Цикл рассказов Рассказы отца
Рассказы отца
О войне отец рассказывать не любил, хотя мне, шестилетнему мальчишке, глядя на густой частокол орденских планок на его груди, очень хотелось узнать в каких, конкретно, боях была добыта та, или иная награда.
-Всем давали, вот и мне досталось.
Видать, мало чего было в войне такого, что хотелось бы сохранить в памяти навсегда, с чем тянуло бы поделиться со своим сыном, порадовать своих близких.
Другое дело, отец моих друзей – близнецов Женьки и Витьки. Они были нашими соседями по дому в германском городке Финстервальде, и дядя Толя, пилот штабного «кукурузника», с большой охотой делился с нами своим героическим прошлым. Разинув рты, мы слушали его абсолютно достоверные истории, как он, сидя за штурвалом своего боевого самолета, вступал в неравную схватку с целой армадой Люфтваффе и, конечно, выходил из боя победителем. Бывало, что и в него попадали вражеские снаряды, но дядя Толя всегда благополучно сажал самолет, даже на вражеской территории, маскировал его, пробирался к своим и, непременно, возвращался с новыми деталями, чтобы, отремонтировав машину, взлететь и взять курс на свой аэродром. И таких историй у него было не счесть.
Однажды, когда друзья отца в застолье вспомнили какие-то военные эпизоды, а других в памяти просто быть не могло, ведь их молодость пришлась на военное лихолетье, я настойчиво стал просить рассказать мне о них. И то, что я услышал, совершенно не вязалось с той войной, какую вел в своих рассказах дядя Толя.
Избушка на курьих ножках
В свою часть на театре боевых действий во время «зимней войны» с Фитнляндией в 1939 году молодой капитан медицинской службы прибыл к вечеру. Это был не очень удачный день, и лазарет, где его разместили, был переполнен ранеными и помороженными бойцами, ожидавших эвакуации в тыл. Поскольку все служебные помещения были приспособлены под палаты, его на одну ночь поместили в какую-то каптерку под лестницей, где хранилось вещевое имущество. Там у дальней стены за ящиками оборудовали ложе для нового доктора. Сам лазарет, расположенный у самой кромки леса, представлял собой длинный барак, стоящий на столбах, чтобы глубокий снег не мешал открывать двери и ежедневно не приходилось бы их откапывать.
В тот год стояла очень лютая зима, совсем не характерная для этих мест. Советские солдаты, одетые слишком легко для таких холодов, страдали от стужи и поступали в лазарет не только по поводу огнестрельных ран, но и с отморожениями. Раненый на таком морозе человек погибал скорее, чем в теплое время, и, понимая это, пострадавший в полный голос кричал и звал на помощь. Финские снайперы тоже учитывали такую особенность и стреляли не на поражение, а специально так, чтобы только ранить. Представьте себе ранение в крупный сустав, коленный, плечевой или бедренный. Боль адская, но повреждения, если не задета артерия, жизни не угрожают. Раненый кричит и умоляет оказать ему помощь. Санитары и товарищи ползут к нему, чтобы вытащить, а у снайпера целей на выбор, искать не надо, вот они, все, как на ладони. Выстрелы гремят снова и снова. И опять только раненые. Вытащить и спасти, можно было только тех, кто дотягивал до темноты. К сожалению, это был слишком большой срок, нереально большой.
Солдаты понимали, что в случае ранения на поле боя при таком морозе и такой снайперской активности помощи им не дождаться. Участились случаи самострелов. Особисты стали постоянными гостями в лазаретах, а расстрелы перед строем – в частях.
В такую атмосферу с головой предстояло окунуться и вновь прибывшему врачу. А пока что он отправился спать в отведенный ему уголок. Ночью сквозь сон смутно слышал, как кто-то ходил по лестнице и над головой, в помещении лазарета.
Утром проснулся, пораженный необычайной тишиной. Оделся и вышел на улицу. Настроение было прекрасное. Новая должность, сегодня - первый день его боевой деятельности в успешно действующей Армии, и новое звание - первая шпала в петличке, создавали ощущение праздника и торжественности момента. Стояла изумительная погода, солнечная, морозная и безветренная. Казалось, сама природа радовалась и подбадривала молодого офицера.
Капитан улыбнулся и поглядел по сторонам. Весь снег вокруг дома был в лыжных следах. Нигде не было ни души, даже часовых. «Тишина, солнце, снег и лыжи. Как в Подмосковье»,- подумал он и поднялся в лазарет.
