последний советский дюдюктив

Виктор Кузъёль
КУЗЪЁЛЬ


КУЛАЦКИЕ ЯБЛОКИ
последний советский «дюдюктив»

-1-

Темнолицый явно не от загара капитан милиции потел даже в форменной рубашке без галстука. Фуражку он держал в руке, часто промокая наметившуюся лысину носовым платком. И только он показался из-за угла забора ограждающего рынок, бабки, торгующие семечками у входа в крытый павильон, поспешили прочь, похватав свои мешочки.
- Пират пришёл, - разнеслось по площади перед рынком. - На похмелку сшибает.
Но милиционер с потрёпанным лицом на этот раз не обращал на них внимания, размеренным шагом вошел через стеклянный тамбур в крытый павильон и направился, не спеша вдоль прилавков, заваленных овощами и фруктами. Тут его все знали, в основном смуглые южане, и угодливо приветствовали.
- Здрав желям, таварич каптан! Как здоров, Левон-Джон? Как жена? Как дети?
- Возьми груш. Вай, как викусна! Сам рот тает. Алыча смотри, какой сочни! Персик молодой, как девичке грудь силадко кусать будэшь.
Но тот лишь отговаривался коротко. - Здравствуйте! Спасибо. Хорошо, хорошо, - и, не останавливаясь, шёл дальше.
Обращались к нему и русские. - Леонид Викентьевич, что опять у нас творится?
- А что?
- Да опять классику по телику гоняют. Президент не может исполнять обязанности. Как это понять? Да и вроде рано ещё Мишке загибаться.
- Давно пора…
- Или сняли, как и Хрущёва за кукурузу?
- Ага! Видно перелил стакан борьбы с пьянством.
- Да как бы ещё хуже не было. Такие  алкаши в ГКЧП собрались, у всех руки трясутся.
- Всё ништяк будет, эти сами пьют и другим жить дадут.
- У нас всегда только Москва и жила. А до нас Перестройка только талонами дошла.
- Говорят, войска стягивают. Танки идут на Москву.
- Неужели китайцы десант выбросили? - отделывался капитан язвительными фразами на ходу, и от него, наконец, отстали.
Остановился Селивёрстов перед грудой краснобоких, пахучих яблок и с нарочитым удивлением воззрился на такую же, как и он, кирпичнолицую молодую женщину в белом переднике на пёстром спортивном Адидасе.
- Ну и продавца себе Хаким нашёл.
- А завязала. На квартиру его с братом взяла. Они не пьют, и меня не тянет.
Капитан хрипло рассмеялся. - Разруха! Ты что, как сейчас говорят, мазохисткой, что ли стала, то с урками долбалась, теперь со зверями?
- А чо? Хи... Про это и я теперь кое-что знаю…
- Во, во! По-нормальному теперь, поди, уже и не дашь, по Спид-инфо с кайфом кувыркаешься?
Разруха кокетливо улыбалась, строя глазки. - И вам дам… Хи… Яблочка безгрешного.
Она протянула ему крупное яблоко. – Попробуйте, Леонид Виккентич. Вкусные. А пахнут как!
Тот откусил и вымолвил с подтекстом. - Чую, чую, Мичуринским кооперативом пахнут.
- Нет, эти яблоки из Средней Азии. И у них такой сорт произрастает.
Но капитан глухо рыкнул. - Мне не манди! Зови Хакима. Срочно!
Разруха заюлила глазами и завертела головой. Но тут же успокоилась. - Вон, сам идёт.
Капитан отступил от прилавка и обернулся. К нему уже катил улыбчивым Вини Пухом толстый, уже в возрасте, узбек в тюбетейке и пёстром Адидасе.
- О! Лёня-джон! Дарагой каптан, таварич Сильверстов! Как деля, как здоров? Как жена, как…
Но капитан не дал договорить традиционное приветствие. Шагнул к нему, наклонившись к уху, и прошипел сердито.
- Убирай кооперативные яблоки. Сейчас топтуны Сизова нарисуются.
- Зачьем? Я честни делай торговля.
