Всего один день
Часть первая.
Сергей Николаевич привык вставать рано. Многолетняя работа хирургом с шести - восьмиразовыми дежурствами в месяц не баловала и прежде длительным полноценным отдыхом каждую ночь, а звонок будильника в 6 утра не вызывал у него, как у многих, ярости. Затем следовала поездка на метро в еще не переполненном поезде с пересадкой на «Третьяковской» и несколько остановок на автобусе.
Своей машины у него не было уже несколько лет, и, вспоминая маленькую «копейку» цвета «коррида», точно сказать не мог, плохо быть «безлошадным», или, учитывая все прелести современного быта, хорошо. Как бы то ни было, ежедневный утренний часовой моцион он совершал спокойно, пытаясь найти в этой неизбежности положительные оздоровительные черты.
Огромный многоэтажный главный корпус больницы, стоящий на пустыре и окруженный несколькими невысокими строениями, напоминал большой океанский лайнер с несколькими судами сопровождения, бросившими якоря на рейде. Сергей Николаевич всегда уважительно издалека рассматривал этот корабль, но для него это был скорее большой санитарный транспорт, битком набитый тяжелоранеными.
Открывая свой кабинет размером с небольшой аэродром с табличкой «Заместитель главного врача по хирургии» на двери, он автоматически бросал взгляд на часы – до начала работы оставалось еще 30 минут. Этот резерв времени был необходим ему для обхода в диагностических палатах приемного отделения, общем реанимационном зале и послеоперационном блоке, чтобы к началу ежедневной хирургической конференции быть в курсе состояния тяжелых и неясных в диагностическом отношении больных.
Больница на 2000 коек была одной из крупнейших в городе, отделений хирургического профиля набиралось около двух десятков и врачей на конференцию набиралось немало. Дежурные хирурги, сдававшие смену, знали о его осведомленности и не позволяли себе никакой вольности в интерпретации фактов, что имело место ранее. Раз в неделю, по понедельникам, в актовом зале проводилась общебольничная утренняя конференция, где присутствовали уже все врачи. В памяти Сергея Николаевича часто всплывала самая первая, на которой он был представлен главным врачом в качестве его заместителя. Многое тогда показалось ему непонятным и поразительным.
Он никак не мог понять, за какой период времени докладывают ответственные дежурные врачи, потому что цифры поступивших, выписанных и умерших больных, по его военным представлениям, не могли быть результатом работы за день. Оказывается, могли и были далеко не максимальными. Дальнейшая жизнь подтвердила это.
Сергей Николаевич пришел в больницу из военной медицины, из госпиталя, в котором много лет прослужил в должности начальника хирургического отделения, где очень многое по масштабам было не сопоставимо с больницей. Первое время ему недоставало некоторых вещей, обязательных для военной службы. Привыкший за многие годы командования, что после отдачи приказа последует немедленное его выполнение с обязательным заключительным рапортом, он никак не мог понять, почему здесь никто не торопится исполнять его распоряжения. А о докладе даже мечтать не приходилось. Необходимо было подстраиваться под общепринятую в гражданской среде форму общения «начальник – подчиненный» и искать какие-то методы для реанимации исполнительности.
Со временем все стало на свои места и уже не требовалось многократно повторять или повышать голос, чтобы слова «я прошу Вас сделать…» воспринимались, как распоряжение начальника, и выполнялись именно к тому сроку, о каком шла речь. Сейчас эти шероховатости, практически, забылись, и новые проблемы требовали своего решения.
Сергей Николаевич вернулся после конференции к себе в кабинет, в голове прикидывая приблизительный план действий на сегодняшний день.
Часть вторая.
В ежедневнике, лежащим перед ним на столе, Сергей Николаевич отметил то, что считал необходимым сделать сегодня. Кроме этих пометок там были и другие, перенесенные с предыдущих дней, так что, скучать не придется.
В дверь постучали. Одна за другой потянулись старшие сестры отделений с кипами рецептов, которые он должен был завизировать. Дурацкая, никому не нужная процедура, не известно кем придуманная. Времени читать, или хотя бы просматривать их у Сергея Николаевича не было, и он подписывал их, не глядя. Очень давно он договорился с аптекой, что в случае, если что-либо в рецептах будет не так, они перезвонят. Вот тогда ему придется разбираться.
Сестер сменили лечащие врачи больных, умерших сегодня ночью. Почти всех этих несчастных Сергей Николаевич знал и истории их болезней просматривал, как многократно прочитанные книги. Одного из ординаторов попросил сообщить, когда начнется вскрытие,- он хотел присутствовать.
Параллельно со всеми этими делами он отвечал на многочисленные звонки людей, пытавшихся хоть где-нибудь получить вразумительный ответ о состоянии своих родственников. Бездушный стандартный ответ справочной больницы никого не устраивал. В таком случае он, продолжая заниматься своими делами, нажимал кнопку селекторной связи, задавал вопрос, и в кабинете звучал голос заведующего отделением, который был слышен звонившему человеку.
Несколько раз за утро раздавались звонки из отдела госпитализации Министерства здравоохранения. С двумя тамошними работницами, непосредственно направлявшими иногородних пациентов на консультации в больницы, Сергей Николаевич был заочно знаком и старался их просьбы, по возможности, выполнять, зная, что точно так же отнесутся к его пожеланиям на том конце провода. Это дорогого стоило.
Утреннюю часть рутинных дел завершал поход в выписной отдел, где на столе его ожидали истории болезней всех пациентов, покидающих сегодня больницу. Первый раз, глядя на эту бумажную гору, он не мог понять, где взять время на все остальные дела. Но со временем научился делать это споро, просматривая медицинские документы, и отмечая все недоделки, о которых потом подробно беседовал с заведующими отделениями, до него подписавшими эти истории.
