Фото траверсы пресса усилием 10000 тонн фирмы «Места»
Весной, во время очередного профилактического осмотра пресса усилием 10000 тонн американской фирмы "Места", обнаружили трещину в средней части траверсы.
Четырехколонный вертикальный гидравлический пресс усилием 10000 тонн работал от насосно-аккумуляторной станции 320 атм. Основание - стальная отливка с внутренними полостями весом около 150 тонн. Траверса - стальная отливка с внутренними полостями весом около 170 тонн. Архитрав - стальная отливка, в которой устанавливаются три рабочих цилиндра, развивающих усилие 10000 тонн.
Траверса перемещается между архитравом и основанием. Направляющими являются четыре стальные колонны весом по 45 тонн каждая. Пресс стоит на двух плитах-опорах, закрепленных на железобетонном фундаменте.
Одной из задач, поставленных передо мной, когда я стал работать конструктором, было обеспечить работу московской бригады аспирантов 7-8 человек во главе с доцентом к.т.н. Розановым. Они проводили исследование напряжений в различных элементах пресса. В мою задачу входило готовить места для наклейки тензометрических датчиков, следить за работой измерительных приборов в их отсутствии вести журнал наблюдений. Кроме того, их интересовали вопросы кавитации и разрушающее действие этого явления на клапана и седла клапанов в дистрибуторе. Я вел журнал всех ремонтных работ на дистрибуторе и даже делал фотографии, разрушенных в результате действия кавитации, клапанов. На одной из фотографий, помещенных в книгу Розанова о кавитации, видна моя ладонь, на которой лежит клапан, как оспой изъеденный кавитацией. Ребята из группы Розанова однажды предложили мне включиться в их состав и защитить вместе с ними, как соискатель, кандидатскую диссертацию, поскольку основная нагрузка в экспериментальной части их диссертаций лежала на мне, но я, по молодости, отмахнулся от их предложения.
По указанию Таранухи, ни одно новое изделие не ставилось на гидравлические пресса без расчета удельных давлений на выдвижной стол, который опирается на основание, и траверсу пресса, к которой крепятся подштамповые плиты и верхняя половина штампа. Для снижения удельных давлений под штамп подкладывались подштамповые плиты, такой высоты, чтобы давление подштамповых плит на стол и траверсу пресса распределялось на максимальную площадь. В кузнечном цехе №4 все эти расчеты делал отдел технолога, а я проверял их, и без моей визы в технологии, инструмент не ставили на пресс.
На заводе было особое отношение к службе механика. Я это почувствовал с первого дня работы. Стоило мне подойти к лестнице, ведущей на посадочную площадку к мостовому крану, как крановщица, а она была членом производственной бригады и обслуживала технологический процесс (подавала заготовки от печи к прессу, убирала отштампованные детали, участвовала в смене инструмента), махала бригаде ручкой и подъезжала к посадочной площадке: "Если механик во время работы поднимается к крану, значит ему это надо!". Точно также останавливали любое оборудование цеха. Конечно, потерять, установленный не мной, авторитет ремонтной службы было легко, останавливая по делу и не по делу оборудование. Но я дорожил таким отношением к механикам и никогда не злоупотреблял этим. Если требовалась длительная остановка, то сразу же ставились в известность начальник производственного участка, начальник цеха, а то и главный механик.
Когда я потребовал расчет удельных давлений на стол пресса в кузнице ВАЗа, технологи сказали, что они не знают, что это такое и зачем это нужно. Итальянцы удивились, откуда я знаю, что при неправильном расчете удельных давлений выйдут из строя не только подштамповые плиты, но и станины прессов. Меня поддержали Шнейберг В.М. и Башинджагян Е.А., но, когда я ушел с завода, об этом, по-видимому, забыли. Одним не хотелось делать расчеты, другим следить за правильной эксплуатацией прессов. И через пару лет я уже знал, что столы прессов продавлены. Это свалили на интенсивность эксплуатации прессов, и никто не хотел делать вывод о собственной недоработке при определении удельных давлений на столы.
Вот при одной проверке состояния поверхности рабочего стола и траверсы и обнаружили трещины. Доложили Таранухе, а он в Министерство, т.к. остановка такого оборудования на длительный ремонт требовала специального разрешения Министерства. Но альтернативы не было. Разработку проекта организации работ поручили монтажному тресту №8, который проектировал и лифтовый подъемник. Я занимался подготовкой календарного графика организации работ и выполнял внутренний осмотр полостей траверсы и основания, рисовал схему распространения трещины. Во внутренние полости приходилось пролезать через овальные отверстия размером 280*380 мм. Особенно неприятные мысли приходили в голову, когда я пролезал через такие же отверстия во второй ряд внутренних полостей. Если бы со мной там что-то случилось, вытащить меня, была бы проблема. Но все обошлось благополучно. Характер трещин говорил о том, что они образовались в результате внутренних напряжений в такой огромной отливке. Внутри трещина разошлась до 3-4-х мм и расходилась от центра отливки лучами. Тарануха связался с московской экспериментальной лабораторией сварки. Приехали представители лаборатории во главе с директором и готовили свою часть проекта по восстановлению траверсы и основания. К их приезду схема расположения трещин была готова. Интересной мне казалась роль Шимко В.М., он как будто бы не участвовал в подготовке ремонта, но ни одна мелочь не оставалась без его внимания. Работы велись параллельно: в тресте варили мачту, с помощью которой должны были извлекать колонны; недалеко от пресса футеровщики уложили стенки печи, в которую мы должна будем затаскивать траверсу, для нагрева перед сваркой и последующего медленного охлаждения; мы распускали гайки колонн и, с помощью американских шагающих домкратов, опустили траверсу на стол, а на нее архитрав.
