Какой плохой мальчик. Миниатюра.
(Что-то вроде исповеди.)
Реальности не могут противостоять никакие рассуждения.
Но кроме этого у нас в арсенале ничего нет.
Когда уйдешь ты, будет все равно:
Что делал, говорил, чем запятнал себя ты.
О.Хайям.
Этот мальчик (когда он был еще мальчиком) был слабохарактерным. А как говорил де ля Ларошфуко «Слабость характера – единственный недостаток, не поддающийся исправлению».
Кроме того, он был трусоват, как, впрочем, и большинство нормальных людей. Оба эти свойства характера часто бывают взаимосвязаны.
То есть, он подходил к тому типу людей, которых агрессивные и малокультурные люди не без злорадства и уничижения часто называют «овощью». Этакое злобное наследство лагерных времен.
Прикинь! Есть люди, а есть овощи.
Естественно, что в далеком детстве он не очень любил играть и бегать с ребятами во дворе. Детство среди сверстников бывает тяжелым, если ты такой «скромный». Пару раз он пытался защитить свое человеческое достоинство, как оно понимается «во дворе», то есть подраться с обидчиком. Но это были редкие случаи.
В большинстве случаев мальчик предпочитал сидеть дома. Как водится, раньше такие субъекты много читали, рисовали, мечтали, лишь бы не столкнуться во дворе с суровой действительностью. Нынче к их услугам ТВ и комп с его играми, но в принципе это дела не меняет.
В школе у овоща жизнь тоже не сахар. Обязательно в классе находится несколько «притеснителей», а иногда и «притеснительниц», для которых поиздеваться так или иначе над товарищем составляет предмет удовольствия.
Короче это нескончаемая волокита, а жаловаться училке бесполезно, да и не принято.
Значит, светлое детство, примерно от пяти до шестнадцати (конец подросткового возраста), у такого мальчика омрачено непрерывной борьбой за сохранение своего хотя бы минимального статуса в этом детском социуме.
И вот долгие (как ему казалось) годы детства мальчик все мечтал и надеялся, что когда он, наконец, вырастет и войдет в права взрослого, этот кошмар, наконец, прекратится, так как в обществе взрослых действуют другие, более гуманные, правила взаимоотношений. Он на это надеялся все эти годы детства, но в душе не был в этом уверен, поскольку это были все же детские интуитивные прозрения.
И он оказался прав. Интуиция не подвела его. Ставши взрослым, он, наконец, избавился от этого постоянного кошмара надоедливых приятелей-садистов, да и само поведение их изменилось. По меньшей мере, им приходилось теперь скрывать свои агрессивные детские привычки.
Да и к тому же, после школы они как-то быстро растеряли взаимные связи и почти не виделись, к счастью для нашего плохого мальчика.
А «подпольные» садисты, повторяю, во взрослой среде умело скрывают этот свой недостаток (если они вообще считают его недостатком). Поэтому, если мальчик простодушный (а он был именно таков), то он мог вообще до поры до времени и не замечать этого в своих взрослых коллегах.
Плохой мальчик в нормальной среде стал общительным молодым человеком и имел массу приятелей, которые не знали про него, какой он плохой, а он не знал про них толком ничего, так как был доверчив и не проницателен.
А «по жизни», как нынче выражаются, это надо бы уметь и не только тогда, когда тебя «накололи», а превентивно, заранее углядеть. Но, если бы он это умел, это был бы уже другой мальчик. Мы не говорим, что хороший.
Но это была бы другая сказка и уже не про мальчика.