15
Первую чашку они пили с кизиловым вареньем. Похваливали сухарики и печенье, делились рецептами домашнего печенья на скорую руку. Вторую чашку выпили молча, словно обдумывая, с чего же начать разговор, ради которого Женя и пришла. Молчания не выдержала Елена Юрьевна:
– Женечка, так к кому вы тогда приходили в этот дом? У вас было такое счастливое лицо... Еще по чашечке?
– Нет, спасибо, чуть позднее... Если я вам отвечу, вы уж точно примете меня за сумасшедшую.
– Вот глупости! Я могу снять свой вопрос, если...
– Елена Юрьевна, как вы относитесь к... мистике?
– Замечательно отношусь! – засмеялась Елена Юрьевна одними глазами. –Лучшего снотворного не придумаешь! Детективов на ночь не читаю, чтоб не снились убийцы и убиенные, а вот всякие черти, вампиры, ожившие мертвецы...
– Я не про них.
Женя сжала руками виски, и Елена Юрьевна стала серьезной:
– У вас какие-то проблемы... на этой почве? Что-то связано с Богом?
– Боюсь, что вам меня не понять и ... не успокоить. Я сюда пришла именно за покоем. Душевным.
– Тогда оставим эти дурацкие темы вообще! Расскажите о своей дочке, муже, мне все интересно. Знаете, с атеистами бесполезно говорить про мистику. Вы, наверное, верующая?
- Если бы...
– Это вас удручает? Или ваш атеизм дал трещину?
– Похоже, что так... Знаете, я сначала вас порасспрашиваю, тогда вы поймете, почему мне так трудно... настроить вас на серьезный разговор.
– Я вас чем-то обидела?
– Нет же, нет! – Женя не поднимала глаз. – Согласны на маленький допрос?
Она вымученно улыбнулась.
– Валяйте, – с улыбкой ответила Елена Юрьевна, но тут же тревожно добавила: – Я вас внимательно слушаю.
– Елена Юрьевна, вы знаете секрет этой ...сахарницы?
– А как же! Этому секрету столько же лет, сколько и посудине, то бишь лет двести, если не больше. Сама заглядывала туда много раз. Только не пойму, когда вы туда успели заглянуть. Она же полная!
– И я туда заглядывала...
– Быть такого не может. Это единственный экземпляр, достался от предков. Прячу обычно, боюсь разбить. Подобного стекла не встречала нигде.
– А я туда заглядывала не сейчас, а очень давно, в детстве.
Елена Юрьевна вопросительно улыбнулась.
– Я пока про другое спрошу... В вашем доме полно секретов. Моих.
– Вы шутница, Женечка.
– Да уж, – горько вздохнула Женя.– У вашего трюмо тоже есть секрет.
– Это интересно. Вот уж в чем никаких тайн не вижу.
Женя почувствовала приближение своего приступа и стала изо всех сил ему сопротивляться. Не хватало еще, чтобы эта милая женщина посчитала ее сумасшедшей! Только не напугать!
Но голос Елены Юрьевны становился все тише, убегая куда-то, и она, Ленуся, стояла за спиной у Зоси, протирающей виноградную лозу и зеркало. Обычно та мурлыкала себе под нос какой-то мотивчик – не могла работать иначе. Ленуся притаилась, чтобы напугать Зосю, подурачиться с нею. И вдруг Зося, к изумлению Ленуси, обхватила раму снизу, приподняла ее и сняла с лозы виноградную кисть.
– А-а! – завопила радостно Ленуся, повисая на шее у Зоси, – поломала, поломала! Я никому не скажу! Ты чего испугалась?
– Дурочка вы, барышня! Так налететь на человека! Кто ж не испугается? И ничего я не сломала, просто пыль протираю. Она ж повсюду лезет!
Тут только Ленуся увидела аккуратное отверстие, в которое виноградная кисть входила так, что оставляла просторную выемку.
– Это тайник, да? Это чей тайник? – страшно довольная открытием, спрашивала Ленуся, пробуя выемку пальцем.
– Какой еще тайник? Тут просто ключ от шкатулки прятали, с драгоценностями твоей матушки, а когда она умерла, многое заложили... Пуста теперь шкатулочка.
