ПЕРВЫЕ ВОЙНЫ
Лейтенант лежит в тесном окопчике рядом с крупным, словно мёртвым телом офицера. Приближался рассвет, гася узоры незнакомых созвездий, всё чётче и чётче проступают на небе зловещие зубцы гор. Он пошевелился осторожно, пытаясь устроиться удобнее, но нечаянно задел старшего лейтенанта и тот тут же вскинулся бесшумно, насторожено озираясь по сторонам.
- Простите, пошевелился неловко.
- Неловких в разведку не берут, - буркнул едва слышно офицер и снова «умер».
Совсем рядом завыл шакал, его поддержали сразу несколько…
- У, падлы! Чуют кровь.
Чиркнула зажигалка, лейтенант раздражённо хмыкнул, ну и разведчики! И тихо шикнул:
- Не курить!
- А идёшь ты, салабон!
Молодой офицер просто онемел от такой борзости. А разведчики продолжали еле слышно переговариваться.
- Кто там такой правильный?
- Чижик штабной понтуется. Теперь всю жизнь будет рассказывать, как ходил в поиск.
- Бычара, приглуши звук, одни головные боли от козлов штабных. А этот ещё и однофамилец Ваньки Негрозного.
В лейтенанте взыграло ретивое. – Вы, петухи старые! Встретимся после боя.
- Строевым, штоль, погоняешь?
- Как пацану уши надеру.
- Так тебе и подставили…
- Бочкарёв! – тут же вскинулся старший лейтенант. – Дедом стал, блатовать начал? Смотри у меня!
Он мягко ткнул лейтенанта. – Климов! Как с солдатами обращаешься?
- По-своему, - буркнул молодой офицер.
- Как это? Объясни.
- В десанте не командир, а вожак должен быть.
Старлей хмыкнул. – Ладно, поговорю с Батей, испробуем тебя в разведке.
Климов осторожно спросил. – А что у вас, всё Батя и Батя. Подполковник Кондратьев начальник разведки, а, по-существу, в бригаде решает всё.
- Он – мозг Ивана Грозного.
- Леонид, а что вы генерала Климова то Иван Грозный, то Ванька Негрозный зовёте?
- Как получил Климов большущую звезду на погоны, стал малость побздёхивать начальство. Вот мы его и перекрестили в Ваньку Негрозного.
- Пшик из нашей разведки получился, - внезапно раздался слишком громкий для сидевших в засаде голос.
- Безверха! Мать твою люблю! Поговори у меня, - взвился старший лейтенант.
- Бля буду, командир! Слиняли духи! Шакальё, как у себя дома, шастает. Просочились духи через зелёных за хороший бакшиш.
Лейтенант Климов отслужил уже год после окончания училища и уже потихоньку шалел, особенно здесь в Афганистане. Десантники, особенно разведчики, вели себя, как отпетые уголовники. А разведчиков и вовсе тут, почему-то, называли ****ями. ****ские роты, *****баты…
А рассвет разгорался стремительно, дико заросший сад прямо на глазах просматривался всё лучше и лучше. После непродолжительного молчания Леонид раздражённо шикнул:
- Безверха! Отправляй на зачистку.
Тут же последовала команда. – Барсуков – прямо! Калитин – левее. Бочкарёв! Идёшь по правому флангу.
Ловкие фигуры тройками с интервалами один за другим бесшумно метнулись в заросли. И вскоре замелькали в просветах между кустами неопасливо.
- Да нет здесь никого!
На открытое место вышел коренастый солдат, по-пиратски повязанный женской косынкой, и стал бурно мочиться под дикий хохот десантников. Тут же взлетели две зелёные сигнальные ракеты.
Солдаты и вовсе заорали. – Салют – просрали!
- Продали!
- Купились!
- В натуре, - смылись!
- Поделились хотя бы бакшишем, пидеры усатые!
Сад затрещал от солдатского штурма. Закричали невидимые в кустах командиры, оказывается, они находились в засаде не одни.
- Отставить! Назад! Прекратить жрать немытые фрукты! Опять обдрищетесь!
Старший лейтенант матерился почём зря. – Ну, блин! Говно зелёное! Выложил им банду на тарелочке и – на тебе! Я их мать куть-куть, шакалы афганские! Точно, за хороший бакшиш пропустили!
Климов ахнул. – Леонид Виккентьевич! Неужели такое возможно?
- Володя! Это другой мир, другие люди! Всё здесь продаётся и покупается. И мы к этому скоро придём, всё отсюда вынесем с собой. Или не видишь, это чёрный рынок нашей страны. Кавказ в натуре! Короче, мерилом чести труд не стал, в болтовне о светлом будущем и в перестройке пропал, а честный советский человек устал и давно уже хрен с прибором на социализм поклал, всё подряд, что под руку подвернётся, тащит с производства, и трудится добросовестно только на своих шести дачных сотках.
