Уже вторую неделю пара длинных, свежесрезанных и ошкуренных черёмуховых удилищ вялилась на воздухе перед домом. Подвешенные за тоненькие верхушки к толстой и высокорасположенной тополиной ветке, они вытянулись по струнке, оттянутые к земле, подвязанными к комлям, тяжелыми отвесами. Изо дня в день Кешка подбегал к ним и щупал руками, надеясь, что сегодня-то они уже подсохли и готовы под удочку для рыбалки, и, каждый раз, разочарованно отходил в сторону, думая, как же долго они сохнут. Вот и сегодня, выглянув в окошко, он первым делом взглянул на тополь, и, о ужас, ещё вчера висевшие удилища, пропали. Опешивший от неожиданности Кешка, как был в трусах и майке, босиком выбежал во двор, напугав разомлевшую на крыльце кошку. Но всё быстро прояснилось. За углом дома отец деловито подгонял удилище под Кешкин рост, отпиливая комель и застругивая его под острый конус.
- Долго спишь, соня-засоня! – приветствовал он сына.
- Ага…, а это мне? – Кешка неуверенно показал на удочку.
- А кому ещё? Ты же обещал завалить нас с бабушкой рыбой, значит тебе, - добродушно посмеиваясь, отец вложил ему в руки удочку. – Держи, рыбак…
- А почему толстый конец у удочки острый? – жадно схватив лёгкое и упругое удилище руками, на всякий случай спросил он у отца.
- Когда руки устанут или просто захочешь отойти в сторону по делам, воткнёшь удочку застругом в берег, обопрёшь на рогатинку и всё. А просто бросишь – можешь случайно сломать или в реку уронить и тогда пропала рыбалка, - и, немного помолчав, добавил. - Ладно, иди, поешь, а затем сходи, накопай червей и завтра, на зорьке, двинем на речку.
- А в речке большая рыба водится? – не унимался Кешка, с сомнением посматривая на тоненький упругий кончик удилища.
- Да синявка и пескари, а может и ещё что-нибудь…. Посмотрим. Да иди уж, не мешай.
Червяки были как на подбор: большие, толстые и необычайно подвижные. Они, постоянно цепляясь за неровный край, пытались выползти из старой консервной банки, явно не желая идти на рыбалку. Кешка сноровисто запихивал их обратно и всё сильнее томился ожиданием завтрашнего дня. Он таскал удочку с собой, забрасывая пустой крючок то в ведро с водой, то выуживая с крыльца одиноко брошенный старый тапок, то подбрасывая кусочки хлеба на крючке разгуливающим по двору курам. За последнюю шалость Кешка получил от бабушки серьёзный нагоняй и лёгкий шлепок по заднему месту. Кое-как домучившись до полудня, он больше не смог справляться со страстным чувством переполнявшего его нетерпения. Наскоро пообедав и здраво рассудив, что рыба ждать не будет, схватил удочку, банку с червями, быстро и незаметно вышел со двора через заднюю калитку и торопливо, по пыльной тропинке, направился к речке. Солнце сияло в синем небе раскаляя и без того горячую землю. Воздух, пышущий жаром и наполненный сладким ароматом луговых цветов и трав, как живой, колыхался в испарениях влаги, ловя слабые и редкие порывы ветерка. Спускаясь по косогору к появившейся внизу тонкой, сверкающей среди редких кустов тальника и зарослей камыша, и скорее напоминающей большой ручей, речке, Кешка неловко споткнулся и упал. Неожиданно, прямо перед глазами, он увидел кисточку красной зрелой земляники. На какой-то период времени рыбалка отошла на второй план. Ползая на коленях, мальчик живо отодвигал руками зелёные земляничные листики, выбирая из-под них спелые пупырчатые ягоды, с наслаждением отправляя их в свой, быстро испачканный сладким соком, рот, энергично отмахиваясь от назойливо пищащих и жужжащих насекомых. За очередным кустиком земляники валялась опрокинутая банка, а шустрые червяки расползались в разные стороны, напомнив Кешке о рыбалке. Изловив беглецов и подобрав снасти, он опять поспешил к речке.
