Дежур
Панайот Гаврилович был принят на работу ездовым. Времена менялись и, видать, директор совхоза Дежур Яков Бенедиктович не посчитал Галиного папку достаточно грамотным. Сельские конторы постепенно заполнялись кадрами с высшим образованием. Поселили прибывших в сакалаевском бараке.
Сакалай – это что-то вроде микрорайона. В 1955 году центральная улица была единственной. В правой стороне от дороги через небольшой пустырь находился знаменитый Сакалай со своими кособокими, бараками и маленькими двориками. Придёт время и позорище советской власти снесут, там построят новые дома, и старые бараки, стоявшие в тени больших тополей, останутся лишь в памяти сторожил. Но в какой памяти – доброй, светлой, со слезами и горьким сожалением невозвратимости.
Дежур Яков Бенедиктович, еврей по национальности, заправлял послевоенным хозяйством. Галя помнит его строгим и важным, когда он проезжал на линейке, запряженной двумя лошадьми. Управлял вожжами Иван Трофимович Репин. Время персональной машины для руководителя ещё не наступило. Жил Яков Бенедиктович один, отвечала за порядок и его питание Надежда Захаровна.
Один раз Гале случилось побывать в его жилище, где она к великому изумлению заметила кран, ничего себе, вода прямо в хате! Пахнуло барством, а так нельзя. Надежда Захаровна вместе с мамкой обсуждала немаловажную деталь: как лепить вареники с вишнями – вытаскивать косточки или нет? Галя представила насколько это кропотливо извлекать косточки, и опять невольно осудила Дежура. Столько мороки из-за него, а он, вполне возможно, и не знает, как для него стараются.
Через четыре месяца директор вызовет в кабинет ездового и предложит товарищу Чиликиди написать заявление на получение другого жилья. И семья переедет в хату с отдельным двором и огородом, то есть ту самую, с камышовой крышей, а через дорогу – Будяки.
Познакомится Мари Трофимовна с Клавдией Григорьевной ещё до того, как поселится с ней по соседству. Только прознает от баб, что директор школы с Урала, она немедля отыщет землячку. Каково же было удивление, что Клавдия Григорьевна тоже из Пермской области, что те деревни, по которым побиралась Галина мать, хорошо известны и уроженке северного края.
Это сблизило женщин. Если Гале нужен был стакан сахара, она бежала через дорогу, а Будякам почему-то очень часто не хватало хлеба, перехватить можно было у Чиликидиных. Маруся была такой соседкой, что дружила и с невесткой и со свекровью, то есть с бабуней. Однажды, оказавшись свидетелем семейного скандала, где бабуня позволила лишку и сильно обидела Клавдию Григорьевну, она высказала пожилой женщине: «Андреевна, так нельзя, Клавдия одна в чужой стороне, у неё здесь никого нет, так делать грех!»
Мари Трофимовна тоже устроилась на работу в детский сад кухаркой, и само собой и Витю с Галей туда же оформила. Вначале, как утверждала матушка, Галя отличалась от кубанских кугутистых детей. Что не говори, всё-таки прибыла из города.
Мари Трофимовна, получившая от Господа Бога такой подарок в сорок лет, ещё крошечной малышке нашила трусиков под заказ. Мать объясняла это тем, что послевоенное время нигде ничего невозможно было достать, но она такую возможность имела, так как работала в ОРСе и пользовалась блатом. У трёхлетней девочки было три крепдешиновых платья с оборочками! И были эти платьишки коротенькие, как у Таньки Михайловой, и меняла их маленькая модница ежедневно на зависть колхозным детям. Жаль, разумеется, что Галя совершенно этого не помнит.
Городские наряды вскоре износились, девочка попросту выросла из них, нашить взамен новых не было уже ни средств, ни знакомств. И превратила Мари Трофимовна свою дочь за кротчайшие сроки в настоящую колхозницу! Сохранилась фотография, неоспоримое доказательство погружения семьи в бедность.
