ДЕПУТАТСКАЯ ПРОВЕРКА
Геннадий Замятин знал по себе, что прораба можно только с утра застать на объекте, поэтому поспешил к своему коллеге-однокурснику. Он прошел метров шестьсот мимо двух котлованов для фундаментов и строящихся сооружений, и вошёл в первый подъезд уже законченного девятиэтажного здания. Поднялся на второй этаж и толкнул дверь с табличкой прорабская. В единственной комнате проходило собрание. Вернее, только начиналось. Худощавый прораб его возраста в новой спецовочной куртке на белой рубашке с галстуком сердито смотрел на тихо переговаривающихся рабочих. Рядом с ним сидела на стуле молодая женщина в строгом тёмном платье. Мужики рядом с открытой дверью тихо переговаривались.
- Митька, что это твоя овца вдруг припёрлась?
- Да поучил малешко.
- Тут башка с бодуна разламывается и с ранья разборки.
- Видать, не грамотно учил, если пришла жаловаться.
- Она сама учительница, зануда такая!
Прораб постучал торцом шариковой ручки по столу. – Тише, товарищи. Тише! Приступаем к незапланированному бригадному собранию.
Гул голосов стал стихать.
- Я собрал вас, товарищи. Прямо скажу, не по хорошему делу, товарищи. Есть оказывается в нашем коллективе такие товарищи, что позорят честь рабочего человека.
Он помолчал, рабочие слушали, не глядя на него.
- Это небезызвестный нам Дмитрий Прохоров. По заявлению жены он постоянно почти каждый вечер приходит с работы домой пьяным и устраивает скандалы. Тут налицо бытовое пьянство. И кого? Члена общества трезвости и передового коллектива борющегося за звание коллектив коммунистического труда!
Женщина нервно заговорила. – Это не бытовое пьянство. Дома мы водку не держим. Напивается он на работе. Только в выходные отдыхаем от его пьянок.
Прораб возмутился. – Ну, это вы, гражданочка, зря. С этим у нас строго. Не только я и бригадир ведёт постоянный контроль, профсоюзный и партийный комитеты проводят совместные рейды.
- А вы гляньте, какой у всех вид? Ваши рабочие сейчас думают только об одном, как бы похмелиться.
Здоровенный молодой мужик с выдающимися, как у обезьяны, челюстями вскочил с лавки и хрипло выкрикнул. - Ты чо, дура образованная, мелешь?
- Да ты вчера ещё до пяти на рогах приполз. Что говорил? Шабашки у вас каждый день. И не пить нельзя, непьющих стукачами считают.
- Да ты что? Друга я вчера после работы встретил.
Гридин уже нервно ломал пальцы. – Ну, Прохоров. Ну, Прохоров.
- Сука! – взвыл тот жалобно. – Из глухой деревни вытащил, думал, не испорченная городской жизнью. А она шементом городскее городских стала…
- А не я тебя из тюрьмы вытащила? Ты бы без меня опять туда с «химии» возвратом ушёл.
- Да ты, шалава, до меня масло напополам с маргарином жрала. В штопаных трусах и колготках ходила.
Прораб рыкнул. – Прохоров! Замолчи! Сядь!
Тот послушно сел, преданно смотрел в глаза прораба. – Аверьяныч! Врёт она! Не говорил я такого.
- Да он не только о своих ежедневных пьянках на халяву хвастает, о всех шлюхах, что поимел, рассказывает.
Рабочие возмущённо загудели. – Болтун, находка для шпиона. Гнать надо с бригады трепло этого. Шабашки у нас каждый день! Ну, гад! Всё выложил. И что было, и чего нет.
- Прекращай базар! – заорал прораб. – Тихо! Сказал.
Рабочие команду исполнили, прораб заговорил значительно.
- Итак, факт злейшего нарушения норм социалистического общежития налицо. Это пятно и на коллективе. Бытовое пьянство члена бригады является таким же нарушением трудовой дисциплины, за которое коллектив лишается до пятидесяти процентов премии.
- У-у… А-а, - загудели возмущённо бригадники.
- И я теперь со своей стороны, как шоферов, проверять вас по утрам буду. И однозначно! С запахом – пошёл в отдел кадров. А как вы знаете, по новому положению кодекса закона о труде за пьянство на рабочем месте администрация может уволить работника без согласования с профсоюзным комитетом.
- Антон Аверьяныч! Ну, что теперь психовать? Мы то тут причём? С него спрашивай. Накажи! Тринадцатой зарплаты его лиши.
- Естественно! Это само собой, Прохоров индивидуально ответит за свой проступок.
Сделав паузу, прораб спросил провинившегося с подвохом. – Прохоров! Когда у тебя отпуск?
- В августе.
- Теперь пойдёшь в ноябре или декабре. А очередь на квартиру?
