А. Максимов. Так было... 45. Андрей Михайлович

Виктор Сорокин
Анатолий Максимов. ТАК БЫЛО... 45. Книга вторая. Франция. Часть V.


Андрей Михайлович

Мать моего приятеля временно замещала горничную у Андрея Михайловича.
Он был художником, не очень известным большой публике, но высоко ценимым в узких кругах.

Мать приятеля рассказала мне, что Андрей Михайлович ищет шофера, и посоветовала мне зайти, не дожидаясь официального вызова. Дальше она мне объяснила, что Андрей Михайлович едва получил права на вождение машины, как дважды въехал в улицу одностороннего движения «с плохого конца» и дважды попал в аварию. Ему тут же предложили сдать права, а страховая фирма пригрозила расторгнуть контракт, если машину будет водить он.

Андрей Михайлович был женат, и у него была дочурка лет восьми. У них была обширная квартира в Париже, но чета жила порознь. Жена занимала виллу в Ментоне, где она проводила большую часть времени. Принадлежала ли эта вилла семье или же она ее арендовала – не знаю.

Я не в состоянии описать мое пребывание на службе у Андрея Михайловича в хронологическом порядке. Весь этот период состоял из сплошных неожиданностей. Например, на второй день моего пребывания на работе Андрей Михайлович сказал мне, что после обеда поедем в Ментону. Я заправил машину, и мы двинулись в путь. Проезжая мимо зеленого поля, заросшего маками, Андрей Михайлович попросил остановиться. Вышел из машины и ушел в поле. Жду четверть часа – его нет. Прошло полчаса – его нет. Наконец, он показался с охапкой маков.
– Сегодня в Ментону не поедем!

В парижской квартире была большая комната-ателье. Посередине стоял стол монастырского типа: длинный, широкий и тяжелый. Когда я приходил к Андрею Михайловичу, всегда проходил через это ателье. Так и в этот раз: я постучал, открыл дверь и увидел пролетающие над столом тарелки. В одном конце стола стояла жена, Нина Львовна, и бросала тарелки в мужа!

– Ну, что ж я тебе сделал? Прекрати бросать хорошую посуду! – приговаривал Андрей Михайлович на другом конце стола, стараясь уберечься от очередного «снаряда».

Я быстренько закрыл дверь и сел на ступеньку лестницы выжидая конца «битвы». В этот день я впервые увидел Нину Львовну и, признаюсь, отнес ее к категории дам «с особым характером», и, конечно, мои симпатии оказались полностью на стороне Андрея Михайловича. Она это заметила, и наши отношения стали натянутыми.

– Ты когда мне дашь деньги? – было постоянным и настойчивым вопросом жены.
Под вечер мы отвезли Нину Львовну на вокзал, к ночному поезду в Ментону.

А Андрей Михайлович бросился «печь деньги» крупными пакетами.
Галерея, которой Андрей Михайлович поставлял свои картины, скупала их в неограниченном количестве. Цена картин зависела от их размеров, а не от их художественной ценности, которая не подлежала сомнению.
Каждую неделю я отвозил в эту галерею по четыре–пять картин.

В период большого напряжения Андрей Михайлович прибегал к помощи большого пушистого кота: он окунал его лапы в черную краску и затем пускал на чистое полотно. Следующим этапом было заполнение красками «белых пятен». Бывали случаи, когда к работе привлекали и меня. Моя задача заключалась в том, чтобы «прогуливать» кота по полотну как можно дольше. Отмечу, что отпечаток лап великолепно вписывался в сюжет картины. Однажды, разглядывая одну из таких картин со всех сторон, я пришел к заключению, что это было нечто похожее на небольшой аквариум, и поделился своим впечатлением с Андреем Михайловичем.
– Где вы тут увидели аквариум? Эта картина называется «Открытое сердце»!

Андрей Михайлович достал с полки две картины и попросил их повесить по обе стороны камина. Я начал их рассматривать, чтобы определить, где верх, а где низ. Но ничего не определил и повесил их без особого убеждения.

– Ай-я-яй! Вы же их повесили вверх ногами.
– В этом деле я ничего не понимаю и не знаю, где верх и где низ. Они для меня, как для зайца капуста, которому все равно, с какого конца ее грызть!
– Какое образное невежество, но вашу фразу запомню!

– Я работаю с красками, которые разъедают руки, – жаловался мне Андрей Михайлович. – Поэтому я заказываю в аптеке специальное мыло. Но каждый раз, когда я приношу коробку с мылом домой, из коробки моментально исчезают два куска! Я не протестовал бы, если бы исчезал только один, но два!.. Ведь за мыло плачу все ж таки я!