Мачта была изготовлена из сварной трубы диаметром 500 мм. Она была выше ферм здания, и растяжки крепления проходили через фермы. Лебедка стояла около одной из колонн здания. Через многоблочный полиспаст колонна пресса подвешивалась и была готова к подъему. Вся схема установки колонны расположение расчалок и лебедки соответствовало проекту организации работ разработанному трестом. Шимко попросил меня подготовить двутавровые балки, которыми бы мы перекрывали отверстия в посадочных местах станины, после того как колонна выйдет из них. Внизу под прессом, чтобы не возиться с балками, мы подготовили дюралевый лист толщиной 50 мм. Для наблюдения за работой, в качестве шефмонтажника, пригласили пенсионера, бывшего бригадира монтажников Треста.
И вот начался подъем колонны. За пультом лебедки стояла опытная крановщица - Маша Воронина. Колонна медленно двигается вверх, мы уже перекрыли дюралевым листом отверстие в опоре, из которого вышла колонна. Когда она вышла из основания, это на уровне пола, положили две балки и шпалу. Колонна уже вышла из траверсы и вдруг ее "закусило" в архитраве. Верхняя часть мачты дрогнула и согнулась. Расчалки ударили по стропилам здания, и оттуда посыпался графитовый порошок и пыль, накопившиеся за многие годы. В цехе стал полумрак от этой пыли. Шимко крикнул мне, чтобы я выводил людей из пролета от пресса 5000 тонн, а сам побежал в другую сторону от пресса. Колонна висела на согнутой мачте в неподвижном состоянии, пыль медленно оседала. И вдруг я вижу, что наш шефмонтажник выскочил вперед и машет на лебедку, чтобы она начала майнать (опускать). Шимко бежал и размахивал руками, чтобы ничего не делали, но Маша его не видела и уже повернула штурвал контроллера на майна, и этого оказалось достаточно, чтобы нарушилось равновесие и колонна, дрогнув, пошла вниз, перерубила балки и швеллер и ушла под основание. В цехе стало совсем темно от пыли. Когда я подбежал к прессу, Шимко сидел верхом на шефмонтажнике и пытался остановить кровь. Мне он крикнул: "Беги за скорой!". Здание, в котором стояла машина скорой помощи было рядом с нашим цехом, и я кинулся туда через зал насосно-аккумуляторной станции. Машина была на месте, но в ней не оказалось носилок. Дежурная сестра и я заскочили в машину и заехали в цех.
Сестра наложила на ногу жгут. У него была раздроблена пятка левой ноги. Когда давал команду на лебедку, он стоял близко у пресса, спиной к нему. Куском балки или шпалы ему и ударило по ноге. Мы занесли его в машину и поехали в больницу. Шимко просил меня сопровождать, проследить, чтобы не было никаких задержек, и заехать к его жене домой и, если потребуется, отвезти ее в больницу.
Всю дорогу мы с ним разговаривали. Собственно говорил он и пытался убедить меня, что он правильно дал команду. Мы занесли его в больницу на носилках из приемного покоя. В палате не оказалось свободных коек, и я помог занести из коридора и застелить. Его в это время готовили к операции. Когда его увезли в операционную, я поехал домой к его жене. Я зашел к ней и рассказал, что произошло. Она спокойно выслушала и говорит: "Он оттуда не выйдет. Я ему говорила, чтобы не ходил на работу, а он меня не стал слушать. Он оттуда не выйдет. " Я стал ее успокаивать, объяснять, что у него разбита только пятка. А она спокойно говорит: "Он оттуда не выйдет!". Ехать со мной она не захотела, поблагодарила за предложение и сказала, что пойдет туда позже. После операции он пролежал два дня и, не приходя в сознание, скончался. Врачи объясняли, что мозговая жидкость попала в кровь, и это послужило причиной смерти. Я так этого и не понял.
Когда я вернулся в цех, то увидел следующую картину: колонна дошла до уложенного нами дюралевого листа, прогнула его и остановилась. Думаю, что балки и шпала, подложенные нами, тоже сыграли свою роль, приняв на себя часть кинетической энергии падающей колонны. Если бы колонна пробила дюралевый лист, то последствия были бы ужасны. Мачта не только согнулась, но и начала рваться. Больше того, целого металла осталось всего 120 мм. На этом кусочке и удержалась мачта от падения. Падение колонны могло вызвать разрушение расчалками ферм под крышей здания и падения всей крыши. Могли быть и жертвы, т.к. не все успели выбежать из этого пролета.