Володя мрачнел, Сергей Сизов, с которым они вместе прибыли, хотя и переводчик, но находится в боевом подразделении, и уже ходил на задания, а его отец-генерал в штабе спрятал. Упросил он дядю Валеру в поиск отпустить, да пшик из этой разведки получился.
- Разведка! Селивёрстов! – закричал выскочивший из-за кустов чернявый и худой прапорщик, офицеров он не видел и передал приказ солдатам. – Выходи на дорогу к предгорью. Капитан Никулин собирает всех командиров.
- Пёхом что ли потопаем?
- А нам не привыкать любые команды выполнять.
Старший лейтенант Селивёрстов вышел из-за куста, рявкнув. – Пацеля! Не гони…
- Леонид Виккентьевич! Кончай кипешевать. Только что по рации передали, всё вертушки в разгоне. К Мутной речке транспорт подошлют.
- Да это самоубийство такой толпой идти по горам без прикрытия. Этих штабных крыс духи так ничему и не научили.
- Нам говорят – надо! Мы отвечаем – есть!
Прапорщик исчез за развалинами хозпостройки, это был заброшенный сад.
Старлей приказал. – Разведка! Становись! Безверхов, веди отряд к месту сосредоточения.
И крупно зашагал в ту сторону, куда ушёл прапорщик. Климов пошёл за ним.
Вскоре они вышли на петляющую дорогу и метров через триста оказались на большой поляне перед начинающимся предгорьем. Здесь уже собирались двумя шумными толпами советские солдаты и афганские сорбозы. Разведчики, как бы демонстрируя выучку, чётко прошли стороной и аккуратно присели на выжженную траву. У большой скалы рядом с сидящим радистом говорил в наушник корявый, по-обезьяньи рукастый капитан. Вернее не говорил, а выл жалобно:
- Да что, что? Какие с зелёных вояки? Я бы один с разведчиками Пирата банду распушил. Ночью идти в атаку сорбозы зассали. А утром от духов одно говно осталось.
Старший лейтенант перед ним отчаянно мимицировал лицом, только что подошёл пышноусый афганский капитан. Русский капитан, наконец, увидел союзника краем глаза и хмыкнул:
- А и жуй с ним! Нехай хавает!
Наконец он сунул наушники в руки радиста и подошёл к собравшимся офицерам, ворча:
- Оно и козе понятно, что высоты надо занимать.
И обратился с показной, льстивой улыбкой к союзному капитану. – Анвар! Дост – дорогой! Как спалось?
- Нэ гавары дарагой. Какой ми вояк? Ти адын с разведкой бэз меня хатель душман пушкам пушьшит.
Никулин сделал страшные глаза. – При всех будем отношения выяснять?
- Гавары порадок прохождений маршрут.
Никулин хмыкнул. – Короче! Ваши горы, они помогут вам. Идешь в охранении по левому и правому флангам.
- Висо ясна! Один вызвод право, другий – лева! Трэтий – авангард! Извиняй больше нечем тивой жоп прикрыть. Это разведкачи сделают.
Смуглый капитан гордо отошёл от советских офицеров, не закричал, а зашипел команды. Сорбозы с завидной проворностью выстроились и пошли тремя отрядами согласно только что принятой диспозиции.
- А ведь есть у них выучка.
- Только без нас применить её не могут.
- Ладно, Пират, - обратился фамильярно к командиру разведчиков Никулин. – Вижу, поизмотались твои бойцы, пойдёшь за взводом Сердюка, - и показал рукой на худощавого старлея.
Селивёрстов скривился. – Да куда уж нам? Бойцы в пяхоте, в мотострелковой роте, а мы дерьмо в ****ской роте.
Потом отрывисто спросил. – Ты кому поручил боевое охранение?
- Отважным союзникам!
- Ленивые и жадные, собаки! Если ушами не прохлопают, то продадут. Пойду по горам на хвосте отважных союзников.
- Тебе что, больше всех надо?
- Ага! Жить хочу. И своих солдат не перед прессой, а в натуре берегу!
Отвернувшись от пехотинцев, Селивёрстов направился к разведчикам.
Никулин сказал Климову. – Лейтенант, вы остаётесь с нами для связи. Идёте с радистом в середине маршевой колонны.
Но Володя уже кое-чего нахватался и дерзко бросил, отвернувшись от него. – Я не боец отважных мотобздёхов, а офицер десантно-штурмовой бригады, - и зашагал за Селивёрстовым.
Разведчики выстроились, Климов вытянулся перед командиром. – Товарищ старший лейтенант, разрешите возглавить одну из групп дозора.
- Пострелять не терпится?
Володя стал мучительно краснеть.
- Зажуёт меня Иван Негрозный, не дай бог, что с тобой случится.
