Ревякин Тарас Олегович
6 дней
Данная повесть существовала лишь в моем воображении, и была создана менее чем за четыре дня. Но суть двух разных судеб, что ожила в моей мысли, для меня очень важна и я не мог не показать это дорогим мне людям.
Я посвящаю текст моей памяти Казаковой Елене. Самому замечательному человечку в мире. Надеюсь, что она меня поймет правильно и не сделает неверных выводов. Также надеюсь, что никого не обижу, тем, что говорится в моей повести. Эта четырехдневная пауза в моем творчестве должна благотворно отразится в дальнейшем и, если будет у кого желание, я всегда с радостью приму отклики о моем произведении, как положительные, так и нет.
Мир людей жесток и таинственен, но иногда нам приходят ответы на наши вопросы, откуда мы их не ждем. Я был бы рад получить логичные для понимания ответы на вопросы, которые я осветил в своем произведении.
Огромное спасибо всем, кто поддержал меня в процессе написания. Спасибо, за одобренную идею Иваном Александровичем Ващенко. Спасибо Леночке, за то, что она есть, и, надеюсь, останется моей музой. Спасибо моей учительнице русского языка и литературы, что первая поддержала мои авторские начинания. Дмитрию Ревякину, моему дяде, за опору в жизни. Брату, за то, что он всегда рядом, когда мне это надо. Моим родителям. Друзьям и всем, кто получил удовольствие от прочтения.
Огромное вам всем спасибо! Я всем очень благодарен. Большое спасибо Забайкалью, за его природу.
Да будет ваша жизнь легка. Пусть события, описанные в этой повести никогда не омрачат вашу жизнь!
День первый
«Катакомбы сознания».
« - Здравствуй, друг!
- Почему ты называешь меня другом? Мы ведь даже не знакомы.
- А почему ты не ответил на мое пожелание здоровья?
- Прости, и ты будь здрав. Но все же?
- Мне всяк друг, кто не враг. Я всем помогаю, кто заплутал.
- Но почему ты уверен, что я не враг?
- Глаза. Они не лгут.
- Но кто ты?
- А сам не догадываешься?»
Такой мне снился сон. К чему все это? Что-то ведь творится в глубинах подсознания человека. Как научится понимать себя? С кем я вел разговор?
День хмурый, злой. Небо гнетет плечи. Только сегодня обратил внимание, как безжизненны деревья и кусты. Они покроются зеленью, но останутся мертвыми.
Споткнулся о камень. Интересно, кому больнее? Мне или ему? Извинился пред ним и положил его, где он был минуту назад. Надеюсь, его жизнь лучше моей. Он тверд и не боится огня, но я способен двигаться, зато он живет дольше и пользы в нем больше.
Стоял сегодня на оживленной площади. Люди живут в ритме города. Бегут куда-то. Я стоял среди потоков человечества и был счастлив, что мне не нужно никуда спешить, решать какие-то дела. Истинное удовольствие.
Человек – это весы. В нем поровну света и тьмы, добра и зла. Но зло может служить во благо людям и наоборот. Как свет и тьма. Ведь солнце дарит жизнь всему сущему, но и слепит смотрящего на небесное светило. Как много нюансов есть в жизни человека.
Весь день хожу под гнетом какого-то грядущего события. Но пока все, вроде, в порядке. Решил позвонить девушке… назовем ее Лена.
«Что имена нам в этом мире? Лишь судьбоносное ярмо!»
Каждый человек любит, я на это надеюсь. Я тоже не выбился из общего строя. Какая бы мысль не посещала мое сознание, все сводится к ней, так или иначе. Может, стоит поговорить об этом с ней? Но… как бы не потерять ее, как друга.
Люблю вечер. Темно, уютно, всегда знаешь, что тени здесь не властны. Вот телефон, но как тяжело набрать номер… И вот, уже звучат характерные гудки:
- Алло! – Дрожащий голос, впервые. Это ее мама, голоса у них немного похожи, но я их различаю. Тревога закралась мне в сердце.
- Здравствуйте, а Лена дома? – сам уже чувствую в словах приговор. Что-то не так, мне хочется убежать из дома, бежать, пока не рухну без сил и не умчусь в забытье. Да что со мной?
Всхлип, и снова дрожащим голосом говорит динамик в трубке:
- А кто ее спрашивает?
