В выходные, обновляя забор, вынимал с глубины центнеровый металлический столб. Для этого вырыл вокруг него яму и, в ночи уже, завалил столб набок. А поутру обнаружил в яме мышку. Она бегала, смешно пыталась взобраться по отвесным стенам - и падала вниз.
Прежде, чем вынуть её, мне захотелось показать мышь подрастающему поколению. Она безуспешно пряталась под остов столба, а я выгонял её на свет, шебурша доской. Когда же я спустился вниз, чтобы взять мышку в руки - обнаружил её лежащей недвижимо. "Притворяется!" - объяснил я поколению, и оно, довольное, побрело по своим делам. А я остался с этой - недвижимой - болью.
Длинный хоботок, чёрная шёрстка, усы, голенький хвост - вот всё, что осталось от комочка жизни, так трепетавшего предо мною, ставшим из спасителя невольным губителем. Я положил её в сено, сбегал за водой, окатил - ничто не помогло. Мышь умерла от разрыва сердца.
И я вспомнил нас с вами, таких живых и беззащитных, таких ранящих друг друга по пустякам. Мы хорохоримся, раздвигаем плечи и напрягаем лбы - но, как та мышь, упадём замертво от роковой неумелости и нечувствительности. Мы забыли смотреть в человека, как в трепетное создание. Нет суперменов, нет терминаторов, нет вождей, президентов, оккупантов - есть сердце, которое может разорваться.