'For sale: baby shoes, never worn.'
Ernest Hemingway
По тому, как он открыл дверь своим ключом и остался стоять, привалившись к ней спиной, она поняла – сегодня. В миг озябнув, запахнула шаль, как последнюю бесполезную защиту, сказала:
- Здравствуй! Опять bad day? А я что-то неважно себя чувствую, кажется, заболеваю. Ужин горячий, положишь сам? Я лучше лягу.
И не дожидаясь ответа, ушла, не выпустив предательски подкативших слез. Думала, когда наступит этот день, слез не будет, она все примет спокойно. А выходит… Легла лицом к стене, подтянула колени, закуталась в плед по самый нос. Не хочу ничего, никаких слов. Пусть уходит молча. Сто раз она прокручивала в голове этот разговор. Сто раз была готова выдержать удар. На сто первый – силы ушли… Кирилл вошел, молча сел на край кровати. Они никогда не поворачивались друг к другу спиной. Если она засыпала раньше и поворачивалась во сне, он тихонько тянул за руку, пока она не устраивалась, счастливо бормоча, на привычное место, - уткнувшись носом в его шею. Эта потребность в постоянном контакте выливалась в регулярные звонки и смски, а когда он уезжал в командировки, цветочный магазин за углом праздновал день лентяя – недельный или двухнедельный заказ был обеспечен. Эти букеты мало кто видел, в них не было показухи, это было желание сказать – я тоже скучаю и люблю. В сущности, я была счастлива эти десять лет. Что же мне сказать ему, кроме спасибо?..
- Кирилл, я знаю, что ты хочешь сказать. Не будем мучить друг друга. Завтра я уеду к Маше на дачу, соберись спокойно. Я бы ушла сама… Но мне некуда. И потом… Не я ухожу, а ты. Только с Пашей поговори сам.
Он лег рядом, на спину, заложив руки за голову.
- Мне очень тяжело, Лиза.
- Я знаю.
- Наверное, я совершаю ошибку. Не думай, что я не пытался...
- Я знаю, знаю…
- Почему ты не остановишь меня?
- Потому что у тебя есть право на выбор, я даю тебе эту свободу.
- Я совсем не свободен и поэтому спрашиваю – почему ты отпускаешь так легко?
- «Самой нежной любви наступает конец, бесконечной тоски обрывается пряжа...» Кто-то из великих сказал – нам не принадлежит ничего, кроме наших потерь…
- Я не хотел бы терять тебя.
- Только не говори – давай останемся друзьями. Обойдемся без пошлостей.
- Тебе совсем не страшно?
- А тебе?
- Мне страшно.
- Кирилл, чего ты хочешь? Чтобы я сказала, что умру, если ты уйдешь? Или выбросила твои вещи на площадку?.. Я тоже имею право поступать, как хочу. Я не буду перечеркивать то, что мне дорого. И даже не попрошу тебя не приходить в этот дом. Он твой. Просто нам не надо видеться. Никогда.
- Лиза, мне хотелось бы, чтобы по воскресеньям мы могли видеться. Я имею в виду все – с Пашкой.
- Как ты это представляешь? Паша будет приходить, я уверена. Ему будет тягостно. Но он будет приходить, потому что пришло время подставить плечо и ощутить себя сильным и взрослым. А ты можешь приглашать его по субботам. Или знаешь, что не сможешь?