Называю себя. Что же со мной? Жуткое ощущение безнадежности, такого никогда не было. Что-то изменилось?
- А, здравствуй! – не слышу воодушевления в голосе, все тот же холод и обреченность. Снова всхлип и могильный голос,- Леночка в больнице…
Ну вот! Нате вам! Вот и предчувствие. Да где я раньше был.
- Что случилось-то? Я уж сам трясусь, словно меня током бьет.
- Не знаем пока! Ой, горе-то… - уже рыдая в голос, произносит она. Я ее не виню, у самого глаза сухи лишь из-за неполного осознания происшедшего.
- В какой она больнице? – Я готов хоть сейчас мчаться, лишь бы быть рядом, да меня уже не пустят. Но как же быть?
- В 34-й. Врачи боятся, что организм не справится. Ой, Господи! За что же нам такое-то… - я уже чувствую, что скоро она станет недоступна для разговора.
- Спасибо. – У самого голос дрожит. – Вы уж держитесь. Мы и с этим справимся. Я пока не прощаюсь, но лишь говорю до свидания.
- Спасибо за добрые слова. До свиданья. – Малое для нее утешение, но все же.
И вот, мой идеал пал. Где справедливость?
Я к ней обязательно приеду. Где 34-я больница…
День второй
«Мрак судеб».
Бессонная ночь – это столь ужасно. Одно дело, когда не хочешь спать и всю ночь бодрствуешь. Другое, когда хочешь уснуть и не можешь.
Ну почему человек не может жить спокойно, почему всегда что-то происходит?
Утро пришло словно палач. Но я его встретил и не отринул. Уйти важно достойно, с высоко поднятой головой. Сердце словно в тисках, и мелкая постоянная дрожь. Улица встретила меня мороком дождя. Никого еще нет. Еще слишком рано. Но каменные стены меня гнетут и я сбежал из бетонных джунглей. Благо, что рядом есть парк. Но сколь же он надуман и очеловечен.
Я размышлял. Размышлял о жизни и смерти, даже не познав их. О справедливости, лишь отчасти понимая, что значит этот набор букв. Достал трубку. Хм, смешно ее так называть, но я не смеюсь. Это просто засушенный стебель ревеня. Но его дым помогает мне расслабится, а главное, он в сотни раз безвреднее табака. Последняя трубка. До начала августа мне больше не достать.
…
Посматриваю на часы. На улице пустынно, словно город вымер. Магазины закрыты и сколь же безлик город в своем истинном обличье. Все серо и бесцветно. Город – это кладбище человеческой сущности, а дома – бетонные надгробия на останках веры.
Я не мог оставаться на одном месте и пошел по городу. Грязь. Повсюду грязь и мертвые статуи. Я не могу здесь оставаться, но и не могу пока уйти. Дорога идет вперед, а куда иду я? Ноги сами вынесли меня к этому светлому зданию. Да, я, сам того не сознавая, пришел к 34-й больнице. Она уже была открыта. Вот ведь гостеприимное учреждение.
В дверях стоял кто-то до боли знакомый… да, я встретил здесь друга. Его звали Александром, я его года три уже не видел. Оказалось, он работает здесь хирургом. Мы с ним поговорили о прошлом, кто, где был, как жизнь течет. Наверное, он заметил в моих глазах тоску, потому как спросил:
- У тебя что-то случилось?
И я рассказал ему все, как есть. Я никогда ничего от него не скрывал. Как и он от меня.
Время приема посетителей еще не подошло, а я уже шагал по этому святому зданию в белоснежном халате. Палата 19. Обычная деревянная дверь. Меня словно вели на расстрел, но я уже был готов к встрече. Осторожно открыв дверь, я вошел в комнату. Дальняя кровать, как я и думал.
Свет с трудом проникал в комнату, солнце, только начавшее подниматься, светило с противоположной стороны. В комнате тишина, лишь ритмичность дыхания спящих. Я прошел в конец комнаты и опустился на край кровати. Лена вздрогнула и открыла глаза. Мгновение она соображала, где она, откуда здесь я и вспоминала события прошлого дня. Затем взглянула на часы. Я улыбнулся и спросил, как она себя чувствует. Вот так, без здравствуй. Она слегка присела на кровати, оставаясь в полулежащем положении, и нахмурилась:
- Пока не знаю, наверное нормально. А ты здесь откуда?