Не по слухам знавший тот объем работы и те усилия хирургов, что сопровождали какого-то конкретного больного за все время пребывания в стационаре, Сергей Николаевич удивлялся тому безразличию, с каким были составлены пустые, совершенно не информативные выписные эпикризы. Неужели людям, работавшим в больнице не один год, было все равно, что подумают о качестве лечебной работы другие врачи, читающие эти документы за стенами стационара?
Некоторые серьезные дефекты работы, обнаруженные им, выносились на обсуждение со всеми заведующими на еженедельном совещании у него в кабинете. Порой, когда слушать оправдательный бред становилось невмоготу, Сергей Николаевич прерывал говорившего:
- Виктор Алексеевич, оглянись вокруг. Здесь сидят только седые и лысые. Кого ты лечишь? Нельзя так не уважать аудиторию. На эту тему мы говорим с тобой уже во второй раз. Третьего не будет, прими это к сведению.
Заведующие отделениями относились к нему, как к своему товарищу, волею судеб поставленному чуть-чуть выше их, поэтому никакой обиды, натянутости или бешеного чинопочитания между ними не было, но и панибратства тоже.
Своей заслугой Сергей Николаевич считал объединение одной задачей больничных и кафедральных врачей и разрушение всех коалиционных группировок, которыми грешил его предшественник. Больница была клинической, кафедры размещались на базе отделений. Делить было нечего, они находились в одной хирургической упряжке, в которой необходимо было прикладывать одинаковые усилия всем, без исключения. Никакой привилегированности кафедры относительно больницы для зам. по хирургии быть не могло, и он сразу дал всем это почувствовать. Заведующие оценили этот шаг, признав Сергея Николаевича своим. На первом совещании с руководителями кафедр он рассказал о своих приоритетах в предстоящей совместной работе – оказание хирургической помощи населению без снижения интенсивности научных разработок кафедр. Чем сможет, он, конечно, им поможет, но и очень рассчитывает на обратную связь. Опыт и знания кафедральных врачей для больницы неоценимы.
Заручившись поддержкой с обеих сторон, следовало плыть дальше. А море было очень неспокойным. Сравнивая цифры годового отчета больницы с данными в целом по городу, зам. по хирургии не мог не видеть всей безрадостности картины. Многие цифры находились за чертой допустимого. Этот груз, с первого дня обрушившийся на плечи Сергея Николаевича, заставлял забыть о высоких хирургических стремлениях и пока заниматься делами абсолютно приземленными, коих было не счесть.
Часть третья.
Возле кабинета его поджидало несколько человек, дальнейшая судьба которых зависела от Сергея Николаевича. Только он должен был решить необходимость их планового лечения именно в этой больнице. Подчас причины, приведшие просителей на порог его кабинета, совершенно спокойно можно было устранить по месту их жительства, в обычной районной больнице, где точно с такими же недугами лечилась основная масса людей и квалификация врачей была совершенно достаточной, чтобы справиться с подобными задачами. Но люди искренне считали, что в Москве лечат лучше, врачи знают и умеют больше, а лекарства качеством выше. Но Сергей Николаевич так не думал и стоял у них на пути, охраняя интересы горожан.
Основной задачей городской клинической больницы являлось обеспечение медицинской помощью, в первую очередь, жителей города, и только какие-то особые причины могли стать веским аргументом для госпитализации.
Иногда вместе с пациентами приходили врачи отделений или кафедр и аргументировали необходимость их госпитализации, чаще всего тематическими интересами учебного процесса. Но с годами он уже хорошо запомнил последовательность учебной программы студентов и более внимательно рассматривал самих «ходоков», нежели медицинские документы. Он понимал, что в каждом таком случае играли роль уже другие факторы – знакомства или деньги.
Как-то один из его знакомых, человек известный в деловом мире города, директор очень модного ресторана, провел в кабинете Сергея Николаевича пару часов, ожидая его для совместной поездки, и был свидетелем ежедневного процесса плановой госпитализации.
- Сережа, ты машину не покупаешь потому, что не умеешь водить?
- Нет, потому, что нет денег.
- Не морочь мне голову, я лично был свидетелем только двух часов твоей работы. По моему глубокому убеждению, при правильной постановке дела ты сможешь покупать машины каждые полгода.
Бережное отношение к офицерской чести, впиталось в кровь навсегда, и Сергей Николаевич смотрел на людей, спекулирующих на страдании и боли, как на ущербных и недостойных. Даже бедственное материальное положение медицинского персонала не меняло его взглядов. Он понимал, что все надо менять в корне, но открытое вымогательство денег у людей, попавших в одночасье в отчаянное положение,- это за пределом человеческой порядочности. Его армейские друзья и коллеги руки бы не подали офицеру, узнав про того что-либо подобное.
Звонок заведующего анестезиологическим отделением напомнил ему то, о чем думать не хотелось:
- Сергей Николаевич, вы помните, что мы встречаемся сегодня в 17.00 в кабинете стоматолога?
- Я помню, вот только хотел спросить, Вы, часом, не нейролептаналгезию собираетесь на мне испробовать?
- В общем-то, нет, а что вы имеете против этого способа?
- На днях со мной делился своими ощущениями приятель, которого оперировали под этим видом анестезии. Говорил, что всю операцию находился в состоянии, когда боль чувствуешь, а по физиономии анестезиологу дать не можешь.
- Нет, у Вас таких желаний не возникнет. Итак, до вечера ?
- Да, Олег Дмитриевич. Спасибо, что напомнили.
