Первый блин
«Это было в то время, когда
отец в футбол бегал»
Светлана Флеккель
С «Мастером», как некоторые именовали Константина Ивановича Бескова– главного тренера Московского «Спартака», меня познакомил и рекомендовал, как опытного врача, только что демобилизовавшегося из Армии, наш общий знакомый, известный в Москве гомеопат - доктор Лепницкий Дмитрий Теодорович. В это время команда находилась уже в состоянии медицинского цейтнота: приближалось начало второй половины сезона, а врача не было. Думаю, поэтому Константин Иванович сразу же пригласил на работу. Мои сомнения насчет возможности выезда с командой за рубеж, хотя бы потому, что имевшийся у меня первый допуск секретности не мог помочь в получении визы, он отверг, как не имевшие под собой никакого основания, сказав, что это его проблемы. На том и порешили.
Не оформляя приказом, меня взяли на первую игру в качестве врача только с одной целью – проверить, фартовый ли. На мое счастье, в тот день «Спартак» выиграл у «Динамо»-Минск 3-2.
- Оформить приказом с сегодняшнего дня.
Все шло замечательно до момента первого выезда за рубеж. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Именно к тому времени, когда надо было вылетать в Голландию на игру с «Оденсе» все великие мира сего, с кем был хорошо знаком Бесков, по своей воле, или нет, покинули свои уютные кресла в руководстве Москвы и государства. Перестройка постепенно набирала обороты.
Комиссию Сокольнического райкома партии, решающую, достоин тот или иной человек за свои деньги поехать с группой под присмотром «конторского» служащего за рубеж, команда рассматривала, как обычную рутинную процедуру, к сожалению, обязательную. Пожилые заслуженные люди, с внушительными иконостасами орденских планок на груди, улыбались знакомым по телевизионному экрану лицам спортсменов, задавали вопрос типа: «Сколько будет дважды два?», серьезно выслушивали ответ и, пожелав успеха в спортивных баталиях, отпускали с миром. На все про все у каждого игрока во время этой процедуры уходило от силы секунд 20-30.
Я, ожидая такого же приема, был здорово озадачен, когда был встречен длительной тишиной, изредка прерываемой тихим говором членов комиссии, обсуждавших между собой какой-то документ и изредка поглядывающих на меня. Наконец, прозвучал вопрос:
- Скажите, Владимир Александрович, какие трудности испытывает сейчас Коммунистическая Партия Голландии? Вы понимаете, вопрос задан не случайно. Именно в этой стране Вы будете представлять нашу державу.
Вот теперь с этой комиссией все для меня стало ясно. Повеяло чем-то очень знакомым из моей юности, словно кто-то передавал привет от экзаменатора приемной комиссии с его замечательным вопросом о свойствах исландского шпата. Поэтому я решил не продлевать их удовольствие:
- Понятия не имею. Да и вообще не уверен, что там такая существует. Я могу быть свободен?
Узнав, какой разговор у меня состоялся в райкоме, «дед», Николай Петрович Старостин, схватился за голову, вручил мне билет на самолет и, предупредив, что при отлете я должен выглядеть, как новый доллар, помчался туда сглаживать углы и добиваться для меня разрешения на выезд. Я рассматривал полученный билет на рейс Москва – Оденсе с посадкой в Копенгагене и не верил в реальность происходящего. Это сейчас, дорогие читатели, эти слова ни на кого не производят впечатления, а тогда вчерашний офицер Советской Армии держал в руках билет на свое имя в капиталистическую (!) страну.
Вернулся «дед»:
- Владимир Александрович, Вас что, из Советской Армии изгнали?
- ?
- Вы совершили что-то недостойное офицера, какой-то проступок?
- Да с чего Вы взяли, Николай Петрович?
-В райкоме со мной разговаривали какие-то незнакомые люди, уверен, что из «конторы», их-то я за версту чую, и интересовались, как вы попали в команду, почему без предварительного согласования с райкомом, и как-то странно отзывались о Вашем военном прошлом. Так что случилось?
- Честно говорю, Николай Петрович, понятия не имею. Я верой и правдой прослужил 29 лет, а с полярными - это все 38. Подал рапорт на увольнение, прошел медицинскую комиссию, и, получив благодарность и поздравительный адрес Министра Обороны, был с почестями демобилизован. Мало того, ко мне домой приезжал самый главный медицинский начальник, пытаясь воздействовать на жену с надеждой, что я изменю решение. Так что весь Ваш рассказ звучит, как бред какой-то. Как-то в гостях меня познакомили с Константином Ивановичем, и тот предложил мне эту работу. Вот и вся моя нехитрая история.
- Так Вы раньше не знали Бескова?
- Я с ним знаком не дольше, чем с Вами.
- Это меняет дело. Признаюсь, Вы мне симпатичны, и я бы хотел, чтобы Вы продолжили работу в команде. Главное, что ребята к Вам относятся хорошо. Я ничего не обещаю, но попробую как-то изменить ситуацию.
Некоторый холодок в наших с «дедом» отношениях вначале и такая метаморфоза сейчас объяснялись просто. Николай Петрович Старостин был не просто спартаковцем, он был одним из родителей этого клуба, а Константин Иванович Бесков был пришлым, динамовцем, следовательно, не своим. С людьми, которых «Мастер» привел в команду, с которыми дружил и был знаком много лет, «дед» работал спокойно, уравновешенно, но не любил. Он и меня считал человеком «Беса».
Изменить ситуацию Николаю Петровичу удалось лишь частично. Я продолжал работать в команде, но в зарубежные поездки она отправлялась без меня. Иногда, когда уезжали на длительный срок, меня подменял кто-нибудь из врачей физкультурного диспансера, а ненадолго - дополнительный «конторский» служащий. Такие были времена.
В конце сезона Константин Иванович вызвал меня к себе и признался, что ему не удается пробить брешь в «конторской» обороне, а команда без врача на длительный предсезонный сбор ехать не может. Пришло время прощаться.
«Дед» долго и как-то виновато тряс мне руку, будто извиняясь за невозможность еще раз помочь мне.
- Николай Петрович, я не делаю трагедии из сложившейся ситуации, мало того, я очень рад тому, что сумел поработать со всеми вами и сохраню в памяти это светлое и очень интересное время. Еще раз примите мою искреннюю благодарность за все, что Вы для меня сделали, и прощайте.