- Седьмой.
- Будешь теперь семнадцатым. И при следующем распределении талонов на товары повышенного спроса тебе ни чего не достанется.
Лицо женщины покрывалось пятнами, она нервно заёрзала на стуле. А тут и вовсе подскочила и выхватила из-под руки прораба исписанный листок бумаги. Тот и не препятствовал.
- Ладно! Я ничего не писала. Сами дома в семейном кругу разберёмся.
- Ну, вот, давно бы так, - вздохнул прораб с облегчением. – А то, чуть что и сразу всё на работу сваливаете. С пьянством мы боремся! И строго.
Женщина уходила. – Ничего я такого не говорила. Извините. До свидания!
И только за ней захлопнулась наружная дверь, все облегчённо вздохнули и засмеялись. Но прораб грохнул кулаком по столу.
- Становись на проверку. В стакан дышать будете.
Мужики завыли. – Аверьяныч! Ты этого шалобола проверяй, самый жадный на водку.
- А ты, Прохоров, пиши заявление о переводе в другую бригаду. Нам такие болтуны не нужны.
Митька вскочил с лавки и подбежал к прорабу. – Аверьяныч! Всё! Осознал. Круто исправляюсь.
- Здесь не исправительно-трудовой лагерь, иди туда, там будешь исправляться.
- Да ладно, Аверьяныч, мы его сами повоспитаем чуток, будет, как шелковый.
- Ну, уж, нет, - упирался Гридин. – Кто-то будет перевоспитываться, а кто-то в стакан дышать. Не только утром, но и после обеда.
- У-у… О-о, - взвыли рабочие. – Да мы этого шалобола за яйца повесим.
- Вот и принимайте решение. Гнать или прощать!
- Аверьяныч! Да ты сам его избаловал. Он и нам уже рты затыкает. Дескать, с прорабом кентуется, из одного стакана пьёт.
- Каков наглец! – уперся злым оком прораб в растерянный взгляд Прохорова. – Это уже не школьная дружба, а наглая эксплуатация моего имени. Митька! Однозначно, ты мой бывший однокашник, но истина дороже! Вон, из нашего коллектива!
- Антон Аверьяныч! – слёзно заголосил Прохоров. – Да не говорил я такое! А если говорил, не в том смысле. Дисциплину поддерживал и ваш авторитет. Да кто за мной в работе угонится? И после работы всегда остаюсь, когда надо.
И прораб стал осаживать, видя неподдельное со слезами раскаянье провинившегося рабочего. – Короче, ладно! Вам работать. Вот и решайте, как с ним поступить, - и вышел из комнаты, удивился, увидев друга. - Гена, вы восстаёте как Фениксы. Может, и Андрей жив?
- Я тоже так чувствую, - ответил Замятин уверенно.
Прораб отступил от него, проговорил удручённо. – И я, как и ты тогда при Андропове, покритиковал начальство и теперь меня тоже жуют.
- А ты то с чего таким вдруг наивным стал, когда коммунисты что-то полезное для народа делали?
- Увы, и да, романтический дурман несёт нас совсем не туда. Боюь, посадят, как и тебя и тоже ни за что. Читал, уже начались расправы над поверившими в Перестройку.
- Ты за правду не кричи, ты за правду посиди, - с мрачной усмешкой вымолвил Замятин.
- Знаю, прораба посадить, что два пальца обоссать.
- Ну и что ты намерен делать?
Но коллега не унывал. – Гулять, так гулять, сидеть, так сидеть! Какая песня без баяна, какой же русский без тюрьмы?
Тут из кухни вышел крупнотелый толстяк с неухоженной поповской бородой и приятно удивился.
- Гена, вы, оказывается друзья с прорабом. О бедном депутате замолви хоть слово. Поставили мне унитаз, а он плохо смывает, дефект там какой-то неустранимый, слесарь сказал, и вот, уже месяц никак не заменят.
- Ну, нет сейчас у меня ничего, - взвыл Антон Гридин. – Этот дом фасониной укомплектовать не можем. Ну, дам я вам, Юрий Федорович, маде ин говно наше, вас это удовлетворит? Нет пока унитазов импортных.
Геннадий посоветовал. – Юра! А ты ему стольник дай, сразу импортный найдёт.
Антон Гридин возмущённо вскрикнул. – Генка, когда я с друзей брал?
- Юр Фёдрч кушать любит и помногу, и от дивана он не привык далеко отлучаться, так что, испражняльник ему жизненно необходим.
- Я работаю побольше вас, - обиженно забурчал толстяк. - Кроме школы, курсы английского языка в Доме Культуры веду, хожу на курсы журналистов. А депутатские проверки? Встречи и приём избирателей…
Гена воскликнул удивлённо. - Юрка! Отец твой теперь директор домостроительного комбината, а ты ходишь, побираешься
- Я ему уже не родной несколько лет, только фамилию его ношу. В общем, сделал мне однокомнатную квартиру и сказал, чтобы свалил я от него. У него другая семья.