***
Лизу, наконец, захлестнула обида. Не за себя - за мальчика. Кирилл развелся с первой женой рано. Паша рос в семье матери, где отец принимался в одном качестве - тучной дойной коровы. Ему тоже проще было откупиться, чем встречаться с ребенком из милости людей с вечно поджатыми губами. Лиза сама уговорила его взять Пашу на выходные. Вопреки ее страхам мальчик повел себя спокойно, радостно согласился на все предложения, с аппетитом позавтракал и с интересом смотрел на отца и на нее, раскладывая в своей детской голове какой-то пасьянс. Видимо, пасьянс сошелся, потому что к вечеру он не скис, не попросился к маме, рассказал по телефону обо всех событиях и сказал: «Да, останусь здесь.» Как Лиза была счастлива в тот день! Нет, она никогда не хотела стать Паше второй мамой, даже боялась, что их привязанность что-то нарушит в Пашином миропорядке. Но когда однажды он спросил: «Лиза, разве ты мне мачеха?» - такой мокрой простыней накрыло с ног до головы. Она спросила «А ты сам как думаешь?» «Конечно, нет! - убежденно ответил Паша. - Что я не знаю, какие мачехи!» Они договорились, что люди, которых любишь и кому можешь доверить любой секрет, самые настоящие родные, как их ни назови. Потом она часто слышала, как он говорит кому-то по телефону: «Нет, в выходные я не смогу, я к своим иду». Так они с отцом стали называться одним словом – мои. Сейчас Паша стал сложным, не трудным, но каким-то новым, отчужденным, все дальше отчаливающим в свой собственный мир. Раздражался, хмыкал, но не отвечал резко, все-таки дорожил, что за спиной опора. Мать его, привлекательная и энергичная, носилась по делам, была постоянно чем-то занята и кем-то увлечена. Она бы с легкостью отпустила Пашку к отцу насовсем, но бабушка с дедушкой с таким поворотом не были согласны. И аморфная ячейка общества продолжала существовать. А сейчас мальчика ждет новый передел. И ее любовь, и забота, и преданность этому ребенку только отдалит его от отца. В эти годы воспринимать мир во всей полноте и сложности невозможно, он поставит себя перед выбором. И не сможет выбрать отца. Потому что поймет как тяжело ей. Лизе захотелось расплакаться, она не знала, как будет решать эту задачу. Она бывала так счастлива, когда видела, как Паша гордится отцом, как ему приятно встречать товарищей, когда они вместе. Насколько увереннее и радостнее ребенок, когда у него крепкая семья. Но понимала, что даже ради Паши проводить выходные вместе, как ни в чем не бывало, не сможет. «Маскарад ничего не спасет и никого не обманет… Пускай знакомит Пашу с той женщиной, пускай строят свои отношения. Если мне не найдется места в этом раскладе, придется принять и это».
***
Лиза и Кирилл познакомились на рабочем месте. Проектная группа передала на перевод материалы по грядущему многомиллионному контракту, и Раиса Петровна, потирая руки, сказала:
- Кто поедет руководителем проектировщиков? Потапов? Дать отпор этому сексуальному террористу здесь способен только один человек – я!
Но начальство ввиду срочности распределило материал между всеми, имевшимися под рукой. И когда они спустя пару дней, проклиная Потапова и сетуя на отложенные работы, собирали разрозненные страницы в одну папку, сам Потапов появился на пороге их скромного помещения, самого дальнего в конце коридора, подчеркивающего разницу в социальном статусе переводчиков и людей, занятых делом. Поздоровавшись с Михал Михалычем и с улыбкой оглядев заспешивших переводяг, спросил:
- Ну, и кто этот матерый человечище, который повторил самый выдающийся подвиг Геракла?
- Матерый человечище тут один, – сказала Раиса Петровна. - А подвиг -коллективный, Потапов! Так что ты одним флаконом духов в этот раз не отделаешься.
- Раиса, грешен аз есмь, упрекай, но не в скупости! Для начала вот вам в качестве спасибо от нашего стола, – с этими словами он поставил на стол Раисы Петровны коробку с тортом. - А теперь готов пожать руки всем Гераклам, а тебя, Раиса, задушить в объятьях! Нет, правда, выручили, ребята!
- Смотри, чтоб я никого случайно не задушила – ответила Раиса Петровна, плотоядно подвигая к себе коробку с тортом.
Потапов пожал руки Вите с Русланом, чмокнул Раису в щечку, подошел к Лизе и вопросительно остановился.
- Потапов Кирилл Владимирович, - сказал он и протянул руку. - Какие духи я буду Вам должен?
- Елизавета Николаевна, – Лиза положила руку в ладонь Потапова и улыбнулась в ответ. - Я вовсе не претендую на такие подарки. Раиса Петровна пошутила.
- Ага, пусть эта эксплуатация человека человеком и дальше процветает! Ты, Лиза, человек новый, у нас тут свои порядки. Ничего, так сказать, интимного, сугубо деловые отношения. Проси Диору, пока Потапов добрый!