Володя понял, что однофамильству его с генералом никто не поверил и вскрикнул, сорвавшись на фальцет. – При чём тут папа-генерал? Я такой же, как и все советский офицер!
Десантники одобрительно загудели. – А чо, ничо, вроде, сынок у Ваньки Негрозного.
- Нехай с нами пробежится.
- Нечего ему в штабе штаны протирать, пусть покажет, какой он сынок.
В шеренге зашелестел добродушный смешок. – Сынок! Сынок!
Климов покраснел ещё гуще, поняв, что получает нелестное крещение, и снова вскрикнул:
- Я родной племянник Бати!
Тут уж десантники загудели более одобрительно. – О! Батин племянник! Племянник!
Высокий, мосластый сержант вытянулся перед Селивёрстовым. – Товарищ старший лейтенант, бля буду! Ништяковый командир из Племянника получится! Пускай идёт с расчётом Бочкарёва.
Старший лейтенант распорядился не по уставному, шлёпнув по предплечью зардевшегося лейтенанта.
- Ну, что ж, давай! Оправдывай боевое имя, Племянник.
Лейтенант загарцевал ретивым жеребчиком…
Стук в дверь и разрешите, генерал и старшие офицеры в кабинете, проигнорировали. Вошедшие, белокурый лейтенант с неожиданно тёмными глазами южанина и коренастый молодой прапорщик, отступили к стене, став по стойке смирно. Разговор, видно был бурный. Типично советский маленький и толстенький генерал-майор со свирепым бабьим лицом бычился перед рослым подполковником. Они как бы нехотя отступили друг от друга, лейтенант воспользовался паузой.
- Товарищ генерал, разрешите обратиться к подполковнику Кондратьеву.
- Разрешаю, - проворчал тот и сел на своё генеральское место за письменный стол.
- Чего тебе, Сизов? – повернулся к молодому офицеру Кондратьев.
- Обнаружена банда на плато, разрешите вылететь со взводом на её уничтожение? Мы связались с вертолётчиками, они готовы. И комбат дал добро.
- Почему хотя бы замполит не пришёл?
- В Особом отделе он…
Старшие офицеры долго молчали, причину они знали…
Только через некоторое время Кондратьев глянул на прапорщика. – Силаев, что, кроме Сизова больше нет офицеров? Он же переводчик…
- И взвод Селивёрстова в поиск отправили…
- Ах, да. И Смирнов ранен…
Они опять молчали некоторое время.
Сизов напомнил. – Я тоже офицер и, как взводом командовать, меня тоже обучали.
- Рановато тебе ещё, не обстрелянный.
- Лейтенант Климов уже в поиске с разведчиками.
- Да пускай порезвится, - разрешил генерал. – Пора обстреливать молодчика. Только смотри, Сизов, не зарывайся. Силаев, пригляди за ним. И в случае боя, ты на этот раз покомандуй.
Лейтенант и этому был рад, тут же отчеканил. – Разрешите идти?
- Ни пуха, ни пера.
- К чёрту! – задорно выкрикнул молодой офицер и выскочил в дверь.
Снова некоторое время в кабинете молчали.
- Так что, давай, Валерий Викторович, утрясай, как-нибудь это дело, - тронул за рукав Кондратьева рослый и рыхлый полковник, сидевший за длинным заседательским столом.
- Офицерам можно прибарахляться, а солдатам нельзя? Дурной пример на лицо.
- Да всех, не только разведроту шмонали. В батальонах мелочи, а эти, так сказать, боевые трофеи в кавычках у разведчиков на грузовике пришлось вывозить.
- Вы, Тарас Осипыч, начальник политотдела бригады, вот и утрясайте.
- Но не однокашник Акчурина! – визгнул жалобно «комиссар» бригады.
- Разрешите идти? – холодно отчеканил подполковник Кондратьев.
Генерал неожиданно стал укорять его не по-уставному. – Валерка! Ну, зачем так сразу отправил Володю в поиск? Не обстрелянный, ведь, ещё.
- И Сизов необстрелянный, - ответил Кондратьев грубо.
- Бой не разведка.
- Я Володьке тоже не чужой, - хмыкнул подполковник и вышел из генеральского кабинета в приёмную.
Адъютант опасливо спросил его. – Не в духе сегодня Иван Негрозный?
- Ванька Негрозный давно уж не гневается, - ответил подполковник зло, будто выругался.
В коридоре Кондратьева словно караулили. К нему тут же подступили десантники и заорали, как на плацу:
- Батя! Когда этот особистский беспредел кончится?
- Мы не свои склады разворовываем, а трофеи с бою берем.
- Не нас, а штабных чижиков шмонать надо. Это они своё барахло контейнерами вывозят без досмотра.
Больше всех говорил рослый сержант с рукой на перевязи, Кондратьев гаркнул. – Каримов! Дедом стал? Приглуши звук, не в казарме.