Авторы проекта организации работ и конструкции мачты, защищая свой мундир, пытались доказать, что виной было нарушение технологии. Я просчитал мачту, и определил, что она рассчитана только на вес колонны, без учета трения при извлечении ее из посадочных мест, почти без запаса прочности на устойчивость. Пока шло разбирательство, кто прав, кто виноват, для продолжения работ была приглашена монтажная организация "Востокметаллургмонтаж". На заводе уже работала одна бригада этой организации во главе с прорабом на монтаже оборудования нового литейного цеха. К нам в цех пришел прораб, Яковлев Михаил Федотович. Я считаю, что мне просто посчастливилось долго работать с этим человеком. Сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что приходилось встречаться и с подлыми и нечестными людьми, как правило, мало компетентными и безграмотными, но все же тех, с которыми я с удовольствием работал, и у которых учился, независимо от их образования и возраста, было большинство. Михаил Федотыч был одним из них. Я не знаю, какое у него было образование, но только ему я обязан получению опыта работы на монтаже крупного оборудования. Возможно, и ему нравилось работать со мной.
Когда он готовился к продолжению демонтажа пресса, Шимко максимально освободил меня от остальных дел по цеху и поручил быть куратором на ремонте пресса, т.е. я должен был работать непосредственно с Яковлевым, московской бригадой сварщиков и обеспечивать их всем необходимым. Когда я показал Яковлеву свои расчеты, он махнул рукой и сказал, что не зачем было считать. И так видно, что эта мачта, как соломинка. Он привез такую же мачту-трубу, сваренную у них на участке, по его заказу, но с приваренными к ней ребрами жесткости. Мачту подняли, закрепили расчалками. Мы с ним проверили крепление всех расчалок, кое-где изменили их направление. Но мне показалось, что он это делает не только для себя, но и исподволь начал учить меня. Работать с ним было интересно еще и потому, что он постоянно "подначивал", вызывал на спор, при этом, подсмеиваясь, как бы проверял, на что я способен. Мне нравился такой стиль работы, он задавал мне вопросы и это напоминало решение кроссворда. "Почему мы лебедку поставили под этой колонной, а не под другой? Ты на линейке умеешь считать, вот и определи, в каком месте согнется мачта, если мы ее перегрузим. А хватит на лебедке троса, чтобы положить колонну, когда мы ее вытащим?" На монтаже мелочей нет! Когда тяжеловес висит на крюке, времени на раздумье нет! Все должно быть рассчитано до начала подъема, до начала монтажа. Итак, если на первую колонну у нас ушло с начала установки мачты 2 дня, то на следующие колонны уходило по 1-1.5 смены. Бригады работали очень четко.
Параллельно шло строительство печи для нагрева траверсы до 400С перед сваркой и поддержания этой температуры во время сварки, а затем медленного охлаждения. В цех завезли два мощных сварочных агрегата постоянного тока. Слесари связывали электроды диаметром 6 мм в пучки по 4 штуки. Решался вопрос со столовой: рядом с рабочим местом сварщиков должны всегда стоять два ящика с молоком и кефиром. Для проковки каждого слоя наплавленного металла в каждой смене находилось по два слесаря с отбойными молотками, для которых мы заготовили кучу специальных зубил с закругленной поверхностью. Отбойные молотки также лежали запасные. Все шло четко по графику. Правда по моей вине была и незапланированная работа. По моим чертежам изготовили новые цилиндры подъема траверсы (цилиндры обратного хода). Когда я замерял отверстия, в которые должны входить эти цилиндры, я округлил замеры (пресс американский и все размеры в дюймах) и диаметр отверстия оказался буквально на сотки меньше диаметра цилиндра. Как меня не уговаривали слесари, а в одно посадочное отверстие залез я с бормашинкой, а другим занимались они. Эта работа заняла у нас смену, но она не повлияла на общий график, т.к. шла параллельно остальным работам.
Когда все колонны были извлечены и аккуратно сложены в стороне, сдвинули на шпальную клетку архитрав (верхнюю часть пресса). Траверсу поставили на бок, ацетиленовыми горелками разделали трещины, затащили траверсу на под будущей печи и футеровщики продолжили обкладку траверсы стенками печи. Против разделанной трещины оставлялось окно, которое закрыли асбестовым полотном. Электрики внутри печи навесили спирали-нагреватели.
Недалеко от пресса, по указанию Таранухи, поставили два стола. Один для него, а второй для сменного механика. Днем он работал за этим столом.
Однажды вечером, когда на смену пришел Лутов, Тарануха подозвал меня и попросил не уходить, т.к. у него есть ко мне дело. Я продолжал заниматься своими делами. Смотрю Тарануха подозвал к себе Лутова и о чем-то с ним говорит. Лутов возбужденно спорит. Смотрю Тарануха встал и кричит ему: "Вон из цеха!". Затем отворачивается от него, зовет меня и просит, чтобы я остался в цехе до утра. Тарануха не любил пьяных (да кто их любит, тем более на производстве), а Лутов пришел на ночную смену с глубокого похмелья.
Перед каждым ремонтом Тарануха требовал от нас составления подробного графика выполнения работ, в который включались не только сроки выполнения, но и задействованные люди, руководители, необходимые запчасти и инструмент для каждого этапа работ. Такой график делался в двух экземплярах: один вывешивался на рабочем месте, второй - у него в кабинете. Эти графики писались на большом листе бумаги и в процессе выполнения ремонта в них записывались все отклонения и замечания о ходе работ. Эти графики являлись дневниками ведения ремонтных работ и накапливались, для использования их при следующих ремонтах.