- Диору прикажете, Елизавета Николаевна? – уточнил, улыбаясь, Потапов, продолжая держать ее за руку.
- Нет, я не знаю даже, – смутилась Лиза. Ей совсем не хотелось играть по этим правилам и принимать подарки непонятно за что.
- Ну, тогда я вынужден буду зайти еще раз, для согласования вопроса окончательно, - сказал Потапов, выпуская, наконец, ее руку.
- А вы на какой срок едете? - спросила Раиса. - Я, Потапов, согласна обсудить твои условия.
- На полгода, Раиса, условия человеческие, я уже летал, вполне. Но только работать, без фантазий!
- На полгода Витьку бери! Мне не интересны такие не солидные предложения, – отрезала Раиса Петровна.
А у Лизы каким-то непонятным предчувствием защемило сердце - поедет она! Что-то было в этом замедленном рукопожатии, в улыбающемся и одновременно серьезном взгляде, возвращавшемся к ней чаще, чем возникала необходимость.
О том, какой шорох навел в отделе кадров Потапов, требуя Лизу в качестве переводчика, еще долго судачил институт. Он заглядывал иногда, каждый раз по делу, но каждый раз подходил к ее столу и спрашивал про духи. И не получив твердого ответа, уходил удовлетворенный ее замешательством. На самом деле, они хотели, чтоб поехал Витя, гений синхронного перевода, губивший себя алкоголем и неизвестно какими милостями удерживавшийся на должности. В надежные руки Потапова на полгода Витька можно было отпустить – хоть копейку заработать. Но Потапов неожиданно заартачился и сказал, что кадровый вопрос он решит сам.
***
Уже в аэропорту, пройдя паспортный контроль и оказавшись в зоне вылета, Потапов, не спрашивая, взял ее под руку и сказал:
- Лиза, я не люблю быть в долгу. Давайте сходим в магазин, и Вы выберете духи. Лиза замотала головой, забормотала какие-то отговорки.
- Лиза, на время командировки я - Ваш начальник, считайте, что я в рабочем порядке предлагаю пройти в магазин и выбрать духи.
И улыбнулся, отменяя этой улыбкой и свое начальственное положение и право распоряжаться ею. А на Лизу вдруг накатило какое-то отпускное бесшабашное настроение, толкающее самого вменяемого человека к легкому безумию.
- Ну, хорошо, пойдемте! - согласилась она уже миролюбиво. Что, в конце концов, за трагедия – принять духи. Раиса Петровна сказала же – так принято.
В отделе парфюмерии Duty Free гуляли одни женщины, мужчины занимались другими товарами, дети бесчинствовали между ними. Лиза увидела столько новых духов, что растерялась. Ей хотелось схватить какой-нибудь знакомый флакон, лишь бы поскорее покончить с деликатным делом. В то же время соблазн перенюхать все новое и сменить привычные ароматы чем-то неизведанным, рискованным, совершенно иным, был страшно велик. Она колебалась, не решалась пуститься в авантюру. Потапов со знанием дела разглядывал мужской ассортимент и, оглянувшись на Лизу, понял, что нужна помощь. Он взял несколько флаконов, надушил тоненькие тестовые полоски и дал по очереди Лизе на выбор. Когда она протянула выбранный листик, понюхал сам, согласно кивнул и сказал девушке-продавцу :
- Нам, пожалуйста, эти духи и, если есть, мужской вариант тоже.
Девушка ловко пробила два флакона, подала Потапову пакет. Лизу покоробила интимность этой покупки. «Господи, - подумала она, - что же делать, как же мне вести себя с ним. Шутки это или таким образом он обязывает меня?..»
Потапов, словно прочитав ее мысли, остановился и сказал :
- Лиза, мы - взрослые люди и я не буду ходить вокруг да около. Вы мне нравитесь, и я собираюсь ухаживать за Вами, Лиза.
- Кирилл Владимирович, я сомневаюсь, чтоб Вам не было известно, что я замужем. Но на всякий случай напоминаю. Поэтому Ваши планы в отношении меня как не очень приличны, так и бесперспективны.