Речка, то сужалась до нескольких метров, зажатая крутыми берегами, то переходила в небольшие озёрца, поросшие тиной и кувшинками, то медленно несла свои неглубокие воды через подобие переправы, с тихим плеском пробиваясь меж камней и вдавленных в песок брёвен. Побродив вдоль берега и изрядно помучившись с зацепами в траве и ветках деревьев, Кешка вышел к броду, где можно было спокойно забрасывать удочку, не боясь никаких зацепов. Стайки маленьких синявок стремительно мелькали по мелководью, пугаясь малейшего движения на берегу. Насадив на крючок большого свежего червя, он забросил удочку в прозрачную неглубокую ямку, в которую с журчанием сбегала вода, образуя маленькие подвижные водоворотики. Через некоторое время, так и не дождавшись поклёвки, он вытянул удочку и опешил. Большой, свежий червяк исчез. «Наверное, сполз с крючка», - решил про себя мальчик и, понадёжнее насадив нового червяка, вновь закинул в ямку удочку. В этот раз поплавок несколько раз вздрагивал и тонул, мгновенно всплывая вновь, прежде чем Кешка успевал что-либо предпринять. Проверив крючок, он опять убедился в отсутствии червя. Сделав третий заброс, мальчик стал внимательно вглядываться в воду. Вода под яркими солнечными лучами просвечивалась до самого дна и только изредка, набегающая от лёгких дуновений ветерка, рябь, покрывала поверхность воды мутным глянцем. Песчинки плавно перемещались по течению, червяк колыхался у самого дна, то чуть приподнимаясь вверх, то ложась на мелкие камешки, как бы прячась среди них. Вдруг он сделал кульбит и стал заметно короче. «Так вот оно что!», - с азартом подумал Кешка. Стайка, казавшихся крупными под водой, рыбок, планомерно и аккуратно доедала червяка на крючке. Закончив трапезу, они выстроились клином из светло-серых теней и выжидательно глазели на мальчика, бесшумно шевеля плавниками и разводя жабрами. «Ишь чего удумали, столовую устроили», - негодовал он, прилаживая нового червя. Особенно выделялся самый крупный и самый наглый из них. «Наверное, вожак», - заключил для себя Кешка. «Ну, погоди у меня!», - и подбросил крючок с новым червяком к его, постоянно что-то подбирающему в воде, рыбьему рту. Но тот полностью игнорировал лакомство, важно плавая вокруг него. Мальчик с напряженным пыхтением таскал удочкой червяка за рыбкой, пытаясь вызвать у той хоть какой-нибудь интерес к наживке, но всё его старания были тщетны. А между тем другие рыбки поочерёдно отщипывали и отщипывали кусочки от обречённого червяка. Постепенно от него остался маленький оборванный кусочек, сиротливо застрявший на самом кончике острого жала крючка. И тут вожак, словно спохватившись, что можно вообще остаться без лакомства, жадно втянул его в себя. Кешка ощутил на кончике удилища живое, упругое дрожание и резко потянул вверх. Рыбка пробкой вылетела из воды и, описав полукруг, болталась, то за спиной, то где-то сбоку, то опять спереди от него. С трудом усмирив гибкое, вертлявое удилище, Кешка с вожделением взял в руки свою, впервые пойманную, рыбку. Вдруг рыбка как-то странно запищала и, ощетинившись жёсткими плавниками, трепыхнулась в ладошке с отчаянной силой. От неожиданности Кешка замешкался, а рыбка скользнула между пальцев и серебряной стрелкой плюхнулась в воду. «Так вот почему её называют пескарь!», - готовый расплакаться от обиды на свою нерасторопность, подумал мальчик. Напуганные рыбки молниеносно уплыли из ямки, видимо, решив больше не испытывать свою судьбу. Над водой заметно посвежело, солнце скатилось к верхушкам деревьев, а вся рыба куда-то исчезла, словно предупреждённая о грозящей опасности сбежавшим пескарём. Кешка в очередной раз безуспешно забрасывал удочку, когда на холме показался силуэт отца.
