Октябрь уходил без слёз, нытья и капризов. Тихо при полной ясности, он отсчитывал последние дни, даруя на прощание нежданное тепло и буйство красок осенних цветов. Надежда Михайловна, стараясь управиться в саду до холодов, нарушала самой же установленный порядок: ездила на дачу ежедневно и задерживалась допоздна. Она так и не дождалась помощников. Дочь с зятем работали, внучки работали и учились, а мужа похоронила три года назад.
Он умер 30 октября, как утверждали астрологи, в самый мистический день в году. Надежда Михайловна не верила, ни звездочётам, ни гадалкам и при случае решительно отстаивала свои убеждения: «Не хочу я даже слышать о потустороннем мире или каких-то там «тонких» мирах, связующих сердца людей «серебряных» нитях» - возражала она собеседнику. - «Есть хоть один, кто побывал «там» и вернулся?.. Кто видел эти самые нити? Ну и о чём тогда разговор?» - Спрашивала она и всем видом показывала, что продолжать «никчёмный спор» не желает.
Единственная её уступка – посадка растений, особенно овощей, по лунному календарю, и то по настоянию мужа. Однако после неожиданной смерти любимого стала не так категорична в разговорах о необычном, с интересом читала всё, что попадалось.
Три года назад он, собираясь на дачу именно в этот день, предложил: «Ты, Надюша, оставайся. На даче тебе делать нечего, а если имеется настроение нас побаловать, испекла бы ты моих любимых пирожков. А? С луком да яйцами, с капустой и сладеньких». – И пошутил: «Что-то на сдобу потянуло, не иначе – к полноте». Надежда Михайловна расстаралась, как на Меланьину свадьбу… Этими пирожками и поминали его.
Муж особенно не жаловался на здоровье, всё, как будто, было по возрасту. Тем больней и обидней ей было. На кого? За что? Не понимала сама. Но среди переживаемых тяжёлых чувств, особенно долго ощущала именно обиду. Обидно было, что он, всегда опекавший её, оставил одну, не дал возможности позаботиться о нём, поговорить напоследок, проститься. Было какое-то странное чувство, что он не умер, а именно ушёл, разом оборвав все земные нити, связывавшие их. И это острое ощущение образовавшейся холодной пустоты не проходило с годами. Даже умер, он так, как хотел и обещал, «на ходу», не обременяя. И тут ему удалось уберечь её: не видела она ужаса кончины родного человека, не страдала от беспомощности и отчаяния. Надежда Михайловна прочла в отрывном календаре, что в этот день очень тонкая грань между миром живых и потусторонним миром. «Вот и не удержался Толенька, шагнул за грань», – неожиданно для себя подумала она тогда. - «И поминальный обед заранее заказал»…
После смерти мужа от нежданного инсульта, каждый год в конце октября она пекла пирожки с начинкой по последнему его заказу. Накануне печального дня специально ехала на дачу собрать букет его любимых цветов, «дубочков». Можно было бы и 30-го: сначала – на дачу, а потом – на кладбище, но теперь она боялась этого числа. Обдумывая и сопоставляя все обстоятельства смерти супруга, выяснила, что именно в тот день было новолуние. А новолуние, предупреждают астрологи, - «опасные дни» для мужчин: организм ослабляется луной, снижаются защитные силы. «Вот и не верь им после этого». - Размышляла она. – «А следующая за ним суббота – большая поминальная, «Родительская». Толечка как раз в пятницу ушёл. Накануне. Странно как-то всё совпало». От этих мыслей у неё, не верящей прежде ни Богу, ни ведуньям, холодело внутри, и что-то комом сворачивалось «под ложечкой».
На даче в этот день всё говорила с мужем, как если бы он мог слышать её и удивлялась этой нежданно возникшей потребности. Она касалась ворот, которые он варил и поставил сам, стен небольшого домика, возведённого им, стола, за которым в тени крон сливы и вишни, усаживалась когда-то вся семья, словно ощущая тепло его рук. Вздыхала и шептала: «Толенька, Толенька, вот и пролетела жизнь, и, если бы не ты, не знаю, что о ней хорошего я могла бы сказать». Действительно, одарил он её женским счастьем без меры: не знала она ни пьяных унижений, ни ревнивых сомнений, потому сохранила юную доверчивость и непосредственность, не вянущую с годами привлекательность.