- Боитесь, штабных чижиков распугаем? Да они давно уже никого не боятся. Знай, свою песенку поют. Дай, дай, дай! Комбат с замполитом уже не о деле думают, а как побольше с нас дани собрать на поклон начальству. Всё это барахло, что отмели в нашей роте, штабные офицеры прятали у нас. Разведчиков никогда не шмонали, знают, что мы крысятничеством не занимаемся.
Подполковник обвел взглядом десантников, спросил строго. – В чём дело, товарищи солдаты?
- На дембель серёжки и браслетики невестам выменяли и уже – мародёры. А настоящих мародёров в упор не замечают.
- С чужих слов говорите. Командиры подговорили вас этот базар устроить?
- Особист и проверяющий из штаба мародёрство нам вешают.
- Мародёрство! – возмутился Кондратьев.
- Вот именно! Этот, из штаба, майор Акчурин вообще издевается, фыркает, падла чекистская, а говорили у Бати плохих сынов не бывает.
Не ответив, Валерий Викторович крупно зашагал в дальний конец штабного коридора. Толкнул дверь с табличкой Спецчасть и вошёл в приёмную, разгороженную барьером, где сидел за столом вылощенный старший лейтенант в невыгоревшей форме, без стеснения, чистил ухоженные ноготки. Перед подполковником вытянулись два десантника.
- А от вас чего хотят?
И эти солдаты были такие же не стеснительные, тоже заорали. – Батя! В стукачи вербуют.
- Только – хрен им в рот! Десантура своих боевых товарищей не продаёт!
Кондратьев приказал. – Марш, по своим местам.
И они с радостью ломанулись в дверь, едва не сорвав её с петель. Старший лейтенант небрежно заметил.
- Подполковник, вам, как начальнику разведки надо бы знать, что такое Особый отдел. Мы – контрразведка. А вы, всего лишь, диверсанты. И за вами…
Свирепея от развязного вида нахального чижика, Кондратьев подался к нему, протянув мощную длань. – Встать, контра! Встать, перед боевым офицером!
Тот шарахнулся от него в дальний угол. Тут же распахнулась дверь кабинета, в проеме застыл, улыбаясь, полный майор с ухоженным лицом.
- Атас! Десантура высадилась.
- Раевский, не наглей! Иль не видишь? Честный советский человек здесь с ружьём и часто бывает балдёжный. Забыли, как недавно солдат застрелил офицера за то, что тот остриг его наголо?
- Кондратий! Окстись! Сам следи за своими есаулами. Я то при чём? Плановая проверка. Акчурин на нас наехал. А этот, своего не упустит. Идём, поговорим конфиденциально.
Майор отступил в глубь кабинета, Кондратьев вошёл вслед за ним. Со стула у хозяйского стола поднялся полный капитан.
- Туховской! А ты, какого здесь забыл?
- Михаил Самойлович пригласил.
- Кондратьев, не дави, - вмешался Раевский. – Туховской свой человек
- Вижу, родственные души.
- Будь и ты нашим родственником.
- Ты меня в свою мафию не вербуй.
- Акчурин рекомендовал тебя к этому делу привлечь. Вы же с ним товарищи по академии.
Кондратьев промолчал, так же упёрто разглядывая необидчивого чекиста. Видя, что он не реагирует, майор сердито буркнул.
- Короче, я всё сказал! Дело за тобой.
- Какое ещё дело?
- А ты глянь, - Раевский подошёл к шкафу и раскрыл дверцу, из него вывалилась связка ковров.
Полки были заставлены чеканной посудой. Майор поставил на стол большое серебряное блюдо, наполненное золотыми женскими украшениями. Сверху лежала инкрустированная сабля, кинжалы и два старинных пистолета. Крякнув, Кондратьев сел на первый попавшийся на глаза стул, вынул из кармана старинный позолоченный портсигар и закурил неизменную свою Беломорину. Такого обилия сокровищ увидеть он не ожидал.
- А неплохо бы к такому портсигару сабельку старинную, кинжальчик инкрустированный и пистолетик дуэльный, - угодливо хихикнул капитан Туховской. – Вызовем потом Акчурина там, на материке, на дуэль, так сказать, к барьеру.
- Бара валютного, - хмыкнул Раевский.
Но Валерий Викторович молчал.
- Ну что, Кондратий Булавин, твоё слово.
- Какое ещё слово?
- Мужик ты или не мужик?
- Я – офицер.
Раевский нервно визгнул. – Ну, что, будем оформлять протокол изъятия?
- Зови Климова.
- Ванька Негрозный сам просил уломать тебя. Тем более, Акчурин обещает всё это похерить. Ты думаешь, почему это капитан Туховской из стройбата и вдруг в Афганистан попал да ещё замполитом разведбата?
Туховской обиделся. – Я Высшее политическое училище закончил, строевой офицер. Просто не повезло при распределении.