- Вообще-то, Владимир Александрович, я пригласил Вас не для того, чтобы прощаться. Дело в том, что есть у нас дочерняя команда «Красная Пресня». Играет во второй Лиге. Честно скажу, команда так себе. Хотим реанимировать ее и сделать кузницей собственных кадров. Через несколько дней ее примет новый тренер – Олег Иванович Романцев и новый начальник команды Жиляев Валерий Владимирович. Не желаете ли присоединиться к ним?
-Желаем!
-Вот и чудно.
Спираль моей спортивной жизни не обрывалась, она заходила на новый виток.
Посылка из Кельна
В Ереван команда прилетела под вечер 7 ноября. Выгружались из автобуса у гостиницы на центральной площади города под праздничный салют. Шутили, что это в нашу честь. Впервые очутившись в Армении, я с интересом рассматривал дома из розового туфа и черноволосых ереванцев, восторженно встречавших каждый залп, не обращая внимания на сыпавшиеся с неба полусферы из прессованного картона – вместилища фейерверочных зарядов.
Завтра должен был состояться матч, от результата которого зависело, станет «Спартак» обладателем серебряных наград, или бронзовых. В преддверии всех матчей, а такого тем более, работы у медицинского персонала команды много. Ни о какой ознакомительной прогулке по городу вечером речи идти не могло.
Утром следующего дня, спустившись в ресторан, застал сидящих за столом почти всех руководителей команды и с ними незнакомого человека, которого мне представили, как второго тренера западногерманского клуба «Кельн», прилетевшего сюда специально, чтобы посмотреть игру своего будущего соперника в рамках Кубка УЕФА. Я на немецком поздоровался с гостем:
- Очень приятно познакомиться. Доброе утро. Врач команды Флеккель Владимир Александрович.
«Дед», как любовно называли начальника команды Старостина Николая Петровича, удивленно посмотрел на меня поверх очков:
- Доктор, вы владеете иностранным языком? В таком случае попрошу Вас перевести следующее.
Здесь необходимо пояснить. Когда-то, почти 40 лет назад, живя с родителями в Германии и общаясь с немецкими мальчишками, я довольно бойко говорил и абсолютно все понимал. Дальнейшие годы молчания «по-немецки» и тщательное изучение его в школе привело к полному забвению языка. Конечно, поздороваться и сказать пару слов, соответствующих обстоятельствам я мог, но не более. Возразить «деду» я не успел, и дальше все происходило, приблизительно, так.
«Дед»: - Ввиду того, что предстоящий матч имеет очень большое значение для распределения мест в турнирной таблице Чемпионата СССР по футболу, все члены команды, включая и руководство, находятся в состоянии серьезной и ответственной подготовки к соревнованию. Поэтому, искренне приветствуя Вас на нашей земле, мы приносим извинения за недостаток внимания, что можем Вам уделить.
Я: - Добро пожаловать в нашу страну.
«Дед»: - Понимая неудобство сложившейся ситуации, и стремясь как-то ее разрешить, мы предоставляем в Ваше распоряжение автомобиль с шофером и говорящего на Вашем языке доктора в качестве сопровождающего. Достаточный уровень его образования и интеллекта позволят Вам с интересом провести день и познакомиться с замечательным городом.
Я: - Вашим гидом буду я.
Сказав еще несколько фраз в таком же духе, «дед», старший тренер команды Бесков Константин Иванович, и Председатель Московского городского Совета «Спартака» Шляпин Юрий Александрович с достоинством удалились. Мне же, впервые прибывшему в эту республику 10 часов назад и проведшему 8 из них в постели, предстояло ознакомить иностранного гостя с городом – столицей Армении.
Должен признаться, что мои знания в качестве экскурсовода были настолько скудны, что моему подопечному совершенно не грозила информационная перегрузка. Я судорожно пытался что-то вспомнить из курса средней школы, но кроме того, что Армения возникла на территории древнего государства Урарту, ничего в голову не приходило. Лишь потом в памяти возник еще один огонек – турецко - армянская резня. И больше ничего. Очень надеялся на знания и любовь к своему городу шофера обещанной нам машины. Делать было нечего, и мы направились к выходу. В холле Сашка Хаджи, бессменный администратор команды и правая рука «деда», незаметно сунул мне в карман деньги на расходы.
Увидев лилово-красный нос нашего водителя, понял, что моим чаяниям в отношении краеведческой помощи со стороны местного жителя не суждено сбыться. Мне грозил полный крах. Тем не менее, попросив водителя показать город, называя вслух заслуживающие, по его мнению, внимания объекты, мы отправились в это увлекательнейшее путешествие.
Водитель преобразился, моя просьба выпрямила его спину, расправила усы и даже, казалось, изменила цвет носа – он слегка побледнел. Заслуживающие нашего внимания объекты располагались буквально на каждом шагу. Водитель громко называл достопримечательность, а я, как мог, переводил. Это была вторая серия уже известного нам фильма.
Водитель: - В этом месте такая долма, с руками съесть можно.
Я: - В этом доме располагается краеведческий музей.
Водитель: - Здесь подают лучший в Армении шашлык.
Я: - Здесь лучшая в Армении школа для одаренных детей.
Водитель: - Лучшего вина, чем здесь, не найти во всем городе.
Я: - Тут находится студия очень известного скульптора.
Если глубоким знаниям водителя время не грозило истощением, то моим фантазиям, как я чувствовал, очень скоро наступит конец. И тут в памяти приоткрылась какая-то створка. Оказалось, что я кое-то знаю и помню об оперном и драматическом театрах, об актерах, художниках и скульпторах этого великого города, о всемирно известном хранилище рукописей – Матедаране, и даже что-то об армянской церкви и ее каталикосе. Посоветовав нашему гастроному временно прикрыть фонтан и везти туда, о чем буду говорить, я начал извлекать из закоулков памяти крохи знаний, из которых потихонечку слепил образ города. Жонглируя двумя десятками немецких слов, сумел донести все, не расплескав, до сознания нашего нового приятеля Клауса.
Время, которое утром висело надо мной, как готовая обрушиться вниз лавина, растаяло без следа и испарилось в синем безоблачном небе красивой армянской столицы. Подошло время обеда. Разрешив нашему водителю показать себя во всем блеске, я откинулся на сидение с видом полководца, покорившего средневековую крепость.