Букет она формировала из «дубочков», украшавших огород по периметру. Задумчивым квадратом Малевича отдыхала земля, вскопанная ею после овощей, в их мощном радужном обрамлении. Цветы сажал муж: Надежде Михайловне жаль было земли. По её мнению, лучше сажать что-нибудь полезное. Теперь она радовалась их нескончаемому цветению, напоминающем о нём. Вот и сегодня срезала она самые крупные красивые, но всё равно получилось много. Села под навес, цветы перебирает, букеты вяжет, а сама мужу рассказывает, как живёт без него: «Ещё хуже Толя, стало. У самой, здоровья нет, «тяну» дачу, у зятя аукается афганское ранение, дочь теперь – старший бухгалтер, и дома до ночи сидит над справками да отчётами. Одна радость – внучки, особенно – старшая, любимица наша. Живём мы теперь с ней вдвоём, Толечка, и детям просторнее, и мне надёжнее: живая душа рядом. Аннушка – умница, на последнем курсе училась и работала, но диплом «красный» получила. Ночами – на работе, днём – на занятиях. Зато работа по специальности, с компьютерами что-то, я в них плохо разбираюсь. Жалко мне её, похудела, одни глаза и те печальные. Уж не знаю, что и думать. Раньше она мне всё рассказывала, даже больше доверяла, чем матери, а тут в себя ушла. Чмокнет в щёку: «Не напрягайся, бабуля, всё – okay» и убежит. Может, влюбилась безответно? Так сейчас и влюбиться-то не в кого, сама говорит: «Нет настоящих мужчин: то пьют, то «колются», то норовят найти старше себя, да обеспеченных». Как калечит жизнь людей, Толечка… Ну, вот аж четыре букета получилось. Тебе, родной, – самый красивый. Нам – по букету. А этот, может, продам…». После смерти мужа Надежда Михайловна, чтобы свести концы с концами, иногда продавала выращенное собственными руками. Управилась она и решила ехать домой раньше, тем более, что появившиеся тучки закрывали уже и так негреющее солнышко, становилось прохладно.
В электричке она неожиданно встретила Раису Фёдоровну Минину, бывшую сослуживицу. Когда работали вместе, были приятельницами, а потом житейские проблемы развели их по разным далёким углам, как ластиком стёрли из памяти всё, казавшееся вечным и прочным. «Надо же! Сто лет, как, говорится, не виделись, а тут – на тебе!» – Радостно, перебивая друг друга, восклицали они, произнося обычное в таких случаях.
Успокоившись, обменялись длинными номерами уже мобильных телефонов, делились переменами, происшедшими в жизни. Надежда Михайловна как что-то сокровенное открыла бывшей подруге свои сомнения в отношении устройства мира, которому привыкла верить.
- Поверишь тут и в Силы неведомые, - повторяла она, рассказывая, о предчувствиях мужа, и обо всём мистическом, вокруг его смерти. – Всё меняется, Рая, идеалы, которыми жили, взгляды. Страшно только то, что рушится всё. Всё – в руинах: страна и мы. Я никак не могу примириться с потерями… А ты как? Ну, в этом смысле.
- Как все, Надя, обидно, больно. Но я – не в стане «непримиримых», да и ты, вижу, жива. Я всегда «Гадюку» вспоминаю. Помнишь фильм? Вот она – непримиримая, а мы что? Так – болтовня. Да и выгоду из всего этого каждый ищет. Внука моего Игорька не забыла? Выучился – предприниматель, руководит фирмой!
И, неожиданно они выяснили, что внук Раисы Фёдоровны возглавляет предприятие, в котором работает внучка Надежды Михайловны.
- А я, Рая, подумала о твоём сыне, когда однажды Аннушка фамилию руководителя назвала, но засомневалась, у него, ведь, другая специальность была. А о внуке, ты знаешь, даже и не подумала. Молодец Игорь! Молодой, а уже – начальник. Я бы его и не узнала. Последний раз мы на базе отдыха были с внуками давненько. Аннушке тогда двенадцать было…
- А Игорёчку – шестнадцать. – Перебила Раиса Фёдоровна. – А сейчас уже двадцать шесть, а всё парубкует. Боюсь, перегуляет, не женится вообще. На работе день и ночь пропадает… Говорит, сейчас девчата такие пошли, что курят, пьют, как мужики, да богатеньких ловят. Я знаю, твоя Аннушка не из таких, может, Бог даст, породнимся…
- Хорошо бы, конечно, - вздохнула Надежда Михайловна, - только им своего ума не вставишь, не больно они нас, «предков», слушают… как и мы когда-то своих родителей…
- А я, Надя, смотрю на твои букеты и восхищаюсь, надо же, какие сочные, красивые цвета. Ты мне накопай корешков. Так запали в душу вот эти карминные и сиреневые, да и тёмно-бордовые хороши…
- А ты приезжай ко мне на дачу, Рая, сама и выберешь. Толя тоже особенно эти любил. Вот ему этот букет завтра и понесу. А эти сейчас попробую продать…
- Ну, и как? Получается? Как торговля идёт? – Полушутливо поинтересовалась Раиса. И, не дождавшись ответа, добавила. – Я бы сама продавала излишки, но не могу, раздаю соседям, родне. Ложная стыдливость мешает. Мы к чему привыкли: торгует человек, значит – спекулянт. А ведь, сколько труда вложено, расходы немалые…
- Та и я такая ж, Рая. Мне соседка помогла: она бедовая. Станем с краю тротуара в ряду таких же товарок вдоль вокзала и трепещем в ожидании унижения. Вот-вот появятся «блюстители» и начнут наводить «порядок». Ревностно милиция следит, чтобы торговли только в установленных местах. Дачников разгоняют, а перекупщиков не трогают…
- Точно, Надя, я тоже видела… Одна у них шайка-лейка: суй в карман, в стакан налей-ка. Барышники цены накручивают. Фрукты-овощи иностранные – без запаха и вкуса. А наш продукт-то свежий, с грядки, не какой-то там «заграницы». Он и пахнет иначе, и вкус – пальчики оближешь.