Значит, вечер сегодня будет занят. Ничего не поделаешь, давно надо было привести рот в порядок, но паническая боязнь с детства бор-машины заставляла ноги обходить стороной кабинет зубного врача. И только предложение Олега Дмитриевича дать наркоз на время, необходимое для полного наведения стоматологического порядка, заставит его взойти на Олимп героизма – сесть в зубоврачебное кресло.
Любование самим собой прервал приход старшей операционной сестры. Количество отделений, желающих оперировать завтра, превышало число столов в операционном блоке, а значит, была необходимость некоторые операционные отдавать для работы двум отделениям. Заведующие, в принципе, не возражали, но требовали, чтобы именно их отделения заходили в операционную первыми. Старшая такие вопросы решать не бралась, так как хорошо понимала, какие слова придется выслушать от заведующих, чьи отделения пойдут вторыми. Ей было намного проще сказать, мол, так распорядился Сергей Николаевич. Заведующие знали, что он всегда охотно выслушивал все доводы и даже менял свое мнение под давлением убедительных доводов, но никогда не менял уже принятых решений.
Перед тем, как отпустить старшую операционную, окончательно обговорили вариант выделения отдельной перевязочной для гнойных больных, которую приходилось забирать у нейрохирургов. Оба представляли, сколько будет шума! Но необходимость была насущной, и он был полностью уверен в правоте своего решения.
Сергей Николаевич вспомнил, сколько аргументов приводили кардиохирурги, требуя создания отдельного послеоперационного блока для своих больных. Основным из них был тот, что недостаточно квалифицированный уход в обычной послеоперационной палате ведет к высокой летальности. Ему удалось создать такой блок, и что? Снизилась смертность после операций на сердце? Да не на йоту! Кардиохирурги теперь уже объясняли это тем, что они госпитализируют пациентов, которым отказано в других местах, поэтому их больные намного тяжелее. Не поленился, проехал по нескольким кардиоцентрам Москвы. Ничего подобного! Их пациенты не менее тяжелые, чем его. Следовало искать причину в другом месте, и он точно знал это место – на этаже, где располагался отдел кардиохирургии.
За тот короткий промежуток времени, что старшая операционная была в кабинете, телефон не умолкал. Звонила секретарь и передала просьбу Главного врача сопровождать его через час в физиотерапевтическое отделение, ординатор сообщал о времени вскрытия, старшая медицинская сестра госпиталя просила после обеда выступить перед медсестрами, зам. Главного по терапии уточняла время консилиума в отделении гастроэнтерологии.
Принесли почту. Если сразу не разобраться с ней, потом выкроить время не удастся. Львиную долю всех бумаг занимали инструкции, циркуляры, указания и приказы вышестоящих медицинских чиновников города, республики и страны. Если досконально исполнять все, что они предписывали,- двух жизней не хватит. Поэтому Сергей Николаевич давно выработал манеру обращения с такого рода бумагами – только читать, и ничего больше. Документы прятались в шкаф, какая-то доля информации оставалась в голове, но – никаких конкретных действий, а тем более, докладов об исполнении. За все годы работы не было случая, чтоб кто-то из начальства дернулся проверять, как выполняются их ценные указания.
Писем было не много, и их он читал внимательно. Как правило, это были просьбы измученных долгими страданиями людей разрешить приехать на обследование и лечение в столицу. Сергей Николаевич всегда считал, что, если есть возможность помочь, то делать это надо обязательно, мол, там, наверху, зачтется. В таком случае ответы были короткими, лаконичными, с указаниями конкретных шагов, которые необходимо сделать. Отказы мотивировал более подробно, чтобы любой, читающий его письмо, понимал, почему не дают согласие на его приезд в больницу. Все это требовало времени, однако эту работу он выполнял, не торопясь.
Но чем бы не занимался Сергей Николаевич, его не покидали мысли, доминантой сидевшие в голове, не дававшие покоя уже много дней и требовавшие незамедлительного решения, которого пока не было. Вернее, сейчас оно уже появилось, но для его претворения необходимо было сделать несколько очень неприятных шагов.
Часть четвертая.
Больничная аптека производила ежедневно около 150 литров стерильных растворов, больше просто не могла. Огромной, постоянно переполненной больнице требовалось, как минимум, в два с половиной раза больше. И, если одно лекарство можно всегда попытаться заменить другим, то стерильные растворы для внутривенного капельного введения ничем другим заменить невозможно. А если тяжелый больной не получит необходимое количество жидкости, он погибнет.
Раньше вопрос не стоял так остро, недостающее количество растворов можно было докупить в аптеках города. Но жизнь не стояла на месте, страна уверенно шагала вперед и, наконец, вступила в полосу товарного голода, когда нигде ничего нельзя было купить или достать. Поскольку произошло это не в одночасье, то руководству больницы уже давно приходилось ломать голову, как выбраться из этой угрожающей ситуации. Было ясно, что необходимо строить новую аптечную линию по производству стерильных растворов, но было не ясно, где. Сложность состояла в том, что требовалась не просто определенная площадь, но помещение довольно большое по длине.
Надо было решать, какому подразделению больницы придется лишиться этой площади в пользу аптеки. И выбор пал на гордость больницы, ее раритет, функциональное подразделение, просто уникальное по меркам обычных городских больниц – водолечебницу. Вряд ли какое медицинское учреждение города могло похвастаться наличием в своем активе такого отделения. И именно его приходилось лишаться. Уже был готов проект новой аптечной линии, которую подрядились строить немцы. Дело оставалось за малым – сообщить эту замечательную новость сотрудникам водолечебницы, иными словами, сообщить, что все они остаются без работы.