Надо признать, обед был на высоте. Обращения нашего водителя к своим соплеменникам - поварам с просьбой показать себя во всей красе, возводили и без того вкусные блюда в степень изысканности. Но пора было возвращаться в команду. До игры оставалось всего ничего. Мы расстались с Клаусом. Дальше он должен был плыть сам. Программа была выполнена полностью. Единственное, что ему не удалось сделать в Ереване – это найти и приобрести палехскую шкатулку, которую он когда-то где-то видел.
Мы выиграли игру и завоевали серебряные медали Чемпионата. Все были радостно возбуждены. Впереди маячили приличные премиальные и месячный отпуск. На радостях «дед» решил продлить срок своей благотворительности, сообщив Клаусу, что в Москве до его отлета будет в полном распоряжении машина и известный уже ему гид. Меня это сообщение не очень удивило, я предчувствовал, что должно произойти нечто подобное. В голове проигрывая Московскую программу, позвонил приятелю и попросил купить палехскую шкатулку средних размеров и оставить для меня у администратора «Арагви».
С аэродрома все разъехались по домам, а мы отправились в прогулку по столице. Здесь уже было, что сказать и показать. Очередная порция денег, положенная Сашкой мне в карман, сделали нашу экскурсию абсолютно законченной. Во время прощального ужина в «Арагви» я поставил шкатулку с изображением русской тройки на стол:
- Клаус, это тебе на память о наших путешествиях.
Разговорились, вспомнили свои семьи. Я похвастался тем, что у меня годовалый внук, Клаус – своей многодетностью. Время пролетело моментально.
В аэропорту мы расстались окончательно.
- Я жду тебя, Владимир, в Кельне.
- До скорой встречи, Клаус.
Я произнес эти слова, будучи совершенно уверенным в том, что мы не увидимся никогда, ведь к тому времени я был «стойко не выездной». И, конечно, в Кельн команда улетала без меня. Я провожал ее в аэропорту и там же через несколько дней встречал.
Первый вопрос доктору физкультурного диспансера, сопровождавшему команду на игру (у него анализы были намного лучше моих и позволяли покидать святые рубежи СССР):
- Ну, что привез?
Этот вопрос обозначал совсем не то, о чем вы, дорогие читатели, подумали. Это был чисто профессиональный интерес относительно количества травмированных ребят. Я наблюдал за игрой по телевизору и знал, что игра была жесткой, и доктор должен был привести мне «полон рот хлопот». Должен сказать, что врачи спортивных команд смотрят игру несколько иначе, чем все остальные. Конечно, ход матча их тоже интересует, но большее внимание они уделяют столкновениям, отмечая про себя механизм получения травмы.
- Вовка, сколько мне еще таскать твое барахло? – по проходу шел Сашка Хаджи и тащил по полу два больших спортивных баула,- Принимай, вот этот твой. Тут еще письмо от твоего знакомого немца. Мы сказали ему, что ты прихворнул.
В дороге с пятого на десятое прочитал письмо. Клаус от имени всей своей семьи, ждавшей меня в гости, выражал соболезнование по поводу «болезни», о симптомах которой он тщательно расспросил игроков, и все понял.
Дома открыли баул. Клаус, помня о моем маленьком внуке, прислал ему полный гардероб детской одежды. Мне сейчас не перечислить всего. Скажу только, что, если размеры этих вещей увеличить до размеров взрослого мужчины, то это был бы гардероб английского денди. Должен напомнить, что все это происходило в годы, когда прилавки наших магазинов были совершенно пусты. Когда мои женщины стали наряжать и выпускать нашего малыша «в свет», все мамы, гулявшие с детьми во дворе, сразу окрестили его - «каталожный Вовка».
Со временем он вырос из этого великолепия, и вещи стали раздавать друзьям и знакомым, у кого были маленькие дети. Я часто в нашем дворе встречал малышей, одетых в очень знакомые «толстовочки», свитера и комбинезончики.
С тех пор прошло почти четверть века. У нас дома бережно хранится комбинезон светло сиреневого цвета с разными там заклепками и отстреливающимися креплениями. Он ждет своего нового хозяина – моего правнука.
Сбор в Прохладном
Футбольную команду второй лиги с громким революционным названием «Красная Пресня» содержал на своем балансе 7-ой таксомоторный парк столицы. Игроки числились работниками парка, хотя никто из них понятия не имел, где располагается их родной цех. В команде было все, как в любом спортивном коллективе высшей лиги, только, как говорится, «труба была пониже и дым пожиже».
Олег Романцев и Валерка Жиляев прилагали титанические усилия, чтобы условия жизни и тренировочного процесса находились на достойном уровне, и, должен признать, что все их старания увенчались успехом, более чем. Команда жила в очень приличных условиях в Серебряном Бору, замечательно питалась в столовой Дома отдыха управделами МГК КПСС, была вполне сносно экипирована и всегда имела площадки для тренировок. Предсезонные сборы каждый год проводили где-нибудь на юге страны. Один из них запомнился надолго.
Команда прилетела в аэропорт Минеральных Вод вечером, уверенная в том, что заранее выехавшие сюда второй тренер и администратор встретят и довезут до конечного пункта следования в городок с красивым названием Прохладный в Кабардино-Балкарии. Но никто не встречал, рейсовые автобусы уже не ходили и последний участок пути протяженностью около стапятидесяти километров от аэродрома до Прхладного представлял собой, принимая во внимание время суток, серьезную проблему.
Видимо, Всевышнему стало нас жалко и он смилостивился, послав на площадь перед аэровокзалом транспортное средство непонятного предназначения. Это был видавший виды старый и разбитый автобус, внутри которого не было ни одного пассажирского кресла. Но он двигался самостоятельно, и водитель гостеприимно распахнул двери, сообщив, что согласен ехать в Прохладный, если мы заплатим за бензин и, недорого, за каждого пассажира. Сделка состоялась.
Первые же метры пути показали, как сильно мы рисковали, сев в эту колымагу. Дорожная пыль напополам с выхлопными газами стала быстро заполнять салон. Быстро разобрав сложенные в углу баулы и спортивные сумки, перекрыли ими максимально большее количество отверстий в полу, сократив, таким образом, поступление автомобильного «Циклона». Отсутствие многих стекол в окнах помогало относительно быстро осуществлять вентиляцию помещения. Путешествие продолжалось.