- Да, Рая, и организму полезнее, то, что в родной земле выращено, и – дешевле, а это для простого человека важно… Ты смотри, дома нас дождик встречает. Ему бы дачи поливать, а он в городе грязь развозит. Я здесь выхожу, счастливо тебе, Рая, ты звони. На дачу съездим за цветами, и мне веселее будет…
Надежда Михайловна заторопилась к выходу. Дождик противно моросил. «Пойду домой», - решила она, - «какая под дождём торговля…». Встреча с Раисой напомнила ей многое из той далёкой и, как теперь казалось, счастливой жизни. «Надо же, Игорь как раскрутился… А что же это Анютка промолчала про него? Странно…» Она задумалась и не сразу поняла, что именно к ней обращается молодой мужчина. Он выглядывал из окошка машины, следовавшей за ней.
- Мамаша, подождите, - просил он, - продайте букет! А? Ну позарез нужно…
Надежда Михайловна остановилась, согласно кивнула. Молодой человек, притормозил, и, выбравшись из дверцы для пассажиров, оказался рядом с ней на тротуаре.
- Вы извините, пожалуйста, тут такое дело: мириться еду… с любимой… Цветы очень кстати были бы…
- Ну, для такого случая, наверно, стоит другие купить… - Наперекор своему желанию продать, выразила сомнение Надежда Фёдоровна.
- Будут, будут и другие. Это потом… - Было видно, что он взволнован и торопится. - Вот этот, самый красивый, если можно. – Он указал на букет, который Надежда Михайловна собиралась нести мужу. - Я заплачу, сколько скажете. Понимаете, ребёнок у нас будет. Вот только что узнал. А она меня измучила, сама извелась. Придумала что-то, накрутила. Мириться никак не хотела, месяц… Ну просто… стерва… А я её... Да я о ней только и думаю. Сегодня на работу не вышла, мы вместе работаем. Говорит, приезжай сейчас или никогда. Представляете, никогда. А ребёнок как же…
- Молодой человек, извините, но я не могу продать букет, который вы просите. Он… для другого… я не хочу, чтобы это как-то повлияло на вас, на ваши отношения. Возьмите вот этот, он тоже очень хорош, его я собирала для любимой внучки, ей нравятся именно эти цвета: сиреневый, белый и малиновый. И ещё… Не обижайтесь, может, это и не моё дело, но называть любимую «стервой»?..
- Так я же, любя… Что вы? Вы совсем не так поняли… Это от восхищения ею и мучений, которые я пережил. Знаете, она мне теперь ещё дороже. А вы правы, этот букет замечательный, он теплее и радостнее. Давайте. Спасибо вам… Вот, возьмите, - и он протянул Надежде Михайловне сторублёвую купюру.
- Это много…
- Берите, берите. Вы меня так выручили. – И он тут же исчез в салоне. Машина, сорвавшись с места, повернула за угол.
«Как удачно получилось», - размышляла Надежда Михайловна, направляясь к дому, - «ещё чуть-чуть и я бы свернула во двор, а так и не стояла, и заработала как за два букета. Парень, видно, хороший. Рад ребёнку, такое редко бывает». Она подходила к своему подъезду и увидела, как от машины припаркованной поодаль, к ней направлялся покупатель её цветов. Он, увидев знакомую, приветливо улыбнулся.
- Во! А мы оказывается – в один дом идём. Так вы, наверно, знаете мою Анюту? – Проговорил он уже в проёме дверей подъезда.
- Анюту? – Эхом откликнулась Надежда Михайловна, опускаясь на мокрую лавочку перед домом, и машинально добавила, - знаю, наверно, Игорь…
В их старенькой «хрущёвке» знали всё друг о друге, а Анна была одна, её внучка. Теперь она осознала неуловимое сходство угловатого подростка и этого видного молодого человека.