Юра замолчал, рабочие выходили из прорабской. Прохоров метался между ними.
– Мужики! Мужики. Ну, скажите, мужики.
За спиной его ворчали. – А нечего говорить. Развели этих активистов жополистов.
- Мужики, ну ладно. Чего не наговоришь по-бухалову? Так и быть, литру поставлю. Щас, шементом, в шинок и слётаю.
- Принеси в начале. А то тоже, как и друг твой, прораб, такой же трёп-трёп стал.
- Не трог Аверьяныча! – тут же рыкнул Прохоров
- Да он сам кого хошь тронет. Иль спецом орёшь, чтоб преданность твою услышал?
Замятин рассмеялся, ткнув Гридина в бок. – Антоша Трёп-трёп! Ха-ха-ха! Метко в тебя попали! Мужик, он всегда в корень зрит.
Прораба, аж, передёрнуло, он выскочил в подъезд и заорал матом.
- Я вас, вашу мать ети! Ни на минуту нельзя вожжи отпустить. Пра слово, не народ, а скотинка брыкливая! Только кнута понимаете, от пряника начинаете борзеть. Девять уже, а они всё никак не раскачаются. Давно вас не учил? Всё! С девяти рабочее время ставлю. По часу должны будете.
Затопали грубые башмаки, захлопали двери, и вскоре всё стихло, Гридин вернулся в прорабку.
Чебыкин буркнул, глянув на Замятина. – Ну, что не знакомишь со своим другом прорабом?
И тот дурашливо представил. – Любимец статных дам, рыбак, охотник и трепло. Однако честный советский человек, в натуре! Потому что женат на совковой дуре. Мой сокурсник и не закадычный, а по настоящему преданный друг – Антоша Трёп-трёп, по паспорту – Гридин.
- Совсем опарафинил. Спасибо, хотя бы, за преданного друга.
- Антон! Жизнь смешна, не драматизируй слова.
Замятин рассмеялся и обнял его. – Антоша, ты – единственный друг у меня! Самый надёжный. Ты один навещал меня когда я пластом валялся едва ли не в коме.
Чебыкин смотрел на них с нескрываемой завистью, и тяжело вздохнул, когда друзья расцепились.
Гридин глянул на просителя и пообещал. – Займу раковину у другого прораба. После обеда может и привезу. Только придётся вам подождать меня.
Чебыкин неожиданно предложил. – Гена! Идём со мной на депутатскую проверку Машзавода. Мои коллеги по комиссии, один в деревню к матери, а другой на рыбалку смотались, а проверка комплексная, хотя бы вдвоём подойти надо. Помощником депутата тебя представлю.
Но тот хмыкнул. – Этой мути мне только не хватало.
- С крыльца не успеем сойти, подбежит нестареющий мальчик. В «греческий зал» отведёт и с собой ещё пакетик сунет.
- Депутаны вы, однако, - хмыкнул Гена, но поинтересовался. – И что там будет в пакетике?
- Коньячок армянский, винцо марочное и закусон дефицитный. Идём, чего тебе? Кишку потешим и бухнём на-халяву.
- Гена, на самом деле, - поддержал и Гридин. – И кстати коньячок будет. Там я с соседкой твоей по даче контакт вроде наладил, она всегда на выходные приезжает. Только вы коньячок не жрите, хочу её угостить, а взамен я водки достану, есть у меня блат в нескольких магазинах.
- Ладно, уговорили, - согласился Замятин, и они стали собираться.
Антон привёз их к заводу на КАМАЗе-самосвале и покатил дальше…
Проходная была пуста. Чебыкин на ходу расстегнул чёрную кожаную папку и выложил перед пожилым вахтером лист бумаги с тисненой заставкой – Городской совет народных депутатов. Дед дрогнул, в недрах охранного ведомства что-то брякнуло, Юрий Фёдорович поморщился.
- А вот на ноги всех поднимать не обязательно.
- Вас сопроводить надо.
- Мы не высокопоставленные гости, а око народа.
- Проходите. Проходите.
Они вышли на широкое крыльцо. Слева ухоженный сквер с галереей портретов героев пятилетки, торцами напротив и вправо шёл ряд цехов. Было солнечно и чисто.
- А уютненько, и не подумаешь, что завод.
- Это витрина, а внутри – жуть! Особенно в литейке. Там только немые в основном и работают. Этот завод, трофей Великой той войны и уже давно рассыпается.