- Кому сказал, сматывайся! И чтоб ни одного яблока из Мичуринского кооператива здесь не было.
- Зачьем так? - продолжал удивлённо таращиться на милиционера узбек. - Ми этот яблик деляль как сапсэм наш.
- Кому сказал, живо убирай! Кооперативные яблоки на базаре ищут.
Хаким продолжал стоять перед ним, тараща глаза.
- Ты что, блин! Русский язык от страха проглотил?
И торговец метнулся к своему прилавку. - Таиса! Зови Барат. Забирай весь яблик. Хади домой. Высо! Высо! Канчай работа.
Разруха и так всё слышала и уже махала кому-то рукой, ссыпая яблоки с прилавка в ящики. Успокоившись, капитан подтолкнул Хакима и направился к стеклянному аквариуму закусочной.
- Это ещё не всё, - продолжал пугать он нервничающего торговца. - Главные неприятности для тебя впереди.
- Что, Лёня-джон? Что такой? Какой неприятность?
- Информация - одной только опохмелкой не отделаешься.
Войдя в закусочную, он прошёл в дальний конец и распахнул узкую створку окна, чтобы вход в павильон был не только виден, но и слышен. Снял фуражку и положил её на подоконник, протирая носовым платком вспотевший лоб. Хаким остановился у прилавка перед дебелой буфетчицей.
- Клавдий, дорогой! Дивести грамм водка один стакан, два пив. Два пелмен в один талерка. Сыр, памидор с агурец. Высо теперь.
Буфетчица сразу же налила полный гранёный стакан водки, выставила две бутылки пива и тарелку с сыром, отправила его к милиционеру. - Иди, похмеляй. Сама обслужу любимого участкового.
Уместив всё в руках, Хаким чуть ли не бегом подошёл к Пирату. Того, аж, затрясло при виде спиртного, он выхватил у него бутылку пива, и присосался к ней надолго, глотая по-лошадиному. Чуть не задохнулся, выпив больше половины и замер тяжело отдуваясь. Хаким посочувствовал угодливо.
- Ой, вой-бой, Лёня-джон! Время скоро абед, а ти всё бальной башка ходышь.
- Да, родина не ласково встретила меня, в Афгане было легче. Залетел я тут недавно, сто грамм всего-то лукнул и теперь проверка на проверке. Чуть не каждый день повышают наш моральный уровень. Чистые руки, трезвая голова. Что вякнут там, на Западе, у нас сразу подхватывают перестройщики эти долбанные, - заговорил капитан с мрачной иронией, в своей манере. - Но, кажется, харе.  Наперестраивались. Пора опять к ногтю шибко шустрых прижимать, чтоб не высовывались.
- Но это плёха. ГКЧП опять коммунизм  строить заставляй? Индивидуальний деятелност сапсэм будет прекращай?
Отмякнув с пивка, Леня взял стакан и выпил его наполовину. Зажевал сырком и
заулыбался. Уже без умного выражения
- А зачем вы нам? Без базара обойдемся. В магазинах на это чёрный ход имеется.
- Но это не трудовой деятельность.
- Бери дачу и деятельничай там на шести сотках.
- Э! Там себе кушать не хватат будет. Деля, бизнес, расширят надо. Много имуществ простой чялявек имеет, больше отдач налогам дават будет. Этим страна процветанье имеет. Миллионщик налог не платит, он сборщика налога купит. Это ми, маленьки кооператор, и солдата и пенсионера кормим.
- Ты, мне кажется, уже откормился, пора, как кулака в тридцать седьмом на пайку сажать, - захохотал «дурук» Лёня.
- Зачем? Что я плёхо деляль? - забеспокоился узбек.
- А не хер высовываться. Живи, как все.
Тут подоспела Клава с пельменями и салатами. - Кушайте, Леонид Виккентьевич, на здоровье.
- Ладно, ладно, Клавдия Никифоровна. Спасибо, уходи. Разговор у нас… Клавдия Никифоровна удалилась. Хаким подступил к нему снова.
- Пачему так гавариш, Лёня-дурук? Какой неприятност мне грозит?
