«Иллюзия за занавесом» Бабура Исмаилова
На днях в Ташкенте в Галерее изобразительного искусства Узбекистана (Галерея НБУ) завершается выставка молодого талантливого узбекского художника Бабура Исмаилова. На протяжении двух недель жители столицы и ее гости могли наслаждаться необычной экспозицией, задуманной как спектакль, где каждое полотно живописца представляло собой определенное действо, причем идущее не на сцене, а за ее кулисами.
Нынешняя выставка у Бабура Исмаилова, многогранного в своем творчестве художника, уже восьмая по счету, однако примечательно в ней другое. В работах, представленных на экспозиции «Чодир хаёл» - так в старину назывался узбекский театр кукол - художник прекращает «воспевать» толпу и яркий праздник жизни. Он пожелал обратиться непосредственно к индивидууму, а именно - решил показать, что происходит в момент или после сценического действа за кулисами.
Бабур Исмаилов своей концептуальной выставкой-«спектаклем», состоящей из нескольких десятков картин-«действий», впустил нас, зрителей, в мир театрального зазеркалья. На первый взгляд кажется, что вот-вот проглянет та самая реальность, без масок и ужимок, и все станет на свои места. Но это было бы слишком банально, слишком не по Исмаилову, избегающему всевозможные ярлыки и стереотипы. Поэтому кукловоды и актеры, к нашему удивлению, не деформируются в привычных нам людей, а по инерции продолжают играть и позерствовать. Единственно, что здесь реально – тоска по настоящему и усталость от навязанных извне ролей и чувств. А может, это тоска по чему-то возвышенному у самого художника, тяготеющего к декадентству и готике?
Как-то о творчестве Б. Исмаилова искусствовед Айрин Аллабергенова писала: «Его индивидуальность и странный удивительный внутренний мир является, наверное, для многих препятствием, затрудняющим постижение идей этого художника. Ведь духовная жизнь недоступна для реалистического изображения, она вне времени». С этим нельзя не согласиться, но все же стоит попытаться разгадать тайну духовного мира художника, тем более он позволяет нам это сделать.
«Самарканд-дарвоза». Полотно не копирует натуру – натуру в ее физическом проявлении Б. Исмаилов вообще игнорирует: он не пишет портреты, пейзажи, натюрморты. Самарканд-дарвоза - старинная улочка в Ташкенте, чудом сохранившая до наших времен свои первозданные черты, – это одухотворенное сознанием художника место, где родился сам художник.
Диптих «Кукловоды». Картины, выполненные в одной теплой цветовой гамме и в одном композиционном решении. Преобладают желто-коричневые, красные, охристые цвета, с вкраплением зеленого и фиолетового. Все это способствует передаче эмоционального настроя художника при написании картин. О чем могут рассказать они? Одному из кукловодов опостылело играть стариков и святых, и из его рук выпадает скуфейка. В ногах у человека клетка с кекликом, а еще ваза, наполненная зернами граната. Это мечта актера – свой дом, полный любви и достатка, и, конечно, семейный уют. Но потухшая керосиновая лампа говорит нам о том, что надежда на исполнение мечты давно угасла. И поникла голова у обреченного кукловода.
Не таков персонаж второй половины диптиха – герой-любовник с бутафорским деревом. Да, из рук его падает яблоко – символ любви, но не потому что он устал от нее. На самом деле яблоко-муляж, а кукловод желает настоящих чувств, настоящего знания о мире и о себе, - вспомним Древо познания. Исполнятся ли желания актера? Скорее всего – да: вся его поза говорит об устремлении.
Однако персонажам Бабура нельзя давать однозначную оценку, потому что, повторюсь, они по своей сути актеры, которые в любую минуту могут перевернуть все с ног на голову. У них сотни масок, они сыграли массу ролей и уже сами не вспомнят своего настоящего лица. Не это ли так часто происходит в нашей жизни, в которой мы, примеривая ту или иную личину, в зависимости от обстоятельств, забываем, кто есть на самом деле? К слову, сам Бабур Исмаилов, работая в театрах, кино, мультипликации, книжной графике, монументальной живописи, дизайне интерьеров, общаясь с огромным количеством людей, всегда старается сохранить свое «лицо». Он прост в общении, открыт миру и жизни, доброжелателен. А еще этот неординарный художник, чье творчество – некая большая декорация к спектаклю под названием «Жизнь», настоящий философ.
- Ваши картины большей своей частью печальны, лица персонажей редко смотрят на зрителей. Психолог мог бы интерпретировать это как боязнь жизни.
- Я восхищаюсь жизнью. А веселые люди слишком понятны, я же люблю загадки, задумчивость, глубину.
На нескольких картинах я попытался окунуться в прошлый свой период, но понял, что перерос его, что эйфории праздника во мне уже не осталось. Моя последняя работа «Иллюзии невесомости» с одинокой фигурой прыгающей на скакалке девочке, говорит о смысле бытия гораздо больше, чем толпа людей из 15 человек. Конечно, кому-то станет близка именно картина праздника и веселья, но шумная «многолюдность», по сути, молчалива и ничего внятного сказать не может, в отличие от отдельно взятой личности.