- Лиза, мне все известно - серьезно сказал Потапов. - Но у каждого человека есть право на попытку. Понимаю, все это звучит неубедительно, но я уверен, что наше знакомство взволновало и тебя, просто ты не позволяешь себе признать это. И я поступаю правильно, что все это говорю. Невозможно заставить полюбить. И поехать сюда я не смог бы тебя заставить. Если бы ты отказалась. Но ты не отказывалась, правда, Лиза?
- Кирилл Владимирович, я не вижу связи… И вообще, давайте останемся на Вы, мне так удобнее. Тем более, коллектив…
- Коллектив - это одно, мы с тобой – другое. Но я всегда буду делать так, как ты, т.е. Вы, Лиза, хотите, - закончил Потапов мягко, но серьезно. И чуть подняв брови, заглянул ей в глаза.
***
В самолете они сидели рядом, Потапов шутил, пугал подчиненных санкциями за лишнее спиртное, накупил у бортпроводницы тоблерона для Лизы и сам тут же приступил к поеданию. Остальные, принявшие в баре по бокальчику или стаканчику на дорожку, вели себя тоже непринужденно - отшучивались и отмахивались от потаповских угроз, обещали Лизе незабываемую восточную экзотику, вспоминали забавные случаи из предыдущих командировок. И в этом потоке общего позитива Лиза подумала - а и действительно все хорошо! И даже то, что Кирилл так сразу, открыто сказал о своих намерениях дает ей право так же открыто ему отвечать. Хотя в глубине души понимала – не скрывал Потапов свой интерес изначально, и она могла бы отказаться, а не отказалась… Даже кошмарная репутация Потапова не отрезвила.
Откуда у Потапова появилась слава донжуана объяснить не смог бы никто. Ко всем институтским дамам он был неизменно внимателен, и многие вздыхали: Эх, будь я свободна или моложе или безнравственней, уж я бы!.. И не исключали, что другие-то никак не упускают свои возможности. Корпоративные вечера, на которых Потапов бывал центром внимания и веселья, всем отвешивал комплименты, наполнял бокалы и приглашал на медленные танцы, довершали образ неуемного ловеласа. Правда, еще ни одна дама не поделилась личными впечатлениями о любви Потапова. Но подозрениями насчет кого-то из коллег дамы делились постоянно и с неутихающим жаром. Так родился миф. И когда выяснилось, что с Потаповым едет все-таки Лиза, Раиса Петровна сказала прямо :
- Лизавета, не зевай! Все знают, что Потапов лично решал вопрос о твоей командировке, все равно никто не поверит, если скажешь, что ничего не было. И дурой ты будешь, если такому мужику откажешь!
Лизе стало страшно и вместе с тем как-то интересно – предмет разговоров, а возможно и желаний, институтских красоток вдруг проявил такую настойчивость. Никогда Лиза не была тщеславна, наоборот, смущалась при похвале даже заслуженной, ожидаемой. Почему же не отказалась?.. Лиза поняла, что вопрос неудобный, что ей не хочется доискиваться ответа. Ну, как-нибудь уладится, все ж полгода – не вечная каторга.
В аэропорту было шумно, многолюдно, большинство местных и пассажиров из сопредельных стран были одеты в длинные белые балахоны, у женщин были покрывала на головах, но открытые лица. «Красивые женщины, - подумала Лиза – такие яркие и неожиданно белокожие». В новом месте Лиза всегда первым делом попадала в мир звуков, прислушивалась к местной речи, отмечала особенности. Мелодичные объявления на арабском резко контрастировали с гомоном пассажиров, как будто диспетчер и пассажиры говорили на разных языках. В здании аэропорта была приятная температура, им в весенних московских плащах было комфортно. Но яркое послеполуденное солнце за окном обещало летнюю жару. Насколько действительность превзошла обещания Лиза оценила только на выходе, сразу попав в пекло градусов под сорок. В такой жаре, что с себя ни сними, не поможешь. Принимающая сторона встретила их радушно. Кирилл, похоже, со всеми был знаком, здоровался, называл по имени и тоже довольно бурно выражал радость от встречи. Лиза привыкла работать с европейцами, ей нравилось их чувство юмора, самоироничность, вежливая забота, не переходящая в фамильярность. Арабы расположили предупредительностью, сердечностью, а их скрываемый, но все же явный интерес к тому, кому же из мужчин и кем приходится Лиза, даже подкупил. Всех рассадили парами по разным машинам, Потапов поехал один. Она заранее волновалась, что придется испытать очередную неловкость, но он сказал всем: «Увидимся в гостинице!» И ушел, оживленно разговаривая с представителем заказчика. Гостиница была неподалеку от центра, в тихом переулке, окруженном частными домами. В холле была милосердная прохлада, стояли диваны и низенькие столики. Все сдали документы и расселись в ожидании ключей по диванам.
