II. Быть или не быть?
Нервно спотыкаясь и задевая руками мебель молодой человек прошел в комнату и сразу грохнулся в спасительное кресло.
- Подожди, я кофе сварю, - по домашнему располагающе донесся голос из кухни.
- А покрепче ничего нет?
- Есть. А что очень, очень...
- Да, - кратко настоял гость.
Алексей вернулся с бутылкой водки, достал из серванта две рюмки, поставил все на столик, молча разлил, сел и испытывающе уставился на юношу. Тот молниеносно опрокинул стопку и прикрыл сжатой рукой гримасу отвращения. Алексей продолжал молчать.
- Так вот. Я хочу сказать. Не сказать, а... Понимаешь ли, в чем дело, м-м... В общем... А-а, черт! Я решил повеситься, Алексей! Да!
- Браво! Вот это разговор! За тебя, Вадим!
Поставив рюмку, Алексей ринулся на кухню, бросив на ходу: "Я за закуской." Не ожидая такой реакции, Вадим проводил его удивленным взглядом.
- Ты, наверное, поражен моим восторгом, - сквозь звон тарелок донесся голос из кухни.
- Я хочу, чтобы ты меня выслушал! Ты же ничего не знаешь! Иди сюда. Брось ты эту закуску!
- И не подумаю! Ни в коем случае!
Вспышка откровения Вадима погасла, как пламя свечи на ветру. Он шел сюда с волнением и надеждой. В этой ситуации Алексей был единственным человеком, способным понять его. Алексей олицетворял последнюю инстанцию перед фатальным концом.
Но твердо решив покончить с собой, зачем он пришел сюда, зачем ему нужен этот разговор? Уж не надежда ли на отсрочку, быть может и бессрочную? Трус? Нет, глупости. Я просто выложу душу напоследок. Мне необходимо, невыносимо необходимо высказаться. И я все скажу. А потом конец. Не стоит жить в этом пошленьком мире. Но как ни велик был самообман самоубеждения, Вадим вынужден был терпеть постоянное присутствие той скользкой и извивающейся гадюки-надежды на что-то другое, на лучшее, которая теплилась на самом дне холодного колодца души.
Вадим вздрогнул от внезапно возникшего перед ним улыбающегося Алексея, суетливо раставливающий тарелки.
- Итак, - приподнято-торжественно начал Алексей разливая водку. - Я слушаю тебя, - и застыл в ожидании.
В окрещенных пальцах, в сосредоточенном взгляде карих, обрамленных лучами морщин, глаз этого человека Вадим угадал неподдельный интерес.
- Мы с тобой давно знакомы. Уже на ты, хотя я младше намного, но... мы ведь друзья..., вернее ты именно тот друг, которому можно все рассказать. В армии я часто вспоминал наши вечерние моционы, когда мы перед сном совершали пешие прогулки по тихим кварталам и спорили, спорили, спорили. Такой наверное возраст у меня был - спорить ради спора. А помнишь как мы познакомились. У меня закончились сигареты в тот вечер, а ты..., ты сидел на лавочке, в сквере у театра и курил. Я был с Татьяной. И я подошел тогда попросить сигаретку и вдруг неожиданно спросил: "Извините, а может ли человек ничего не бояться. Абсолютно. Это нормальное явление?" Я тогда бравировал своей храбростью перед девушкой и меня задело за живое ее мнение, что "это ненормально - абсолютно ничего не бояться. За маму мол в конце-то концов переживаешь, чтобы ничего." Но я себя только имел в виду. Так вот, а ты мне и ответил тогда, что это - патологическое благородство души с моей стороны. Весьма мол редкое явление, и что мол девушке очень повезло с таким рыцарем. И я тогда еще спросил:"А Вы чего больше всего боитесь?". "Нелепого случая", - был ответ. Вот видишь как я все прекрасно помню. Потом завязалось знакомство, эти вечерние моционы, встречи. Да, было-было. Но..., не знаю зачем я все это рассказываю. Ты и так все знаешь. Тоска какая-то. Давай еще по одной!
Быстро закусив несколькими глотками Вадим продолжал.
