На фото: Юрий Мамин еще не знает, какой готовится ему сценарий.
Сепулькейя
Книга первая
Песнь девятая
Утро Эда. Едет крыша.
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос,
Жен и девиц заставляя внимать новостям ногтевой индустрии.
Встал Эдуард и сомнением полный, взялся готовить кофейный напиток.
Крепко подумать решил богоравный мужик о ночных своих гостьях.
Может, мозги просто парила славная Мамина дочь
или вовсе приснилась, что с каждым бывает? И вообще,
не слишком ли много женщин прекрасных заходит в покой Эдуарда?
Сепульки во всем виноваты, подумал поэт, музыкант и мечтатель,
вспомнив немедля о том, как его драматургом назвала актриса.
Ауру тут же создав и себе и в квартире псевдовиргинским дымком,
пьесу решил написать Эдуард из того, что услышал он ночью.
Так как сепулька висела над ним, повторений не стал он бояться,
взяв за основу Екатерины селеноподобной сюжет,
его наложил на преданье античных времен, что минули,
генную память оставив и божественный слог «Одиссеи».
Трудность возникла, как совместить естественным образом Зевса
с Аркашей и Мао Дзе-дуном, ни тот ни другой на Олимп не годились.
Но вспомнив прошедшие игры в Пекине, их колорит желто-красный,
уверился автор, что лучшего Зевса, чем Мао не будет,
а ленинградцу Аркаше придется уйти в океан бездонносоленый,
изобразить там владыку морей, подобного Деду Морозу.
Вышел из дыма табачного автор, шагнул на балкон, где лежали
в порядке скромного быта предметы: книги, крепкой веревкой
крест-накрест обвитые, стулья складные, то ли шезлонги, то ли лонгшезы,
старый видак, имеющий вид нерабочий, но, вроде бы, целый,
пыльная люстра, на пол с потолка доживать принесенная с грустью…
Мамина видеть владыкой морей Посейдоном было слегка непривычно.
Нет, лучше ему по следам Одиссея скитаться, Северный славный Аркадий
именно так поступал, на роду им обоим написано крупными буквами
нечто другое, а не таким становиться как колебатель земли Посейдон…
Так, в размышленьях, дымя сигаретой, Эд проводил день за днем,
Пьеса рождалась не в муках (муки Гомер перенес
за много веков еще до новой эры). Музы летать на балкон перестали…
Хоть были открыты все окна. Эд мог и не видеть эфирных созданий,
сосредоточенный очень он был, а ведь знал, что не любят
музы сосредоточенных граждан. На звонки перестал отвечать.
Бормотал в магазине какие-то дикие вещи… Богиня Афина,
решив прояснить обстановку, послушала речи друзей Эдуарда,
они удивили богиню. Орфею подобный махатма так говорил,
знаменитым своим рукавом утираясь: - «Эдик наш двинулся.
Крыша поехала. Представьте, меня он назвал читающим «Правду» циклопом,
стал голос ломать черноморским жаргоном, сказал, что на море собрался,
так мне и сказал – эх, Черное море, хорошее море…»