- Значит, боевая подготовка была такая, что в стройбат оправили. Видно по твоей холёной роже, какой ты строевой офицер.
Раевский поспешно перебил. – В общем, таможню Туховской берёт на себя, друган там у него. Как говорится, с доставкой на дом.
Кондратьев встал со стула и направился к выходу. – Делайте что хотите.
- Ну, уж нет! – подступил к нему Раевский. – Поделимся по-братски. Чтоб все заинтересованные лица были в доле. Да и ни какое это не воровство! Упустим – другим достанется. Так что, говори адрес, куда доставить драгоценный груз. Акчурин поставил непременное условие, чтобы и ты был в доле. Тут нет альтернативы, Кондратий, родину надо тоже умеючи защищать. Нашу военную жизнь и Юлиану Семёнову не догнать. Или тоже, как наши отцы хочешь побеждённым победителем стать?
Хватка была мёртвой и, как разведчик, Валерий Викторович это понял. И тут же сдался.
- Улица Парижской коммуны, 102, квартира 38, Климовой Ларисе Викторовне. В свою квартиру я пустил квартирантов.
Капитан Туховской догадался. – Так вы шурин генерала Климова?
Но Кондратьев не ответил, хлопнул непроизвольно дверью, выйдя в приёмную, и уставился злым оком на вытягивающегося перед ним уже не нахального чижика, сказал ему равнодушно. – Вольно, - и, как Командор, истуканом вышагал в коридор.
Окончательно вызревала мысль. – Вот и я тоже стал мародёром.
И смысл этой войны прояснялся. Теперь он понимал, кому она нужна…
А сейчас мы поняли, зачем нам Чечня? И не только Чечня, вся эта необъявленная акина матата…
А в это время, лейтенант Сизов только ещё подлетал к месту возможного боя. Тревожно замигала лампочка, зазуммерил сигнал. - Приготовиться к высадке!
Десантники зашевелились, бряцая оружием, мимо к корме вертолёта прошёл худой и длинный, сущий студент в форме, борттехник. Люка распахивались, впустив вместе с ветром и грохот обстрела. Шмели, вертолёты огневой поддержки уже начали свою работу. Значит, враг обнаружен, и им тоже предстоит работа. Так они просто называли участие в бою. Борттехник припал к полу, выглядывая в люк, и закричал.
- Хватит высоты! Вперёд! Вперёд! Метров двенадцать! И влево ещё два возьми.
Они вылезали на скалистое плато, в окна не хотелось смотреть, острые выступы скал едва не скребли стёкла иллюминаторов.
Молодой лейтенант на полу закричал ещё истошнее! - Левее - два! И пять вперед! Передними коснулись! Сажай! Сажай! - и отскочил от люка.
Рослый сержант тут же рыкнул. - Десантура! Пошёл!
В окнах внезапно сверкнуло разрядом молнии. Вертолёт хрустнул и как-то просел, медленно кренясь. Все попадали на пол, как от землетрясения.
- А-а! Ва! Ма! - заревел сержант, вскакивая первым, и стал пинками вышибать зазевавшихся солдат.
Сергей Сизов прыгнул сам, правильно и красиво, как на учениях. Только не смотрел на него ни кто. Засмотрелся он сам, оглянувшись и ещё не успев подняться с четверенек. Вертолет кренился, неудержимо клонясь к пропасти. Худой и неловкий лейтенант в лётном комбинезоне уперся, пытаясь удержать машину за сломанную растяжку шасси. И, кажется, удержал, блистер кабины осыпался осколками от удара изнутри, и из окна стали вываливаться фигуры пилотов. Без снесённых гранатой винтов, вертолёт стал похож на лягушку, вылезавшую из пропасти…
Опомнившись, Сергей словно с цепи сорвался, помчал вверх по некрутому косогору за десантниками. И внезапно едва не упал, сержант схватил его сзади за ремень.
- Командир, осади! Твой первый бой.
Но лейтенант лягнул приставленного к нему «дядьку» по-жеребячьи. - Щас! За твою спину спрячусь, - освободившись, рьяно попёр за высыпавшими на плато солдатами.
Десантные пчёлки уже круто взмывали вверх и шмели отступали, прекращая обстрел, чтобы не задеть ненароком своих. И тут из камней высыпала на них большая группа бородачей, но сразу сдала назад, пырснув шустрыми тараканами обратно в скопище камней. Десантники торжествующе заревели. Так они с ними очень редко встречались. Эти черти, как правило, в последний миг исчезали, предпочитая бить исподтишка из засад и ставить мины.
- А! Суки бородатые! Наконец-то попались, отморозки е-аные!
Затрещали выстрелы короткими очередями. И всё стало стихать. Тройками, короткими перебежками, десантники исчезали в камнях. Началась страшная охота человека на человека. Дальние звуки боя не ощущались. Наступила напряжённая до умопомрачения тишина боевой зачистки…
И вдруг - взрыв! Ещё и ещё! Короткий беспорядочный треск автоматных очередей. Хрусткие удары!
