы и тот объем, который ей необходимо выполнить за сегодня. Расставила приоритеты и отметила для себя наиболее важные звонки. Поцеловав мужа перед уходом, она пешком спустилась по лестнице и вышла на улицу к своей машине. Ярко-красная Тойота Витс была когда-то ее мечтой, которая в дальнейшем стала явью. Она завела машину, выехала с площадки и развернувшись направилась в офис. Допивая, наверное, десятую кружку крепкого кофе, она решилась посмотреть на часы и удивилась. На циферблате висящих на стене часов было уже почти полночь. “Вот это я поработала” – подумала она, одним глотком допила остатки кофе и выключила ноутбук. Уже прогревая машину, она достала телефон и набрала наизусть заученный номер мужа:
– Да, любимый. Я выезжаю. Что-то я сегодня у тебя совсем трудоголик. Не, чувствую себя хорошо, как солдат перед большим боем. Ну не переживай пожалуйста, сейчас скоро уже приеду. В такое время пробок точно нет. Люблю тебя, милый. Целую.
Минут через 20 она подьехала к дому и с разочарованием обнаружила, что мест для парковки нет. Машины были поставлены впритык друг к другу, налеплены и к подъездам дома, и возле игровой детской площадки, кто-то даже умудрился поставить свои авто поперек, напрочь загораживая выезд остальным.
– Нет худа без добра – вслух произнесла она и погладила свой еле выпирающий животик.– Если нет места у дома, поедем в соседний двор, там такого наплыва автолюбителей нет, да и как раз зайду в кулинарию, накуплю самых вкуснючих пироженых целую кучу. Нет, лучше две кучи.
Довольная собой, она включила музыку погромче, ловко вывернула в соседний двор и припарковалась как раз у кулинарии, достала кожаный черный пиджак с заднего сиденья и кожаные перчатки с бардачка, одела их и вышла из машины. Этот небольшой круглой формы магазинчик был одним из ее самых любимых, потому что здесь всегда безумно вкусно пахло и работали просто Марьи-искуссницы кулинарного дела, а еще он был полностью стеклянный, поэтому блуждая межлу деревянными стоечками с выпечкой и хлебом можно было наблюдать через стеклянную стену как эту самую выпечку бережно создают чьи-то талантливые руки. Она купила несколько своих любимых клубничных пироженых, взяла пару пирожков с сыром и грибами мужу и лукового хлеба. Осталось только пройти через массивную и всегда неосвещенную арку между домами, потом вдоль своего дома дойти до первого подьезда и поднятся на третий этаж, а потом вручить пакет с вкусностями мужу, переодеться в свой любимый мягкий и пушистый халат персикового цвета и пить фруктовый чай с пирожеными. От этой мысли ей захотелось поскорей попасть домой. Только войдя в арку она увидела его. Он стоял, прислонившись спиной к стене и одной рукой копошился в своих штанах в области промежностей. Почему то она отчетливо представила что он стоит здесь уже минут 20, он видел как она припарковалась и вышла из машины, он жадно наблюдал как она неспеша гуляет по магазинчику, насслаждаясь запахами свежеиспеченного хлеба, как покачиваются ее бедра при ходьбе, как она поправляет волосы, собранные в хвост, как она расплачивается на кассе и перекидывается парой фраз с уже знакомой продавщицей и желает ей спокойной ночи. От этих мыслей стало мерзко и почему то появилась тошнота. Идти обратно и звать на помощь было бессмысленно, этот двор был тихим и безлюдным, на улице она никого не видела. Мужчина стоял молча и не двигался. Стиснув зубы она сделала несколько шагов в темноту арки. Он отошел от стены и начал двигаться в направлении ее. Ее глаза стали немного ярче и ему показалось словно он видит их зеленоватый свет. Теперь она отчетливо видела каждый сантиметр его тела, чувствовала липкое и пошлое желание секса, его возбужденную плоть и какую-то звериную всеобъемлющую злость и кипящую ярость. Находясь всего в нескольких шагах от нее, мужчина наконец заговорил.
– Иди сюда, сука, и не ори, себе же хуже сделаешь! Давай побыстрому все закончим и топай себе дальше! – произнес он тихо и отчетливо.
– А тебе не говорили, что беременных женщин обижать это большой грех? – так же тихо ответила она, абсолютно ровным тоном.
– Не говорили! Да и какая нахрен разница? С тебя не убудет, а если рыпатся не будешь, то и пузо твое с выродком не пострадает! – сказал он и сплюнул.
– Ну как знать – как знать! – ответила она и улыбнулась. Длинные острые ногти под перчатками плавно прорезали их, выдвигаясь все дальше вперед. Ярко-зеленые злаза стали еще ярче и теперь мужчина отчетливо увидел их свет. Он сделал решительный шаг вперед, одновременно она тоже шагнула к нему на встречу, при этом ее тонкие шпильки почти беззвучно и мягко коснулись асфальта. Мужчина протянул руки чтоб схватить ее, но опешив от острой боли, закрыл лицо руками, по которым тонкими струйками потекла кровь. Правой рукой она отвесила ему сильную пощечину, после которой на его лице остались четыре глубокие борозды от ногтей, которые теперь больше напоминали когти, острые как у зверя. Левой рукой она нанесла еще один удар и такие же кровоточащие раны появились на его шее. Она наносила удары намеренно и четко, зная расположение главных кровеносных артерий и избегала их задеть. Толкнув его ногой в живот с такой силой, что он с грохотом влетел в стену, она нанесла еще несколько ударов когтистыми руками, а после со злостью пнула корчавшегося от боли и ошарашенного мужчину. Нагнувшись к нему, она схватила его за волосы и посмотрела в расширенные от ужаса и страха глаза:
– Я ведь говорила тебе что обижать беременных женщин – это большой грех! Думаю, ты теперь навсегда это запомнишь! Подумай об этом хорошенько, когда будешь зализывать свои раны, запершись у себя дома в одиночестве, потому что с такими мразями вряд ли кто-то дружит, кроме разве что подобных им!
Она с силой толкнула его, забыв до конца разжать пальцы, тем самым вырвав ему достаточно большой клок волос и ударив его головой о стену. Плавно встав на ноги, она пошла в направлении подьезда, спиной ощущая страх и дикую ненависть лежащего на земле человекоподобного существа мужского пола. Подымаясь по лестнице на третий этаж, она достала влажные салфетки и стерла кровь с кожи пиджака, бросила использованные салфетки и испорченные перчатки в большую дамскую сумку, достала из нее пакет с выпечкой и позвонила в дверь. Когда она открылась и на пороге показался муж, она почувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
– Любименький, я накупила всяких вкусностей! Правда, я у тебя молодец?! – сказала она, лучезарно улыбаясь, обнимая и целую мужа.
– Я уже волновался за тебя, любимая, хотел выйти к подьезду встретить тебя.
От этих слов ей стало не по себе, представив как ее муж наблюдает ее шагающую к подъезду, перепачканную кровью этой мрази.
– Любимый, вот вечно ты делаешь из мухи слона. Что со мной случится то? Ладненько, я в душ, а ты налей мне пожалуйста чаю. Жуть как хочется горячего чая и пироженных. Это, кстати, не я хочу, а малыш, честно-честно, он мне прямо так и сказал: “Мама, поешь пироженных, я их хочу” – смеялась она, время от времени целуя мужа в гладко выбритые щеки и шею.