- Да так, мимо проходил. – Ну не мог я сказать ей правду и постарался отшутиться.
- Нет, ну правда? – она подняла свои карие глаза. За этот взгляд я ее и полюбил. Еще два года назад. Я не мог не полюбить ее. Она была и остается ангелом.
И я сказал правду, просто не всю.
- Я тебе звонил, а твоя мама мне все рассказала, что ты в больнице. Вот я и приехал тебя поддержать, так сказать. Как же ты так?
В ответ она просто пожала плечами. Просто и беззаботно, словно ничего и не произошло. Мы с ней еще поговорили о том, о сем. Затем я вышел и нашел Сашу.
Лену он знал со вчерашнего вечера. Сказал, что она вела себя очень спокойно, хоть у нее это и впервые. На мой вопрос, что именно у нее, он улыбнулся и произнес название болезни, которое я даже как написать не знаю. Он объяснил, что название мне ничего не даст. Болезнь излечимая, но…
-…но время упущено. Ей от силы недели две осталось. – Он вздохнул. – Только не говори ей, ладно?
Я кивнул. Почему не я? Почему она? Я смотрел в разрез окна и не видел ничего. Ничего, кроме одного лица, искривленного тенью боли.
К полудню приехала ее мама, она была крайне удивлена моим присутствием, да и узнала она меня не сразу, по голосу. Я чувствовал себя все хуже и хуже, словно вместе с ней умирал я.
Почти весь день ее мама сидела в палате. Они о чем-то беседовали. Похоже о чем-то постороннем, несущественном. Они смеялись, словно ничего нет. А я сидел в стороне и наблюдал. Возможно, у меня были иные дела, но мне уже было плевать.
Вечер пришел с закрытием больницы. Саша видел в каком я состоянии и попросил выделить мне комнату в больничном помещении. Я лег на эту чистую, невинную кровать, и стеклянным взглядом уставился в потолок.
День третий.
«Взгляд из тьмы веков».
Где мое звездное небо? Где мой нежный закат? Все осталось там, в прошлой жизни. Что теперь? Я лежал и задавал себе этот вопрос. Ответом была пустота тишины.
За стенами вздыхали пациенты. Я уже не спал больше суток. Уснуть? Как?
Коридор встретил меня тусклым освещением. Я не знал этого здания. Еще одна загадка. Мне становилось тяжело думать. За окном уныло подвывал ветер, и лишь замерзшее деревце одиноко скреблось ветвями в окно.
Жутко.
Длинный темный коридор. Словно по Фрейду. Тени шипящих стульев. Глубокая ночь, я медленно продвигаюсь по коридору. Снова к этой двери. Ночная мгла била по глазам. Я снова бесшумно отворил дверь и проскользнул в комнату, впустив неяркий свет. Вновь прошел к ее кровати и опустился на колени пред ее ложем.
Она уже спала. Слегка хмурясь и изредка вздрагивая. Мне на глаза навернулись слезы. Еще три дня назад все было спокойно и безмятежно. Как меняется мироздание за мгновенья. Как не потерять что-либо, но найти? И кто способен ответить человеку на извечные вопросы?..
Под сенью размышлений я уснул…
«- Снова ты?!
- Снова я. – Кивает,- а ты снова без приветствия. Я тебя не виню, но будь же в добром здравии.
- Извини. – Некоторое время молчу. – Здравствуй! Я не знаю твоего имени. Скажи хоть это.
- Не имя вершит человека, а человек имя. Ты можешь сказать кто ты?
Я задумываюсь. Теперь я понял, о чем он.
- Нет.- После короткой паузы.
- Так почему просишь меня ответить на этот вопрос? Я могу ответить, но сначала ты должен понять себя. Тогда ты узнаешь.
Он мне очень знаком, но откуда?..»
Яркий свет заполнил комнату. Я поднялся с холодного пола. Сколько прошло времени? Еще все спят. Это хорошо. Возможно, я смогу уйти незаметно. Дверь позади меня отворилась, и вошел Саша:
- Вот ты где! – Я взглядом указал ему на дверь, он же всех перебудит. Он замолчал и вышел. Я услышал шорох и тоже поспешил ретироваться.
- Слушай, Сань, сколько времени?
- Пять утра.
- Ё! А ты чего так рано?