- Так и есть, рыбачит, - не предвещавшим ничего хорошего, для Кешки, голосом, громко прокричал он. – Его полдня ищут, а он тут самовольничает! А ну, быстро сматывай удочку и марш домой!
- Ну, ещё чуть-чуть…, - Кешка умоляюще посмотрел на отца.
- Я тебе дам чуть-чуть. Быстро домой, а то смотри, я не поленюсь и спущусь к реке…
- Да иду я, иду…, - и, насадив весь остаток червяков на крючок, он со вздохом закинул удочку в речку и, волоча её по воде, медленно пошел вдоль берега, с укором поглядывая на отца. Поплавок, как глиссер, красным, еле торчащим над водой кончиком, разрезал поверхность воды, оставляя за собой разбегающиеся клином две прямые линии. Неожиданно поплавок плавно исчез в воде, а удилище согнулось в дугу. «Ну, наконец-то, поймал большую рыбу!», - в радостном ожидании, Кешка попробовал вытянуть свою добычу. Но не тут-то было. Что-то крепко держало удочку в воде. Пришлось ослабить натяжение лески, а затем несколько раз сильно дернуть удочку на себя. С третьего раза поплавок всплыл и Кешка с трудом вытянул большой пучок длинных, зелёных водорослей. «Вот так рыба!», - со вздохом, очищая от них крючок и поправляя толстую гроздь червяков, разочарованно подумал мальчик, пытаясь снова забросить удочку в речку.
- Ну, что там у тебя? – нетерпеливо подгонял его отец.
- Всё, папочка, иду. Последний заброс и всё, иду! – не отрывая взгляда от воды, просительно умолял отца Кешка.
Назойливые мухи и комары, точно сговорившись, досаждали своим непрерывным жужжанием и писком, а здоровые пауты, устрашающе гудя, больно и быстро кусали даже сквозь тоненькую майку, по-своему выпроваживая Кешку с речки. Поплавок безнадежно замер на воде, словно прирос ко дну, и, когда Кешка уже решил вытягивать удочку из воды, неожиданно чуть-чуть всплыл и едва заметно поплыл против течения. «Ух, ты! Что за ерунда! Во как голову напекло», - мальчик, с каким-то неведомым ему доселе чувством, как завороженный, смотрел на это явление, и аккуратно попытался потянуть за удилище. Поплавок остановился, удилище выгнулось, зазвенев натянутой леской, и не более. «Ну вот, опять зацеп», - оборвалась, где-то внутри у Кешки, тоненькая ниточка несбывшихся ожиданий. Он тянул удилище на себя, как багор, с огорчением понимая, что по собственной глупости может лишиться и удочки и удилища, да ещё и от отца влетит. С трудом, грозя вот-вот порвать леску, что-то сдвинулось и темным обрубком показалось под водой. «Бревно», - решил мальчик, задом пятясь от реки, - «Подтащу к берегу и отцеплю». И вдруг из воды вылетела огромная рыба, свечкой, танцуя на хвосте по речной поверхности, она неслась прямо на Кешку. Удочка резко провисла и ещё ничего не понимающий мальчик, поскользнулся и шлёпнулся на землю.
- Ой! Рыба! Папа, рыба-а-а! – с восторженным испугом орал он, пытаясь перехватить выпавшее из рук удилище.
- Держи леску в натяг! Отходи от берега! – кричал спешащий на подмогу отец, быстро спускаясь по косогору.