В этом автобусе гремело и гудело все, кроме клаксона. Создавалось впечатление, что, попадись на пути приличный ухаб, и наше транспортное средство распалось бы на составные части. Думаю, что опытный механик посоветовал бы масло в картере оставить, как вполне приличное, а все остальное – срочно заменить. Но, как ни странно, оно двигалось, с каждой минутой приближая нас к конечной цели. Стойко переносить «тяготы и лишения» путешествия помогала вера в приближение вкусного кавказского ужина в гостинице. Но не тут-то было.
Второго тренера и администратора нашли в одном номере в совершенно непотребном состоянии. Никакой ужин нас не ждал. Мало того, повара уже давно спали в своих домах. Ложиться в постель на голодный желудок – признак хорошего тона и плохого настроения.
Утром, первым делом уволив наших эмиссаров, Олег распределил обязанности, взяв себе спортивные, и отдав мне все остальные. Постепенно все вошло в свое русло, но этот сбор запомнился еще одним событием.
Как всегда, приступ дискогенного радикулита свалил меня в самый неподходящий момент, накануне товарищеского матча. Перед игрой Олег сказал ребятам, что доктор нетранспортабелен и на поле выбегать не сможет, так что как-то придется устраиваться иначе – раненые должны подползать к врачу сами. Ребята в команде были замечательные,- не волнуйся, док, подползем.
Во время игры произошло что-то у наших ворот, расположенных в этом тайме, конечно, в дальней половине поля. Игроки той и другой команд отчаянно замахали руками, вызывая врачей. Я видел, как сорвался и помчался к воротам врач соперников. Наши продолжали махать и кричать: «Саныч, Саныч, ну как – нибудь!» И я, изогнутый во всех плоскостях, как знак молнии, двинулся в путь под презрительное улюлюкание трибун. Приближаясь к невероятно далекой цели своего путешествия, я уже видел того врача, склонившегося над нашим вратарем и делавшего ему искусственное дыхание «рот в рот». Одного взгляда мне, много лет проработавшему в госпитале в отделении экстренной хирургии, было достаточно, чтобы понять причину происшедшего. От удара в голову вратарь упал, потеряв сознание, на спину. Язык запал, перекрыв поступление воздуха в легкие, и никакие мероприятия, включая искусственное дыхание, не дадут результата,- ведь дороги воздуху в легкие как не было, так и нет.
К тому времени, как я доковылял до пострадавшего, он был уже синего цвета. С грехом пополам опустившись на корточки, открыл ему рот, острыми губками «Кохера» прокусил язык и вытащил его наружу. Сразу же со свистом пошел воздух, и на глазах порозовела кожа.
Подняться на ноги я уже не мог. Боль просто раздирала меня. Ребята на руках унесли с поля и вратаря и меня. Так и лежали мы оба за воротами, ожидая машину.
Перед отлетом в Москву зашли с Олегом на местный «толчок» и, как ни странно, ушли оттуда с товаром - прекрасные «Аляски» увеличили наш гардероб. Но самым ценным моим приобретением была малепусенькая, но абсолютно одинаковая по фасону «Аляска» для ребенка. Ведь дома подрастал внук. Тогда ему было чуть больше года, и я полагал, что через год – другой она ему будет в пору. Но ждать пришлось все десять.
Ничего. Дождались.
Гвинея – Бисау
Команду лихорадило уже несколько дней, да оно и понятно,- за заслуги перед Московским футболом, выражавшиеся во втором месте Чемпионата страны и впервые завоеванном Кубке России, было принято решение наградить игроков поездкой в далекую страну и игрой с неизвестным африканским клубом. Гвинея – Бисау, Африка, муссоны, саванна - эти слова все чаще и чаще стали появляться в лексиконе ребят, напоминая что-то из прочитанного в детстве.
Не скрою, общее волнение захватило и меня, хотя, вооруженный предыдущим горьким опытом, приблизительно знал, во что обернется поход во все разрешающие и все запрещающие инстанции. Тем не менее, какая-то искра надежды теплилась, авось, на волне победных благодеяний, подфартит и мне.
Комиссия заседала на этот раз в здании Краснопресненского райкома и возглавлялась довольно молодой и элегантно одетой женщиной – первым секретарем. Все шло, как обычно. Игроки заходили в кабинет и тут же возвращались обратно. Меня, вероятно, оставили на десерт, потому что после команды пошли другие люди, а я, как бедный родственник, продолжал сидеть в коридоре. Наконец, когда вокруг никого уже не было, пригласили и меня.
Знакомая до боли картина: длинный стол под зеленым сукном, полтора десятка пожилых, умудренных опытом людей с интересом, как заморскую диковину, рассматривали стоящего перед ними человека. Конечно, ни у кого из них даже не промелькнула мысль, предложить этому человеку присесть.
Первый секретарь сразу взяла быка за рога:
-Владимир Александрович, в соответствующие органы из госпиталя, где Вы раньше служили, поступил документ, который я хочу Вам зачитать.
И начала читать.
В документе говорилось, что я с первых шагов и до последнего дня пребывания в Советской Армии характеризуюсь крайне плохо, обладаю полным набором отрицательных человеческих черт, ярый антисоветчик, вор, торговец наркотиками и военными секретами, имею родственников заграницей и поддерживаю с ними постоянную связь, делаю все, чтобы подорвать мощь нашей Армии. И много чего еще в таком же духе.
Все это было настолько неожиданным, подлым и низким, что я, обычно никогда не теряющийся в словесных перепалках, онемел. Теперь стало понятным отношение ко мне на прошлой комиссии райкома в Сокольниках, и недоумение «деда» по поводу моего «изгнания из Армии». Со мной рядом стоял и тоже растерянно озирался по сторонам Валерка Жиляев, мой друг и начальник команды
- Вы хотите что-либо нам сказать?
- Нет.
Оплеванный с головы до ног, я сел на стул в пустом коридоре райкома. Что-то надо было делать. Конечно, можно было наплевать на все это и продолжать спокойно жить, но как жить спокойно, зная, что кто-то может просто так взять и вымазать тебя грязью. И очень хотелось выяснить, откуда ноги растут у этого документа, найти этого радетеля за моральные устои державы и при личной встрече сказать этому…, что «он не прав». Рядом сидел ошарашенный таким поворотом событий Валерка.