К графикам меня приучил еще в секции тяжелой атлетики ст. тренер Володя Гроссман. Он требовал, чтобы у каждого из нас был график тренировок на год с указанием результатов, которые мы собираемся выполнять на соревнованиях (ориентировочный календарь соревнований на год был известен). И я в своих груп¬пах также требовал представления таких графиков. Надо сказать, что они являлись психологической подготовкой к достижению определенных результатов. Спортсмен, составляя такой график, смирялся с мыслью, что этот результат выполним для него и соответствующим образом готовился к соревнованиям.
(Я настолько привык к разработке таких графиков, что когда в кузнице на ВАЗе в 8 часов вечера стал ковочный автомат фирмы "Пельцер", я сразу же параллельно с разборкой автомата составил подробный график выполнения работ. За ночь я подсчитал (у меня, как у каждого ува-жающего себя инженера в кармане всегда была логарифмическая линейка) удельные нагрузки на бронзовый подшипник, в зави¬симости от штампуемых изделий и у меня было готовое решение о ходе ремонта. В 8 часов утра около автомата собралась большая компания: технический директор Житков А.А. и его помощники, главный механик Бородин Н.Д. и его помощники, директор металлургического производства Трубкин В.М., его заместитель по ремонту оборудования Аверин Б.К. и пр. любители. Они собрались вокруг установленного рядом с автоматом ползуна, (фирмачи вытаскивали ползун 3 смены, а мне удалось его извлечь за одну ночь) и базарили.
Я стоял в стороне и следил, чтобы они не лезли в опасную зону. Вдруг все замолкли и встали, как мне показалось по стойке смирно. Из-за автомата вышел В.Н. Поляков. Я не заметил когда он подъехал. Он подошел к нам, сухо поздоровался и спросил: "Что произо¬шло?". Аверин вышел вперед и начал говорить, но Поляков его грубо оборвал: "Я не Вас спрашиваю!", и, обращаясь ко мне (а я стоял в задних рядах) сказал: "Докладывайте!". Я объяснил, что произошло, коротко сказал о своих расчетах и назвал две детали, при штамповке которых удельные давления на подшипнике превышают допустимые. Поляков выслушал меня и сказал, обращаясь к начальнику цеха Будникову Н.Н.: "Детали снять!" Будников пытался что-то сказать, но Поляков тоном, не требующим возражений: "Я сказал снять! Това¬рищ Бородин немедленно закупите по импорту запасные втулки и все, что необходимо я раскрыл рот, чтобы сказать, что одна запасная втулка у меня есть, но Поляков прикрикнул: "Не перебивайте меня! Анатолий Анатольевич (Житков) проследите, чтобы закупили технологию по отливке таких втулок". Затем он задал мне вопрос: "Когда закончите ремонт?". Только я начал говорить: "По графику ...", как он прервал меня и сказал: "Бросьте Вы ваши графики! Оборудование выходило из строя и будет выходить. Только его нужно ремонтировать не месяцами. Когда закончите ремонт?". Но я так был верен своему графику, который уже опережал на три смены, что упорно продолжал говорить: "По графику 10 дней, но мы закончим ремонт за 5 дней. А вообще он нас научит работать!" и кивнул в сторону огромного автомата. Поляков вдруг коротко рассмеялся (прыснул). Мне даже показалось, что он смутился своего смеха, сказал: "До свидания" и так же быстро исчез, как и появился.
Житков обхватил меня руками за плечи и начал хвалить: "Ну, молодец. Хорошо доло¬жил". Но тут же спохватился: "Ты сказал Генеральному, что закончишь ремонт за пять дней!" Я кивнул. "Что тебе для этого надо?". Я сказал, что мне нужно, чтобы запустили в производство три пальца. Аверин кричит: "Зачем тебе три?" Житков ему: "Запускай три!". Все три пальца изготовленные 2 в КВЦ и один в 18 цехе оказались браком и только один из них исправим. Опыта изготовления таких крупных деталей у наших токарей тогда не было. Они мерили на станке еще теплую деталь, а когда она остывала, то оказывалось что диаметр меньше допустимого размера.
5 дней я не уходил из цеха. Днем около меня находился зам. главного механика Кривченко Н.Д. На ремонтной площадке должны находиться только те, кто непо¬средственно выполняет работы. Они должны точно знать и уметь выполнять свое задание, знать сроки выполнения, иметь необходимый инструмент и знать общий план выполнения ремонтных работ, какая работа выполняется параллельно с ним и кто ее выполняет, кто будет продолжать начатую им работу или, что следует после ее окончания. Лишние люди, и даже мастер, на ремонтной площадке, только мешают работе, если каждый исполнитель точно знает, что он должен делать. Работа шла по плану, и на автомате работало два слесаря, когда в комнату, где я готовил для каждого слесаря задание, с криком: "Кто отвечает за ремонт пресса?" влетел какой-то муж¬чина. И обращаясь ко мне, он продолжал кричать, что я срываю работы по ремонту пресса, и он немедленно доложит об этом Генеральному директору. На мой вопрос кто он такой, он продолжал кричать, что он из генеральной дирекции и доложит, что ремонт срывается по моей вине. Я попросил его прекратить крик, в противном случае я выгоню его из цеха, чтобы он не мешал работать, и предложил выйти к ремонтной зоне. Он продолжал на повышенных тонах говорить, что он только что оттуда и там никого нет. Я знал, что в это время слесари должны были подать в рабочую зону, изготовленную в КВЦ по моим эскизам, траверсу для работы двумя кранами. Когда мы вышли в цех, к рабочей зоне двигался мостовой кран с траверсой на крюке. Мужчине я сказал, что если он из генеральной дирекции, то я попрошу его передать Виктору Николаевичу, чтобы его больше ко мне не посылали. Я повернулся и пошел к себе, а он еще что-то кричал мне вслед. Конец этого разговора слышал Кривченко и подошел ко мне. Я спросил его, знает ли он этого человека. Кривченко сказал, что он руководитель службы Полякова, которая контролирует выполнение указаний Полякова и докладывает ему лично обо всех нарушениях. Конечно, эта стычка выбила меня на какое-то время из колеи, тем более после пер¬вой бессонной ночи. Между тем работа шла в соответствии с откорректированным графиком.