Сергей Николаевич шел рядом с Главным по длинным коридорам больницы, направляясь в водолечебницу, чтобы поставить в известность собравшихся там сотрудников о принятом решении закрыть их отделение. Настроение было подавленное, они представляли, что сейчас услышат в ответ, но оба хорошо просматривали ситуацию далеко вперед и понимали, что другого пути нет. Надо резать.
По большому счету, Сергею Николаевичу тут делать было нечего, Главный пригласил его с собой просто для «поддержки штанов», чтобы в какой-то момент беседы с сотрудниками, когда станет совсем тяжело, взять тайм-аут, переведя стрелки на него. Конечно, беседа будет очень не простая и надо будет аргументировано отмести любые возражения. Ну, да не впервой.
Сергей Николаевич был хирург, а это много, о чем говорило. По его глубокому убеждению, хирургия была не просто профессией, она была образом жизни. Многолетняя работа в экстренной хирургии приучила его не только быстро и окончательно принимать решения, но и быть готовым отстаивать их и единолично нести ответственность. Все это не могло не сказаться на чертах характера и манерах поведения в обычной жизни.
И сейчас его не страшила предстоящая встреча и те слова в свой адрес, что предстояло услышать. Он абсолютно твердо был уверен в правомерности решения. Он слишком хорошо представлял, что будет происходить в отделениях, реанимации и послеоперационных блоках в ближайшем будущем, если они сейчас, на этой встрече не смогут отстоять своего мнения и убедить в его правоте агрессивно настроенных сотрудников водолечебницы.
Но все произошло совсем не так, как рисовало воображение. После толкового рассказа Главного о всех сомнениях и сложностях при принятии такого непопулярного решения и короткого сообщения Сергея Николаевича о тех прелестях, что ожидают все, без исключения, лечебные отделения в условиях 65-ти процентной нехватки стерильных растворов, в зале воцарилась тишина. Ведь все они были медиками и прекрасно понимали, что только сжимающая горло необходимость заставила этих двух не молодых людей придти сюда и с необычно повинным видом стоять перед ними, все это рассказывая. Понимали и то, что никакой хозяин без дикой нужды никогда не будет рушить красный угол своей избы.
На этом, в общем-то, все и закончилось. Были какие-то мелкие вопросы, но не по существу проблемы. Главный поблагодарил за понимание, и они ушли. По дороге молчали. Настроение Сергея Николаевича как было паршивое, так и оставалось теперь. О чем сейчас говорят между собой сотрудники? Ведь они остаются без работы. У всех изменятся судьбы и, дай Бог, в лучшую сторону. Надо предупредить Главную медсестру, чтобы никого не принимала на работу со стороны до тех пор, пока не трудоустроим всех из водолечебницы, которые изъявят желание работать в других отделениях. Надо довести до сведения всех, кто будет уходить, что, если потребуется протекция в любом другом месте, он это сделает.
У лифта они расстались. Главный отправился к себе, а Сергей Николаевич поднялся на восьмой этаж на обход в одно из хирургических отделений.
Часть пятая.
Он никогда не предупреждал заранее о своем приходе и выбирал для обхода то или иное отделение по наитию. Сегодня это было отделение, врачи которого заступили на дежурство, и Сергей Николаевич хотел обговорить с ними некоторые бытовые проблемы дежурных смен, которых накопилось уже не мало. Но сначала отправились в обход по палатам.
Отделение было на хорошем счету, возглавлялось человеком опытным и в хирургических делах, и в хозяйственных. Сергей Николаевич помнил, как в самом начале работы в больнице он разбирался в каких-то коллизийных ситуациях, без конца лихорадивших коллектив. Как потом выяснилось, инициатором всего была постоянно чем-то недовольная Ольга Александровна, хирург средней руки, но непревзойденный мастер интриг. С какой целью она это делала, до сих пор оставалась загадкой для Сергея Николаевича, и все его попытки мирным путем достигнуть мира к успеху не привели. Тогда он предложил ей покинуть больницу «по собственному желанию». Вероятно, сказано это было настолько убедительно, что возражений не последовало.
Эти события только утвердили Сергея Николаевича в мнении, что женщин – хирургов на работу принимать не следует, и такую кадровую политику он проводил уже много лет. Общепринятое мнение, что у женщин более мягкие и чувствительные руки, более нежное сердце et cetera, et cetera, не могло заставить изменить его раз принятое решение. Быть может, это мнение было ошибочным, но тем не менее,- твердое «нет»!
Они переходили из палаты в палату, по ходу дела обсуждая и решая свои медицинские вопросы. Врачи беседовали с ним просто, без страха перед начальством, ведь Сергей Николаевич был свой, хирург, из одной семьи. Ему ничего не надо разжевывать, он понимал с полуслова и близко к сердцу принимал все врачебные проблемы.
Открыв дверь одной из палат, он как бы натолкнулся на две пары знакомых глаз, только на этот раз они улыбались. Господи, как он мог забыть и ни разу не навестить? Текучка, проклятая, все выбивает из головы.
-Здравствуйте, здравствуйте, ну, рассказывайте, как дела,- спросил он, присаживаясь на одну из коек.
-Спасибо, доктор, Вашими молитвами.
Память услужливо нарисовала картину того вечера, когда две немолодые женщины, сестры, зашли в его кабинет, положили на стол направления Минздрава и отошли к дверям, ожидая его решения. Он взглянул на бумаги. Обычные направления с просьбой проконсультировать и, при необходимости, госпитализировать пациенток. От всех других они отличалось только тем, что все они были исписаны резолюциями коллег Сергея Николаевича из других больниц. Ему не надо было их читать, он и так знал, что это отказы. Стал просматривать медицинские документы. У сестер, живущих в глухой провинции, в местной больнице диагносцировали эхинококковые солитарные кисты печени и направили в Москву.