- Ну, вообще-то из-за тебя, я так думаю тебя одного оставлять небезопасно. – Он улыбнулся. Мне почему-то было не смешно. Меня жгло огнем внутри.
По коридору сновали доктора и рано проснувшиеся пациенты. Я сравнил их с муравьями, только трудолюбие у последних повыше.
Саша внимательно смотрел мне в глаза и словно понимал, о чем я думаю. Он кивнул и ушел. Ничего мне не сказав. Куда он пошел? Разве могут быть у него сейчас дела? Он удивительный человек. Единственный, кто ненавидел медицину и стал врачом. Хотя… он всегда помогал людям, ну или старался помогать.
Я стоял в коридоре и обдумывал день. Две недели… И те от силы…
Перед моим взором неслись картины прошлого. Но не моего прошлого. Или моего?.. Берег моря. Черного моря. Какое мрачное место. Как неинтересна жизнь там. Сколь надуманы там люди… а разве я другой?
Я вздохнул и вернулся к действительности. Я все еще здесь… как жаль.
Каждая клеточка моего тела тянулась туда, за дверь, в палату. Просто быть рядом. Но как объяснить, почему я здесь? Мне стало холодно, и я пошел к себе в комнату. Все, как и было. Почему в жизни нет такого постоянства. Я верю в Бога… но…
Откуда теперь это «но»? Все оттуда же откуда и бессонная ночь, и день без еды.
На подоконник сел ворон. Это было последней каплей… я пал духом. Слезы хлынули из глаз. Упав на колени, я крушил плиты стен, словно они в чем-то были виновны. Но такова суть человека, что он должен найти виновного. Иначе и быть не может. Потому и ученым нужно что-то доказывать, они не могут принять что-либо за данность.
Разбитая в кровь рука саднила, но я терпел, даже скорее не обращал на нее внимания. Проломленная стена грозила мне неприятностями, но то будет позже, пока же мне это безразлично. Голова наполнялась едким дымом. Я просто прилег, чтобы снять напряжение и провалился в бездну беспамятства.
День четвертый
«Разговор с собой».
«- Здравствуй, друг! – Произношу я еще до того, как он ко мне обратился.
- Ты что-то вынес из наших бесед? Я рад. И тебе желаю не болеть. Тебя что-то гнетет?
- Да, - молчу с минуту, - я боюсь потерять одного человека…
- Так не теряй. – Он не как Саша, он совершенно серьезен, хоть его слова звучат как шутка.
- В смысле?
Какое-то время он молчит. Я понял, он хочет, чтобы я сам додумался. Но о чем он?
Затем я понимаю. Он знал, что я пойму? Наверное знал.
- Так ты хочешь сказать, что…
- Не произноси этого и тебе будет немного легче. Важно не просто смириться с данностью, но и воспользоваться этим.
- А я смогу?
- Насколько я тебя знаю, сможешь. А знаю я тебя хорошо.
В этот момент я осознал кто он…»
Что мне подсказало кто он? Его взгляд. Я знал этот взгляд. Но если я прав, то это уж действительно по Фрейду.
Рядом сидел Саша и беспокойно поглядывал на меня. Такого беспокойства я не видел на его лице никогда.
- Ты чего? – спросил я его. По всему телу текла слабость, словно меня накачали ядом.
- Ты проспал сутки. У тебя очень ослаблен организм. Тебе надо поесть. Ты чего за собой не следишь? – Все еще хмурясь, спросил он меня. Я припомнил, что последние два дня совсем не ел. Вот меня и сломила слабость. – Пойдем, здесь кафе через дорогу.
- А как… - он не дал мне договорить, усмехнулся.
- В порядке она. Пока, по крайней мере. Состояние стабильное. Только пришлось перевести ее под аппарат. На всякий случай, чтобы не возникло… короче ты понял. Пойдем!
Мы вышли на улицу. Как здесь свежо, как приятно. Небо разъяснилось. Его синева радовала меня, как и раньше. В городе не часто встретишь чистое небо.
Кафе оказалось вполне приличным. Точнее это был кафе-бар, хотя отличия не совсем разительны. Мы с Сашей сытно поели, и я почувствовал прилив сил. Как же я забыл о себе? И на этот вопрос я знал ответ. Интересно, сколько я собираюсь оставаться в больнице?