Мимо проходили члены комиссии, презрительно окидывая меня взглядами. На стул рядом села секретарь.
- Владимир Александрович, это хорошо, что Вы не ушли. Давайте поговорим. Видите ли, большой опыт с письмами граждан позволяет мне усомниться в правдивости той самой бумаги. Не могли бы Вы подсказать мне, как можно быстро и достоверно все это проверить.
- Я сообщу все телефоны моего прежнего командования, и Вы сможете поговорить с ними. Быстрее и достовернее ничего быть не может.
- Прекрасно. Идемте ко мне в кабинет.
Представляю, сколько различных версий возникло у моих бывших сослуживцев, когда в кабинете начальника госпиталя раздался звонок:
- Владимир Григорьевич, здравствуйте. С Вами говорит первый секретарь Краснопресненского райкома КПСС. Скажите, Вам знаком Флеккель Владимир Александрович? Нет, нет, не волнуйтесь, с ним ничего не случилось. Мне просто нужно знать, как он Вами характеризуется. Давайте сделаем так. Вы могли бы со своими заместителями и человеком, возглавляющим партийную организацию госпиталя, приехать ко мне, ну, скажем, в четверг на той неделе в 16 часов? Замечательно. Я Вас попрошу привести напечатанную характеристику на Владимира Александровича. Договорились.
Через несколько дней команда улетала в недосягаемую для меня Гвинею – Бисау, а я в назначенный срок приехал снова в райком. Мои сослуживцы уже были там. Вскоре всех попросили пройти в кабинет.
- Мы собрались здесь, чтобы разобраться в одной истории, связанной с вашим товарищем. Давайте сначала послушаем Вашу характеристику,- обращаясь к начальнику госпиталя, сказала секретарь. Владимир Григорьевич зачитал. Господи, если бы я знал, что так характеризуюсь по службе, ни за что не уволился бы! После командира выступали остальные сослуживцы, и мне даже было неловко от такого количества хороших слов в свой адрес.
- А теперь давайте послушаем содержание документа, который ранее пришел в соответствующие органы из Вашего госпиталя.
Представитель «соответствующих органов», не торопясь, чтобы каждое слово глубоко проникало в сознание слушающих, зачитал этот «документ». Господи, да на меня сейчас прямо здесь наденут наручники! Возмущению моих армейских коллег не было предела, им очень хотелось взглянуть на него собственными глазами, увидеть, если не подпись, то хотя бы почерк писавшего. В медицинском учреждении, где больше пишут, чем лечат, почерк друг друга все узнают моментально.
Но представитель «соответствующих органов» не выпустил бумагу из своих рук. Секретарь подняла руку:
- Ладно, вопрос закрыт. Владимир Александрович, я прошу извинить нас всех за те горькие минуты, что Вам пришлось пережить. Вы должны знать, что впредь при желании поехать куда-нибудь за рубеж, у Вас не будет никаких препятствий…, если Вы будете оформляться в Краснопресненском районе.
- А если в другом?
Представитель «соответствующих органов» сомнительно пожал плечами.
Ну что ж, и на том спасибо. Начисто отмытый с Краснопресненской стороны, я гордо шагал домой, дав себе клятву, что найду время на дедуктивный метод поиска «писателя». А пока что надо было ехать на аэродром встречать команду и послушать их восторженные рассказы об экзотической стране.
Но оказалось, что в этой замечательной стране все не так уж и здорово. Жили в отеле, который с большой натяжкой можно было назвать приличным, кушали не понятно, что и старались пить только жидкости из закупоренных бутылок. Во всей окружающей среде, на земле, в воде и воздухе, ползали, летали и плавали разные живые существа, которые полезными для здоровья назвать было никак нельзя. Тренировались на ужасных площадках, а начало игры им назначили специально в самое пекло. Дисциплинированный спортивный коллектив прибыл на стадион, как и положено, за два часа и под палящим солнцем несколько часов ожидал приезда самого главного лица в государстве. Тот прибыл вкушать удовольствие от спортивного зрелища под вечер и милостиво разрешил начать матч.
Слушая эти рассказы о бесконечных мытарствах ребят в какой-то Богом забытой африканской стране, невольно задавался вопросом: неужели для того, чтобы все это терпеть требовалось специальное разрешение комиссии КПСС?
«Приятель»
Возвращаться к чему-то нехорошему всегда неприятно, но мне надо было вычислить пачкуна и на пальцах объяснить ему, что к чему, тем более, что дал себе слово. Где-то внутри чувствовал, что это будет не сложный процесс и результат не заставит себя ждать. Останавливало только боязнь найти его среди близких мне людей. Но делать было нечего, и я приступил к анализу уже известных фактов.
Безусловно, что это должен был быть человек, хорошо знакомый мне не только по работе, поскольку в письме упоминались сведения, которые я мог сообщить только своим приятелям, к примеру, о своих родственниках за границей. Да были такие, дальние родственники по материнской линии о которых я ничего не знал ни до, ни после их отъезда заграницу. Как-то мама позвонила нам, отдыхающим на Рижском взморье с просьбой зайти к ним и передать поздравления от всей семьи по случаю свадьбы их дочери.
Только на торжестве мы узнали, что жених - западногерманский немец, с которым невеста работала в качестве переводчика в Риге, и после свадьбы молодые планируют уехать жить в Гамбург. Об этом событии я рассказал двум своим приятелям, потому что жених угощал меня экзотическими заморскими напитками, в том числе знаменитым миндальным ликером «Болс», и мне не терпелось поделиться впечатлением об этом.
Следовательно, Иуду я должен был искать среди двух своих сослуживцев. Кроме того, анализируя причину возникновения документа, надо было признать, что появиться на свет он мог либо потому, что я перешел одному из них дорогу, либо хотел, либо мог это сделать. Личную острую неприязнь тоже нельзя было сбрасывать со счетов.
Взвешивая все «за» и «против» я четко увидел, как из тумана все отчетливее стало проявляться лицо одного из двух, с кем был близок. Только у него были причины сделать нечто подобное, только он мог помнить все перепитии наших отношений, только он мог успокоиться только тогда, когда его уязвленное самолюбие посчитало бы себя отомщенным.
