И. С. Бах, «Фантазии», фуга соль-минор.
Какая первая ассоциация приходит в голову человеку, когда он слышит – или произносит – слово «орган»? Быть может, величественность, быть может, соборность. Быть может – одухотворенность и трепещущие от напряжения струны. Кто-то видит перед собой готические храмы Вильнюса, кто-то вспоминает тяжелые своды церквей, сквозь века несущие громоздкость и в тоже время торжественность барокко.
Глубокие, искренние звуки, способные связать воедино и холод зимних ветров, и нежность первоцветов весны, и терпко-пряный аромат осенних букетов. Способные примирить и тревожный гул военного времени, и праздничность воскресной мессы. Способные… Нет, не так. Соединяющие. Протянуть нить от прошлого, от средневековых улиц – к настоящему и будущему, к Campo de' Fiori, такой мирной сегодня. А ведь не на ней ли веками устраивались публичные казни?...
Стой. Остановись. Зачем вспоминать о чьей-то боли в то время, когда звучит музыка? Ее нельзя назвать громкой – но в то же время она поглощает, опустошает все вокруг, и заполняет вновь – но уже своей силой, неостановимой мощью. Музыка способна созидать и разрушать. Она может низвергнуть или вознести. Руинами лежат сейчас здания в Барселоне, рискнувшие подняться на пути оживших и рванувшихся на свободу нот…
Не потому ли человек, играющий на органе, во все времена привлекал внимание, был окружен некоей завесой таинственности и мистицизма? Тем более, когда скользящие по углам тени с такой легкостью уверяют случайного посетителя собора в истинности его предположений. Вряд ли органист задумывается о том, есть ли у него слушатели. Он играет для себя. И еще, быть может, – для ночного беззвездно-ветреного неба за стенами собора.
… Величаво парящие под сводами собора звуки совершенно заглушают гул шагов идущего по каменным плитам человека, подпускают нарушителя незамеченным. На плечи органиста ложатся тяжелые ладони, а визитер, помедлив, замирает за спиной играющего мужчины. Ему кажется очень правильным стоять вот так – чуть прикрыв глаза, наслаждаясь грозящей поглотить мелодией и рассеянно следить подрагивающей от шаловливого сквозняка черной прядкой, змейкой свернувшейся на белой перчатке с гербом Инквизиции.