Я живу в России. Видно, здесь мне придётся и умереть. Все там будем.
Похороны… В сущности, обычное, хоть и крайне неприятное дело. Нормальный феномен, то есть неизбежное событие в жизни каждого из нас.
Родственники приносят на кладбище дорогого усопшего человека. Убитые горем, они припадают к покойнику. И вот раздаётся стук молотка по деревянный крышке гроба. Душераздирающий звук, возвещающий о том, что ещё один акт в спектакле под названием Жизнь закончился.
Через несколько минут родственники тупо смотрят на свежий могильный холмик. ВСЁ… Пора расходиться?
Ан нет! Тут-то и начинается заключительная сцена. К ничего не соображающим родственникам подходят могильщики.
- Э! Вы куда? Надо бы заплатить!
Как? За что? Разве родственники уже не заплатили за всё и вся? За гроб, за венки, за катафалк, за клочок кладбищенской земли, за работу могильщиков, за пластмассовый крестик, что сунули в гроб покойнику. И за всё – со зверской переплатой. Недешёвое это удовольствие русского человека похоронить. Надо заранее готовиться.
Могильщики неумолимы.
- Платите, или мы…
Кому же хочется скандала в такое время да в таком-то месте?
Хочется только одного – скорее прочь, прочь отсюда, чтобы не видеть этого земляного холмика, этих цветов, эту железную табличку с двумя датами.
Родственники дают деньги.
Но могильщики нос воротят.
- Мало. Надо бы добавить.
И суют, суют обезумевшие родственники мятые ассигнации в липкие, могильной землёй перепачканные руки.
Господи! Что за мерзость – наживаться на горе людей! Разве можно обидеть слабого, украсть у бедного, ударить беззащитного, оклеветать невинного? Даже по воровским «понятиям» обчистить пьяного – гнуснейшее из деяний. Но, оказывается, в России всё можно. Можно роженице в роддоме обораться, но так и не дозваться медсестры, если она не получает от женщины денежных подношений.
Мы все и всё про это знаем. Но равнодушно созерцаем и ничего не предпринимаем. Уповаем на российскую духовность. И живём от роддома до кладбища в мерзости, превращаясь, или уже превратившись, в мерзавцев.