- Эх, тыщу лет не пил этот напиток! Гони свой чай, халдей, пользуйся моей добротой! - сказал Саня Степанов, подзывая официанта с подносом маленьких стаканчиков с явно очень крепким чаем. - Кто еще смелый? Лиза, хотите попробовать?
- Лиза не хочет попробовать, - сказал подошедший Потапов - и остальным не советую – время к вечеру, уснуть не сможете.
***
Он кивнул служащим на чемоданы и раздал ключи. Лиза ожидала подвоха, и ожидания подтвердились. Их номера были рядом, остальных – в разных концах этажа.
- Ужинаем в восемь, - сказал Потапов и дал пареньку, тащившему их с Лизой вещи, на чай.
- Тебе помочь с вещами? - спросил у порога.
- Нет, нет, спасибо, - поспешно отказалась Лиза.
- Тогда к восьми будь готова, пойдем ужинать.
Лиза разобрала вещи, обошла маленький номер, приняла душ и прилегла - на часок. Она устала от впечатлений и переживаний дня и с удовольствием завалилась на мягкие подушки. Кондиционер работал хорошо, хотя и шумно, кровать была по-восточному просторна, а вот пространства для работы было маловато. Стол с зеркалом был узким, и стул едва помещался рядом, упираясь в спинку кровати. «Ну, выбирать не приходится» - смиренно подумала Лиза и закрыла глаза. И в ту же минуту уснула. Крепким детским сном. Ей снилась дача, которую родители снимали несколько лет подряд. Яркое солнце, бьющее в окна веранды, гудение пчелы над булочками с джемом, стаканы с парным молоком. Скрипучие рассохшиеся деревянные ступени. Пыльная тропинка от дома к речушке, к середине лета переходящей в разряд ручья, в котором не смог бы утонуть даже младенец. И по этой причине никогда не чинимый хлипкий мостик на другую сторону – к лесу. Лиза побежала по нему и увидела, как с другого берега ей навстречу двинулись деревенские мальчишки с корзинами и палками - от змей. С деревенскими они не дружили и не ссорились, так – поглядывали друг на друга с интересом, иногда обменивались какой-нибудь безобидной шуткой или подколкой. Сейчас мальчишки явно были настроены подшутить и проверить ее на трусость. Они стали раскачивать мостик и стучать по нему палками, усиливая эффект. Лиза была не самого смелого десятка и обычно увиливала от подвижных игр и разных потасовок. Но побежать обратно сейчас было как-то не правильно, и она осталась на мостике, изо всех сил пытаясь сохранять равновесие. Мостик качался, мальчишки стучали палками… «Лиза! - услышала она сквозь стук палок по мостику, - У тебя все хорошо?» Потапов, свежий, улыбающийся, благоухающий новым ароматом стоял в дверях, держа в руке ее духи и не решаясь войти. Лиза вскочила, ошарашенно уставилась на Потапова.
- На какие только ухищрения не идут женщины, чтоб растопить мужское сердце - он с улыбкой оглядывал ее халатик. – Ладно, не нервничай, собирайся спокойно, мы будем ждать в холле.
Отдав духи и еще раз выразительно посмотрев на ее легкомысленный халат Потапов вышел. «Как нехорошо получилось…» - думала Лиза, умываясь и причесываясь. На создание образа времени не оставалось - надела джинсы с легкой цветной блузой – благо в гостинице прохладно.