По небу мерно плыли облака. Как бы я хотел сейчас быть там, с ними. Но мой путь вновь вел меня к палате №19. Все та же дверь, все так же испарился Саша. Все то же ощущение недосказанности. Я вошел в комнату. Лена сидела на кровати. Как ангел, право, как ангел. Я не мог назвать ее иначе. Вот он смысл жизни. Прямо передо мной. И мой идеал увядает. С ней увядаю и я. Я смотрел на нее и не мог оторвать взгляд, словно ловил каждый миг уходящих дней. Тогда я задал себе вопрос: А что будет со мной? Ради чего я стану существовать? Она ведь даже не знала, что я посвящал ей стихи. От чистого сердца, не в надежде произвести впечатление. Настоящими словами, не теми, что пользуется молодежь. Потому и не показывал их ей.
О, почему я не художник?
Я рассказывал ей о разных интересных, с моей точки зрения фактах и она, хоть ей, похоже, было неинтересно, все же меня слушала. Я был благодарен ей за это. Я рассказал о черных и белых дырах, о трех рукавах вселенной, об испарении звездных систем, о сущности мира на земле, о моих взглядах на веру… да еще много о чем. Она больше не спрашивала, почему я здесь, хотя вопрос этот достаточно уместный. Может она поняла?
Периодически приходил врач и выгонял меня из палаты, говоря, что я дурно влияю на процесс выздоровления больных. Но я все равно возвращался.
Так, за беседами прошел день. Я попросил у Саши бумагу и ручку. Пробовал писать стихи, но получалась какая-то чушь, и я бросил тщетные попытки. Моя комната встретила меня гулкой тишиной. Мягкая кровать приняла меня в свое лоно, и я провалился в объятья Морфея.
«- Здравствуй вновь! – Мой собеседник, слегка склонив голову, наблюдал за мной.
Осознавал ли он, что я уже в курсе, кто он? Мне кажется, что да.
- Здравствуй! Теперь мы равны. Ты знаешь, кто я, а я знаю кто ты!
Он усмехнулся.
- Я рад, что ты быстро сообразил. Но все же. Ты готов ответить на мои вопросы, ведь тогда я отвечу на твои? – Он обратил на меня вопросительный взор.
- Готов.
- Скажи мне кто ты?
Вопрос, с одной стороны простой, да нет.
- Я тот, кто просит у тебя помощи…- я готов был ему ответить, не так, как он того ожидал. Хм, «он»… действительно по Фрейду…
- Хорошо, - его порадовал мой ответ. – Для чего ты?
Я не совсем был готов к этому вопросу, но я ответил:
- Чтобы делать лучше тем, кто в этом нуждается.
- Нет. Для того есть я… - казалось, он обдумывает…- Но я приму твой ответ, хоть он и не верен. Последний вопрос. Кто я? – Он улыбнулся.
- Тот же, кто и я! Ты – это я! И наоборот! – Я ждал приговора.
- Как ты узнал?
- Мы думаем одинаково.
Вздох:
- Теперь моя очередь отвечать. Спрашивай!
- Нет. Я и сам уже все понял.
- Да, я тебе не нужен. Возможно, мы прощаемся навсегда, свою роль я выполнил. – Он повернулся ко мне спиной и зашагал прочь, но затем остановился и произнес, - скажи ей на закате через день…»
День пятый
«Роль в пьесе».
Уже второй час я неподвижно лежал и смотрел в потолок. Не то, чтобы не было сил подняться, просто я думал. Думал о словах моего ночного гостя. Через день…
Завтра. Почему? Может он что-то знал, чего я не знаю?
Время тянулось вереницей чудес. Кто я пред всемогущей силой? Что с того, что я мыслю во имя человека? Кому это теперь поможет?
Благородство не престижно в наше время. Теперь не в моде делать добро. Хотя, что мне эта мода? Разве я когда-нибудь уподоблялся другим? Но, может это неправильно, что я все время иду против течения?
Черное и белое. Белое и черное. Неразрывно связаны. Словно брат и сестра. Две противоположности, не существующие раздельно. Так и я. Хочу быть отдельно от всех, но не могу уже по законам мироздания. «Меня ненавидят все, кого я люблю!» - вряд ли человек, который это сказал, сам осознавал смысл своих слов.
Как же я люблю огонь… пылающая стихия всегда меня прельщала. Может, мне была уготована другая жизнь свыше, но я выбрал любовь земную.