Лёня допил водку и стал закусывать, буркнул с набитым ртом.
- Говорю, одной похмелкой не отделаешься. Информация на штуку тянет.
- Меня за что арестовать Честни мент будет?
- Дело на тебя завели…
- Какой деля, - жалобно проскулил торговец. -  Таварич майор Сизов гавариль хороши моя цена. Доступна для народ цена. Я хороший торговец, так обо мне он сказаль. Лёня-дурук, гавары, зачем так Петрович об меня переменил мненья? 
Но Лёня-дурук не торопился выдавать информацию, ел всё подряд, запивая пивом.
- Лёня-джон, пачему мальчишь?
- А что с тобой, чурбаном жадным говорить? Загребут, с другим ментом будешь разговаривать.
- Палавина дам.
- Адвокату больше отдашь.
- Патом дам. Чес слёва. Всё дам. Гавары, какой деля мне инкриминироват?
- Отстегни вначале полштуки. И быстрее телись пока ещё что-то можно сделать.
Хаким расстегнул спортивную куртку и залез обеими руками в кошель на животе.
Пират хмыкнул. - И как ты не мерзнешь в такую жару?
Но тот не слышал, лишь быстро мелькали пальцы, отсчитывающие купюры. Выдернув пачечку, узбек сунул её милиционеру, не поднимая над столом, и потом с напряжением уставился ему в глаза.
- По своей дурости ты залетел, - хмыкнул, отваливаясь от стола, Лёня. - С твоих слов записано в бактериологической лаборатории… Чёрт знает, не помню, сколько, ты за этот сезон овощей и фруктов продал. На несколько колхозов хватит.
- Наш колхоз большой!
- Мне не гони! Оправдательные документы надо делать.
- Какой?
- Остальные деньги гони.
- Ти что, меня спасаль, виручаль? Только сказаль.
- Больше, значит, ничего не скажу.
- Сам знаю. Задним числом буду договор на поставка товар от другой колхоз или кооператив заключай. Это тоже деньга стоит. Вам дай, другой дай, ещё дай. Я не успевай таньга делат.
Капитан от злости даже классику вспомнил. - Звери вы алчные! Пиявицы вы ненасытные! Татаро-кавказское иго!
Глянул на всякий случай в окно и замер, хмыкнув. - Ага! Вот и топтуны мента честного нарисовались. Итак, значит, события назревают…
Снова повернулся к Хакиму. - Должны успеть яблоки унести?
- Да, канечна. Эт не долга. Мои уже ушли.
- Ещё кому-то эти кулацкие яблоки на реализацию давали?
- Ай! Пускай их за жоп берут. Конкурент меньше будет.
Лёня взревел. - Ну, если Прохиндея спалите, Божий человек вас тут всех без разбора по прилавкам размажет.
Хаким неожиданно пискнул, пуча глаза. - Идрис яблик эта браль. И Ахмет тоже…
И задрожал. - Что надо деляй? Не успевай.
- Да беги, чурка ты тупорылая. Скандал устрой. Баб и пацанов на ментов натрави. Под шумок и уйдут.
Хаким побежал к выходу. Поспешил и Пират, подмигнув Клаве, которая сунула ему на
ходу ещё одну бутылку пива.
- Не стоит здесь рисоваться. Если спросят о милиционере, скажешь, был какой-то, но не наш. Меня ты сегодня не видела.
 

-2-

А на базарной площади  на самом деле назревали события, но по другому сценарию. Неопрятный мужик, отталкивающий от себя пачку мелких купюр в руке высунувшегося из оконца ларька  пожилого кавказца, был схвачен за руку молодым мужчиной в клетчатой рубашке и джинсах.
- Всем оставаться на своих местах! Оперуполномоченный угрозыска старший лейтенант милиции Хлебушкин.
Мужик тут же поник и, сплюнув, прохрипел, глядя на застывшего в оконце смуглого сапожника.
- У, ты, ара с базара! Жадность фраеров губит.