– Значит, и есть тайник! Прятали же ключик, а? От кого? И шкатулочка не пустая, я сама видела! Ляля мне показывала мамины украшения!
– Глупая, побрякушки там, а не драгоценности.
Голос Елены Юрьевны вдруг обрушился на Женю сверху:
– Я «скорую» вызову, это сердце! Если второй раз...
Женя вцепилась в руку Елены Юрьевны:
– Ради Бога, не волнуйтесь, все уже прошло... Это у меня с детства... Вот так накатит, а потом... Вы мне скажите, когда реставрировали трюмо, лозу отвинчивали? Там кисть винограда снимается с лозы.
– Что вы, ничего там не трогали, нечего там отвинчивать.
– Там тайник. Я даже помню, что в нем... Там мамин медальон... в виде сердечка, а в нем крошечная жемчужинка. Я положила сердечко туда перед отъездом в Крым, а потом плакала, что не взяла его с собой...
Теперь Елена Юрьевна смотрела на свою гостью с откровенным испугом.
– Я вам сейчас покажу. Пойдемте.
Женя поднялась с трудом и на слабых ногах побрела к зеркалу, Елена Юрьевна – следом.
– Помогите мне... Зеркало стояло в прихожей, значит – тайник слева... Держите здесь, я приподнимаю... Справа должно быть пусто, я – слева положила...
Кисть с трудом, но отвинтилась от лозы. Женя отступила назад с гроздью винограда в руке и крошечной веткой. Елена Юрьевна заворожено наблюдала за всем этим: вот Женя полезла пальцами в выемку-тайник, вытащила оттуда крошечный медальон из потемневшего серебра и протянула его Елене Юрьевне. Та осторожно приняла его. На крышечке были отчетливо видны буквы «М» и «Р».
– Откройте его, там пружинка.
Елена Юрьевна так же молча повиновалась – извлекла розовую жемчужину из медальона и вернула ее Жене. Какое-то время они еще молчали, глядя друг на друга.
– Кто вы, Женя? – прошептала хозяйка дома.
– Если бы я знала... Мне остается только рассказать вам то, что я пережила... Может быть, вы потом посчитаете меня сумасшедшей, а, может, – мы постараемся вместе разобраться во всем. Но я больше так жить не могу. Давайте сядем.
– Давайте. Меня ноги тоже не держат. Я такого не ожидала...
– Я – тоже. Лучше бы тайник и сахарница оказались моей фантазией...
Они уселись на кресла друг против друга и снова замолчали.
- Понимаете, – начала Женя, придавая голосу некоторую твердость, – я в этом доме никогда не была. И у нас нет общих знакомых, правда? Вы меня видите второй раз в жизни, я вас – первый, но... я знаю этот дом прежним, понимаете?
– Нет.
– Я – тоже, и в этом все несчастье. Я знаю, каким был дом внутри, пока его не перегородили... У нас была просторная прихожая, парадный вход с мраморной лестницей – по обе стороны крыльца.
А из соседней комнаты – вход в зимний сад, в виде залы – полукругом... Здесь мне все чужое, – Женя обвела рукой комнату.– Но эта печь... И та, в бабушкиной комнате...
– Вы бредите, – тихо сказала Елена Юрьевна.
– Лучше бы я бредила! У вас остались какие-то фотографии, старинные?
– Есть альбом, он...
– Молчите! Я сама его опишу! Если это, конечно, тот альбом. Он толстый, похож на книгу, в мягком переплете из замши или какой-то похожей ткани... Там по углам... такие узоры, тисненные... И застежка, как в дамской сумочке, в виде двух серебряных пряжечек.
Теперь на лице у хозяйки дома был написан откровенный страх, она словно постарела мгновенно, осунулась, руки ее мелко-мелко дрожали. Но Женя не замечала этого – сама походила на лунатика, которого внезапно разбудили.
– Вы – экстрасенс, Женя?
– Да нет, скорее привидение.
Елена Юрьевна встала и подошла к мебельной стенке, за стеклом которой стояли книги. Она стала снимать их лихорадочно, пока не обнажился второй ряд. Тогда был извлечен на свет семейный альбом, описанный Женей совершенно точно. Семейная реликвия, куда редко заглядывают, хотя помнят наизусть. Елена Юрьевна тоже не открывала его годами, но каждый раз почему-то останавливалась на первых страницах, где в прорезях хранились совершенно незнакомые ей лица предков.