Заболевание встречалось не часто, и учебный план можно было бы легко изменить в связи с поступлением в стационар таких больных. Значит, отказ в госпитализации был вызван чем-то другим, не имеющим отношения ни к лечебному, ни к учебному процессу. Сергею Николаевичу стало невыразимо стыдно и за своих коллег, и за себя.
«Эхинококковая киста печени, с удобным краевым расположением. У той и у другой. Надо оперировать. Операция не особенно сложная, но требуется определенный опыт и хорошая техника». Он поднял глаза и поверх очков посмотрел на сестер. Они, усталые, стояли рядом, одинаково одетые в темные тяжелые юбки и черные плисовые жакеты. На головах - цветастые платки, завязанные сзади, на ногах - яловые сапоги. В натруженных руках, скрещенных спереди, одинаковые хозяйственные сумки.
«Они не просят, не требуют, ни во что уже не верят, стоят обреченно. Какие суровые и безрадостные лица. Наверное, и не вспомнят, когда в последний раз смеялись. А ведь это люди, которые нас кормят. Господи, как стыдно-то». Зам. по хирургии взял красный фломастер, по диагонали написал на каждом направлении «Госпитализировать в 12 отделение» и положил их на край стола.
- Возьмите.
- Куда нам ехать сейчас?
-Никуда не надо. Идите по коридору до самого конца в приемное отделение. Там оформят историю болезни и отведут в палату.
Сестры медленно приблизились к столу, словно не веря, что их мытарства закончились, как-то очень аккуратно взяли направления и, пятясь, отошли к двери. То, что произошло потом, заместитель главного врача по хирургии будет помнить всю жизнь. Женщины поклонились ему в пояс. И вышли.
У хирурга бешено билось сердце и щипало в носу. Нажав на селекторе кнопку вызова заведующего 12 отделением, попросил того приготовить двухместную палату и поместить туда новых пациенток. Да, неплохо бы связаться с Институтом паразитологии, узнать, не появилось ли что-нибудь новенькое в лечении эхинококкоза. Затем позвонил заведующему кафедрой хирургии и попросил для лечения и дальнейшей операции выделить человека, опытного в этих вопросах. Он никогда никого ни о чем не просил. Он всегда распоряжался. Необычный просительный тон шефа слегка озадачил тех, с кем он разговаривал, но, по сути дела, гарантировал исполнение просьбы.
Нахлынувшая затем обычная рутина засосала его с головой, и лишь через несколько дней на обходе в одной из палат он встретился со знакомыми лицами. Они улыбались. Присев на кровать, он о чем-то с ними разговаривал несколько минут. Одна из сестер достала из тумбочки и протянула ему баночку маринованных маслят.
- Примите, доктор, не обессудьте, сами собирали.
- С радостью.
Обход продолжался, Он шел из палаты в палату, не выпуская из рук баночку, отшучиваясь на вопросы больных, где собрал, и на просьбы поделиться секретами консервирования.
Давно на душе не было так хорошо и спокойно. Вот только понять не мог, в чем причина этого душевного состояния. Ясно же, что не помощь в госпитализации сестер. Сколько раз хирург помогал людям, измученным бесконечной ходьбой по медицинским инстанциям, и никогда не ставил это себе в заслугу. Нет, причина была в чем-то другом, очень-очень близком, но постоянно ускользавшим от него. Остановился и на мгновения прикрыл глаза.
Перед его мысленным взором возникли сестры, их лица, улыбки, жесты, фразы тогда и сегодня, и вдруг, как по мановению волшебной палочки, все встало на свои места. Все было настолько просто и ясно, что доктор даже удивился, почему ему потребовалось так много времени, чтобы понять очевидное,- сестры были счастливы здесь, в этой юдоли скорби.
Так, с банкой грибов в руках, Сергей Николаевич закончил обход и провел заключительную беседу с врачами. Все это время его не покидало очень приятное, светлое чувство. Оно сохранялось у него вплоть до того момента, когда в кабинете раздался звонок патологоанатома, приглашавший его на вскрытие.
Часть шестая.
Патологоанатомическое отделение располагалось в отдельном здании, вокруг которого постоянно толпились люди, приехавшие забрать умерших родственников. С некоторыми из них Сергей Николаевич был знаком, они приходили к нему и беседовали по разным вопросам, касавшихся их близких, когда те были еще живы. Видя заплаканные лица, он косвенно ощущал и свою вину в постигшем их горе. «Примите мои соболезнования».
- Ну, что у Вас? – подходя к столу и натягивая маску, постоянно болтавшуюся на груди, спросил он прозектора.
- А вот, извольте взглянуть.
Предчувствия и на этот раз не обманули Сергея Николаевича. Опытный клиницист, не один год проработавший в стационаре и прошедший все ступеньки хирургической лестницы, он, просматривая утром историю этого больного, усомнился в официальной причине его смерти. И сейчас патологоанатом подтвердил, что Сергей Николаевич оказался прав, и смерть наступила не потому, что у больного был рак в последней стадии, а совершенно по другой причине.
Налицо была чисто врачебная ошибка, за которую стоящий тут же ординатор мог поплатиться своей хирургической карьерой. Это он не сумел правильно оценить обстановку и не принять необходимые меры. Думая, что ухудшение состояния больного – это логическое завершение разрушения организма раковой опухолью, он как бы расписался перед природой в собственном бессилии. А на самом деле это было даже не одно из осложнений болезни, а другое, неожиданно возникшее острое заболевание, с которым в клинической больнице обязаны были легко справиться, и больной оставался бы жив все то время, что ему отпущено свыше.