- Получи своё, сука бородатая! - и захлебнувшийся крик. - Алла...
И снова напряжённая тишина…
Таким боем руководить невозможно, Сергей взял левее, уходя от своего опекуна. Драться он умел, единственно, не испытал ещё себя в смертельной схватке. Увидев мельтешню среди скал, рванул туда, но тут же и потерял их из виду. Бесцельно бежал недолго, полез верхом, чтобы осмотреться. И тут, с виду нормальный камень оказался «живым», качнувшись, сбросил его вниз прямо между двух пробиравшихся боевиков. Набегал, закричав пронзительно, по- женски, и третий...
Однако свалившийся чёртом с неба русский офицер не растерялся. Опередил переднего ударом штыка и увернулся от размашистого удара второго, обернувшегося к нему. Встретил его страшным ударом приклада в грудь. Но от третьего увернуться не успел, растяжка, удар ногой, в тесном пространстве не получилась. Набежавший, забыв о винтовке, отчаянно визжа, вцепился в него обеими руками. Они запутались в частоколе оружия и агонизирующих тел и упали. Но возились недолго. Русский офицер и силён, и ловок, и вскоре вздёрнул худое тело, замахнувшись, чтобы сломать последнее сопротивление. Но ударить не мог, хотя афганский мальчишка в длиннополой для него русской гимнастёрке умеет только визжать и толкаться. Глаза отчаянны и смелы, такими они, наверное, были у Александра Матросова. И худые руки мальчишки цепки, Сергей долго и изнурительно возиться с ним, чувствуя, что это безнадёжная борьба с эпилептиком. Он уже изнемогает, но ударить не может. Просто рука не поднимается...
И вдруг! Тело афганского мальчишки взмывает вверх. Вверх на штыке русского солдата. Такого же, как и он, только посветлее волосом. Пацан в военной форме, отбрасывает худенькое тело как сноп, и оно складывается сломанной куклой среди некрупных камней.
- Зачем ты его так? - вырывается у Сизова.
- Не психуй, командир, - солидно успокаивает его солдат. - Первые войны всегда страшенны. Не поддавайся глюкам.
Сергей садится, сползая спиной по камню. А тот склоняется к трупам, начинает их деловито обшаривать. Роется и в обуви и головных платках. Сизов оторопело следит за ним. Прапорщик Силаев строго-настрого запретил ему вмешиваться в действия солдат, пока он не завоюет авторитета. Но смолчать Сергей не мог.
- Не стыдно по трупам шариться?
Солдат скривился. - Вы, офицеры, пайкой своей недовольны. А нам, что после вас остаётся? Только кашу жрём от пуза!
Подшагивает к нему, разворачивая платок. В нём кольца и золотые коронки от зубов. Даже золотой крестик.
Солдат спрашивает: - Зачем правоверному крестик неверного? - и сам отвечает на свой вопрос.
- Потому что он золотой.
Глухо вскрикивает. - Суки они, а не мусульмане. Обыкновенные грабители.
- А ты кто?
- А идёшь ты, - вскрикнул солдат, но ругательство недосказал, не обозвал, хмыкнул только после короткой паузы. - Шибко правильный…
Только сейчас до Сизова доходят звуки не боя, а расправы.
- Вован! Ссышь ударить прикладом - пулей добей! Не жалей этих отморозков. Сдадим, они у зелёных откупятся, и снова будут стрелять нам в спину.
Сергей кричит. - Прекратить зверство!
Лучше бы он этого не говорил. Рёв дюжих глоток потряс окрестности!
- Хер сосать, не те ребята! Мочили и мочить будем отморозков этих.
- Ребята! - оборачивается на рёв Сизов. - Не уподобляйтесь зверям этим!
- Ребята по тёмным углам девок трахают. А мы - мужики! Мужики! Мужики!
К нему и выходят только по виду пацаны. Суровые, обожжённые солнцем и жестокой службой совсем не ребячьи лица. Выручивший его солдат говорит примирительно:
- Мужики! Не смотрите, что лейтенант ещё салага. Двух таких матёрых духов завалил! С мальчишкой только заглюковал, наверно и курицы до этого не зарезал. Ништяковый у нас переводчик, в случае чего, вполне может командира заменить.
Кто-то заметил. - Пацаны и девки у духов самые отмороженные снайперы.
- Эх, лейтенант, не видел ты ещё стонущий мешок костей русского солдата.
Но Сизов упрямо возражает. - Мы не должны быть такими.
- И вы, переводчики, оказывается такие же ляляи, как и замполиты. Только нам не гони о светлом образе советского воина-интернационалиста. Через пару месяцев, если не спрячешься в штабе, ты будешь зверее нас.