Мой друг пришел ко мне в начале шестого. С каждым днем, с момента нашей встречи, он становился все беспокойнее и беспокойнее. Я понимал причину, но ничего не мог поделать. Я уже не контролировал свои действия. Я становился марионеткой в руках любви.
Мое сердце уже не леденело, его овевал пламень. Ярость бурлила в душе.
«Глаза в глаза – я вижу сон,
Блаженством ночи укрываюсь.
Но помню горький, мрачный стон,
Когда наутро просыпаюсь.
Я вижу блеск прекрасных глаз,
Их тайное очарованье,
Зачем я снова вижу Вас? -
Срываю в крик свое сознанье.
Остовом гулкой пустоты
Я сохранял любимый облик,
Но где теперь мои мечты?
Где глаз твоих прелестный оклик?
Зачем меня смеряешь ты
Людских презрений полным взглядом?
Зачем я трачу дней листы
На седовласой тени разум.
Мне жизнь не кажется легка,
Когда не слышу пряный голос.
Зачем свела меня с ума?
Я вновь снедаю теплый волос.
О, Боги, где мне выждать высь,
Где мне найти к сердцам ответы?
Зачем любя, с вершин нестись
Туда, где вовсе нет советов?
Зачем ее я полюбил?
Зачем утратил веру в лето?
Уж лучше б я в себе убил
То чувство, что дороже века.
И вновь я вижу сон о ней,
Она мне вроде улыбнулась.
Но череда кошмарных дней
Меня, как грома взрыв коснулась».
Я поднялся с постели и вышел в коридор. Еще так рано… на улице моросил дождик. Как непредсказуема погода. У меня закружилась голова, и пришлось опереться на ближайшую дверь. Дверь оказалась не заперта и я, в прямом смысле, ввалился в комнату. Мир перестал раскачиваться, и я смог оглядеться. В комнате еще все спали, похоже, мой неожиданный визит никто не заметил.
Добравшись до знакомой уже палаты, я прошел к ее кровати. Лена спала. Безмятежно, спокойно, с безоблачным выражением на лице. Такой красивой я ее никогда еще не видел.
Мягко и ненавязчиво выскользнувший из общей волны волос локон, подернутое легкой улыбкой лицо. Она была выше ангела в небесной иерархии. Почему я не мог сказать? Я не достоин был даже ее взгляда. Как я корил себя за любовь. Но что я мог поделать. Еще оставалась когда-то надежда, что все пройдет. Теперь и ее нет. Я знал – это уже навсегда. Теперь навсегда…
Меня снедала тоска по былому времени. Времени, когда я мог просто посвящать ей стихи, зная, что она их не увидит, пока я ей их не покажу. А я не покажу никогда.
Я удивлялся, почему мои родители не бросились меня искать. У меня с собой был телефон. Лишь через час я узнал, что Саша, как узнал мою историю, сразу позвонил ко мне домой и попросил никого не беспокоиться, мол, я под присмотром.
Когда Лена проснулась, я ушел прогуляться, чтобы не мешать ей. Улица омрачила мое настроение еще больше. Злобный морок дождя, подлый холод ветра. Я мерз в своей легкой курточке. Мой взгляд блуждал по земле в поисках ответов и не находил их. Может дело во мне.
Мне стало легче с ней говорить после моего разговора с собой. Я говорил, она молчала. Я рассуждал, она слушала. И я все любовался ей, выпивал ее образ, за прошедшие годы. Так много я потерял. Так много за прошлую жизнь. Время расплаты. Время перемен.
Несколько раз я замолкал и стеклянным взглядом смотрел на нее. Она меня окликала, я не мог объяснить, что со мной. Точнее, мог, но не ей.
Она рассказала мне… Я не слушал, о чем она говорила. Меня просто завораживал ее голос. Голос, который теперь вершил мою судьбу. Как было приятно слушать ее. Мне не нужно было понимать смысл ее слов, я мог лишь слушать и не слышать.
Мы не заметили, когда пришла ночь. Я удивился, почему к ней не пришли ее друзья? К ней приходил лишь я, да ее мама. Как же так?
Время близилось к полуночи, и я уже лежал в своей постели. Четыре дня в одной одежде… Меня это уже мало волновало.
День шестой
«Месть ворона».