Все было ясно. Поблагодарив прозектора, Сергей Николаевич повернулся к хирургу:
- Идемте со мной.
До кабинета шли молча, каждый думал о своем. Молодой врач плелся сзади обреченно, как на заклание, прекрасно понимая, что совершил грубейшую ошибку. Он не собирался юлить и выгораживать себя в предстоящем неприятном разговоре, он просто пытался найти в себе силы достойно встретить наказание, каким бы строгим оно не было. Ему было очень обидно, что все так случилось, что так нелепо промахнулся. Ведь он уже считал себя достаточно опытным врачом, четыре года работы в хирургическом отделении скоропомощной больницы чего-нибудь, да стоят.
Сергею Николаевичу нравился этот юноша. Они не были хорошо знакомы, но он часто видел его в составе дежурных смен и операционных бригад,- значит, парень не бежит от работы, старается набираться опыта. Во время авральной работы по приему и лечению огромного количества тяжелейших больных, одновременно поступившего из зоны землетрясения в Армении, лицо этого паренька часто мелькало там, где нужны были врачи, а, порой, и просто мужские руки.
Да, сегодняшняя ошибка может перечеркнуть все, что было им достигнуто за время работы в больнице, но Сергей Николаевич чувствовал, что не позволит этому случаю поставить крест на хирургической карьере молодого врача.
- Обед мы прозевали. Сейчас попьем чаю с бутербродами.
- Спасибо, я не хочу есть.
-Это понятно. Не каждый день такое случается. Но чаю с ванильными сухариками попить можно. Садись сюда. Поговорим,- разлив чай по стаканам, он сел напротив.
- Разговор у нас пойдет не об ошибке, допущенной тобой. Ее мы еще будем разбирать на хирургической конференции, она слишком типична. Я хочу поговорить о другом. Мы не умеем лечить рак. Пока что. Но когда-то мы не умели лечить и ангину, однако, потом научились, освоили методы операций при хроническом тонзиллите и изобрели нужные медикаменты. То же самое произойдет и с этой заразой. Я не знаю, когда, но обязательно произойдет. Произойдет качественный скачок, а до того будут накапливаться маленькие количественные изменения. Таким маленьким количеством мог стать и твой опыт борьбы с раком, окажись ты более внимательным и не опусти перед этим грозным врагом руки. И в копилку малых количественных изменений человечество положило бы и твой победный опыт распознавания и успешного лечения попутно возникшего заболевания. Точно так же где-нибудь далеко отсюда, в какой-нибудь фармакологической лаборатории девушка-лаборант заметит, что какое-нибудь вещество как-то не так, как обычно, подействовало на раковые клетки. Так по крупицам будет накапливаться человеческий опыт борьбы с раком, и в какой-то момент он достигнет критической массы, произойдет взрыв и в его огне начнут погибать возбудители раковых заболеваний. Так и будет, поверь мне. Для этого мы сегодня должны не только наблюдать, как гибнут люди, но изучать и бороться с этим недугом всеми доступными нам средствами. Да, мы пока не умеем лечить рак, и этот больной был обречен, но он не должен был умереть вчера. Твою ошибку мы детально разберем со всеми врачами. Я не хочу, чтобы под гипнотическое действие этого грозного врага попали и другие хирурги, а ты, если напился чаю, иди в отделении и продолжай работать спокойно, уверенно, а главное, вдумчиво. Ступай!
- Привет! Ты готов?- в кабинет влетела зам. по терапии Тамара Сергеевна, словно стояла под дверью и ожидала конца разговора. Сергей Николаевич был с ней в хороших отношениях, они симпатизировали друг другу и помогали, чем могли,- Пошли на консилиум!
- Пошли.
Часть седьмая.
Ходить на консилиум в терапевтические отделения он не любил, считая, что конкретной помощи собравшиеся люди, даже пребывая в высоких должностях и званиях с наскока оказать не смогут. Если собирают консилиум, то уж наверняка непонятного больного многократно обсуждали врачи отделения и кафедры, включая профессора. Сергей Николаевич представить себе не мог, каким опытом и знанием должен обладать человек другой медицинской специальности, который, прибыв на консилиум и ознакомившийся с документацией и больным, мог тут же заявить пораженным коллегам, что у больного то-то и то-то, надо делать то-то и то-то. Конечно, бывали случаи, когда свежим глазом можно было узреть новое направление обследования, но такие откровения, неизвестные другим врачам, случались крайне редко, и чаще всего консилиумы преследовали совершенно другие цели.
Во-первых, они как-то прикрывали лечащих врачей от возможных неприятных последствий, кои могли возникнуть при прогрессировании непонятного заболевания. Мол, даже коллективное просвещенное мнение не могло достоверно ответить на интересующие вопросы. А во-вторых, что случалось наиболее часто, терапевты искали возможность перевести непонятного больного в хирургическое отделение. Главным козырем в таком случае были слова: «Имеют место боли в животе». И не важно, что в истории болезни и ответственный дежурный хирург, и консультант отделения писали, что у больного нет острых хирургических заболеваний органов брюшной полости. Все, как один, терапевты считали, раз у больного болит живот, его место - в хирургическом отделении.
Сергей Николаевич даже не тратил нервы на пререкания с терапевтами. Только слегка почувствовав, что врачей в меньшей степени интересует диагноз, а в большей – место обследования, он тут же писал в истории болезни свое разрешение на перевод. Он давно и искренне считал, что в терапевтических отделениях должные лежать «пациенты, у которых ничего не болит», доводя этим высказыванием Тамару Сергеевну до «белого каления».