Возле деда Шаповала накрыт прямо на улице стол, облепленный участниками субботника, собранного по случаю первой мазки дома Марии Илларионовны. Пьяные односельчане со стаканами в руках позировали перед треногой фотоаппарата. Галя очень хорошо помнит этот день.
Взрослые кто сидел, кто стоял вокруг стола, а детям постелили какую-то тряпку перед столом, и сказали, чтоб они рассаживались. Снять изрядно охмелевших не так и просто. Бедный фотограф постоянно выкрикивал и просил всеобщего внимания: «Минуточку внимания! Смотрим все в объектив! – и уже обращаясь конкретно к детям, обещал, – сейчас отсюда вылетит птичка, все смотрим, не моргая, сюда!». И указывал пальцем на этот самый объектив, куда именно нужно глядеть.
Галя неукоснительно выполняла все требования незнакомого дяди, таращилась широко открытыми глазками, чтоб не моргнуть и не испортить снимок. И честно ждала птичку, пока фотограф собирал взгляды окосевших баб и мужиков в одну точку. Дядька оказался обманщиком, фотоаппарат щелкнул, а птичка не вылетела.
Вот ещё фото этого же дня, маленькие Сашка и Мишка сидят на трёхколёсном велосипеде. Сашка, как старший за рулём, Мишка на раме и орал, помнит Галя, благим матом! Очень плаксивый рос мальчик. Но не малыши умиляют сегодня героиню ушедших лет, а улица за спинами детей. Широкая и солнечная, дорога та самая с толстым слоем пыли, но главным украшением являются тополя! Чётко подбеленные, высокие, но не старые, они красиво подчёркивали линию построенных в ряд мазанок.
Видно давнишний Галин тополь с большим дуплом, а в том дупле жили муравьи, и Валька Буряева научила подружку добывать муравьиный сок. Надо просто палочку сунуть внутрь, чтоб насекомые по ней побегали, достаёшь и обсасываешь – не дюже вкусно, но кисленько.
И третий снимок – это снялись две соседских семьи: Репины и Чиликиди. Отцы семейств восседали на лавке. Тётя Фрося держала на руках самую младшую из детей, малюсенькую Оньку, Мари Трофимовна – Таню, уже Фросину внучку. Витька и Колька Репин притулены по краям. Галя и рыжая Нинка стояли между отцовских колен. Опёршись о Панжины коленки, Галя, нахмурив брови, сосредоточенно смотрела в положенную точку, по всей вероятности, не теряла надежды увидеть птичку.
Мать часто утверждала, что человек, который смотрит из-под «лоба» - нехороший человек, взгляд должен быть открытым, как например, у неё. Дочь на мамкины замечания не обращала внимания, у неё была своя причина собирать бровки к переносице.
Девочка, нахмурив брови, верхним зрением обнаруживала волоски, и принимала их за кудри! Она не понимала, что видит свои бровки, а волосы на голове здесь ни при чём. Ребёнок, что всё детство был сам себе на уме, возомнил, что сдвинутые брови как-то способствуют появлению кудрявости на голове. Попробуйте так сделать сами, и возможно тогда поймёте неразумное дитя. Нельзя настаивать, что Галя единственно во имя красоты насупливала брови, но и во имя её тоже!
Как-то новенькую кухарку послали в совхозский сад за фруктами для компота. Мари Трофимовна, только осматривалась вокруг, да потихоньку знакомилась с жителями. Сторожил владения плодовых насаждений некий Игнат, по кличке Чан Кайши. Ей так и подсказали доброжелатели из детсадовской столовой, скажешь, мол, дядя Чан Кайши, дай яблок.
Внучка плантатора, которая прошла за один учебный год программу двух классов греческой школы ещё в шестилетнем возрасте, историю Китая, признаться, пройти не успела. Грянула революция, и уже было не до ученья. Да и по правде сказать, молодой политический деятель, в начале прошлого века ещё ничем себя не проявил и широким массам был не известен. А в русской школе не довелось и года учиться, так не образованной и жила.