***
Так началась их восточная жизнь. Утро начиналось необычно рано – они работали по местному графику с семи до двух, подъем был объявлен в половине шестого. Лиза боялась проспать, договорилась на ресепшен, чтоб ее будили ровно в половину. Потапов подшучивал над ней и иногда звонил сам, долго и путано говорил по-английски, потом декламировал, смеясь: «Пора, красавица, проснись, открой сомкнуты негой взоры...» Лиза тоже смеялась, говорила: «Доброе утро, спасибо!» и каждый раз смущалась. И стыдила себя за улыбку, за то, что ей приятно такое начало дня. Потом они купили ей смешной сиреневый будильник, начинающий вполне мелодично: Arе you ready? и заканчивающий зычным казарменным Wake up!!! Потом она стала просыпаться сама, привыкла.
Однажды вечером за ужином Потапов сказал:
- Завтра едем на место будущего объекта, думаю, Лиза может остаться. У нас бумаг накопилось, писем, отчетов, а в пустыне в такую жару мы обойдемся без женщин. Я оставлю свой ноутбук, поработаете в гостинице.
Уже у номера сказал :
- Я постараюсь не задержаться, ты позавтракай позже, чтобы не голодать. Мы вернемся и пообедаем вместе, только одна не ходи никуда, хорошо?
И как всегда вопросительно посмотрел на нее – не переменила ли решение по самому важному вопросу. Лиза сказала:
- Да, да, я понимаю. Буду ждать. Спокойной ночи!
Наверное, надо было поблагодарить, что не тащат в дальнюю дорогу, в жару дышать песком. Почему я всегда на прощанье веду себя, как болван? Чтобы расстаться скорее?..
Наутро Лиза полежала подольше, позавтракала, занялась бумагами, ответила на письма и к обеду все привела в порядок. «А надо ли давать ему повод для похвалы?» - улыбалась, зная заранее, что Потапов обязательно воспользуется случаем для какого-нибудь маленького сюрприза. Наступило время обеда, а коллеги не возвращались. Связь была ненадежная, поэтому на телефоны они никогда не надеялись, когда выезжали из города. «Ну, вот, все сделала, сиди теперь. Может, сбегать за угол в лавочку, купить шоколадку и йогурт, а заодно журнал какой-нибудь или газету европейскую?» Лиза надела легкое длинное платье, она с пониманием относилась к дресс-коду и совершенно не раздражалась от необходимости носить длинные юбки или платья с длинным рукавом. Улица сразу схватила раскаленными обручами. Хотя кругом за заборами соседних домов цвели кусты и росли лимонные и апельсиновые деревья, создавая приятное ощущение тени и прохлады. Народу было немного, был конец рабочего дня, время, когда жены подавали обед вернувшимся с работы мужьям, а приезжие набивались в ресторанчики и забегаловки. Она быстро дошла до книжного магазинчика, поразилась дороговизне зарубежной прессы, потом купила в лавчонке у старика йогурт и шоколадки и направилась в обратный путь. У большой галереи скучающие без дела приказчики высыпали навстречу, затараторили: «Мадам, мадам, новые наряды, пойдемте, померяете!» Она отрицательно покачала головой, сказала: «Спасибо, в другой раз!» Но один уже схватил за руку, втянул в галерею. Лиза стала возмущенно выдергивать руку, но ее подхватили другие руки, и радостно галдя, потащили вглубь помещения. «Все – пронеслось в голове, - конец. Кирилл даже не найдет куда они меня выкинут этой ночью. Я каждый вечер говорила нет! любимому мужчине, чтобы в итоге достаться каким-то подонкам.» Лиза закричала «помогите!», слезы потекли по щекам. Но остановить беснующуюся орду ее слезы не могли. Внезапно из лавочки в конце галереи вышел пожилой мужчина в европейской одежде и что-то возмущенно крикнул молодчикам. Они остановились, мужчина подошел ближе, продолжая говорить грозно и решительно. Парни отпустили Лизу и стали что-то горячо объяснять мужчине. Он отмахнулся и, подойдя к Лизе, спросил:
– Как вы, мадам? Давайте выйдем на улицу, я помогу Вам.
Эти люди – дикари, - говорил он, ведя ее к выходу. - Наша страна дает им работу, чтоб их семьи не подохли с голоду, а они привозят сюда свои дикарские привычки. Я сказал, что вызову полицию, и они все окажутся в тюрьме, а потом их вышлют как преступников на родину.