Сказать лейтенанту было нечего, и солдаты примолкли, лишь мрачно переглядывались, но тут крикнули из камней:
- Мужики! Шустри, давай, чижики на подлёте, останемся при своих интересах.
И солдаты поспешно расходятся меж камней, слышатся лишь деловитые шорохи и тихий говор. Сергей хмурится, едва сдерживая гнев, у него даже дрожит лицо. Но тут подбегает прапорщик Силаев и тащит его за большую скалу, усаживает под ней.
- Иваныч, не роняй авторитет таким дешевым базаром. А он у тебя уже прорезается.
Он завладевает рукой офицера. - Сейчас. Сейчас сделаем укольчик, даст нам кайф промедольчик.
Потом присаживается рядом, бок о бок и, повозившись немного, закуривает. Затянувшись пару раз, передаёт самокрутку офицеру.
Сизов узнаёт равнодушно. - Гашиш, - но тоже затягивается и неожиданно успокаивается.
Прапорщик доволен. - Херня война. Главное - побалдеть! Всё веселее умереть.
Потом говорит убеждённо. - Первые войны всегда страшенны. Главное, что бы в это время крыша не поехала.
Шли изнурительно долго. Круто ныряющая тропа и жара не располагали к разговорам. Селивёрстов шёл с чернявым прапорщиком за двумя рыскавшими впереди десантниками.
- Пацеля! В десантуре хочешь послужить?
- Ну, зачем Однофамильца в дозор отправил?
- Да что вы с Никулиным так за него волнуетесь?
- Голову обещали оторвать и в заднее место запихать, если, не дай бог, что с ним случится.
- Головы у вас с Никулиным как раз и лишние.
- Пират! И тебе ведь достанется, мало не покажется.
Дозорные впереди неожиданно залегли, один из них оглянулся и крикнул:
- Товарищ старший лейтенант! Эти блин! Зелёные! Сорбозы херовы! Побежали гурьбой с высот, увидав речку.
Селивёрстов подбежал к ним и, выскочив на увал, остановился. Тут дорога круто шла вниз к петляющей бурной речке чуть больше ручья. Скалы расступались, взяв опасным амфитеатром переправу у широкого плеса, куда с радостным визгом мчали солдаты союзной армии.
Он распорядился. – Пацеля! Дуй к Никулину! Доложи, сорбозы покинули высоты, моих двух отделений для прикрытия не достаточно.
Тот жалобно взвыл. – Пират, ну, хватит бдительничать! Прошли же…
- Выполнять! – рявкнул офицер.
И прапорщик, сбросив рюкзак, потопал налегке назад.
Пират глянул на одного из солдат. – Остаёшься здесь. Смотреть в оба! Только дурак, или ленивый, не устроит здесь засады, - крикнул. – За мной! – и полез на кручу.
Следовавший за ним десантник опасливо предупредил. – Командир! Осторожно. Живых камней полно.
И будто накаркал. Вскоре старший лейтенант вскрикнул и заскакал на одной ноге.
- Ну, блин! Поиск козлиный! Если не повезёт, значит понесут.
Сел, сдернув с ноги кроссовку, и тупо уставился на вздувающуюся щиколотку. Потом крикнул вниз:
- Кошкин! Пошёл с Базылевым! Занять вон ту высотку.
Стал неуклюже спускаться вниз держа травмированную ногу на весу. Десантник проскочил мимо него, а он съехал на заднице к рюкзаку Пацели и, сбросив свой, уселся привратником, толи у ворот прохладного рая, толи у ада неожиданной и бесславной смерти. В клубах пыли уже подходил первый взвод Никулинской роты растянувшийся на добрую сотню метров. Взводный, старший лейтенант Сердюк нёс ручной пулемёт «умирающего» пулемётчика.
- Стоять! – выкрикнул Селивёрстов и солдаты стали медленно сбиваться в кучу.
Разглядев плескавшихся в воде сорбозов солдаты загалдели недовольно. – Разведка доложила точно. Очередную банду распушили без потерь.
- А как же? Командир ****ей на мине ногу подвернул.
- Теперь и его нести придётся.
Пират багровел от ярости, представляя, толи ещё будет, если ни какой засады здесь нет. Он крикнул взводному:
- Сердюк! Говно у тебя, а не солдаты. И сам ты не командир, а неумелый погоняло.
Тот вскрикнул грозно. – Разговорчики в строю! А ну, выровняться, - подошел к сидевшему Сеоивёрстову. – Лёня, ну хватит что ли? Столько шли и тут у самой воды, издеваешься, что ли?
- Даже звери знают, что водопой самое опасное место. А ты, Сердюк, если не был на войне, хотя бы вспомнил, чему тебя учили.
- Да кроме как обращаться с автоматом Калашникова нас только всему бесполезному и учили. Уроки Великой той войны не для этой войны.