Мы приятельствовали втроем, так как дружбой эти отношения назвать было нельзя. Один из нас, старше других в возрасте, звании и должности не принимал на дух основное правило дружбы – полный паритет, он признавал за нами только право беспрекословного согласия с его мнением. В любом другом случае, он обижался, как ребенок, замолкал и делал вид, что нас не существует вообще. Самое неприятное во всем этом было то, что такая метаморфоза моментально переносилась на служебные отношения. В конце концов, нам двоим это надоело, мы отдалились от третьего и перевели взаимоотношения в рамки чисто служебных.
Когда я принял вновь организованное отделение раневой инфекции, их острота достигла критической точки. Дело в том, что мы с первых дней работы напрочь отбросили прежние методы лечения, приняв на вооружение новые, доселе малоизвестные. В результате получили ошеломляющие результаты, вдвое сократив время от операции до полного выздоровления. Но мы не имели права говорить об этом вслух, потому что прежнее время лечения - результат работы нашего третьего приятеля, а он не терпел никаких посягательств на свое величие. Но цифры - вещь упрямая, они говорят сами за себя, и надо было это признавать. А он стал порочить новый метод, и того, кто его насаждал в отделении, то есть меня. Слушать его бредни было смешно, грустно и больно одновременно, и однажды я возразил ему очень резко. Такие вещи он не прощал.
С уходом в запас начальника госпиталя, на его место рассматривались трое претендентов: тот самый третий наш приятель, начальник одного из отделений и я. Мы заранее знали, что через несколько дней будем вызваны к руководству на собеседование. Генерал беседовал с каждым из нас в отдельности. Мое общение с ним мало напоминало беседу руководителя с претендентом на должность командира части. Он с порога начал отчитывать за какие-то неизвестные мне грехи. Тогда я и предполагать не мог, что мой «приятель» подготовился к собеседованию и запустил пробный шар с целью устранения претендента. Видимо, успех проведенной операции, воодушевил его на дальнейшие творческие дерзания. Очень многое из того, о чем расспрашивал меня генерал, здорово перекликалось с тем, о чем говорилось в уже известном нам документе. Генералу я сказал, что не следует так усердствовать в моем перевоспитании, поскольку не претендую на должность, о которой идет речь. Наоборот, разговор с ним подтолкнул меня к окончательному решению вопроса об уходе в запас, благо выслуга лет у меня огромная и максимальная пенсия заработана была давно. Так что, я снимаю свою кандидатуру в «президентской гонке». Разрешите идти?
Мой же «приятель» был убит горем, так как начальником госпиталя назначили не его. Бедняга, ему надо было писать сразу два пасквиля.
Мы еще пару раз сталкивались на различных хирургических конференциях, но теперь я уже в выражениях не стеснялся, а со временем и просто забыл о его существовании. Но дело его, оказывается, жило.
Второй раз он плотоядно потирал руки, когда меня развернула комиссия Сокольнического района и бедный «дед» терялся в догадках, не шпиона ли он принял в команду. Последний раз он вкушал плоды своего творчества, когда убеленные сединой ветераны с презрением смотрели на меня в кабинете первого секретаря Краснопресненского райкома. Наверно в этот момент ему особенно хорошо дышалось.
И вот это лицо совершенно отчетливо выплыло из тумана, нагло улыбающееся, как бы спрашивающее меня: ну что, ты понял, что даже далеко от тебя я всесилен управлять твоей судьбой?
Да нет, не управлять моей судьбой ты всесилен, а гадить, смердить и отравлять жизнь- это все, на что ты способен. Ты настолько ничтожен и гадок, что я даже передумал бить тебе рожу, чтобы не пачкать руки в прямом смысле этого выражения, ибо даже прикосновения к тебе омерзительны.
Живи.
ЗЛАТА ПРАГА
В удивительное время мы жили, поражались нелепице происходящего и одновременно, как должное, воспринимая события, касающиеся нас непосредственно. Закончив сезон вполне прилично и впервые в истории Московского футбола подарив Кубок России столице, команда "Красная Пресня" была награждена туристической поездкой в Чехословакию и Венгрию (за свой счет, разумеется). Многие из нас расценивали такой поворот событий нормальным и логичным, совершенно не усматривая в этом даже намека на ущемление каких-то гражданских свобод.
Мне было дозволено поехать и посмотреть, как живут люди в соседних странах, по которым война огненным смерчем прошла в обе стороны, от границы до границы, и где люди, совершенно не понятно почему, о ней вообще не вспоминаю и не списывают свои промахи и хозяйственные неудачи на военное лихолетье. Мне было разрешено поехать и посмотреть, как в ту же страну приезжают на собственных машинах люди из других стран только лишь для того, чтобы поохотиться в "багрец и золото одетых лесах" Высоких Татр в самый прекрасный период года. Просто приехать и поохотиться. Мне было оказано доверие поехать и посмотреть, как в больших магазинах, рынках и маленьких лавочках сосисочно-сардельковые сталактиты стремились создать с колбасно-окороковыми сталагмитами единое, неразрывное целое. В какой-то лавочке захудалого городишка моя ушербная психика не выдержала, и я во весь голос, не стесняясь окружающих, заорал: "...твою мать!" не потому, что вышел из плохой детской, а потому, что стало до боли обидно за свою страну с ее нищетой и голыми прилавками магазинов. Наверное, я бы долго мог там подбирать различные слова для выражения своих чувств, но Светка вытолкала за дверь. Интересное дело, чехи терпеть нас, россиян, не могут, что, в принципе, понятно, а вот русскую изящную словесность любят, уважают и часто применяют, поэтому принудительный увод со сцены мастера "художественного" слова восприняли с явным сожалением. Но все это будет потом, а пока мы, счастливые, упаковывали вещи для поездки за рубеж Союза Советских Социалистических Республик.
Валерий Владимирович Жиляев, начальник футбольной команды "Красная Пресня", где я имел честь в то время работать в качестве врача, договорился, конечно, с нашими зарубежными коллегами о товарищеском матче с каким-то не очень сильным футбольным клубом, дабы премиальными от будущей победы залатать дыры в семейных бюджетах игроков. Это были времена, когда во второй лиге, где выступала наша команда, платили очень мало, каждая копейка была на счету, и такого рода игры были просто наградой и спасением.