"Но я не сказал самого главного. Ты знаешь ведь мою Татьяну. У тебя осталось приятное впечатление от нее помнится мне, не так ли? Начитанная, воспитанная, симпатичная. Хорошенькая такая девочка. Да. Так она мне изменила, Алексей! Шлюха! Какая же она шлюха! Не дождалась. 2 года - целая вечность, представляешь. А какие письма она писала! А как часто! В первые недели по два письма в день. Как приносят почту в учебке, так Коробову обязательно. И завидовали. Ай да Коробов, каждый день, надо же. Ну, а потом реже, затем еще реже, еще. А под конец службы дружок один сообщил, что Татьяна твоя гульнула мол. Вот такие пироги под соусом. Я не поверил было. Но вернулся с армии и все всплыло. Я ж не переживу этой издевки, насмешек, провожающих взглядов. Ведь чтоб я ни сделал сейчас - достал из-под земли эту сволочь, морду набил ему, ей, но факт, факт черт возьми остается. Уехать, улететь подальше, но он все равно ос - та - е - т - ся! Да!
Жизнь дала трещину. Ноги разъезжаются, нужно выбирать немедленно или-или. Прыгать сразу, вправо, влево. Иначе - пропасть. И я выбрал, ее... пропасть. Вот какая философия, Алексей. Я закурю, можно?
- Да, да, пожалуйста, - Алексей пододвинул пепельницу и сам, сверкнув зажигалкой, глубоко затянулся.
- А что Татьяна?, - живо и смачно спросил Алексей.
- Гм. Сразу отрицала. Но затем призналась. Начала лепетать всякий вздор. Что, дескать, так получилось, он ей помог поднести, было тяжело, цветы, какой-то вечер, заманил, обманул, споил, воспользовался, ах! Какая же она дура! И черт ее надоумил покупать тогда злополучный столик, ничего б не было, прости, теперь ничего не докажешь, изнасиловали, какое коварство, пойми, ради ребенка и прочая, прочая, прочая. Я мрачно слушал и не знаю как сдержался. Ночь переночевал у друзей, а сейчас вот к тебе. Ты понимаешь теперь мое состояние?
Алексей смотрел на Вадима, на этого молодого, здорового, спортивного телосложения парня, полного жизненных сил, но сейчас, в данную минуту - с измученным серым, хотя и симпатичным лицом, в больших голубых глазах которого блестит хмель и боль, а в согбенной спине и судорожно сжимающей сигарету руке было какое-то противоречие с его свежей юностью. Вадим напоминал новенький импортный станок, которому не нашли применения и он ржавеет уныло под открытым небом.
- И что ты теперь собираешься предпринять? - медленно и спокойно спросил Алексей.
Вадим был поражен. Эта фраза разом отсекала все сказанное, низводила его трагедию в жалкую иронию, она уничтожала его.
Вадим глядел на вопрошающего широко изумленными глазами.
- Ну чего ты уставился на меня как истукан? Я тебя как человека спрашиваю: "Что ты собираешься делать?" Ты говоришь - повеситься решил. Браво-брависсимо. Превосходно. Великолепно. Вам заказать веревочку, сударь?
Этот выпад настолько ошеломил Вадима, что ответная реакция была не мгновенной. Он явно не ожидал от почтенного преподавателя философии, умудренного опытом, всегда такого деликатного, воспитанного, да и просто, как от старшего друга, наконец, такого холодного душа язвительной иронии. Но что-то помешало сразу же вскочить и хлопнуть дверью, бросив напоследок какое-нибудь обидное дерьмо. Помедлив секунду-другую Вадим встал, собираясь уходить, но без той окончательной решительности, отсутствие которой сразу уловил Алексей и властно просек колебания:
- Сядь! И выслушай меня, пожалуйста.
Смешанные чувства обиды, подавленности, разочарования и в то же время какой-то незавершенности разговора охватили Вадима. С другой стороны была боязнь ухода в такую сомнительную минуту - ведь дорога предстояла одна, роковая. А оставаясь здесь, Вадим получал еще передышку и, самое главное, он догадывался, что у этой хитрой бестии изюминка еще не сказана. Он не настолько прост, чтобы вести себя так, как хотелось бы Вадиму, как предполагалось. Но вот это самое воздержание от выплескивания сразу громко в ответ какого-нибудь словесного дерьма (как он мог сделать своим парням, например), немедленно породило в душе вместо оборвавшихся струн доверия заточенную отчужденность с примесью злого любопытства.