Картина, открывшаяся взору, заставила его оцепенеть от ужаса – весь персонал и все раненые были убиты ударами ножей. Позднее нашлись и тела часовых, убитых таким же бесшумным способом. Огромные темно-красные лужи запекшейся крови и совершенно бледные лица погибших. Какой же силы должна быть ненависть к врагу, чтобы добивать солдат, уже получивших ранения в бою, и перерезать горло дремлющим медсестрам, совсем еще девочкам! Было совершенно ясно, что единственно живым человеком он остался только потому, что его не нашли.
Телефонная линия была перерезана, сообщить о случившемся удалось только с первым прибывшим транспортом. Очень скоро появились ребята с холодными головами, горячими сердцами и чистыми руками. Их задача была не очень сложной – среди оставшихся в живых найти тех, кто был причастен к трагедии. Налицо чрезвычайное происшествие с человеческими жертвами, значит, обязаны быть те, кто за это ответит, причем, совсем не важно, сколько их и доказана ли вина. Круг должен замкнуться.
Капитана арестовали и поместили в ту же каптерку, только выставив снаружи часового. Допрашивали несколько часов, пытаясь найти хоть какую-нибудь связь трагедии с его вчерашним прибытием. Но молодой офицер что-то не очень здорово им помогал, и начальник особого отдела, докладывая о ходе расследования командующему, сообщил свое видение происшедшего. Он доложил, что особый отдел считает версию о подозрительном прибытии именно в этот день нового и единственно оставшегося в живых офицера достойной дальнейшей тщательной разработки. В заключение спросил мнение генерала о дальнейшей судьбе подследственного.
Командующий, уже далеко не молодой человек, поднял глаза от документов и долго внимательно смотрел на контрразведчика. В отношении пособников врага могло быть только два решения: либо, по законам
военного времени, расстрел на месте, либо направление в особый отдел фронта, что, по сути дела, было тем же самым расстрелом, только несколько отсроченным. Ответ прозвучал, как выстрел:
-Освободить!
Да святится имя твое! Этим капитаном медицинской службы был мой отец.
Аэродром под Полтавой
Война перевалила на вторую половину. Наши войска наступали, с огромным трудом отвоевывая все то, что ранее было так быстро отдано врагу. Полк штурмовой авиации перебазировался на большой аэродром под Полтавой. Командира полка вызвал командующий авиацией и приказал готовиться к регулярным приемам групп бомбардировщиков союзников, которые будут взлетать со своих баз в Англии или Италии, бомбить объекты в Германии или Польше и совершать посадку на нашем аэродроме. Всем службам предписывалось оказывать союзникам помощь в полном объеме. После необходимого технического обслуживания самолеты, под завязку заправленные горючим и бомбами, отправятся в обратный путь.
Первую группу тяжелых четырехмоторных стратегических бомбардировщиков В-17 встречали всем составом базы. Прилетело более сотни «Летающих крепостей» с экипажами по 11 человек в каждом. Назывались они так не за счет какой-то невероятной бронезащиты, которую наши пилоты тщетно искали, но не нашли, а за счет большого количества крупнокалиберных пулеметов, направленных в разные стороны от фезюляжа. Машины были украшены изображением маленьких бомбочек и фашистских свастик, свидетельствующих о количествах боевых вылетов и сбитых самолетов врага. Учитывая, что каждая машина несла около семи тонн бомбовой нагрузки, то можно было представить себе, что творилось на земле после выполнения задания сотней таких бомбардировщиков.
Несмотря на полное незнание языка с обеих сторон, контакты устанавливались быстро и надежно. Ведь все были запряжены в одну авиационную упряжку, а, следовательно, заботы и хлопоты были одинаковые. Разговаривали жестами, мимикой и десятком наспех выученных слов. Женщинам базы и окрестностей американские парни пришлись очень по душе: симпатичные, веселые, молодые и очень щедрые. Некоторая скованность, характерная для первых дней, исчезла, и американских ребят стали всюду считать своими. Новых американских друзей на Полтавском аэродроме ждали русские ребята и украинские девушки точно так же, ждали своих, и волновались за них, глядя в пустое небо, если прилет по каким-либо причинам задерживался.
Советские самолеты, после выполнения задания обычно выруливали на специальную стоянку у кромки поля и маскировались там камуфляжными сетками, так что с воздуха их было довольно трудно обнаружить. Американцы же, съезжая с взлетно-посадочной полосы, подруливали к краю летного поля и выключали двигатели. Самолеты стояли там, приткнувшись один к другому в художественном беспорядке. Учитывая их размеры, вся дальняя треть поля была заставлена этими великолепными машинами. Командование базы несколько раз обращалось к пилотам с просьбой поставить машины аккуратно, рассредоточено вдоль кромки поля, чтобы можно было их замаскировать сетками. Неровен час, прилетят немцы, беды не оберешься. Американцы обещали исправить положение, но «воз» продолжал раз за разом оставаться на прежнем месте.