Отправиться полным составом не удалось, по различным причинам многие остались дома. До игрового комплекта нехватало одного человека, его вызвался заменить сам Олег Романцев, наш главный тренер. О запасных речи вообще не шло. Добирались до Праги поездом. И хотя все знали, что через день должна состояться игра, в вагоне спортивный режим нарушался нещадно, и руководство команды на это смотрело сквозь пальцы – позади был тяжелый и успешный сезон, ребята работали добросовестно, не щадя себя. Команда имела право праздновать и завоевание Кубка России, и второе место в Чемпионате, и окончание тяжелейшего сезона с почти трехсотдневными сборами.
В Прагу приехали утром, а через час Валера принес весть, что играем мы не завтра, а сегодня, и не с кем нибудь, а со "Славией"- серебряным призером Чемпионата Чехословакии. Видать в Футбольном Союзе этой страны тоже люди соображали, что к чему, и решили угостить своих игроков "сладеньким" из Москвы, позволив своим ребятам, тоже заслужившим "добавки", подправить финансовое положение за счет команды страны Советов. Нашего мнения на этот счет никто не спрашивал, просто сообщили время начала соревнований. В качестве компенсации местные спортивные деятели обещали дать нам еще одну игру с заведомо слабым противником, каким-то трудовым коллективом, но после того, как "Славия" проедется по нам тяжелым катком своего мастерства.
Очень контрастно выглядели скамейки, на которых разместились обе команды, вернее, то, что от них осталось после выхода стартовых составов на поле. На чешской - места свободного не было, запасных было много, и все хотели, хоть на пару минут, но выйти на поле, поскольку даже короткое пребывание в игре в случае победы серьезно сказывалось на сумме премиальных. На нашей лавочке сиротливо сидели Валерка и я.
Начало игры полностью соответствовало тому рекламному ролику про Нерона: "Случилось страшное!" Хрестоматийная комбинация - одиночный проход быстрого крайнего полузащитника, навес в штрафную и "зрячий" удар головой в пустой дальний угол. Гол. И "страшное" заключалось не в том, что команде высшего дивизиона Чехословакии, одному из лидеров Чемпионата страны противостояла команда второй (даже не первой) лиги СССР, и не в том, что был забит "быстрый" гол, а в том, что произошло это так, как будто соперников у чехов на поле не было вообще. В этот момент даже трудно было представить себе, чем должно закончится это побоище. Наверное, такое и случилось бы, не будь на поле Олега, который любой проигрыш воспринимал как личную катастрофу и крушение своих жизненных устоев. Я не знаю, какие слова он подобрал для своих партнеров, но было видно, что они дошли до сознания и вызвали у ребят стремление сопротивляться, устоять и бороться с соперником на каждом кусочке поля, быть вровень со своим тренером, у них на глазах выполнявшего фантастический объем работы. Что-то изменилось в игре наших мальчиков. Атаки соперников не стали менее острыми и опасными, но сначала они перестали достигать ворот, а потом и вообще стали затихать в отдалении от них.
Мы победили в этой очень жесткой игре со счетом 2-1. Ребята отдали этой победе все и вымотались так, что радоваться просто не было сил, опускались на траву там, где застал их финальный свисток. Кстати, прозвучал он тоже минут через 10 после того, как официальное время матча закончилось. Видимо, местный судья не терял надежду на то, что "Славия" сумеет отыграться.
- Вовка, узнай, сколько нам еще играть,- на Олеге лица не было от усталости.
- До забитого. Пока "Славия" не забьет гол,- заорал я на весь стадион.
"До забитого" играют только дворовые команды и мальчишки в подворотнях. Якобы, не понимающий по - русски главный тренер соперников что-то прокричал в поле, и тут же раздался свисток.
Приходили в себя и зализывали раны тяжело. Чего стоят всякие нравоучения старых и лысых людей о необходимости серьезного отношения к специальности, соблюдению режима и прочая, и прочая по сравнению с этим наглядным и очень полезным уроком, оставшимся в памяти надолго? Да, именно так достаются денежки в условиях серьезной конкуренции.
Но молодость быстро взяла свое, и уже на следующий день посыпались вопросы о том блюде, что нам приготовили местные футбольные чиновники на десерт. Это была команда какого-то рудника, куда надо было добираться пару часов автобусом. К цели нашего путешествия вела совершенно бесподобная по красоте дорога в горах. Представьте себе, осенние горные леса в буйстве ярких красок левой половины спектра, голубое небо, солнце, серпантин дороги и фазаны, вылетающие, буквально, из-под колес автобуса.
Нас встречали очень тепло, на местном стадионе был устроен праздник по этому поводу, где песнями и плясками приветствовали нас, как дорогих гостей. Это все было и приятно, и удивительно, потому что двух-трех дней в Праге было вполне достаточно, чтобы понять: общее отношение людей к своему великому соседу более, чем прохладное.
О футболе местные спортсмены знали столько же, сколько Светка,- что в него играют ногами, что надо побольше мячей завести в ворота противника и поменьше дать забить в свои. Больше об этой замечательной игре они не знали ничего, и, естественно, что наши почувствовали себя с первых минут пребывания на поле, как в теплой ванне. После того, как был забит четвертый гол, Олег запретил поражать ворота противника, атаковать можно, а забивать - нет. Кроме того, последовало тренерское пожелание пропустить один мяч. К сожалению, в первом тайме это сделать не удалось.. Чего только защитники не делали, чтобы мяч вкатился в наши ворота, какие только прыжки не совершал вратарь в противоположном от мяча направлении, ничего не помогало,- он летел куда угодно, только не в ворота.
Общими усилиями обеих команд в начале второго тайма удалось устроить праздник на улице хозяев поля. Зрители и игроки были в полном восторге, продолжить игру было невозможно несколько минут, страсти бушевали и на поле, и на трибунах. Такие искренние проявления радости можно было бы сопоставить лишь с получением известия о многократном повышении зарплаты. Мы ответили на такое "оскорбление" еще двумя голами и игра завершилась. Праздник удался! Перед отъездом команда была приглашена на ужин в рабочую столовую, где в качестве официантов нам прислуживали игроки местной команды. И хотя на столах не было никаких особых разносолов, этот обычный ужин остался в памяти, как один из самых трогательных и добрых.