Ночь прошла совсем худо, засыпал на двадцать минут, чтобы затем проснуться в холодном поту. Меня что-то беспокоило. Терзало какое-то предчувствие.
Утро отрезвило сознание. Саша ужаснулся, увидев меня. Меня трясло, откровенно лихорадило. Полными слез и бессильного гнева глазами я взирал на врачей. От меня шарахались, словно от прокаженного. Я взобрался на раскидистую ветвь тополя. Здесь я яростно взирал на мир, проклиная его. Словно была вина в моей горести. Она уходила, а с ней моя воля к жизни. Зачем я теперь?
Промерзнув на улице битый час, я вернулся в ненавистную больницу. Меня даже не остановили на вахте. Возможно, меня уже знали, а может… просто не захотели связываться.
Меня бил озноб. Ручка в моей руке сломалась. Со злости я разбил стул в палате. Теперь моя комната выглядела ужасно. Оббитые плиты стен, щепки стула на полу, смятая постель… разве я того хотел? Но то так. Я пошел к Лене, может с ней мне станет легче. А может и нет.
Я исподлобья взглянул на девушку-врача. Для меня сейчас повсюду были враги. Я вошел в палату. Лена уже проснулась и, удивленная моему состоянию, приподняла брови. Сам факт ее существования меня слегка успокоил. Лихорадка ослабла. Я смог даже улыбнуться.
Я уже не знал о чем мне ей рассказать. Как тяжело говорить с человеком, не затрагивая больных тем, ни для нее, ни для себя. Я просто молчал, лишь иногда отвечая на ее вопросы кивком головы, или же говорил:
- Все нормально.
Она была больше обеспокоена моим состоянием, чем своим. Может в этом и была ошибка. Да что уж…
После полудня ее состояние сильно ухудшилось. Саша сказал, что организм уже не справляется. Я понял, что он имел в виду.
Как это было горько. Как тяжело терять любимых людей.
Слезы рвали мой взгляд помимо воли, я уже не мог, да и не хотел контролировать себя.
Все она. Все ради нее. Где же чудо неба?
Его не было.
Я проклинал всех. Я проклинал само мироздание.
Мои проклятья не дошли.
На закате ко мне подошел Саша и мрачно произнес:
- Иди, прощайся. – И он отвернулся, лишь бы не видеть мой взгляд.
Я вошел в комнату, уже столь знакомую. Лена и впрямь плохо выглядела. Увидев свое отражение в экране кардиографа, я осознал, что выгляжу не лучше. Я был весь взмокший, с обезумевшим от горя взором. Не знаю отчего, но мне хотелось смеяться. Показать всем, что я не сник…
Она была слаба. Глядела на меня, сквозь полуоткрытые веки. Я подошел к ней, опустился на колени и взял ее руку в свои. Я так много должен был сказать, и у меня так мало времени.
- Лена, не знаю, может ты мне не поверишь, но то, что я тебе сейчас скажу чистая правда. Пусть ты узнаешь об этом хоть сейчас.
Я крепче сжал ее мягкую ладонь. Как же это тяжело.
- Я люблю тебя, Лена! – Я почувствовал некое помутнение сознания.
Она улыбнулась мне, мягко и отзывчиво. Лишь ради этой улыбки стоило жить. За окном мерно вздымался горячий воздух. Солнце покидало горизонт, прячась за него, словно малое дитя. Лена бессильно закрыла глаза. Я улыбнулся в ответ и, отбросив с лица мокрые волосы, прошептал:
- Теперь все будет хорошо. – Затем я закрыл глаза.
Мрачная тишь разнеслась по больнице. Над далекими полями затих птичий крик. Смолкла река, смолкли поля, затих лес. Теперь ничто не нарушит покой безмолвия. Теперь… уже навсегда…
«Боль местью ворона вершилась,
Сливалась зеленью дождей.
Сердцами гордо сталь забилась,
Забрав меня на суд теней»
Эпилог
«Вне черных икон».
Он не просил помочь, когда нуждался в помощи…
Я мог лишь выполнить его последнюю просьбу. Но пусть она останется тайной.
Вот так, впервые в моей врачебной практике, встретились две разные судьбы. Я не мастер писать рассказы. Я лишь подвел итог. Теперь их очередь.
Ныне ЗамГлавВрача Медсанчасти №34
Александр Степнов.