Вот и на этот раз, к вящему удовольствию всех присутствующих, Сергей Николаевич разрешил перевести молодую женщину с периодически возникающими болями в животе на обследование в хирургическое отделение. На этом все и закончилось.
Вернувшись к себе в кабинет, он молча долго рассматривал составленный секретарем Главного список лиц, которые в течение дня пытались дозвониться к нему и оставили свои координаты. Читая знакомые и незнакомые фамилии, он почти точно представлял, о чем ему предстоит беседовать. Наверняка, большую часть их составят просьбы посмотреть кого-то и, при необходимости, госпитализировать, причем в одно - двухместную палату. Если же появятся показания к оперативному лечению, то желательно, чтобы оперировал сам профессор. Все эти просьбы будут сопровождаться описанием своей значимости в этом мире и крайней необходимости ему, Сергею Николаевичу.
Отодвинув список в сторону, он стал изучать план операций на завтра. «Господи, когда я последний раз мылся на операцию? Уже забыл. Проклятая текучка. Чем больше перелопачиваешь дел за день, тем больше остается несделанного. Бросить все к чертям собачьим и уйти завтра на весь день в операционную, а потом отправиться с ординаторами к ним, пить чай и смеяться над анекдотами. И гори оно все ярким пламенем». Мечты, мечты.
Сергей Николаевич пододвинул к себе ежедневник и стал вычеркивать то, что удалось сделать за сегодня. Кое-что пришлось перенести и на другие дни,- рабочего дня ему явно не хватало. Наконец, дошла очередь до дежурных бригад на следующий месяц. Графики дежурств он смотрел особенно внимательно. Иногда по ним можно было судить об атмосфере в отделениях. От количества дежурств напрямую зависела зарплата хирурга. Рука потянулась к кнопке одного из отделений на пульте селекторной связи:
- Гурам, тебе придется быть очень красноречивым, чтоб убедить меня в справедливости распределения нагрузки по дежурствам. Уверен, что твоим молодым ребятам деньги нужны не меньше, чем старым. Подумай над этим, но, полагаю, что надо исправить.
Интересно, разыскивала его сегодня старшая сестра больницы по поводу выступления перед сестрами? Скорее всего, нет, иначе она бы достала его в любой точке земного шара. Значит, у нее что-то не сложилось. Это были короткие, никому не нужные выступления о вреде алкоголизма. Новая волна бессмысленной в России борьбы с пьянством захлестнула страну, и Главный, шагая в ногу со временем, назначил Сергея Николаевича претворять решения партии в жизнь.
Чем было вызвано такое решение, понять было трудно. Сказать, чтобы он не пил совсем, было бы не верно, ну, может, чуть меньше других. Правда, пьяным его никто никогда не видел. Ему даже принадлежали слова, которые в последствие он как-то услышал со сцены: «Хирурги цветов не пьют». Как бы то ни было, каждую неделю после общей врачебной конференции он взбирался на трибуну и четверть часа нес какую-то ахинею о вреде алкоголя и пользе здорового образа жизни. После таких убедительных речей кое - кто подходил и предлагал отметить это событие.
Старшая сестра больницы считала священным долгом планировать ему такие выступления и перед сестрами. В голове Сергея Николаевича зрел проект приказа о назначении ее своим заместителем по антиалкогольной пропаганде, чтобы имелась официальная причина свалить половину нагрузки на ее плечи.
В дверь постучал, а потом просунул свою курчавую голову заведующий анестезиологией:
- Пора, Сергей Николаевич, скоро пять.
- Да, Олег Дмитриевич, я в Вашем распоряжении.
Часть восьмая.
Навести порядок у себя во рту Сергей Николаевич собирался уже давно. Длительное проживание в Заполярье и соответствующий высоким широтам рацион не способствовали его стоматологическому благополучию. И хотя твердо помнил с детства усвоенный из пионерской литературы постулат, что «в жизни всегда есть место подвигу», ноги самостоятельно в сторону зубоврачебного кресла не шли.
Как-то, поделившись своими размышлениями по поводу желательности, а скорее даже, необходимости стоматологического лечения с заведующим анестезиологическим отделением, услышал в ответ: «Что за проблема, Сергей Николаевич? Я дам наркозик, уснете, а, когда проснетесь, все самое ужасное будет далеко позади». Он слушал эти слова и не понимал, почему же сам до такого не додумался? Руководить огромной хирургической службой и не догадаться до решения, лежащего, по сути дела, на поверхности. Безусловно, все мы неправомерно завышаем свой IQ. Наметив в календаре дату, когда можно будет соединить стоматологические, анестезиологические и собственные усилия в одно целое, он занялся текущей работой.
И вот наступил этот замечательный день. Длинным подземным коридором они отправились в терапевтический корпус к заветному зубоврачебному креслу…
Пришел в сознание оттого, что кто-то довольно крепко лупил по щекам и говорил: « Просыпайтесь! Просыпайтесь!». Обычно, когда пациент после наркоза открывает глаза, успокоенный анестезиолог отмечает это событие в наркозной карте и дает больному благополучно досыпать дальше. Сергей Николаевич открыл глаза и, зная все законы жанра, собрался продолжать спать. Но не тут-то было. Два молодых ординатора взяли его под руки и поставили на подгибающиеся ноги. Заведующий анестезиологией дружески - доверительным тоном пытался донести до его сознания, что Главный срочно просит с ним связаться. Услужливые руки поднесли телефонную трубку к уху. Знакомый голос много чего говорил, но основное он понял. У Главного возникла проблема,- приехала группа немцев с проектом аптечной линии, но без переводчика. Зная, что Сергей Николаевич когда-то владел немецким, он быстро отпасовал делегацию к нему. Сейчас они сидят и дожидаются в его кабинете.