Вечером я обратил внимание, что недалеко от ремонтной зоны крутится какой-то пожилой мужчина - "дед". Я спросил у Кривченко знает ли он его. Он ответил, что, по-видимому, он из той же службы ген. директора. Около ремонтной зоны стоял мой пикап и, когда я сел в него, чтобы поехать в КВЦ посмотреть в каком состоянии идет работа по изготовлению пальцев шатуна, в машину залез этот "дед". Я спра¬шиваю его: "Вы куда?", а он меня: "А Вы куда?". Я был еще под впечатлением днев¬ного разговора и сказал ему: "Если Вы находитесь в цехе, и Вас интересует, как идут ремонтные работы, то Вы должны были подойти ко мне и представиться. "Я сказал ему, что посторонние лица в ремонтной зоне находится не должны, и я был намерен попросить его уйти из цеха. Но раз его направили контролировать, то я ничего не имею против, если он не будет вмешиваться в мои действия. На этом закончилось наше знакомство, и мы поехали на КВЦ. По дороге я ему сказал, что, возможно, мне понадобится его помощь для воздействия на КВЦ или руководство цеха 18. Но в дальнейшем эта помощь не потребовалась, т.к. все работы шли на зеленый цвет.
На второй день, когда у меня на шабровке полувтулок кривошипного механизма работал первоклассный специалист, (ранее работавший на куйбышевском заводе координатно-расточных станков, затем в КВЦ, а потом я пригласил его к себе в бригаду), я, как обычно делал, организовал школу для молодых ребят. Они работали под руководством этого парня, сменяя друг друга. В это время в цех зашел Исаков В.И. в сопровождении Трубкина В.М. Тогда он был директором КВЦ и Трубкин, как я понял, привел его проверить правильно ли с технической точки зрения, я веду ра-боты. Они обошли вокруг автомата. Исаков глянул на втулки, "сколько у вас тут пятен на ё... дюйм?". И сказав, "не будем мешать" повел Трубкина из цеха.
Параллельно с работами по восстановлению поврежденного узла - шатунного пальца и втулки я решил изменить схему смазки элементов шатуна и заменить аппа¬ратуру на трабановскую. Эту работу я поручил Володе Музычко. Он к тому времени стал достаточно квалифицированным специалистом по смазочной аппаратуре и работу мог выполнить самостоятельно и качественно.
Все шло хорошо, но подводили пальцы шатуна. Два изготовленных в 18 цехе оказались на 1-1.5 мм меньше по диаметру от допустимого размера. И только палец из КВЦ был на сотки больше нужного размера. Аверин ходил героем, как будто это он заказал три пальца. "Вези палец из КВЦ мы его проалмазим" - командовал он мне. Я сначала повез палец в цех. Рессоры у пикапа просели полностью, а нос был задран к верху. Это было 7 ноября. Сильно подморозило, и пошел мелкий снег. Когда я подъехал к цеху, недалеко от ворот в сугробе стояла машина Трубкина и около нее возился шофер. Он показал мне рукой как мне лучше проехать, чтобы пробиться через снежный занос. Но, несмотря на разгон, я застрял посреди заноса, а колеса скользили по наледи, которая была под ним. Шофер сказал, что Трубкин пошел искать трактор. Я забежал в цех и сказал ребятам, что я застрял. Когда я выскочил снова за ворота, то увидел, что трактор "Беларусь", который ехал к нам на помощь, сам застрял и буксует в сугробе. Я схватил лопату и стал чистить снег из-под задних колес. Снег залеплял очки. И вдруг машина медленно поехала к воротам. Это какая-то мистика. Мотор заглушен, а машина сама медленно ползет в сторону ворот. Я бросил лопату и вскочил за руль. Ключ зажигания у меня в кармане, а машина медленно двигается в сторону ворот. И в этот момент, когда я не понимал, что про¬ис¬ходит, ворота стали медленно открываться, и я увидел погрузчик, который тянул меня длинным тросом. Я не заметил, когда ребята подцепили трос к машине.
Тщательно промерив палец, я убедился, что его нужно дорабатывать, и повез его на станок в 18 цех. Эту картину наблюдал "дед" и вдруг он исчез. Кривченко посмеялся: "Помчался докладывать Полякову". Завтра наступал пятый день.