Они на самом деле не успели сойти с крыльца, сзади послышалось тяжелоё дыхание, перед ними замер нестареющий мальчик лет сорока в строгом костюме при галстуке. Элегантный гид едва ли не вилял задницей
- Юрий Фёдорович! Вы, прямо, как Штирлиц, проникаете везде неуловимым разведчиком.
- А вы, как Мюллер, скрываете секреты своего ведомства!
Они пожали друг другу руки. Сопровождающий деланно всплеснул руками.
- Какие могут быть секреты? Нам нечего скрывать от народных депутатов. Рады будем, если выявите какие-то просчёты и упущения. Со стороны всегда виднее.
Чебыкин кисловато улыбался в своей манере. – Смотрю, Аполлон Герасимыч, на портретной галерее вашей уж который год знакомые всё лица. Когда последний раз обновляли?
- Удерживаем достигнутое.
Аполлон Герасимович предупредительно сделал паузу и Чебыкин представил Замятина
- Это помощник депутата, Геннадий Гаврилович Замятин.
Они обменялись рукопожатиями, гид спросил. – Что на этот раз вас интересует?
- Как всегда больной вопрос – охрана труда и работа с молодёжью. Соцкультбыт и сопутствующее с ним - бытовое пьянство и хулиганство в ваших общежитиях.
Аполлон ловко заступил им дорогу, заставив остановиться.
- Но это больной вопрос всех ведущих предприятий города.
- Значит, можно от него уйти?
- Я не это хотел сказать, Юрий Фёдорович! Конечно, надо реагировать на критику. Исправлять недостатки. Но не надо идти на поводу этих, выскочивших на мутной волне перестройки Мы не Москва и не Кавказ, маклевать нечем. Пьянство, к сожалению – да! Извечно, больной вопрос матушки России.
Чебыкин хмыкнул. – Кроме всего, поступил сигнал о зажиме критики.
- Клевета! Чистой воды демагогия!
- Аполлон Герасимыч, что вы так волнуетесь? Разберемся, выслушаем обе стороны. С письмами трудящихся надо работать пока они не дошли до Москвы.
- Но не так же на ходу? Вы что, всё ещё не находились по заводу? Проблемы прежние. Оборудование изношено, хронически не хватает сырья и комплектующих, запасных деталей… А план - давай! Да ещё встречные планы заставляют принимать. Этот завод вывезен по репарации из побеждённой Германии и, просто чудо, что ещё не рассыпался.
Он так и не уступал им дорогу, Чебыкин хотел, было, отстранить его, Аполлон предложил.
- Давайте обсудим это в спокойной обстановке. Заодно и позавтракаем. Ланч, так сказать, по-американски – второй завтрак.
Чебыкин не стал больше «пылить», протянул ему папку и вымолвил. - Понимаем, что всё это - жопа. Древние ещё сказали, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Для укрепления дисциплины прежде надо мужика научить культурно пить. Однако, культура и мужик… Это, согласитесь, что-то из области… Сам даже не знаю из области чего. Не очевидное, но невероятное.
Юр Фёдрч сам резко оборвал себя. - Ладно, не будем делать умное выражение при глупой игре. Короче, сами и отобразите депутатскую проверку.
Аполлон с радостью схватил папку. – Это мы мигом. Пока кушаете, всё будет готово.
- Да нет, тут спешка ни к чему. Комплексная проверка, к вам откомандировано трое депутатов. Недельку мы у вас, как бы, полазаем. И критика чтоб была. И недостатки отобразите. Объективная проверка чтобы была.
- Бу, сделано! – уже хамовато хмыкнул Аполлон, загарцевав на одном месте. - Идите! Идите! Я уже распорядился, сам чуть позже подойду, - и побежал вприпрыжку к проходной.
Чебыкин довольно засмеялся. – Ну вот, теперь можно и потешить кишку.
Гена хмыкнул. – Кучеряво живёте, господа депутаны трудящихся.
- Ну, кончай ты обзываться двусмысленными словами.
- А если вы на самом деле такие двусмысленные.
- Депутатский день у нас не каждый день. И только на сессиях отоваривают дешёвым дефицитом. А собирают нас не так уж и часто. Да и там тоже надо в очереди постоять и тоже блат иметь, чтобы хорошую вещь отхватить.
Они вернулись в проходную, но Юра повёл его не к вертушке, а в сторону. Прошли коротким коридором и вошли в солидно отделанный вестибюль с вешалкой. Разделись и прошли в уютный, весь в зелени зал с десятком разгороженных декоративными стенками из картин и вьющихся растений столиков. Миловидная женщина уже поджидала их и указала на сервированный столик. Они сели и взяли меню. Гена едва сдержал возглас удивления. Тут была даже стерляжья уха! И все блюда по таким мизерным ценам! Им же и вовсе бесплатно…
Это и был «греческий зал» для начальства при рабочей столовой завода ещё от весёлых времён Аркадия Райкина…