Приёмщик обуви закричал, как резаный. – Началнык! Забирай этот гиразный бич. Пристал, как банный жоп, к меня. Купи масля, купи масля. Зачем мне такой гиразный масля?
На узком прилавке лежало несколько мятых пачек, дефицитного в те времена, Крестьянского масла. Армянин хотел убрать руку с деньгами, но Хлебушкин ударил его по руке, заставив положить деньги на прилавок.
- За эти несколько пачек грязни масля и столько много денег?
- Вай, началнык. Мой денга, я  держал их свой рука, и этот бичар подошоль. Я считаль, дебет-кредит подбиваль свой работа.
- Аирян, прекратите цирк. Все прекрасно видели, что вы предлагали деньги этому гражданину.
Но армянин голоса не понижал. – Да кто такому бич будет давать так много денег? Он пристал ко мне и я виноват оказался. Потому что он русский, а я армян? Да? Э, началнык, национальни вопрос нэ правильна решаешь. Милиций не умей перестраиваться.
Оперативник оглянулся на подходивших старшего лейтенанта милиции и оперативника.
Мужчина в гражданском заметил недовольно, он был старше по возрасту.
- Роман Иваныч! Да что ты с ним церемонишься?
Старлей тихо проговорил с укоризной. – У нас же конкретное задание.
- Да не уйдут от нас кооперативные яблоки.
Армянин увидал стоявших  рядом двух женщин с туфлями в руках и закричал им.
- Ахчи-джан! Дэвюшка дарагой! Падхады обув сдавай. Сматрэтт буду. Хочишь, бистри рэмонт деляю. Капитально делям, а мастерская через недель. 
Он коснулся предплечья Хлебушкина рукой и попросил.
- Э, началнык, пжялста, нэ мэшай. Эффектно работат надо, нашь интэнсивна производств не мешай.
Хлебушкин подступил к женщинам. – Кстати и понятые. Вы всё видели?
Те отступили, было, но оперативник в гражданском преградил им путь. Хлебушкин
произнёс укоризненно.
- Нехорошо, гражданочки. Все кричим о разгуле преступности, а как дело коснется конкретной помощи правоохранительным органам, всем сразу становится некогда. Нам труднее поймать свидетеля, чем изобличить преступника.
- Нам на самом деле некогда, - сказала рослая темноволосая со статной фигурой женщина. Её немного полненькая подруга и вовсе закричала, оттолкнув оперативника.
- Чего пристали!
Но тот не отступил, сердито ответив. – Милиция не пристаёт. Имеем право задержать на два часа.
Брюнетка дернула подругу за руку. – На самом деле, Зина, поди, не задержат надолго.
- Потом по допросам и по очным ставкам затаскают.
Зина всё же подошла к раскладывавшему бумаги на узком прилавке милиционеру, женщины представились. – Арцишевская Юлия Гавриловна. Врач кожно-венералогического диспансера.
- Туголукова Зинаида Максимовна, завлаборатории кожвендиспансера.
Старший лейтенант вмешался. – Роман Иваныч! Опять одним пальцем две дырки затыкаем.
- А иди, Никита Алексеич, иди со Старостиным. Я тут по-быстрому протокол оформлю и подойду к вам чуть позже. Справитесь без меня пока. Идите.  Карпухин с оперативником направились к павильону и исчезли в дверях. Хлебушкин спросил пьяненького бродягу, продолжая заполнять бланк протокола.
- Кавякин, признавайся, откуда спёр масло.
- С овощной базы.
- Масло  на овощной базе?
- А чего у них там только нет помимо картошки-маркошки и квашёной капусты. Если бы собачка не унюхала мой курок, так бы и таскал помаленечку.  Хлебушкин крякнул лишь и потребовал. – Аирян, открывайте своё заведение для досмотра.
Он шагнул за угол ларька и остановился перед открывшейся дверью, тут же воскликнул.
- Ну вот, что и требовалось доказать. Два ящика масла Крестьянского, а к нему ещё… Раз, два, три, четыре ящика водки. И… Восемь…Одиннадцать ящиков вина местного розлива марки Плодово-ягодное.  Кавякин поправил. – Плодово-выгодное в рупь – семь.
