Мать пришла, романс спела
”Слушайте, если хотите песню я вам спою”.
Вот чудо! Родиться и запеть! Крошкой ещё, приедет из Сокольников к бабушке, в тупичок, и сразу в Храм, что в Нововоротниках, в детский хор; когда регентом у них стал инок Платон, во взрослом. И ведь как бежала, ног под собой не чуя, на свидания так не бегала, как тогда в хор. Жизнь потом вся прошла, и приехал как-то Патриарх Пимен в тот храм и узнал её, улыбнулся и ласковое что-то сказал, а, может, и по головке погладил, кто знает.
Когда-то училась в музыкальном техникуме, в семье её отца была традиция – все девочки – музыкантши. А она – певица. Хорошо бы… Только мужем оборвалось сначала первым, потом вторым. Но она всё равно пела. В самодеятельности. На фронтах. На радио, с Нечаевым. В хоре. На вечерах. В домах, где инструмент был.
А что? Утром и днём – магазины, стирка, уборка, дети, вечером – репетиция, концерт, ночью – чертежи.
Знатоки говорили – хорошо пела. Николай, брат Людмилы, уж какой был специалист по вокалу, восхищался просто.
Больше всего мама любила оперу. У меня,- говорила она,- драматическое сопрано.
А любимая партия – Чио-Чио-Сан. Значит, сопрано. Её в училище так и звали – наша Чио-Чио-сан. Хотя пела и Травиату, и Маргариту, и Татьяну. Лизу, конечно, тоже пела. Романсы Рубинштейна, Мусоргского. Почему-то не любила “Соловья”. Наверно, была больше Татьяной, чем Соловьём. Песни тоже любила “В низенькой светёлке огонёк горит, молодая пряха у окна сидит…” Ноты, ноты, а инструмента не было. Вот она и бегала. То на Брестскую, к Людмиле, то куда-то к Савёловскому – к Сибиркиным, попеть, а то к своей аккомпаниаторше, на Лесную.
У неё и платье концертное было – тёмно-зелёное с двумя атласными лентами. А у ворота – брошь тонкими лучами.
В конце жизни пела с сыном под гитару “ Ты жива ещё моя старушка…”, внукам – колыбельные.
Когда отец ещё в силе был и на её концерты ходил – гордился. А потом, когда она вместо зелёного одела безликое чёрное, казённое, для хора – он перестал её пением интересоваться, ляжет на диван и как будто спит.
Не любят мужья, когда жёны на что-то постороннее отвлекаются…
А я только одного боялась, что перед смертью, уже в постели, она сядет и запоёт, например, “Я помню чудное мгновенье”.
Но нет, это я за неё на старости лет пишу куплеты “Бом, бом, себе в альбом”…