- Ты не обижайся на меня, Вадим. Давай-ка выпьем лучше и порассуждаем, как говорится, на пальцах - с потеплевшим взглядом, миролюбиво предложил Алексей.
- А знаешь почему я обрадовался, воскликнув "браво!", и поднял тост за тебя после столь впечатляющего твоего заявления? Да я же увидел пред собой настоящего мужа, хоть мальчика, но мужа! Именно! Я был восхищен благородством твоей души. Ты мне нравился всегда этой чертой. И не скрою, ты ввалился ко мне с этой идеей, словно тебя вытряхнуло из пропахшего нафталином бабушкиного сундука. Ведь удивительно просто! Как! В наше время, когда женщины в очередях кусаются из-за бутылки кефира, какой-то мужчина обливает себя бензином и поджигает из-за недоставшегося холодильника, другой мужчина кончает самоубийством из-за невозможности прокормить семью, находится такой замечательный человек, живущий своими страстями, настоящими страстями! Вот что меня восхитило. И давай все-таки выпьем. - Алексей протянул рюмку, чекнулся и, сделав паузу, пока не выпьет Вадим, опрокинул сам.
- Ну вот и прекрасно. А теперь, милый мой, устраивайся поудобней, расслабься и послушай сказочку, - странно-вкрадчивым голосом начал Алексей и вдруг перешел на звонкий, четкий, ораторский тон.
- Да пошевели своими мозгами, куриная твоя голова. Разве может разумный человек, высшая субстанция в этом мире, высшая материя, которая стоит на вершине мироздания, которая с таким трудом создана, и создана совершенной, может ли она убить себя. Ведь ей дана свобода во Вселенной, свобода выбора, понимаешь; ни собаке, ни обезьяне, ни дубу, ни луне такого не дано, они рабы бытия, намертво прикованные к своему месту. А данная человеку свобода связывает со всем - с Парижем, Антарктидой, Венерой, Полярной звездой, музыкой Баха, первыми подснежниками, всеми созвездиями, жемчужиной на дне моря, с самой дальней галактикой, со всем, со всем. Свобода открывает дверь во Вселенную. И так вот одним махом убить свободу? Это чудовище, какое ты и представить не можешь. Чтоб легче было понять и тебе - вот пример. Вы с женой, допустим, воспитали дочь, долго лелеяли ее, учили, выросла умная, симпатичная девушка. И в один из воскресных вечеров, когда вы с женой мирно на кухне поглощаете семейный ужин, она, ваша радость, неожиданно заходит и ни с того ни с сего перерезает себе горло длинным хлеборезом. Ужас! Кощунство. За что? Зачем? Обидно, да? А природе не обидно? А богу не обидно за взлелеянное чадо свое, сгубившее себя? Имеет ли оно право на самосуд? Вот вопрос из вопросов.
Алексей неожиданно остановился, до этого возбужденно двигающийся вокруг Вадима и гневно сверкая на него глазами, перегнулся через столик, вцепившись в его края как коршун, и так глянул в упор на юношу, словно потребовал немедленного ответа на неразрешимый вопрос.
- Я к тебе душу..., я отвести груз..., а ты поучать, не за советами я пришел, - заметил было Вадим.
На мгновение какая-то кривая ухмылка, словно гримаса, передернула губы Алексея, или это показалось Вадиму? Выдохнув кратко, как бы ставя на чем-то точку, а может и вопрос, Алексей взял сигарету и усевшись в кресло боком к гостю, закурил. Чтобы заполнить неловкую паузу, и Вадим потянулся к спасительному табаку.
"Значит это только начало", - осторожно поглядывая на Алексея, размышлял, гость.
"Ну и пусть говорит. Говорит и говорит. От чего мне стало спокойней? Сигарета, водка или речь его? Все вместе, вся обстановка уюта, не в смысле материальном, а в смысле душевного приюта, лечила меня. Мне всегда было у него хорошо."
"И вылечит от навязчивой идеи, уже вылечила и успокоила", - предательски мелькнуло чертиком.
"Не уж то слабак я? И ничего не выйдет. А может я тоже жить хочу как все, наплевать мне на мораль. Ну а дальше что? А вот послушай. Что так долго молчишь, аксакал?"
Словно и впрямь прочитав мысли, Алексей заговорил.
- А скажи-ка, мой юный друг, со скольки лет ты себя помнишь?
