И вот все решилось, мы, дети и мама едем, в солнечную Кыргызию. Отец закончит сдавать дела, присоединится к семье. Городок Токмак не большой, буквально утопал в садах. Сплошная экзотика. Не заборы, а дувалы, по каждой улице журчит арык. Дома сплошь саманные, туалеты своеобразные, пока не присядешь, тебя видно со всех сторон. Вот где подходит анекдот. Крестьянин ставил туалет, не закончил, и стал пользоваться. Идет соседка, увидала его, сидящего в нем. Семеныч, ты бы хоть дверь навесил. А зачем? Че тут красть?
Вдоль шоссе, Фрунзе – Иссыкуль, за станцией, везде, где мало-мальски бугорок, прилеплены сакли чеченцев. На улице можно увидеть и ослика и верблюда. А какой был базар, я просто обалдел. Этот первый поход, до сих пор стоит у меня, перед глазами. Продавалось все, как говорится, от гвоздя, до бриллианта. Молотый перец мешками, это когда его съешь? Если купишь. Но когда увидел стручок перца, маме сказал, - я ничего в жизни просить не буду. Купи мне этот стручок. -Ты его есть не будешь, он очень горький. Но я не отстал, пока она не купила этого красавца. Результат описывать не буду.
Пацаны, еще в те времена, занимались предпринимательством, Бегали на речку, Чу, за водой, ходили по базару с ведром и кружкой и успешно торговали свежей, холодной водой. Хоть речка рядом, но не будут люди устраивать водопой, как лошади лицами в поток. А жара, и толкучка, способствуют бизнесу. Только мама купила арбуз, тут же подскочил шкет, с маленьким столиком, с ножом и ведерком под корки. Это понятно, они деньги зарабатывают, или толкают рекламу арбуза. А вот пацаны, которые с ведрами подскакивают и к лошади и к верблюду, к любой скотинке, которая какать захотела, и загребают это все в ведро, они меня насмешили. Мама объяснила, что собирают они это, что бы топить печи. С дровами там беда.
Через, несколько дней, к нам приехал двоюродный брат отца, дядя Коля Дудкин. Прибыл он прямо из госпиталя, моряк, одной ноги не было, ниже колена. Был очень веселый и деловой. Когда он нигде не устроился, не запил не отчаялся. И хоть жил временно снами, обузой не стал. Начал делать из глины всякие игрушки трещотки, свистки и т.д. И торговал ими. Потом уехал. В шестидесятых-были мы у него в гостях в г. Миассе. Работал он на автозаводе инженером. Выйдя на пенсию, укатил в Волгоград, к ноге, осталась она там. Видно потянула. Не смотря на то, что город уже не Сталинград.
В то время в Токмаке кыргызы в глаза не бросались, как говорят, брось палку, попадешь в русского, или чеченца. Вот такой был национальный расклад. Он соответствовал, свободе кочевому народу и они в основном жили в горах. Настоящего аборигена можно было увидеть лишь на базаре. На маленькой лошадке, с беркутом на руке. Да еще они часто пригоняли на станцию табуны полудиких лошадей, грузили их в вагоны. В Россию на стройки. В ожидании вагонов им приходилось быть здесь неделями. Мы приносили им яблоки, а они нам уступали своих лошадей для охраны загона. Обе стороны были довольны. Мы лихо гарцевали, в круг загона, а они уплетали наши яблоки. Какая уж тут школа. Были случаи, когда кони вырывались из загонов и тогда были захватывающие гонки. Один лихой скакун, рванул прямо через чеченский аул, по крышам их саклей и провалился в помещение. Веселый был у нас досуг.
Было еще одно место. На окраине, со стороны Фрунзе, был чудесный луг, с речкой. Здесь старшие ребята пасли коров. Мы лихо гоняли верхом на телятах, а так как почти ни кто не умел плавать, в речке играли в ляпы, таким образом. Держишься одной рукой за телячий хвост, а другой рулишь хворостиной. До приезда отца мы скитались квартирантами, Однажды хозяева оказались, по фамилии Пархоменко. С нами жила только хозяйка, а дед бывал наездом. Жил в горах ковбоем. Заразил меня своими романтическими рассказами, обещал при случае взять с собой
В этом городке основные предприятия были: Консервный з-д, авторемонтный и сахарный. Первый считался кыргызким, правда кыргызы там были только руководство, туда устроилась мама. Сахарный завод был полностью чеченским, а русский был авторемонтный завод. Куда поступил отец. Через шоссе, был огромный заводской сад. И на той стороне сада, прилегающие дома были заводские. Вот в одном из них, мы получили комнату.