Злобный говор солдат стих, наплывала новая волна пыли с выходящими из неё витязями не прекрасными. Впереди шёл по-обезьяньи рукастый и корявый Черномор – Никулин. Он тоже был отцом-командиром, нёс рацию с батареями. Такой же неорганизованной толпой выходили из желтоватой пыли измученные солдаты, и только молоденький лейтенант мотался назад и обратно, выволакивая отстающих. Никулин туповато повторял, видимо, и сам на пределе.
- Давай! Давай! Немного осталось. Считай уже пришли.
Останавливаться он не собирался.
Селивёрстов крикнул. – Куда прёшь? Без охранения остались.
- Да идитя, - ехидно процедил капитан, глянувшим на него офицерам. – Идитя! И разведчика ентова подберитя!
Пират заскрипел от злости зубами, когда к нему подступил Пацеля с двумя измученными солдатиками. Фраза Никулина послужила командой, все повалили к ручью густой толпой. Тут уж капитан осердился.
- Сердюк! Распустил бойцов. Кто давал команду разойдись?
Леонид встал, обхватив за плечи солдат, указал на кучу валунов внизу. – Тащите меня к тем вон камешкам.
Пацеля снова заныл. – Пират! Хватит выступать. Журналистов и проверяющих нет с нами.
Но старший лейтенант упрямо скакал на одной ноге к укрытию. Залёг среди камней и уставился на стоявших перед ним солдат и прапорщика.
- Не знаете что делать?
- Чего?
- Пацеля! Тебя что, учили только, как ротное имущество расхищать?
И тут, громом с ясного неба, прозвучала короткая автоматная очередь и отчаянно звонкий крик лейтенанта Климова. – Засада! В укрытие!
Со скалы сорвалась поджарая фигура, птицей распахнув широкие полы халата. Опережая её, простучала неразряженная базука и вспыхнула среди камней запоздалым взрывом. Недолгую, ошеломительную тишину внезапно потряс грохот взрывов и густой треск автоматных очередей. Солдаты уже выбежали на голый плёс почти без камней и заметались панически. И только Селивёрстов бил из камней короткими очередями. Вскоре опомнился и Сердюк, стал поливать огнём пулемёта сверкающие разящими искрами скалы. Никулин, растопырив руки, гонялся за солдатами, пинками и тумаками, направляя их в укрытие.
- Бей! Стреляй! Огрызайтесь! Куда прёшь, дура? Левее! Открой глаза, там укрытие.
И вскоре стали стрелять все, долго и бестолково. Селивёрстов вскочил, пытаясь перекричать грохот боя.
- Отставить! Прекратить стрельбу, паникёры! По разведчикам бьёте.
Моджахеды, сделав несколько разящих залпов, давно уже скрылись, оставив на камнях два трупа пораженных разведчиками. Постепенно стрельба стала стихать…
Но тишина оказалась не долгой. Снова грянул взрыв, потом второй третий и только потом донеслись до них пушечные выстрелы, солидно и деловито забил крупнокалиберный пулемёт, высекая искры из скал. Стреляли не по ним, по скалам наверху. Разведчики горохом посыпались вниз, кто-то истошно крикнул:
- Расчёт Минаева слон накрыл.
К речке, прямо в воду выскочил длинноногий сержант и стал бить по вынесшемуся из шлейфа пыли танку. И тот понял. Круто притормозил и исчез в густых клубах пыли. Торжественно и спокойно шла к ним колонна крытых грузовиков. Пират бесновался как дервиш, круша и ломая ноздреватый камень.
- У-у… Бардак козлиный!
И тут только берег смерти с истерзанными телами взвыл и застонал жалобными и истеричными голосами. Лейтенант Климов застыл, сияние гордого возбуждения боевым крещением медленно сходило с его лица. Лишь Никулин стоял столбом среди воющего и копошащегося разворошенного муравейника. Селивёрстов закричал:
- Никулин, сука ты! Застрелись – козёл!
Капитана будто ударили. Пошатнувшись, он медленно вошел в воду. Но не топиться. Окунулся с головой, охнув от ледяной воды, и снова вышел на берег.
Закричал радист. – Товарищ капитан! Доложите потери. Груз 200 и 021 заберут вертушки!
- Ху им в грызло! – вышел из оцепенения Сердюк и отбросил уже ненужный пулемёт.
- Груз 200 заберём с собой. Вечно эти козлы тела путают.
А тела ещё неприкрытые тянули восковеющие юные лица в чужое белесое небо…
…А тела ещё неприкрытые, зачастую забытые и сейчас всё ещё тянут застывшие в смерти юные лица в чужое равнодушное небо Чечни и Дагестана, на границах СНГ с Афганистаном. И Никулины не стреляются, в своих смертных грехах не каются, становясь генералами. А козлы эти из тыловых служб вечно тела путают…