"Какой неожиданный пассаж", - прошелестело в уме, а с языка слетело:
- С нуль целых, одной десятой.
- Вот и прекрасно. Меня радует твой юмор. Это хорошо, когда к серьезным вещам подходят с юмором. Но только подходят, а не ступают. И тут нам необходима пауза веселья и злой иронии, чтобы с мудрым видом, но поддерживаясь зарядом бодрого дурачества, "да! да!", именно, но отнюдь не кислым запахом скучной серьезности, которая сразу же покрывает плесенью любые важно и чинно начинающиеся лекции и беседы.
"Во дает. Ну что ж, я готов. Выкладывай. Какой ты все-таки молодец." - пронеслось в голове Вадима.
- Итак, даже в шутке, увы, трудно предположить, что ты начал мыслить и осознавать свою самость с первым криком новорожденного, еще фантастичней выглядит предпосылка о сознании в чреве матери, не так ли? Естественно, должен возникнуть вопрос - почему? Зачем необходим такой генезис - "бессознательное живое", "бессознательное дитя", "детское сознание", "ломка юного сознания", "созревание", "старческая созерцательность" и смерть. 15 лет в среднем необходимо для осознания в общих чертах устройства мира и своего место-присутствия в нем. Какое долгое детство отмерено нам. По аналогии с животным миром, соизмеряя период детства и общую продолжительность жизни, то выходит что жить мы должны лет 400-500. Однако этого не происходит. Отчего ж? И более того, я скажу - нельзя соизмерять с животным миром, ибо если мы находимся на принципиально более высокой ступени развития нашей материи, чем животные, то жить мы имеем право, нам должно быть отмерено это право, на столько же более, во сколько раз мы превосходим братьев меньших по совершенству материи. Почему? Ответ прост. В силу нашего сознания. Была б бессмысленной милость выдачи нам разума, если он не успевает реализоваться полностью за краткий промежуток времени. Но это всего лишь субъективный подход, а истина как всегда где-то рядом. Не смотри так отрешенно, Вадим. Все это имеет прямое отношение к тебе. Я сужаю круги как акула, чтобы не спеша подойти к цели.
- Бери закуривай, - Алексей протянул сигареты, сверкнул зажигалкой, откинулся на кресле, глубоко затянувшись, но не выдержал и снова заходил по комнате, продолжая разговор.
- Итак, возвращаемся к вопросу: "Почему мы так долго не осознаем себя? И как следствие, очевидно, вытекает долгое детство. Но даже будучи грудным ребенком, мы все-таки бессознательно осознаем себя, требуя пищи и внимания. Но сознания нет пока. Затем появляется осмысление своей самости, совершенствуется речь, но вопросов о смысле своего (а тем более мира) существования не возникает. Ребенок пребывает в состоянии безусловной данности: я дан, мама дана, папа, игрушки, дом, деревья, небо и т.д. Раз дано, значит так и надо. И в этом состоянии безусловной данности дитя пребывает в среднем 15 лет. Всевозможные детские "почемучки" не более чем интерес к миру, здоровая любознательность, не раскрывающая сущности вещей. Гамлетовского раскола "быть или не быть" не возникает. Ребенок еще не взошел на вершину, чтобы выбирать - падать или спускаться, он еще только карабкается по склону совершенствования и познания. Таким образом, природой ли, богом ли, но все таки обусловлено, как исключительное правило - отсрочка (причем продолжительная) нашего сознания. Зачем? А? Чтобы дать надежду, милый мой. Чтобы оправдать рождение дитя как в будущем реализованную возможность. Ведь пока возможность не реализуется (в период детства), то и вопроса не возникает о смысле жизни. Природа стремится подольше задержать родившегося человека в неведении относительно собственного предназначения и вообще появления в мире, чтобы тем самым придать смысл... бессмысленной жизни."
Вадим от удивления чуть не выронил сигарету.