Лиза совершенно не могла говорить. Они вышли с другого конца галереи, и она не могла понять, где очутилась. Ей хотелось сесть прямо на землю или прислониться к чему-то прочному и расплакаться. На все расспросы пожилого араба, она только повторяла название гостиницы. В эту минуту зазвонил телефон.
- Лиза, мы уже подъезжаем, спускайся, я знаю, ты умираешь с голоду ну, прости, так вышло.
- Кирилл, - Лиза плакала и не могла говорить.
- Что случилось? Лиза, ты вышла? Где ты?
- Я не знаю…
- Так, не плачь, посмотри вокруг – есть поблизости полицейский или человек в европейской одежде, подойди и дай ему трубку.
Лиза отдала телефон пожилому арабу. «Ваш муж?» - спросил он. Она кивнула. Мужчина очень вежливо и толково объяснил, что произошло и где именно они находятся. Кирилл вскоре подъехал, стремительно вышел из машины, прижал к себе плачущую Лизу, пожал руку пожилому господину, поблагодарил и извинился за истерику жены. Мужчина предлагал обратиться в полицию, но Кирилл сказал, что жена не в состоянии отвечать на вопросы и дал ему визитную карточку. В машине он стащил с себя галстук, расстегнул воротник и громко выдохнул. Потом взял ее за руку и спросил:
- Я просил тебя не выходить, почему ты пошла? Разве то, что я говорю или делаю, может причинить тебе вред?
Лиза видела, что Кирилл в бешенстве, в тихом бешенстве от того, что могло произойти непоправимое, потому что она не верит ему.
- Прости меня, пожалуйста, я честное слово не подумала, я не знала…
- Лиза, мужчина говорит один раз, ты слушай внимательно и делай, как говорят.
Больше они не разговаривали. Кирилл закрыл глаза и откинул голову на подголовник. Уже у номера спросил, сколько ей нужно времени, чтобы прийти в себя и наконец сходить пообедать. Лиза молча подошла и уткнулась лицом в его растерзанную на груди рубашку. Он прижал ее голову к себе, сказал: «Ну, все, успокойся, все хорошо». Но она не отстранялась. И уже не говоря ничего и ничего не спрашивая, он открыл дверь и, прижимая ее к себе все крепче, вошел в номер. Они не пошли обедать. Вышли вечером какие-то совсем другие, новые, как будто сегодня заново пришли в этот мир.
***
Следующий день был четверг – канун выходного, самый приятный вечер на неделе. По четвергам они всей компанией выходили гулять. Шли ужинать в какой-нибудь ресторанчик, выбирали в меню что-то новенькое или наоборот – уже полюбившееся. Мужчины пили холодное пиво и болтали о разных пустяках, представляли какая осень в Москве, и как они потом будут скучать по этому климату. В этот раз коллеги один за другим отказались от прогулки. Видимо, у Лизы с Кириллом слишком много всего было написано на лице. Кирилл завел Лизу в большой магазин с европейскими марками, но повернул не к бутикам, а на второй этаж, там оказался ювелирный. У Лизы заныло внутри. Купеческие какие-то замашки – «В память о незабываемой ночи!» Ей стало неприятно, горько. Не хотелось ничего смотреть, выбирать. Потом подумала, что у нее есть свои деньги, и она может позволить себе маленький сувенир – «в память о незабываемой ночи!» Решив, что выберет и купит сама, а если Кирилл будет настаивать, скажет все, что думает и пусть понимает, как хочет, Лиза успокоилась и прониклась интересом к прилавку. Кирилл предоставил ей полную свободу, не торопил, пил чай с хозяином и улыбался из угла почти дурацкой счастливой улыбкой. Лиза долго прикидывала в уме ущерб от покупки, наконец решилась на колечко с сапфиром. Кирилл посмотрел ее выбор, пожал плечами – раз нравится, какие вопросы и что-то сказал хозяину по-арабски. Тот кивнул, вышел в дверь за прилавком и вернулся, с торжественным лицом неся маленькую коробочку.
- Я хотел попросить тебя примерить то, что выбрал сам – он протянул ей коробочку. В коробочке лежало несколько тысяч долларов. Лизе стало нехорошо.
- Кирилл, пожалуйста, не надо! Откуда такие деньги, я ни за что не приму такую вещь! Ни за что!