- Налицо не санкционированная торговля спиртными напитками.
Хлебушкин обернулся к женщинам. – Понятые, подходите ближе. Смотрите внимательно.
Женщины по очереди заглянули в ларёк, заставленный не столько обувью, как ящиками с вином и водкой.
Туголукова фыркнула. – Вот куда наши мужики за бормотой бегают. Последнее из дому уносят.
Хлебушкин шагнул внутрь, взял со столика вставленные друг в друга две половинки картонной коробки из под конфет с мелочью для размена. Разъединил их и показал понятым. Там лежало два золотых колечка, пара серёжек и несколько часов.
- Скупка краденого, Аирян.
Кавякин за спинами понятых изъятую коробку не видел, хмыкнул о своём. – А у кого я воровал?
- Сам же сказал, на овощной базе.
- Они не признаются, что их обворовали.
Хлебушкин уставился на него. – Почему не признаются?
- Вам их не прижучить. Всё у них там схвачено – уплачено. Не шелупонь там отоваривается, а из начальства, и не простые, на Волгах всё. И менты только с большими звездочками туда захаживают. Бесполезняк, гражданин начальник. Зря вы это масло будете в протоколе показывать. Ещё и нагоняй за такую бдительность получите.
Из торгового павильона начали доноситься, нарастая, нервные крики и шум скандала. Оперативник насторожился. Арцишевская обеспокоилась.
- Как бы чего не случилось с вашими коллегами?
Кавякин нагнал мраков. – Звери же…
Шум в торговом павильоне усиливался. Зинаида возмущённо фыркнула.
- И зачем только этих чурок в Россию пускают? Ни кто из них не работает, только спекуляцией занимаются. От нас отделяются, а сами к нам лезут.  Хлебушкин возмутился. – Нехорошо рассуждаете, гражданочка. По сотне одиозных личностей на базаре нельзя судить о всех народах.
А скандал в павильоне разгорался нешуточный, глухие мужские голоса заглушали отчаянно звонкие крики женщин.
- Да бегите на подмогу. Мы подождём.
И Хлебушкин метнулся к дверям павильона. Этого будто и ждали. Едва оперативник исчез в дверях, к ним выбежала ватага великовозрастных ребят. Кавякина с ходу сбили с ног и стали пинать. Женщин пугнули.
- А ну, фырь, отседа! Шалавы!
Те испуганно побежали прочь.
Пинали Кавякина недолго. – Дергай, сука! В следующий раз не по делу болтать будешь, язык отрежем.
Ребята поспешно растаскивали ящики со спиртным. У них операция прошла чётко с завидной для спецслужб оперативностью.
- Ара, не ссы! И протокольчик оставили менты.
- Ха-ха-ха! А где менты не обсирались?
И снова стало безлюдно на базарной площади. Только Кавякин, спотыкаясь, уходил прочь пьяной походкой. Аирян уже деловито постукивал сапожным молотком по каблуку ботинка, сев за небольшой рабочий столик.
Он сопереживал русским. – Эх, хороший народ эти русы. Только глюпи сапсэм, как ребёнок. Деляль – деляль перестройка, а получился бардак. И теперь опять не так. На танках попёрли  экономику укреплять…
 

-3-

Альбина Кродерс положила трубку на аппарат и довольно огляделась. Кабинетик хотя и был махонький, только сервантик в нём умещался, зато свой. Как у начальника - отдельный. Она подошла к зеркалу и стала придирчиво оглядывать себя. Увы! Несмотря на все ухищрения, было видно, что этой дамочке давно за тридцать. Талия уже выравнивалась с попой, груди жидко колыхались плохо охлаждённым студнем. Мелкую сетку морщин под глазами и вовсе приходилось штукатурить. Фыркнув расстроено, она прилегла на диванчик…
Вскоре дверь распахнулась, стукнули так, для приличия. В комнату вошёл рослый и широкоплечий парень в клетчатой не очень свежей рубашке и джинсах. Он сразу присел перед сервантом и раскрыл нижнюю дверцу, вынул большую бутылку Мартини. Хорошо к ней приложился и вымолвил, отдуваясь.