Этим матчем чисто спортивная часть нашей зарубежной поездки завершилась. Нам предстояли обычные туристические поездки по городам красивой страны. Я часто слышу разговоры, что, мол, Вы с командой во многих странах бывали и все повидали. Это не совсем так, вернее, это совсем не так. Я перечислю, как на Духу, что я видел в странах, куда прилетал с командой на соревнования: аэропорт, дорогу в гостиницу, дорогу на стадион, иногда дорогу со стадиона напрямую в аэропорт. И, естественно, все то, что видно из окна автобуса, следующего по этим маршрутам. Вот и все, что видит игрок в чужой стране, ничего более. Казалось бы, теперь, выйдя из-под гнета спортивного режима, можно свободно распоряжаться своим временем и направлением движения. И снова это не совсем так.
Для советского туриста очень важно, с точки зрения партийных функционеров, контролировавших этот аспект нашей жизни, было посещения мест революционной памяти и всевозможных погостов, где покоились останки наших воинов. Любое святое дело можно опахабить, если заставлять его совершать не по воле сердца, а в принудительном порядке. Не мудрено, что всеми правдами и неправдами туристы пытались избежать проявлений этих лжепатриотических чувств. Но не тут-то было.
Как-то, приехав поездом в очередной город, я обнаружил, что оставил в вагоне медицингскую сумку. Будь это обычный врачебный чемоданчик, коим экипирован каждый врач команды, я бы не стал дергаться. Но это был подарок отца, медицинская сумка врача, которую ему, в свою очередь, подарил врач американской армии, прилетавший со своими бомбардировщиками на Полтавский аэродром, где служил отец. Это была портативная медицинская укладка, сделанная из толстой воловьей кожи желто-золотистого цвета, позволявшая оказать любую первую врачебную помощь, включая экстренные операции по жизненным показаниям. Доставшаяся американцу в качестве трофея, она, рожденная в Берлине в 1933 году, о чем свидетельствовала надпись на одной из ее стенок и орел, держащий в когтях свастику, много чего повидала на своем веку. К этому времени это была не просто медицинская сумка, а священный счастливый амулет команды. Поверьте мне, спортсмены очень суеверны. Ее часто вертели в руках, рассматривали и показывали игрокам других команд. О каком посещении очередного кладбища могла идти речь, если пропала наша общая любимица?
С утра я отправился на вокзал, затем в депо и таки нашел ее целой и невредимой в нашем вагоне, стоявшим где-то на дальних путях. Не испытывая никакого желания быстро возвращаться, мы пошли с ней в какое-то кафе, посидели, попили кофе, поели мороженое и только после этого вернулись в отель. Там нас ожидала счастливая новость: по мнению организаторов поездки, количество людей, посетивших сегодня без меня кладбище, было недостаточным. Завтра все мы должны снова пойти на тот же погост, после чего - в какой-то музей, где хранились пиджачок и кепочка Клемента Готвальда. Как в фигурном катании, обязательная программа должна была неукоснительно выполняться.
В каких бы европейских государствах я ни бывал, какие бы эпитеты гидов не приходилось слышать о красоте, планировке и архитектуре городов и столиц, всегда перед глазами возникал Питер с его предместьями и городами-дворцами. Разве существовали слова, которые могли сдвинуть в моем сознании этот город с его пьедестала? Да, несомненно, Злата Прага, с ее островерхими шпилями башен, Карловым Мостом и часами на Староместской площади великолепна и неповторима. Могу согласиться, что она чище и ухоженней, но чтоб красивей,- нет. Так что, поверь мне, Платон...
На этом, по идее, рассказ можно бы и закончить, и, видит Бог, я не хотел писать о том, о чем, все - таки, напишу. Каждый из советских туристов, проведший треть своей жизни в очередях к полупустым прилавкам магазинов, стремился походить по зарубежным лавкам и на все разрешенные(!) к обмену деньги накупить товару. Не признаваясь в этом вслух и громко требуя дополнительного похода по местам боевой и революционной славы, он не может дождаться момента, когда руководитель группы произнесет:
-После обеда у вас будет время походить по магазинам.
В первый свой выезд за рубеж я все деньги оставил в теннисном отделе первого попавшегося на пути спортивного магазина Будапешта. На этот раз жидкими финансовыми потоками нашей семьи твердо управляли женские руки. Светка еще в Москве твердо знала, на что будут истрачены честно заработанные гроши. Не откладывая решение серьезных хозяйственных забот в долгий ящик, к концу первого дня зарубежного турне были приобретены ковер и хрустальная люстра.
Не вникающий в ситуацию человек, прочитав эти строки, скажет:
-Ну, купили и купили, в чем проблема-то?
А проблема в том, что, во-первых, купили в первый день; во-вторых: впереди нас ожидало несколько переездов из города в город, из страны в страну со сменой видов транспорта, в-третьих: к изначальному багажу в два больших чемодана присоединились громадный ковер и огромная коробка с люстрой; в-четвертых: я из праздно шатающегося туриста моментально превратился в Чеховского дачного мужа, нагруженного швейной машинкой, шляпными коробками и клеткой с канарейкой.
Даже сейчас, по прошествии многих лет, я не могу вспоминать об этом без содрогания. Там, в Праге по утрам, перед очередным перемещением в пространстве я испытывал те же чувства, что и верблюд в преддверии длинной караванной дороги. Погрузка в железнодорожный вагон очень напоминала сцены времен гражданской войны: на глазах ошеломленной публики я заталкивал добро в окна, а Олег, смеясь во все горло, принимал. Это в благочестивой Европе то!
В доме, котором я сейчас живу, полы каменные, и в невероятно жаркое лето приятно босиком походить по мраморной прохладе. Зимой, поскольку центрального отопления нет, в доме господствует температура наружного воздуха. Хоть это и Израиль, и зимой здесь относительно тепло, но в дождливый период года при температуре воздуха около 10 градусов, поверьте, в доме не очень уютно и хочется как-то утеплить жилище. Вот в этот момент и извлекается на белый свет тот самый злосчастный ковер, который я на своем горбу протащил через пол-Европы. Он торжественно расстилается посреди комнаты, точно под люстрой. Да, да, под той самой хрустальной люстрой, привезенной из Злата Праги.
Моего дядьку пережили его труды по язвенной болезни, а меня...?