Попутчица

Нина Шалыгина
Вам не  кажется, что некоторые люди, особенно одинокие, отправляются в дорогу не только затем, чтобы  попасть в другой населенный пункт  навестить своих  близких, встретиться с любимым.  Но и затем, чтобы  найти новое  такое временное и ни к чему не обязывающее общение.  Открыть  перед кем-то незнакомым свою  душу  зная, что это никому не повредит! Лишь бы повезло со слушателем. Да еще  открылось чужое мнение о твоих поступках и просчетах.
Мне пришлось много поездить по стране, вначале по такой огромной, а в последнее время приуменьшенной. И нередко заполнялись длинные перегоны вслушиванием в рассказы незнакомых, но таких милых людей. А когда все  кончалась и пассажир или пассажирка  сходили  на своей станции, в душе долго еще оставалось чувство родства при расставании. Хотя чаще всего мне не оставляли даже имени.
Если с вами такое не случалось,  уверяю, что вы не научились слушать чужое горе  радоваться  удаче незнакомого человека, распахнувшего перед вами  на короткое мгновенье свое сердце.
Она вошла на какой-то станции ночью. До меня донесся ее шепотом ведущийся разговор с проводницей. Потом все стихло. Утром в купе просунулась заспанная физиономия  проводника  с предложением чая. Сон кончился, наступал  новый дорожный день.
Не помню с чего началось наше душевное сближение. Женщина — моя попутчица, находилась явно в поре увядания, хотя былая  истинная красота еще  проглядывала даже в уставших глазах  и припухших веках. Она выходила в тамбур покурить, а при  возвращении  мне казалось, что  веки ее еще больше набрякли, взгляд стал еще печальней. 
Наконец, она не выдержала, начала без всякого вступления:
— Иногда  начинаю копаться в себе. Странное это занятие. Всегда хотелось жить значительнее, чем получалось. И  хула  пролетала мимо. И от хвалы  не скрывалась. И та крохотная ноша славы (простите меня! О какой славе может идти речь в нашем убогом таежном поселке и в нашей дрянной газетке!),  казалась слишком тяжелой.
С раннего детства   начиталась о  единственной любви, и всю жизнь ждала ее.  А она не приходила. Ну было много “любовей”, вот только единственную никак не удавалось выделить из этого ряда.
Она шмыгнула носом, простецким  жестом поправила ниспадающие  на нос очки, потом еле заметным заученным движением тыльной стороной руки провела  по низу носа.
— Я столько раз любила, чтобы найти настоящую  любовь. Но все  кончалось одинаково. Мы переставали встречаться после совсем небурного объяснения. Иногда еще долго и лениво перезванивались. Казалось, что Он ко мне охладел! Но я искала и не находила его вины.
В сердце становилось пусто, как ни старалась удержать образ только что, казалось бы, любимого. Потом находился другой, и все повторялось заново с небольшими вариациями. Те же сумасшедшие первые  ночи...
Я отдавалась сразу. Вы же знаете, что  в наше время   мужики очень  нетерпеливы:  если откажешь, повернутся и уйдут к другой. Лови  потом счастья миг!
 Поезд  остановился. Она  вышла из вагона покурить. А  я  смотрела в окно на ее стройную и почти по-девичьи ладную фигуру.
—  На чем я остановилась? Ах да! Лови счастья миг!  Словом я отдавалась сразу, так как боялась  что обижу и, может быть, Он и есть настоящий суженый. Уйдет безвозвратно.
С жаром, с неизъяснимой тягой проходили первые  месяцы. Правда иногда только дни. Но и годы тоже! Чем старше становилась, тем с большим  рвением старалась сохранить в себе  нежные нотки. Не хотелось верить, что все уже было, было, было... У меня, у него  уже было — много раз. В нашем поселке, как и везде, это зовется распущенностью или чем еще похуже. Но я дралась сама с собой, раздувала в душе  остывающий костер чувств — не хотела верить, что он снова угасает!
Она  почти на полуслове умолкла. Отвернулась к окну. Сидела опустив голову. Потом , судорожно облизнув губы, заговорила снова:
— Ложь, пересуды клубком  вились вокруг меня. Вились и разрастались. Уехать  бы куда-нибудь. Так куда? Здесь  в семейке —  комната десять метров. В углу — плитка, на стенке — шкафчик. И работа в Богом забытой  и почти неоплачиваемой газетке. А там? Там и этого не будет.
Никто и никогда не предлагал мне  уехать из моего мирка.  Просто потешатся, тайком от жен. Наговорят, наобещают. Жен заочно напроклинают. А стоит только намекнуть на серьезные отношения —  сразу же “слиняют”. И жена покажется слаще пряника, и скандалы с ней для моего “обещателя” не рисуются уже такими из ряда вон выходящими.
Снова случилась остановка. Какая-то шумная семья с малыми  детьми подсела в вагон. Проводница  заглянула к нам.  Попутчица моя замахала руками. Дверь закрылась.
— Мужики все жен своих ругают. Ну когда их любовный зуд проймет и надо нас, дурех, обольстить. А спросите хотя бы у одного из них, польстятся ли они  из своего, женой устроенного ада-рая, на мои удобства в конце коридора?
Бедные, бедные жены!  Сколько достается им нелестных эпитетов от их загулявших мужей! Может я счастливее их? Никто меня заочно не обливает грязью, не веду я никакого хозяйства, не хожу в обманутых женах!
— Вы замужем? — неожиданно спросила  она.
--Что? Уже нет?! И не пытайтесь утверждать, что Ваш муж был лучше других. Я всяких повидала и “послыхала”!
Она нервно достала из сумочки помаду, но красит губы не стала, и словно споря сама с собой, заговорила очень тихо:
— Вот  только тоскливо сейчас, до колик в глазах, что вновь во мне остывает очередная, кажется уже последняя, несостоявшаяся любовь Надо было мне как-то по-иному  устроить свою жизнь.  Ребеночка что ли б родить!  От того, самого первого, расставшись с которым семь лет не могла в себя прийти. Всю жизнь казалось, что та встреча — самая настоящая. А вот и нет!  Год назад приехала  в свое село маму навестить. А Он там!  Как слышала — сердце чуть не поперхнулось. Иду по улице. Он — навстречу. Маленький. Л-ы-с-ы-й!  С брюшком. А за ним — выводок детей. Впрочем, наверное, внуков.
Так под ложечкой  заныло! Куда исчез  тот красавец, о котором ведрами слезы проливала? Все ли время прятался он в душе моей или  только что из нее вышел?
Она вдруг засуетилась. Метнулась  то  к окну, то к двери. И заторопилась со сборами. За окном проплывал   классический  строгий вокзал Новосибирска. Моя попутчица схватила свои тяжеленные сумки, держа в руках наготове варежки. Тяжело пошла в тамбур. Поезд стоял довольно долго, но она ушла, не оглядываясь, будто боялась, что я выдам ее тайну человеку, деловито шагавшему ей навстречу.
Прощай, голуба душа! Ищи свою половинку. И никогда не думай, что все уже поздно. Пока живем — надеемся!