В другой комнате. Проживала старушка. Ее страшно все боялись, не разговаривали с ней, говорили, что она знакомая какого то Троцкого. Ее внучка, одного со мной возраста, чудесная девчушка, мы с ней сразу подружились, тем более Троцкого я не боялся, я его в глаза не видел. Купались мы с ней в яме около арыка, помогали друг другу после купания выжимать трусики. Через некоторое время нам дали большой, русского типа дом. Страшная бабушка, куда то уехала, с ней моя подружка. Отец на заводе был начальником цеха. Я ходил к нему на работу.
Меня поражал станок точечной сварки, накладывают два листа железа, друг на дружку, Нажимают, такой круглой, черной штукой. Под ней такие искры и железки склеились. Как это так? Горячая она, что ли? Вроде не видно. Она должна покраснеть, но она черная. Я над этим думал не один день. И как-то раз, даже сам не понял, только рабочий отвернулся, я хвать ее рукой. Взревел на весь цех, быстро отцепился. Обжег руку сильно, но без последствий. Вход в цех для меня закрыли. Но так как мы с Валеркой любили петь песни, а рабочие имели возможность слышать мой голос. Когда я орал благим матом. Нас пригласили в заводскую художественную самодеятельность и придали нашему дуэту такого же шкета с баяном.
Мы прославились, выбились на городской смотр с песней о Варяге, кроме нее исполнили на бис о танкистах. Заняли первое место, а на смотр в город Фрунзе поехал кыргызенок. Это был сюрприз, в знак протеста, мы петь завязали вообще. Стало горько на душе. Деда Пархоменко давно не видел и решил к нему смотаться сам. Токмак на берегу реки, Чу. На другом берегу ближние горы, мы туда бегали за кислицей и цветами. На нашем берегу, до гор было двадцать пять км. Так как дорога шла с подъемом, все деревни и речки были как на ладони. Под самыми горами и была та деревня, где деда знала каждая собака, так он говорил.
О! эти горные реки, каналы, они хоть и не глубокие, но такие быстрые, что их просто так не перейти, валит с ног. Намучился, вымок и вот первая деревня. Из-под ворот, выскочила с лаем собака, явно не дедова знакомая. Решил, камнем, поставить ее на место. С визгом влезла обратно и вдруг, как тараканы, друг за другом от туда начали вылизать собаки и с лаем ко мне. Я рванул бежать, что было сил. Из каждого двора, который я пробегал, окруженный лающими псами, выскакивали и присоединялись две, три собаки. Они не нападали, а просто бежали и лаяли, бежали и спереди и сзади, пыль стояла столбом, Люди на нас внимания не обращали.
У последнего дома русская тетя, готовила что-то у плиты. Так с поварешкой бросилась меня спасать. Она ворвалась в стаю с криком, мальчик остановись, а сама лупила собак половником. Я встал как вкопанный, собаки чуть не сбили меня с ног, натыкаясь на меня по инерции. Одна все-таки, в суматохе, укусила меня за икру, правой ноги. Укус был не глубокий. Добрая тетя прижгла мне ранку ёдом, угостила лепешкой, кумысом, наказала на дорогу, ни когда не бегать от собак. Я без лишних приключений, все же добрался до поселка, куда стремился, но деда Пархоменко не нашел.
Короче получилось как всегда. На меня обратили внимание, отправили в сельсовет, там переспал на столе. Утром устроили на попутную машину, наказали водителю, и привез он меня, прямо домой. Ну, это все лирика, касалась только меня, а семейные дела были не очень. Проблемы были с отцом, водился за ним грешок, пил он и раньше, может, служба как-то дисциплинировала, а тут зарплата, случайные халтуры, пользы семье никакой, все уходит на водку. Я хоть и был за ячейку государства, но мать поддержал в решении оставить отца и уехать с ней. Было два варианта или Калининград (вербовали туда) или в Ленинград (там служил ее брат дядя Гриша)
Остановились на втором варианте, какая ни какая все же поддержка. Надо отдать должное практичности нашей мамы. Она, решив уехать, не рванула сломя голову, а стала методично заготовлять фрукты. В заводских садах, оплата была стабильная, натуральная, девять мешков собрал, десятый себе. Все это мы тащили дамой, резали и сушили. Багаж у нас состоял из одних мешков с сухофруктами. В Ленинграде, мама меняла сухофрукты на крупу и хлеб, это нам помогло выжить, первое время.
На фото стою за учителями третий справа.