- Лиза, я не спрашивал тебя, примешь ты или нет, я просил надеть и посмотреть как по размеру.
Лиза, видя, что хозяин поднял брови в недоумении от ее реакции, а покупатели повернулись в их сторону с интересом, достала кольцо и надела.
- Тебе нравится? - спросил Кирилл.
- Я не могу, пойми меня. Я прошу тебя! - заговорила Лиза уже сквозь слезы, даже не глядя на кольцо на своей руке.
- Лиза, ты думаешь, я ненормальный? Я понимаю, что такие вещи не дарят за приятное. Я делаю тебе предложение, Лиза!
Что он говорил еще, и что она отвечала Лиза совершенно не могла припомнить. Она часто возвращалась потом к этому вечеру, но никак не могла восстановить его как целостную картину, он проступал отдельными фрагментами, нечетким рисунком старинной фрески, размытым ее слезами, наполненным запахом магнолий и апельсиновых деревьев, стрекотом цикад, низкими южными звездами, голосами Самиры Саид, Маджиды Руми и других, воспевающих любовь певиц, со временем позабытых.
***
Под конец командировки к ним прилетел один из руководителей института для встречи в верхах и подписания документов. Результатом работы проектировщиков он остался доволен. Посетил место будущего объекта, пообедал с руководством заказчика и за ужином со своими хвалил Потапова и его трудовой коллектив, делал комплименты Лизе и обещал всем выдать премии. К концу ужина он по-отечески притянул Потапова к себе и сказал :
- Смотрю я на эту бабу и ни черта не понимаю. С виду такая приличная, сроду не скажешь, что штучка - прямо из самолета сиганула к тебе в постель.
Потапов побледнел.
- Кто вам сказал такие глупости?
Начальство опешило.
– Да кто только об этом не говорит! Кирилл, весь институт только об этом и говорит, как вы тут зажигаете с переводчицей.
Потапов побледнел еще больше и сказал начальству совсем непотребное в том смысле что каждого, от кого он услышит что-то в этом роде, он лично сурово накажет.
- Я не понял, – ответило начальство, привычное к русскому языку – ты не спишь с ней что ли?
- А вы спите со своей женой, Иван Иваныч?
- Ну, ты это, не забывайся, Потапов, – посуровело начальство. - Мы с женой и спим и горести делим и радости, мы жизнь вместе прожили нелегкую.
- И я хочу прожить со своей женой любую нелегкую жизнь, в том числе и здесь.
- Так ты женился на ней, Потапов, я не понимаю ничего.
- Мы поженимся, как только вернемся в Москву. Это формальность, Иван Иваныч, которая ничего не добавляет, просто официально закрепляет положение вещей.
- Вовремя ты родился, Потапов, – ностальгически констатировало начальство – в наши времена ты б за эти шашни горел синим пламенем на парткоме. А про Лизу твою даже не говорю, ей бы такую характеристику выписали, что разве где-нибудь в Подмосковье в библиотеке на 50р устроилась бы. По знакомству!
К возвращению Лизы с Потаповым весь институт знал об их предстоящем браке. Все единодушно решили, что Лиза не сдрейфила, а как умная женщина, сыграла серьезную партию, завершившуюся полным разгромом и капитуляцией противника. Женская часть коллектива активно обсуждала коварство тихих омутов и синих чулок. Мужчины, заведенные сотрудницами, напряженно вспоминали, как выглядит эта Лиза, но сходились на том, что Потапов не промах и абы что в жены не возьмет. Фантастическую версию, что это все же любовь отстаивали одни переводчики. Ну, кто б их слушал! Потапов на доносившиеся до них с Лизой обрывки махал рукой и говорил: «Лиза, какое счастье, что ты у меня бесприданница! Одной темой меньше!» А потом спрашивал – «Ведь ты бы не пожалела полцарства за такого мужа?» Лиза хотела ответить, что купить его нереально, но не отвечала, молча припадала ухом к его сердцу и замирала в ожидании ответных мер. Несмотря на то, что Потапова, по его словам, не смущало внимание коллектива к его счастливой личной жизни, Лизе он предложил оставить работу и заняться более неотложными делами.
(продолжение http://www.proza.ru/2009/08/06/1019
http://www.proza.ru/2009/08/10/224)