Каждое утро Поляков в 9 часов появлялся в цехе, подходил, здоровался со мной и Кривченко, кивал рабочим и уезжал. 8 ноября, пятый день ремонта, он появился в цехе в 7 часов утра. Я в это время двумя кранами начал поднимать боковину автома¬та. (Выполнять работу, управляя двумя кранами, может специально обученный стропальщик. Это, как правило, бригадир монтажной бригады, получивший допуск для выполнения таких работ. Либо эти работы выполняются мастером. Вся ответственность за безопасное выполнение работ лежит на нем. К сожалению, у нас большинство мастеров не оканчивают курсы стропальщиков и не имеют допуска к таким работам.). Когда я увидел Полякова, я остановил подъем и направился к Кривченко, т.к. Поляков шел к нему. Но я не успел подойти, как Поляков что-то спросил у Кривченко развернулся и пошел прочь. Кривченко, улыбаясь, шел мне навстречу. Говорит: "Поляков спросил "Куда Вы эту штуку дели?", указывая на место, где стоял ползун. Когда я показал, что ползун уже стоит на своем месте, он спросил "Все правильно сделали? А палец подошел?" Я ответил, что все подошло и он, попрощавшись, пошел к машине. Это точно его "дед" в такую рань поднял". Кривченко был доволен еще и тем, что сам в этот день приехал пораньше.
Ночью мы опробовали систему смазки. Теперь подшипники получали обильную смазку, и угрозы задира не было. Установка боковины заняла меньше 20 минут. Фирмачи при монтаже потратили на это целую смену. Опыт, полученный во время ра¬боты с Михаилом Федотовичем Яковлевым, пошел впрок. Траверса позволила мне подвесить боковину так, что, когда краны подвели ее к станине, усилия двух слесарей хватило, чтобы она стала на место. Кривченко поздравил меня с рекордным временем. Полдня ушло на уборку ремонтной зоны. И до вечера мы обкатывали автомат вхолостую. Утром девятого ноября автомат по акту был передан в эксплуатацию.)
Окончилось длинное отступление, и я возвращаюсь в 1957 год.
Знакомство с технологией выполнения сварочных работ на таком крупном оборудовании это тоже золотой опыт. Обучение сварщиков, а у нас на заводе требовались сварщики-паспортисты умеющие варить в любом положении (пол, потолок, вертикальный или горизонтальный швы) и трубы высокого давления до 500 атм., выполнялось заместителем главного механика Рытовым М.И. Он, с согласия Таранухи, начал привлекать меня к проведению занятий. Но я на этих занятиях получал больше сам, чем давал. Работа со специалистами, а в группах были не новички, а сварщики-паспортисты, которым ежегодно необходимо подтверждать свою квалификацию, это здорово. Помимо теории они должны были варить специальные образцы в различных положениях. Мне было поручено контролировать выполнение этой работы, маркировать образцы и передавать их в заводскую лабораторию на испытание. Однажды я решил испытать себя и подготовил свои образцы. Они прошли испытания, и лаборатория дала положительное заключение. Но Рытов выдавать мне удостоверение сварщика-паспортиста отказался, т.к. сварщик должен работать ежедневно, а не от случая к случаю. И он был совершенно прав. Так же как музыкант, должен ежедневно играть на своем инструменте, так и специалист любой профессии должен выполнять свою работу регулярно. Иначе теряется квалификация.
(Опыт работы со сварщиками мне пригодился на ВАЗе, когда лопнула станина горизонтально-ковочной машины (ГКМ) 6" фирмы "Kayser-International". Когда обнаружилась трещина в станине под коренной втулкой трехопорного коленчатого вала, я быстро составил график-технологию выполнения восстановительных сварочных работ, и показал его зам. директора металлургического производства по кузнечному комплексу Шнейбергу Владимиру Михайловичу. Он посмотрел мою технологию и сказал, что он должен отдать её на заключение специалистам-сварщикам. Я не возражал и был уверен в положительном заключении, т.к. другого варианта не видел. Я рассчитывал, что заключение будет получено очень быстро и в соответствии с графиком начал готовить¬ся к ремонту. Подвез к ГКМ мощный сварочный аппарат постоянного тока и договорился, на всякий случай о втором резервном. Подготовил отбойные молотки для промежуточной проковки сварочного шва и достаточное количество затупленных зубил к ним. Договорился в КВЦ и даже завез в цех расточной станок для последующей обработки поверхности под опорную втулку коленчатого вала. Сделал чертеж и заказал борштангу для этого станка, чтобы закрепить инструмент для обработки поверхнос¬ти. Вся подготовка шла, а заключения не было. Наконец Шнейберг пригласил меня и ознакомил с двумя заключениями. Одно было подписано главным сварщиком завода Волгоцеммаш, а второе со ссылкой на первое специалистами КВЦ. Заключения категорически отрицали возможность восстановления станины методом сварки. Шнейберг сказал, что если бы он не имел на руках этих заключений, то он мог бы рискнуть и разрешить мне выполнять работу по моей технологии, но теперь у него нет выхода и он вынужден приглашать фирму "Kayser" для принятия решения. Мы потеряли на этом больше двух недель. Но производство не страдало, т.к. в цехе было две таких ГКМ, а на программу достаточно 0,7 машины.