Мы только вернулись из Ментоны. Андрей Михайлович дал горничной свой небольшой чемодан белого цвета и попросил сдать вещи в чистку. Горничная сдала и вещи, и чемодан!
– Что вы сделали? Разве вы не знаете, что чемоданы не сдают в чистку? Теперь его надо перехватить, как можно скорее!
Через два дня чемодан был дома.

Приближалась Пасха. Андрей Михайлович был человеком глубоко верующим, простаивал вечерни и не ел скоромного во время поста.
– После вечерни мы поедем в Ментону, – решил Андрей Михайлович.

В те годы автострад во Франции не было. Все ездили по дорогам, мощеным брусчаткой. Расстояние от Парижа до Ментоны было, примерно, около тысячи километров. Мы выехали после вечерни. Около полуночи мы подъехали к отелю. Андрей Михайлович вышел из машины и пошел договариваться.

– Не понимаю, – сказал он, возвращаясь к машине. – Сейчас великий пост, а у них нет рыбы!
– Комнаты есть?
– Есть.
– Тогда и рыба будет!
Мы сели за стол. Я заказал сардинки и грибы.

Утром мы двинулись дальше.
– Почему мне сказали в отеле, что рыбы нет, а когда вы дали заказ –принесли сардинки и грибы?
– Потому что сардинки не рыба!

Думаю, что Нине Львовне приезд мужа пришелся по душе – накануне он получил толстую пачку банкнот!
– Отдохните как следует, а послезавтра мы поедем осматривать замок, – сказал Андрей Михайлович.

Замок занимал в жизни Андрея Михайловича особое место – это была его идея фикс. Он искал покинутый разорившейся знатью запущенный замок, который восстановил бы при помощи государственной дотации, предназначаемой для сохранения народного достояния. Мы объездили те департаменты, в которых можно было бы найти что-либо подходящее. Но, при мне, ничего не нашли.

Я снял номер в центре города, поужинал и решил пойти в кино. После первой части был длительный антракт, чтобы позволить посетителям постоять около рулетки в соседнем зале. Я тоже пошел в этот зал. Пропустил несколько туров и решил проиграть сто франков. Дело подходило к концу, когда вышла пятерка. Потом вышла шестерка и, наконец, девятка!

Раздался «последний» звонок, и все пошли в зал. Я не помню, что показывали: в голове чередовались пятерка, шестерка, девятка… пятерка, шестерка, девятка… и одиннадцать тысяч франков в моем кармане! На эти деньги я купил костюм и обувь!

– Откуда у вас этот костюм? – спросил Андрей Михайлович.
– Выиграл в рулетку!
– Значит, вы игрок?
– Нет, повезло!
– Вы часто играете в казино?
– Никогда, кроме вчерашнего вечера, я не заходил в казино.

Нина Львовна, перед тем как двинуться в путь, мне сказала, что она не переносит статический ток, и попросила купить металлическую цепь, которая волоклась бы по дороге. «Подумаешь, какая цаца»!

Я купил двухметровую цепь, присоединил ее к кузову машины, и мы поехали осматривать замок. Едем, цепь тарахтит, как связка пустых кастрюль, и собаки бросаются за машиной с отчаянным лаем!

Дорога поднималась в гору с многочисленными поворотами, которые я брал как можно круче! «Статический ток! То ли еще будет»!

– Остановитесь!
Не успела машина остановиться, как открылась дверца и выпустила Нину Львовну. Цепь не помогла!

После осмотра замка Андрей Михайлович попросил меня быть более снисходительным к машине и сказал, что мы едем в Париж.
– До Парижа далеко, и Нина Львовна не перенесет такой длинной дороги, – сказал я.
– А что делать?
– Недалеко отсюда находится большой город. Доедем до вокзала и посадим Нину Львовну в поезд.
Так и сделали.

После отхода поезда я выпил большую миску черного кофе и двинулся догонять поезд!
Мы прибыли на парижский вокзал за десять минут до приезда Нины Львовны. Андрей Михайлович успел купить букет цветов и встретить Нину Львовну у дверей вагона! С этого момента я стал в глазах Андрея Михайловича лучшим шофером во всей Франции!

Я продолжал отвозить картины в галерею или сопровождать Андрея Михайловича, когда он покупал, к Рождеству или к Пасхе, обувь или одежду для двадцати сирот-питомников интерната, меценатом которого он был на протяжении многих лет!

Наступил момент, когда я сказал Андрею Михайловичу, что поступаю на заочные курсы и что я не смогу совмещать работу и учение.
– А на что вам заочные курсы? Я же не найду такого шофера, как вы!

Несколько лет спустя я прочитал в газете, что в Нью-Йорке состоялась посмертная выставка картин Андрея Михайловича…


Продолжение следует.