А Кешка, кое-как совладав с непослушным удилищем, махнул им вверх и рванул, что есть силы, от берега. Перелетев через Кешку, рыба, отцепившись с крючка, упала ему под ноги и, резво извиваясь и подпрыгивая, поползла назад, к речке, устрашающе хлопая зубастой пастью.
- Щука! Папа, щука! – кричал Кешка, отбиваясь от рыбы комлем удилища и боязливо пряча от неё голые ноги. – Быстрее, папа! Быстрее, а то она убежит!
Подбежавший отец схватил щуку под жабры и откинул её подальше на берег. Весь обратный путь до дома, Кешка безостановочно рассказывал, как он выуживал эту щуку и как он думал, что это опять зацеп, повторяясь, и, каждый раз, добавляя новые нюансы. Щука, подвешенная за кукан, сделанный из тонкой ветки с сучком, болталась за Кешкиным плечом, хлопая осклизлым хвостом по его ногам.
- А я её как потяну ..., а она как прыгнет ..., а я её комлем …, а она на меня зубами …, а я как шлёпнусь …, а поплавок - ни туда, ни сюда …, а удочка вот-вот лопнет …, - прерываясь на миг, чтобы в очередной раз задать отцу вопрос. – Ну, как же эта щука на удочку клюнула?
А отец, благодушно улыбаясь, отвечал:
- Ну, что тут скажешь, рыбак, как есть рыбак! Молодец! Голодная была, вот и клюнула.
На предложение отца помочь нести рыбу, Кешка упрямо отвечал отказом, желая покрасоваться со своей добычей перед родными и знакомыми.
Кешкину болтовню прервал соседский дед, дремавший на лавочке перед домом:
- Энто где, Петрович, ты таку рыбину заудил?
- Да не я, сын.
- Бредишком, поди …, али в сети попалась? – недоверчиво продолжал опрос старик.
- Да говорю, сын, на удочку.
- Сын. На удочку. Щуку …. Эх, Петрович, - с досадой произнёс старик, - я к тебе по-соседски, по-доброму, а ты насмехаешься. Не хочешь говорить – не говори, но не бреши.
- Да правду говорю, сын поймал на удочку.
- Деда, а деда, правда, я поймал, - решил помочь отцу Кешка, - на червя и на удочку.
- Да помалкивай уж, рыбак. Малька ещё не научился ловить, а туда же. Щука-то в половину твоего роста, а ты на червя, на удочку. Подрастить тебе ещё надоть под такую рыбу. Что же ты, Петрович, и сам неправдив, и сына привечаешь к неправде, - ещё пуще завёлся дед.
- Ладно, старый, нам тебя не переспорить, ты тут весь день силы копил. Лучше приходи со своей хозяйкой вечерком на уху, по-соседски, - сказал отец и собрался было идти с Кешкой дальше. Дед, хитро прищурив глаза, остановил его, подманил пальцем и доверительно, подтянувшись ртом к уху, тихим шёпотом сказал:
- На перемёты? Да? И как же я сразу не скумекал, - довольный своей проницательностью, засветился дед. – Точно, на перемёты. А где ставил-то, Петрович? – уже вдогонку, смеющемуся отцу и огорчённому Кешке, громко прокричал дед.
Кешкин триумф превратился в сплошное мучение. Все вежливо кивали головами, выслушивая Кешкин рассказ, улыбались, восхищенно глядя на щуку, и, откровенно недоверчиво пожимали плечами, когда речь заходила о червяках и удочке. Кешка до хрипоты, со слезами на глазах, пытался всем доказать, что он поймал эту щуку именно на удочку с червяком. «Ну как же так, почему так бывает, когда все считают правду неправдой, и все будут довольны, если я им скажу неправду», - мучился от такой несправедливости Кешка. И даже бабушка, успокаивая его, гладила по голове и приговаривала:
- Верю, внучек, верю, - но как-то не очень убедительно.
02 августа 2009г. г. Хабаровск