Специалисты с фирмы приехали на третий день после нашей встречи со Шнейбергом. Собрались у меня в кабинете. Шнейберг сел за мой стол, представил всех присутствующих и предложил представителям фирмы сказать, как они собираются выполнять ремонт. От фирмы приехал руководитель группы инженер, сварщик и слесарь. Инженер начал излагать технологию ремонта, которая отличалась от моей только тем, что они собирались удалять металл вокруг трещины не газорезкой, как предлагал я, а графитовыми электродами. И тут же показал, по моей просьбе, графитовые электроды, которые они привезли с собой. На мой вопрос, а можно ли выжигать газорезкой, он ответил, что можно, но его человек не умеет обращаться с газовой горелкой, а везти с собой еще и газорезчика дорого. Когда речь зашла о проковке сварочного шва, он достал из своей сумки ручное пневматическое зубило и сказал, что он все предусмотрел и привез инструмент с собой. Я взял один из стоящих в углу кабинета отбойных молотков и показал ему. На что он с восторгом закричал: "Good, good", и сделал движение, как будто он хотел выбросить свое ручное зубило.
Выслушав, Шнейберг развел руками и говорит: "Мне нечего сказать приступайте к работе".
Когда работал немец сварщик, я предложил всем сварщикам своего участка наблю¬дать за его работой и перенимать все интересное, что они увидят.
ГКМ работает с восстановленной станиной до сих пор.)
Когда ремонт пресса 10000 тонн был закончен, Яковлеву предложили выполнить демонтаж в нашем цехе автоматизированного масляного безаккумуляторного пресса усилием 3300 тонн фирмы "Kliring" и монтаж этого пресса в Свердловске на заводе им. Калинина. Михаил Федотович сказал мне: "Будешь у меня шефмонтажником". Я ему ответил, что благодарен ему за доверие, но у меня есть свой цех и свои обязанности. На следующий день меня приглашает к себе Тарануха и предлагает от имени директора завода выполнять временно функцию шефмонтажника. Он предложил взять с собой из цеха опытных слесаря и электрика. Документации на эти пресса не было (у нас было два пресса "Kliring" один 2200 тонн, другой 3300 тонн).
Мы с электриком и слесарем залезли на пресс и стали рисовать гидравлическую и электрическую схемы. Демонтаж начали сразу же, как были готовы схемы. Тяжеловесы: траверсу, архитрав и основание мы укладывали на стальной лист и трактором тащили по снегу (это было зимой 1957/58 года) к железной дороге, где ж/д краном грузили на платформы. Во время одного из рейсов трактор, который тащил лист, на несколько секунд остановился. Этого оказалось достаточно, чтобы подтаявший при скольжении листа снег замерз. И когда трактор попытался продолжить движение он не смог сдвинуть с места лист с уложенной на нем траверсой. Пришлось вызывать второй трактор, который бульдозерным ножом, толкая с разных сторон, наконец, сдвинул лист. Все детали пресса были погружены на ж/д платформы и отправлены в Свердловск. Наши документы были отправлены на завод заранее, т.к. оформление пропусков на этот завод длилось официально 1 месяц. Я попросил у Шимко разрешения взять с собой на монтаж американские шагающие домкраты и полушпалки к ним. Все это хозяйство: 4 домкрата и полушпалки были погружены на 2 автомобиля полуприцепа. Жили мы с Яковлевым в Свердловске 2,5 месяца. За это время мы смонтировали и выполнили пуско-наладку не только нашего пресса, но по просьбе главного механика завода смонтировали еще два небольших пресса. Цех, в котором мы вели монтаж, поразил меня своей чистотой. Правда это был новый цех, шел только монтаж оборудования, Но все колонны, стены, стропила перекрытий были окрашены белой масляной краской. Я привык к тому, что в кузнице все красится черным кузбасс-лаком. Когда мы попытались с Яковлевым посмотреть, что делается в других цехах, нас не пустили. В каждом цехе стояла своя охрана, и пускали по спец пропускам. Но мы попросили главного механика показать нам молотовую кузницу. Там я увидел 3-х тонный молот со сваренной стойкой. Варили стойку те же сварщики из московской эксперименталь¬ной лаборатории, что и у нас. По словам гл. механика, этот молот со сваренной стойкой работает уже два года. По окончании работ я погрузил все свое хозяйство на две колхиды-полуприцепа и поехал сопровождающим на первой машине. Когда мы подъехали к транспортной проходной завода, я предъявил свой пропуск, и сказал, что поставлю первую машину в цех под разгрузку и вернусь на проходную за второй машиной. Когда я вышел из цеха, то увидел, что по территории завода едет моя вторая машина. На мой вопрос, как он попал на территорию завода, шофер ответил, что на проходной он сказал, что едет к Нотику и его пропустили.
Осенью, когда я вернулся из отпуска, Яковлев сказал мне, что ему предлагают начать монтаж оборудования в новом 85 корпусе и предложил мне в шутливом тоне пойти в этот корпус главным механиком (ст. механиком корпуса). Я также шуткой спросил, не он ли набирает туда штат. На что он ответил, что штат он не набирает, а механиком пойду туда я.