И немцы прилетели. Сначала днем, вслед за прибывшими американцами, в небе появился немецкий самолет-разведчик, а ночью пожаловали основные гости. В налете участвовало около 150 самолетов. Командование бомбардировочной авиации любой страны мира знает, что попытки уничтожения вражеских самолетов, замаскированных на земле, мало эффективны, а собственные потери слишком высоки, так как оборона аэродромов достаточно надежна. Процент прямых попаданий бомбами близок к нулю, а осколками можно только слегка повредить большую машину и вывести ее из строя только на время ремонта. Спрятаные самолеты надо сначала обнаружить, а, значит, необходимо раз за разом прорываться к летному полю в поисках замаскированных целей сквозь огонь истребителей противовоздушной обороны и зенитных батарей в слепящих лучах прожекторов. Овчинка, как правило, не стоила выделки.
Немцы рискнули, пошли на это и не промахнулись. Та картина, что открылась глазам немецких пилотов на Полтавском аэродроме, не могла им даже присниться. «Летающие крепости», как огромные птицы с размахом крыльев около 30 метров стояли открыто все вместе на небольшом участке взлетного поля очень близко друг к другу. Промахнуться в бомбометании даже с большой высоты было просто невозможно.
Немцы штурмовали аэродром почти все темное время короткой летней ночи, снова и снова выстраиваясь в круг для очередной атаки. Такой яростной бомбежки ни один из тех, кто под нее попал, не переживал за все время войны. Почти каждая бомба находила цель. Подсвечивая себе осветительными люстрами на парашютах, немецкие летчики уничтожили все «Летающие крепости», в ту ночь базировавшиеся на Полтавском аэродроме. сожгли запасы горючего, взорвали склады с боеприпасами. Под бомбами погибли трое американцев и больше тридцати наших ребят, охранявших и обслуживавших самолеты. «Полтавский Перл-Харбор» - такое название обрели события той трагической ночи.
Никакие средства противовоздушной обороны не могли помешать летчикам люфваффе довести свое дело до конца. Сквозь лучи прожекторов и убийственный огонь зенитных орудий они рвались к хорошо различимым целям. Ярость немецких пилотов была понятна. Ведь они жгли на земле именно те машины, которые сеяли смерть и разрушения в их, немецких, городах, которые оставили многих из них, воюющих здесь, на Восточном фронте, вдовцами и сиротами.
Утром смотреть без слез на то, что представлял собой аэродром, еще вчера наполненный изящными творениями конструкторской мысли, было невозможно. Куски обгоревшего метала, бывшего совсем недавно плоскостями, фюзеляжами и оперением, валялись по всему полю. Но американцы не унывали. А чего унывать? Почти все мы живы! Прилетят другие самолеты, нас заберут, а через несколько дней вернемся на новых машинах. Жалко, конечно, наших парней и советских солдат, что погибли при бомбежке, но что поделать, война.
На радость пилотам уничтоженных самолетов и местным девушкам, потребовалось несколько дней, чтобы аэродром вновь стал пригодным к боевой работе, но всему приходит конец. В небе раздался мощный гул заходящей на посадку с интервалом в одну минуту новой стаи «Летающих крепостей». С чувством выполненного долга и пустыми бомбовыми отсеками машины весело бежали по полосе, подруливали к краю летного поля, выключали двигатели и останавливались там в художественном беспорядке, уткнувшись одна в другую.
Союзники
Был апрель 1945-го, шли последние дни войны в Германии.
Машину обстреляли из леса, близко подходившего к шоссе, заставив свернуть на узкую лесную дорогу и ехать уже в незнакомом направлении. Огневой контакт был коротким, но унес с собой жизни двух офицеров, сидевших на заднем сидении открытого «Виллиса». Они напросились в попутчики к хозяину машины, подполковнику, начальнику медицинской службы авиационного корпуса, направлявшегося на один из аэродромов, куда в тот день должны были перелететь штурмовики. Молодые ребята, воевавшие первый год, не успели даже вытащить свои пистолеты. После небольшого совещания с водителем, решено было вести тела к своим и там хоронить.