"Не надо округлять глаза, милейший. Это не бред сивой кобылы. В самом деле, ведь если, к примеру, представить себе эдакого вундеркинда, который в 2 года обладает сознанием двадцати-летнего, то держу пари, у него сразу возникнет вопрос:"А что дальше со мной будет? Зачем я родился?" То есть почти сразу после рождения возникает вопрос о смысле жизни. О самоубийстве с его стороны не может быть и речи, потому как он еще не отягощен личным опытом, багажом переживаний, эмоциональных стрессов, то есть, говоря обыденным языком, он еще не прошел "огонь, воду и медные трубы." У него только "чистый разум" с огромной тягой к познанию и молодой организм с не менее сильной тягой к жизни, основанной на инстинкте самосохранения. На вопрос младенца родители, допустим, ответят следующим образом: "Что, дескать, ты, ненаглядный наш цыпленок, проживешь 70-80 лет (будем объективны!) безусловно при условии (тьфу-тьфу и по дереву), что ничего не случится. Сначала ты получишь образование начальное, затем специальное и, овладев профессией инженера-электронщика, к примеру, пойдешь работать, возможно станешь директором фирмы, попутно женитьба, дети, домашние хлопоты, короче известный круг - работа, дом, семья с проблемами культурно-развлекательной программы по воскресеньям. И в этих хлопотах доживешь до пенсии. Оставшиеся 10-20 лет проживешь в свое удовольствие, не обремененный работой и детьми и позволишь себе роскошь с утра до вечера предаваться любимому увлечению, а вечерами мирно и уютно, укрывшись пледами, со старушкой своей смотреть телевизор, читать газеты, попивая чаек с ватрушками. Затем придет срок и ты умрешь."
"Как!? - воскликнул "чистый разум", и это все???"
"Нет конечно, - возразят родители. Жизнь разнообразна и прекрасна, ты волен пойти любой дорогой, можешь, к примеру, посвятить себя искусству, остаться холостяком, но принципиальной перемены не наступит, по сути все ручейки впадают в море и конец один."
"Но почему так ничтожно мало - 70 лет?" Наверняка последует второй вопрос.
"А ты, котенок маленький наш, благодарен будешь судьбе (или богу) и за этот срок. А коль несчастье какое, авария или сосулька на голову упадет и того меньше выйдет", - постараются убедить родители.
"В таком случае получается, что я должен дорожить жизнью своей, как бесценным сокровищем, радоваться и восхищаться каждому дню, как можно больше увидеть и познать, испытать весь водопад чувственных ощущений, ведь на счету каждый год, месяц, а то что дни текут - обман, они мгновенно улетают. Так или нет?" - последует и третий вопрос.
"Так-так, очень любопытно, чем закончится эта притча. Пока он меня не убедил" - стараясь вникать в смысл говорящего, размышлял Вадим.
- И наконец мы подошли к самому главному, - указывая на слушателя давно потухшим окурком, выделил намеренно-пониженным тоном последнюю фразу Алексей.
У Вадима на миг заинтересованно блеснули глаза.
- Случайно оказавшаяся рядом гадалка провидчески изрекает "чистому разуму": "А в 20 лет, соколик мой ясный, поссорившись крупно с женой, ты наложишь на себя руки. Грех на душу возьмешь."
- Что-о? - раскрыв рот и делая круглые глаза, удивленно протянул Вадим, - На кого ты намекаешь?
- Вот-вот. С таким же недоумением и "чистый разум" будет реветь: "Что-о-о??! Какой бред! И стоило мне рождаться, чтобы прожив 20 лет из-за какой-то сумасбродной девченки удавиться, а? Зачем? Уж лучше сразу. Все равно ведь по дурости умирать скоро. Но это же кретинство! Я не пойду на это! Я другую женщину найду! Слышите, эту обойду, я не допущу этого в конце концов или вообще не женюсь или... или я прощу ей все", произнес Алексей с хитрой Мефистофельской улыбкой, при последних словах в упор наклоняясь к Вадиму.
- Да ты издеваешься надо мной - взорвался Вадим.
- Отнюдь! В Евангелие сказано: "Женщина, иди и впредь не греши." Сядь!
- Хватит!!! Я ухожу! Мальчишку нашел!
- Нет-нет. Подожди, я тебя таким не отпущу. Подожди. Сядь! - обеспокоенно затараторил Алексей, загораживая выход, пытаясь остановить разъяренного гостя.
- Довольно, говорю! Хватит меня дурачить!
"Сыт по горло твоими баснями." Оттолкнув Алексея, Вадим выбежал из квартиры.
После кривой ухмылки, сверкнув из приспущенных бровей грозно-предупредительным разрядом, обрушил страстную тираду:
Естественно возникает вопрос - для чего задуман такой странно-замедленный генезис нашего сознания:"бессознательное живое","бессознательное дитя"...?