Весной меня направили в командировку в Верхнюю Салду на завод нашего профиля, чтобы я там произвел осмотр и приемку горизонтальных гидравлических прессов усилием 1500 и 1000 тонн производства Коломенского машиностроительного завода. Мне предложили зайти в отдел снабжения и узнать, когда туда полетит наш заводской самолет АНТ-2. Я так и поступил. В отделе снабжения меня спросили, когда мне нужно лететь и предложили прибыть к 9:00 на заводской аэродром, который находился за территорией завода. На следующее утро я прихожу на аэродром, самолет уже готов к вылету. Летчик Пряхин, сосед по гаражу (его “Победа” стояла через один гараж от моего, а между нами был гараж Присмотрова), встретил меня и предложил садиться в самолет. Я смотрю, что больше никого нет. Спрашиваю, а кто еще полетит. Пряхин: “А разве не ты заказывал самолет? Тебе нужно в Салду, вот и летим в Салду”. Вдоль бортов были скамьи. Я уселся около иллюминатора и смотрел, как мы взлетели. Внизу, как на ладони, виднелись корпуса нашего завода. А дальше дым из труб Уральского алюминиевого завода и ТЭЦ. Слышу, Пряхин что-то кричит. Я подошел к кабине, а он предложил мне сесть между ним и вторым пилотом. Между сиденьями была прикреплена широкая лента, и я уселся на нее, как в гамак. Летели мы около трех часов. Во время полета он показал мне пробоины, которые получил самолет в результате обстрела около двух месяцев назад, пролетая над какой-то закрытой зоной на севере Тюменской области. Одна пуля прошла у него между руками, которые он держал на штурвале и чудом не задела его. Вторая - за его спиной, буквально в миллиметрах от тросов управления, которые идут вдоль самолета к хвосту. После этого случая им запретили летать по одному. Примерно за час до подлета к Салде Пряхин связался с ними по рации. Когда мы сели Пряхин спросил, когда за мной прилетать. Я ответил, что еще не знаю. Тогда он предложил мне заранее по телефону сообщить о дате на Салдинский аэродром, чтобы они передали ему.
В Верхней Салде я был впервые, если не считать скоротечной поездки на такси из Нижнего Тагила, когда мы вместе с Анатолием Рыжовым покупали телевизоры “Неман”. В заводоуправлении меня встретил Николаев, наш бывший главный энергетик, который перешел на работу в Совнархоз. На заводе я его мало знал и никогда не общался с ним, но он меня сразу узнал и начал расспрашивать о цели моей командировки. Я рассказал ему и показал командировочное предписание. Он предложил мне свою помощь. Он объяснил мне, что цель его командировки помочь салдоманам (мы их так называли) в перепланировке цехов. Он показал мне планировку завода и цехов, в которой, по его словам, никак не может разобраться, не то, что оказывать помощь по перепланировке. Я не возражал и мы, пользуясь его схемой, направились в отдел главного механика. Николаев был крупным представительным мужчиной, и я рядом с ним, наверное, выглядел студентом-практикантом. В отделе главного механика он представил меня и гл. механик вызвал к себе механика прессового цеха. Мы познакомились и отправились в цех. То, что я увидел, потрясло меня. На полу вокруг прессов были грязные лужи ржавой воды. На работающем прессе из уплотнений в цилиндрах били струи ржавой воды. Первым моим порывом было желание немедленно остановить пресс. Но я тут был не хозяин, а хозяин смотрел на все это, как на должное. Я спросил, почему они работают на воде, а не на эмульсии и получил дикий ответ:
“От эмульсии пол скользкий!”.
“Так вы же гробите пресса!!”
Несмотря на разницу в возрасте, я высказал ему все, что думаю об обстановке в цехе. Он спокойно слушал меня и я понял, что не первый, кто ему об этом говорит. Николаев прислушивался к нашему разговору и одобрительно кивал. Я попросил показать мне запчасти к прессам. У них был приличный запас плунжеров и шевронных уплотнений к ним. Механик объяснил мне, что пресса мало работали, т.к. их все время приходиться ремонтировать.
Мы тут же сели писать протокол, по которому пресса могут быть приняты только после капитального ремонта и с приложением всего комплекта имеющихся на заводе запасных частей. Протокол отнесли печатать и подписывать к главному механику. Николаев пообещал, что он проследит, чтобы все было сделано в соответствии с протоколом, а я позвонил своему однокашнику по институту Семену Зейде. Он работал на заводе зам. директора по коммерческой части. Встреча была короткой, т.к. он собирался в командировку. Я позвонил на аэродром и сказал, что готов завтра лететь домой. Диспетчер предложил мне быть на аэродроме к 9 часам утра, т.к. Пряхин не улетал и ждет меня.
После возвращения на завод я доложил Таранухе о результатах командировки и передал протокол. Тарануха предложил мне зайти с ним к директору завода.
Михайлов выслушал меня и предложил перейти в 85 корпус ст. механиком, на что я дал своё согласие при условии, что Шимко будет не против моего перехода, а также, что мне дадут право подобрать основной костяк слесарей из уже действующих цехов. Тарануха одобрительно закивал и сказал, что Шимко одобряет мою кандидатуру. Не все механики отнеслись с пониманием к моей просьбе, но все же мне удалось найти добровольцев, которые и стали основой коллектива ремонтной службы 85-го корпуса.
продолжение:http://www.proza.ru/2009/08/29/559