- Всё, ни куда больше не поедем.
- Это ты так решил?
- Да хватит из себя строгую начальницу разыгрывать.
- Может, на овощную базу придётся ехать.
- Другую машину возьмёшь.
- Борзеешь, Санёк!
Но тот игриво лапнул её и запустил руки под подол вязаного платья. - Снимай трусы! Лечить буду.
Альбина вскочила, нервно кусая губы. - Сказала! Что б в рабочее время ни какой фамильярности.
- Да ладно, - Санёк притянул её к себе, продолжая грубо лапать.
- Кто-то ей нервы портит, а на мне отвязывается. Ты мне это прекращай.
- А то что? - оттолкнула она его.
- А еть не буду!
Альбина вспыхнула. - А ну, вон отсюда!
- Потом сама за мной прибежишь.
Санёк схватил отставленную бутылку и опять приложился к ней, потом грубо стукнул донышком о стол и пошёл к двери.
- Капризы ты мне ещё будешь выставлять, швабра потрепанная.
Дверью он не хлопнул, немного не прикрыв её, видно, специально. Вскоре раздался его хамоватый голосок и сдержанное девичье повизгивание. Несколько раз крикнули.
- Санек, что ль! Санька, гад! Кончай хамничать. Убери руки.
Альбина сердито захлопнула дверь и села на диван, всё ещё полыхая щеками. Слёзы она всё же сдержала, но долго стыла без единой мысли в голове, пока не зазвонил телефон. И сразу скривилась, услышав чуть сиповатый, вкрадчивый голос.
- Ну что ты, деточка моя, совсем забываешь меня?
- Афанасий Никитич, вы не красавец, но такой же обманщик.
- Да будет тебе хрустальная люстрочка. И коврик уже заказал. Вечно ты чем-то недовольна.
- Как Матросовым, амбразуру затыкаете.
- О чём ты?
- Слышали о ГКЧП? Опять будут рьяно бороться с нетрудовыми доходами.
- Ох, да. Ох, да. И что там им всё неймётся?
- Янаев хочет президентом стать.
- Ну, тогда нормалёк! С этим алкашом веселее будет.
- Рисуюсь я постоянно на овощной базе. И водитель уже всё понял, наглеть начинает.
- Это кто у нас такой строптивый?
- Санька Фидель. Да этот, водитель крытого Зила - Митрофанов.
- Надо найти повод.
- Он только что выпил, заставьте его куда-нибудь съездить и ментам позвоните.
- Ладно, хорошо. Механику надо ехать в горснаб. Отправляю. А ты на овощную базу поедешь со Стариковым.
Божедум рассмеялся игриво. - Правда, он не такой красивый. Хе-хе…
Тут можно было оскорбиться, и Альбина бросила трубку. Но от шефа не так просто
было отвязаться. Снова зазвенел телефон. Ненавистный сиповатый голос снова
вызвал у неё на лице брезгливую гримасу.
- Афанасий Никитич, заведите для этого себе секретутку.
- Не положена секретарша мне по штату, деточка ты моя. Я лишь зам, а босс своей Малинкой со мной не делится. Ты у меня для этого. Специально для тебя эту должность выбил.  Альбина сердито молчала.
- Забыла, какой сегодня день? Зайди, забери деньги. Заодно и пообедаем, душ примем, спинки друг другу потрём и с новыми силами работать начнём. Хе-хе…
Но Альбина молчала и лишь тяжело дышала. Божий человек надавил.
- Не хорошо. Не хорошо, деточка ты моя. Я тут тебя постоянно отстаиваю. Хотя бы дипломишко техникумовский был у тебя.  Ох, боюсь. Боюсь, в экспедиторы тебя вновь переведут.
- Да я и так днями по городу на машине мотаюсь, жопа, как у макаки красная.
Божедум засмеялся. - Вот и зайди. Зайди. Сам тебе массажик сделаю.
Альбина повесила трубку и выругалась. - Старый козёл!