Но более интересные сведения пришли с другой стороны,- голос стоматолога сообщил, что тот все благополучно закончил. Эту приятную новость он осмыслил уже вне стен стоматологического кабинета, влекомый под руки двумя молодыми сопровождающими по подземному переходу из одного здания в другой. Вероятно, она настолько успокоила, что Сергей Николаевич благополучно отключил сознание и заснул. Но движение вперед продолжалось.
Попадающиеся навстречу сестры и санитарки, везущие по переходу тележки с ужином, видя эту живописную картину взмахивали руками и восклицали: «Наш-то главный антиалкоголик, во наелся! Ноги не идут!»
Перед кабинетом ребята прислонили Сергея Николаевича к стенке и привели ненадолго в чувство, чтобы он мог зайти внутрь хотя бы в сопровождении одного из них. Собрался с силами, зашел, поздоровался, извинился, сослался на нездоровье, показал, где кофе и коньяк и попросил немного его подождать. Затем лег на диван и моментально уснул.
Проснулся от шума и смеха. Воздух был насыщен ароматом свежезаваренного кофе, хороших сигарет и незнакомого одеколона. Его гости, видимо, удовлетворенные теплым приемом, сидели за столом, уже без пиджаков и галстуков. Часы на стене показывали, что Сергей Николаевич спал совсем не долго, но количество пустых коньячных бутылок из его подарочной коллекции свидетельствовало о другом. Как бы то ни было, чувствовал он себя вполне прилично, встал, еще раз извинился и сел в свое кресло, перекрыв немцам доступ к закромам. За дело, господа.
Все проблемные вопросы решили довольно быстро, благодаря то ли деловой хватке собравшихся, то ли предшествующей подготовке. Расставались, вполне довольные друг другом.
После ухода немцев Сергей Николаевич, усталый и голодный, долго сидел в своем кабинете, уставившись невидящим взглядом в ежедневник. Пора было собираться домой, но не было сил подняться с кресла. День пролетел быстро, а вроде бы ничего не успел сделать. Вот токарь на заводе в конце смены может хотя бы окинуть взглядом количество сделанных деталей, а он? Но, с другой стороны, он понимал, что свою работу делает хорошо, что он на своем месте и что сложный хирургический механизм больницы работает слаженно, благодаря, в какой-то мере, и его усилиям.
Потушил свет, запер дверь и вышел на улицу.
Часть девятая.
Народа в это время в метро было уже не много, и всю дорогу до дома Сергею Николаевичу удалось проехать сидя. Казалось бы, что можно расслабиться и позволить себе думать о чем-то другом, не о работе. Но она держала крепко и не отпускала. Даже глядя на красивых женщин, он ловил себя на том, что пытается представить, как бы они выглядели после суточного напряженного дежурства. Бред какой-то!
Снова мысленно возвращался к сегодняшнему дню в тщетной попытке найти щель в этой гонке, не понятно за чем, для собственного участия в операциях. Ему казалось, что многие годы, проведенные у стола, навсегда оставят в мышечной памяти стереотип быстрых и точных движений, выделяющих опытного оператора. Но скептик в лице руководителя хирургической службы больницы оппонировал восторженному оптимисту: никаких точных и быстрых движений без постоянного тренинга не сохраняется. И свободное время для похода в операционную у него было, но не шел, где-то внутренне понимая, что он давно уже не тот, что был раньше, и не хотел видеть себя уже в другом, совершенно не приемлемом качестве. И чем больше проходило времени, тем точнее он знал окончательное решение. Нечего лукавить, не подойдет он уже больше к столу никогда.
Затем мысли перескочили на дом. Его жена никогда не роптала, что он приходил домой поздно, а иногда совсем не приходил, как было после землетрясения в Армении, когда он не появлялся дома несколько дней, ночуя в кабинете. Но поскольку, как любая женщина, совсем молчать не могла, то постоянно выказывала неудовольствие масштабами его огромной нагрузки и мизерностью заработной платы. « В доме даже колбасы приличной нет»,- этот довод, приводимый в любом разговоре о его работе, настолько глубоко проник в сознание, что Сергей Николаевич начал верить в то, что это он виноват в том, что колбасы нет не только в доме, но и в стране.
Связи у него были, практически, везде, многие пациенты и просители оставляли номера своих телефонов и визитные карточки с заверениями о готовности всегда откликнуться на любую просьбу Сергея Николаевича. Воспользоваться такой возможностью он решил только один раз, когда потратил слишком много времени на поиски обычного костюма своего размера.
Ходить по инстанциям и обивать пороги высоких чиновников, прося за других, Сергей Николаевич мог, а за себя - язык не поворачивался. Эту его особенность жена тоже любила обсуждать, приводя все те же «колбасные» доводы. Но ничего не помогало, не мог он заставить себя, да, по большому счету, и не хотел ломать шапку ни перед кем. Он верил, что должно, в конце концов, наступить время, когда человек за свой труд будет получать достойную плату, и не надо будет унижаться, добывая хлеб насущный. Он видел, что жизнь медленно, но верно поворачивается именно этой стороной к людям, умеющим и желающим работать. Оставалось набраться терпения и дождаться этих перемен, продолжая трудиться.
А пока надо ставить будильник на шесть утра, вставать, завтракать и ехать на метро с пересадкой на «Третьяковской», а затем - пару остановок автобусом.