После часовой езды по лесным дорогам, стало ясно, что заблудились основательно и даже приблизительно не представляют, где находятся. Небольшую надежду вселил маленький хуторок, открывшийся внезапно, от которого шла уже мощенная брусчаткой дорога. Она, наверняка, должна была вывести к шоссе.
На хуторе ни одной живой души не было. В сарае громко мычали коровы, требуя немедленной дойки. Водитель, житель сельской местности, знавший, как и что делается в таких случаях, вымыл руки и сел рядом с коровой, помогая освободиться ей от распиравшего вымя молока. Подполковник внимательно осматривал дом, полагая, что жители в страхе где-то попрятались. Тщетно, никого не было. Следовало продолжать путь.
- Товарищ подполковник, ребят придется похоронить здесь, бензина совсем не осталось. Лучше я укрою машину здесь, в сарае, чем брошу на открытой дороге. Когда удастся разжиться топливом, я за ней вернусь.
- Хорошо, давай поищем подходящее место для могилы.
Скорбные дела заняли какое-то время, но место нашли хорошее, сухое и возвышенное. Вкопали столб с фанеркой, на которой написали звания, фамилии, инициалы и даты недолгой жизни. Трижды щелкнули курками, патроны решили экономить, мало ли, что. Вечерело. Решили переночевать на хуторе. Перекусили сухим пайком со свежим молоком. Спали по очереди. Война, все-таки.
-Товарищ подполковник, давайте коров возьмем с собой. Кто его знает, сколько еще плутать будем, а так питание всегда под рукой. Да и жалко, пропадут здесь. А кроме того, может, удастся поменять их на бензин.
Подполковник представил себя, идущего по дороге, подгоняя прутиком бредущую впереди корову, улыбнулся и согласился. Тронулись в путь. Далеко идти не пришлось. Сразу за поворотом брусчатка уткнулась в асфальт пустынного шоссе.
- Будем ждать здесь, кто-то да появится,- подполковник сел на траву, свесив ноги в кювет,- Удивительное дело, дорога с прекрасным покрытием, идет война, и ни одного транспортного средства в пределах видимости. Где же мы находимся?
Как будто, торопясь дать ответ на этот вопрос, вдали показались машины.
- Прятаться не будем, я встану без оружия на шоссе, а ты с автоматом в нескольких шагах сзади. Если это немцы, предстанем в качестве парламентеров, представителей командования, уполномоченных вести переговоры о капитуляции во избежание лишнего кровопролития.
Машины приближались. Это была большая колонна, состоящая из одних грузовиков. Стало очевидным, что это не наши. Не доезжая стоявшего посреди дороги подполковника метров тридцать, колонна остановилась, и из кабины первой машины вышел американский капитан в полевой форме и каске. Атлетично сложенный, высокий чернокожий красавец, он картинно отдал воинскую честь, улыбнулся во весь рот и начал что-то говорить. Подполковник отвечал по-немецки, но оба даже приблизительно не понимали, о чем идет речь. В конце концов, перешли на жесты. Основной вопрос разрешили сразу. Американец показал на карте место их нахождения, оказалось, что они встретились в пространстве между двумя союзными армиями, чему были оба очень рады. Одна из первых встреч союзников на земле врага!
Перешли к решению бытовых проблем. Подполковник на пальцах объяснил, что они не могут воспользоваться своей машиной по причине отсутствия топлива, не выручит ли союзник такой малостью. В крайнем случае, можно произвести обмен на корову. По мнению советской стороны, обмен вполне достойный. Американец даже отошел на шаг, прищурился, что-то соображая, а потом показал два пальца. Две коровы! Ну и хапуга, за какую-то канистру бензина две прекрасные молокодающие коровы! Ну и нахал! Однако, деваться было некуда, ударили по рукам.
Капитан отдал какую-то команду, прибежало несколько человек, откинули борт, мигом соорудили подобие сходен и очень ловко загнали в кузов не очень упирающихся коров. Американец пожал союзникам руки,снова очень артистично отдал честь, свистнул своим и вскочил в кабину грузовика. Колонна тронулась. Никакого бензина, никаких канистр.
Подполковник и водитель смотрели вслед удаляющимся машинам, ничего не понимая.
- Это что, мы просто подарили им пару коров?
- Выходит, так.
Снова предстояло ждать какой-нибудь оказии. Грузовики скрыли
сь из глаз. Впереди простиралась пустынная дорога. Повернулись, посмотрели в другую сторону.
Вдалеке сиротливо стоял мощный чем-то до уровня бортов груженный «Студебеккер», шедший в колонне последним.