Удивившись про себя такому необычному имени, она отправилась в сад. Сторож сам вышел ей навстречу, с чем, дескать, пожаловала? Мари Трофимовна обратилась с просьбой: «Дядя Чан Кайши, я из детского садика, за яблоками пришла, для компота». Игнат выслушал вежливое обращение, видит, баба незнакомая, издевается шельма, или и вправду думает, что это его имя?
Молча показал на дерево, собирай здесь, и поинтересовался: «А кто тебе сказал, шо меня так звать?». Галина мама очень далёкая от КНР, знавшая только какие крупные яблоки Китай поставлял на Урал, да какие качественные и яркие китайские полотенца получали в ОРСе. Ничего не подозревая, назвала имена односельчанок. Мужик кивнул головой, мол, всё ясно, а на прощанье сказал: «Больше меня так не называй». Женщина пожала плечами – тю, а как же называть? «Меня Игнатом зовут, а Чан Кайшием – дразнят» - прозвучал ответ. Чтоб не рассмеяться человеку в лицо, Мари Трофимовна поторопилась уйти, ну и девчата!
Четырёхмесячное житьё на Сакалае тоже не зацепилось в детском сознании, все воспоминания начинаются с родной, турлучной хаты. Мир маленькой Гали состоял из мамки и паки, старшего брата Юрбана-барабана и Витьки. Отметим обязательное присутствие Будякив, Репинив, Шаповалив, Буряевых, Савельевны, Вальки Чертовой, что дразнилась, дяди Кузи, и всей остальной родни. Там была Рейда, коровы, детский сад, дорога, утопающая то в грязи, то в пыли, клуб, магазин, где продают подушечки. Был ещё Город, где живёт тётя Магда со своими детьми, бабой Пелаией и мужем. И ещё много кое-чего другого, о чём не рассказано.
БИДОН МОЛОКА
Дети военного времени, набравшие силу к концу пятидесятых, были ещё те оторвилы. Маленькая Галя выслушивала небылицы, что передавали из уст в уста бабы, и оставалось только порадоваться, что у них нет коровы. А то молоко всё одно молодёжь воровала бы. Как раньше обходились без холодильников, сегодня и не представишь, кто прошёл через этот дискомфорт, может разве что вспомнит.
Летом, на ночь глядя, хозяйки, чтоб не прокисло свежее молоко, опускали бидоны в колодцы, где прохладная вода в какой-то мере восполняла отсутствие жизненно необходимого агрегата. Сметану, творог, да и другие вкусности от жары спасали по погребам. Партизанские вылазки безбожных комсомольцев, как нашествие саранчи сильно беспокоило местное население. Не шибко приятно, рассчитывая на завтрак попить охлаждённого молочка, достать из колодца пустой бидон... Тару, надо честно сказать, прожорливые «партизаны» возвращали на место.
Жила в совхозе семья под фамилией Сторожук. Своего сына Виктора отец называл на особый манер – Вэктор, ну, а хлопцам дай порвать, так парень Вэктором и остался.
Как-то Сторожук младший шёл ночью с гулянья домой. Юрка и ещё целая куча таких же ненасытных его друзей уже пили, пили молоко, что дальше не лезло. Увидев Витьку, позвали: «Вэктор, иди сюда! Молока хочешь?» Витя не прочь попить студеного молочка, взял да и прильнул к горлышку посудины. «Вкусное молоко?» – спрашивают подельчивые товарищи, тот, причмокивая губами, кивает головой, да! «А теперь отнеси бидон домой! Гы-гы! Га-га!» ржали, как жеребцы юные зубоскалы.
Редкий день, когда ребятки не хулиганили, и совхоз встречал утро без потрясений. Весёлое росло поколение, бедовое, отчаянное и, по большому счёту, порядочное. Никто не косил от армии, каждый любил свою Родину и за собственных девок бились на смерть с джигитами из Тахтамукая.