Она любовалась их благородным обликом, старинной одеждой, ее удивляли позы этих дам и господ, манера держаться, наклон головы. Сколько аристократизма было в их прямых спинах и поворотах головы, сколько красоты в породистых лицах! Почему так редко подобные встречались в нынешней жизни? Эти светлые улыбки, гордые осанки, романтические одежды надолго притягивали взгляд Елены Юрьевны. Вот почему Женя понравилась ей с первого раза – та была из их породы, вымершей!
Женя, уже не стесняясь слез, прижала альбом к груди. Елена Юрьевна в полном смятении ждала. Чего? Вот Женя расстегнула пряжечки привычными движениями и жадно уставилась на первое же фото, занимавшее всю страницу. Целая группа молодых женщин сидела в изящных позах на траве. Их длинные юбки полностью скрывали ноги. Одни женщины придерживали рукой шляпы, другие держали руки на плечах впереди сидящих, и все улыбались с тем затаенным молодым счастьем, которое невозможно удержать.
Елена Юрьевна понимала это как счастье ожидания, возможное только в молодости, когда жизнь впереди. Источник счастья был в самом центре – молодая пара, жених с невестой, судя по их свадебному одеянию.
– Ляля и Сережа, – сказала Женя тихо.
– Я сойду с ума, – в тон ей ответила Елена Юрьевна.
Женя поспешно перевернула страницу. Следующая была прикрыта тонким листом папиросной бумаги.
– Это снилось мне всю жизнь... Вот они, смотрите.
Молодая славная женщина, почти девочка, но с печальной улыбкой, с поднятыми вверх густыми волосами, собранными атласной лентой, в закрытом платье с брошью под горлом.
Когда-то в юности Елена Юрьевна пыталась срисовать фасон этой блузы или платья с его складками-защипами на груди и сложным воротником. Позади женщины, положив ей на плечи руки, стоит красивый мужчина, похожий на артиста и лицом, и щегольским одеянием. А на коленках женщины – смешной младенец, утонувший в оборках длинного платьица. Девочка смеется из-под кружевного чепчика – ждет птичку, обещанную фотографом.
– Расскажите о них.
– Я мало знаю подробностей. Многое стало легендой... Не знаю, сколько там осталось процентов правды... Точно знаю, что это мой дед, Михаил, и его первая семья. Жена умерла совсем молодой, вроде бы от чахотки, и дочь – тоже... Но не знаю, сколько ей было лет. Кажется, двенадцать...
– Одиннадцать.
– Не сводите меня с ума...
– Пожалуйста, продолжайте...
– Дедушка был ученым, уж это я знаю точно: семейная гордость – дед... А вот с девочкой связана красивая легенда: вроде бы она в день своей смерти оказалась в бабкином доме, а потом исчезла так же неожиданно, как и появилась. Ее видели и слуги. Вот и получается, если верить сказке, что девочка превратилась в привидение. Бродила по дому, всех пугая, плакала. Но видели ее только те, кто любил. Остальные говорили: все бабка придумала, свихнулась от горя. Ведь девочка умерла. Эту легенду почему-то все в нашей родне с удовольствием рассказывали новому поколению.
– Я и есть это привидение.
– Не шутите так.
– Какие тут шутки... Девочку звали Леной, а называли дома Ленусей. Маму ее – Машенькой, Марией. Мамина сестра – Ляля. Это с нею я была в Крыму, когда лечилась там. А это, – Женя перевернула страницу и пальцем ткнула в центр молодежной фотографии, – Сережа. Они только поженились...
– Детка, вы бредите. Не знаю, какие ассоциации вас так разволновали, но все это – не-воз-можно!
– Тогда послушайте меня с самого начала. Или, если не хотите, сразу же разойдемся.
Голос у Жени звучал так устало-безнадежно, что Елена Юрьевна, уже решившая про себя, что гостья все-таки немного не в своем уме, поспешно сказала:
– Да, да, я слушаю...
продолжение http://www.proza.ru/2009/08/04/495