- В вашей живописи, наряду с восточными мотивами, чувствуются западно-европейские нотки, увлечение И. Босхом.
- Да, в своих картинах я попытался соединить Восток и Запад. Насколько мне удалось это сделать, судить, конечно, зрителю. Я не раз выставлялся за границей, видел другую жизнь и людей, порой кажется, что от этого обилия чужих мнений и взглядов, внутри меня постепенно исчезает аутентичность собственной нации. Но потом вижу, что это просто усталость.
- Кстати, в Париже, куда после Ташкента переедет выставка «Чодир хаёл», вы выставлялись неоднократно. Что можете сказать о европейском зрителе? Признают ли они в вас «своего»?
- Во Франции, несмотря ни на что, нас, узбекских художников, воспринимают как экзотику. Французский зритель вообще достаточно искушен в вопросах искусства, он умеет выбирать и оценивать. Поэтому, когда на твои работы реагируют положительно, – это, безусловно, приятно.
- Счастье художника, когда на его пути встречаются настоящие учителя. Повезло ли вам в этом смысле?
- Безусловно, за что я им очень благодарен. Первым педагогом, который привил мне начальные навыки по рисованию, был Яков Фрумгарц. В художественном училище имени П. Бенькова, где я учился на отделении «Театральная декорация», моим наставником стал Харитонов.
- Почему декорация?
– Так решил мой отец, известный кинооператор на «Узбекфильме». Это было близко к кино. И потом театральная живопись – универсальный вид искусства, где нужно уметь обращаться и с литературным произведением, и с живописью, а еще чувствовать пространство. Здесь нет ограничений, все способствует развитию мышления и воображения. Кстати, это очень пригодилось в дальнейшем. Вообще, мне повезло с учителями. Если в институте моим непосредственным преподавателем был Анатолий Жибоедов, то наставниками по жизни считаю Баходира Джалалова и Джавлона Умарбекова, которые наделили меня особым «обонянием». Ведь для художников не только важно уметь рисовать, но и ощущать мир. Однако это не означает, что я вижу «их глазами».
- Часто можно наблюдать такую ситуацию, когда по работам молодого художника опытному глазу сразу видится фигура его учителя.
- Думаю, что этого со мной не произошло, наверное, потому что учителей было много. Повезло увидеть в собственных мастерских Ч. Ахмарова, Н. Кузыбаева, Н. Шина, Н. Пака и других выдающихся художников Узбекистана. Эту память ношу в своем сердце. Не каждый из них учил меня, как писать картины: художники, вообще, народ закрытый, и редко кто может заглянуть в закулисье их душ. Но, думаю, мне в какой-то мере удалось это сделать. Помню, когда учился на первом курсе в институте, Академия художеств решила провести выставку-конкурс молодых художников. Среди представленных работ была и моя картина. Так случилось, что на закрытие выставки я не пошел, и, как оказалось, зря, потому что мне присудили диплом и приз – конверт с деньгами. Церемонию закрытия вел народный художник Чингиз Ахмаров. Вечером прихожу домой, а отец говорит, что час назад меня спрашивал один мужчина, который ждет в машине. Когда же я спустился во двор, то увидел «Волгу». Подошел, поздоровался с водителем, спросил, что он хотел. Водитель открыл заднюю дверцу и обратился к сидящему внутри человеку: «Чингиз-ака, вот этот парень». Да, да, это был сам усто Чингиз Ахмаров, который посчитал, что должен передать лично в руки начинающему художнику диплом. Меня сильно впечатлил этот момент. То была настоящая преемственность поколений художников. Думаю, личность человека как раз и формируется из таких вот ситуаций, когда происходит непосредственное «касание» к чему-то великому.
- Насколько важно для вас мнение учителей и близких?
- Ненавижу непрофессионализм в чем бы он не выражался. Поэтому во время выставки сильно волнуюсь и переживаю, как воспримут мои работы профессионалы, особенно мои учителя. Бесспорно, имеет значение мнения моих родителей, супруги. Отец смотрит на работы через призму кино, а мама и супруга – по ощущениям. Кстати, сейчас я впервые решил сделать своеобразную книгу отзывов о выставке. Мне интересно мнение посетителей.
- Одна ваша картина называется «Мечтатель». А о чем мечтает ее автор?
- Нет времени мечтать, всегда нахожусь в состоянии творчества. Некоторые этого не понимают, считая, что чистый холст или само присутствие в мастерской является своеобразным импульсом: включил лампочку, зажегся свет и пришло вдохновение. Художник, пребывая в «среде человека», осознавая и транслируя себя как сын, муж, отец, друг и так далее, одновременно находится в параллельном мире идей и образов.
Кстати, готовясь к выставке, я жил в затворничестве. Я люблю людей, но, если разобраться, частое общение с ними разрушают целостность моей натуры. Поэтому после выставки думаю немного попутешествовать, собраться с мыслями. Что будет дальше? Возможно, мое творчество станет совершенно иным, а возможно, я продолжу серию одиночных образов. Время покажет.