Молодые и красивые, Кубанской степи чубатые орлы в городских костюмах смотрят с пожелтевших фотографий. Один в один, краса и гордость ушедшего времени! Сегодня они собираются на Святую Троицу у Максименко Валентины – Дети войны. Постаревшие, поседевшие, схоронившие своих родителей, дедушки и бабушки все вместе – живая история кормосовхоза! И пусть украденное молоко послужит небольшой компенсацией за то голодное детство с недетскими лишениями, что выпало на их долю.
ВЫСТРЕЛ
Гале нет ещё четырёх лет, мамка взяла её за руку и повела к центру. Там не спокойно, собралось много народу, люди переговариваются и чего-то ждут. Когда подъехала грузовая машина и остановилась напротив клуба, Надежда Захаровна Устименко наклонилась, подняла увесистый гамай и бросила на дядьку, что сидел в кузове. «Паразит проклятый!» крикнула она со злостью. Девочка ничего не понимая, смотрела на продавщицу из ларька – почему Захаровна бросается камнями? И не только она, толпа гудела, проклятия и камни летели со всех сторон!
Галя не помнит Николая Тура, но всегда с самого детства очень жалеет молодую загубленную его жизнь. Она даже на фотографии его никогда не видела, но почему-то уверена, что это был красивый парень. Она верит в то, что он был очень хороший человек. Последующие годы, когда Галя смотрела на его младшего брата Витю Тура, то думала о том, что вот был у него старший брат, их было двое, а теперь Витя – один.
Чиликиди жили ещё на Сакалае, когда несчастье, буквально потрясшее весь совхоз, пришло в дом одинокой Лушки Турихи. Сбившись гуртом, хлопцы направились в совхозский сад, воровать яблоки! Охранял государственное добро в ту ночь Дрохман.
Хочется признаться, что ни одно поколение не выросло без этого воровства, и за яблоками лазили, и на баштан ходили за арбузами, и горох таскали, короче, промышляла молодёжь во все времена.
Наверняка, увлечённые парни, каждый набивал свою пазуху, не увидели и не услышали шагов сторожа. Зато он их учуял моментально и пульнул в самую кучу! Почему бы не выстрелить вверх, просто попугать? Ответа Галя не знает. Подростки врассыпную, кто куда, ищи ветра в поле! Возле клуба, с тыльной стороны друзья встретились, возбуждённые перемалывали случившееся. Среди них не оказалось только Коли, наверное, пошёл домой, решили налётчики и тоже разошлись по домам.
Прогремел выстрел приблизительно в час ночи, Панжя услышал его и сказал Марии: «Что-то мне этот выстрел не нравится, где Юрка?» Юрка вскоре пришёл, а рано утром постучалась Туриха – Коля не вернулся домой. Припёртый новыми обстоятельствами и собственным отцом, сын рассказал всё, как было. Ходили в сад за яблоками, сторож выстрелил, мы разбежались, когда собрались около клуба, Николая не было, подумали, что пошёл домой. Парня искали всем совхозом и не нашли.
Ранние сорта яблок созревают в начале лета.Наверное было звёздное небо, в ночной тиши квакали лягушки, и пели сверчки. Тихая, мирная жизнь, а Николая Дрохман с сыновьями вёл к Кубани топить...Говорят, что раненный в ногу мальчик просил отпустить, заверял, что никто ничего не узнает, он не выдаст! Ещё говорили, что к ногам привязали кирпичи, а рубашкой связали руки и голову вместе, чтоб не выплыл. Писать о таком тяжело, пережить, кажется, невозможным. И невольно думаешь, как такие изверги отдают Богу душу? Колю нашли далеко за Краснодаром, через две недели, он был неузнаваемым.
После суда семья преступника выехала из совхоза. Сторож-убийца не долго парился на тюремных нарах, вдруг стало известно, что он на свободе. И только вмешательство влиятельного дяди Николая помогло отправить этого гада за решётку на десять лет. Как мало за отнятую жизнь, как мало за потерянного сына и брата.
Преждевременная смерть молодых людей отзывается и в чужом сердце особенной скорбью.