Но делать было нечего, за кабинетик надо было натурой расплачиваться. Она тяжело
поднялась…


- 4 –

- Ё – кэ – лэ – мэ – нэ, - хрипел, распаляясь, толстый седой подполковник, постукивая пухлым веснушчатым кулаком по столешнице.
Старший лейтенант Хлебушкин стоял за заседательским столом, остальные милиционеры сидели, вычерчивая что-то в своих блокнотах.
- Пра слово, легавые! Вышли на крупного зверя, да заяц – армяшка дорогу перебежал, за ним помчались.
Рослый светловолосый майор, сидевший рядом с негодующим шефом, спросил, когда тот замолчал. - Что там с милицейской фуражкой?
- Оставил ещё вчера участковый, заходил перекусить.
- И сутки она оставалась лежать на подоконнике?
- Иван Петрович, что тебе сдалась эта фуражка? Твоих молодчиков разбираем. Надо же, так жидко обокакаться!
Дверь кабинета внезапно распахнулась вовсю ширь. Лёгкой, энергичной походкой вошёл полный небольшого роста майор в военной форме, все заместители генерала, выдвиженца перестройки из армии, продолжали носить военную форму, даже снабженец, а вошедший был замполитом. Милиционеры шумно поднялись из-за стола.
- Здравствуйте, товарищи! Садитесь, садитесь…
Хлебушкин остался, было, стоять, но подполковник зыркнул на него гневливым взглядом, и тот поспешно сел. Майор это заметил и проговорил благодушно. - Вы хотели что-то спросить, старший лейтенант?
- Что там, в Москве творится?
Подхватили и другие. - Танки на улицах. Баррикады строят.
- И, говорят, лагеря новые приготовили.
Майор оборвал галдёж. – Наводится элементарный порядок! И ничего более. Всё остальное, выдумка досужих журналистов и перестроившихся политиканов.
Подполковник оставался стоять, зыркал глазами на подчинённых, дескать, заткнитесь.
Майор досадливо сказал. - Наижпапа, садитесь.
- Насижусь ещё на пенсии.
- Нет, нет. Мы вас отстояли.
- Спасибо. Спасибо, товарищ Веселов.
- И кстати, вас, майор Сизов, на должность зам начальника угрозыска не утвердили. Исполняющим обязанности начальника угро назначен капитан Туховской. Я смотрю, сегодня его среди вас нет. Видимо его вызвали к генералу.
Замполит снова повернулся к начальствующему составу, глазки его масляно блестели, он видно уже до обеда хорошо пообедал. – Товарищи, ну что за наивные вопросы? Вы милиционеры или обыкновенные обыватели?
Майор Сизов заметил мрачно. – Мы тоже граждане этой страны. И тоже должны определить свою позицию. ГКЧП сам себя провозгласил. Это мятеж, государственный переворот.
- Сизов! Я удивляюсь вашей… Э-э… Странной для вашего звания некомпетентности. Вы что не понимаете, что пришёл конец глумящейся над советским строем группке так называемых демократов – реформаторов? В народе их обзывают ещё скабрезнее - дерьмократами. Пришло время убирать испражнения Перестройки, очистить горбачёвские конюшни.
- Но вы же сам выдвиженец этой Перестройки.
Веселов взвился, едва не закричав. – Меня выдвинула партия! А не какая-то там клика продавшихся Западу выскочек. Хватит, наперестраивались! Снова на талоны перешли. К вашему сведению, руководство города и области полностью поддерживает ГКЧП. Пора восстанавливать порядок.
С начальником не поспоришь, тем более, когда тот пообедал с горячительным, досужий майор тоже замолчал. Замполит повернулся к начальнику Угрозыска.
- Василь Адамыч! Ну что там у нас по этим кулацким яблокам?
- Кооперативными…
- Кулацкими! Иначе этих кооператоров ни как не назовёшь. Столыпинскую реакцию, понимаете ли вы мне, опять хотели народу насадить.
Наижпапа тут же сориентировался и ответил. – Сигнал не подтвердился. Да эти кулацкие кооператоры соврут, не дорого возьмут. Кто будет дарить, да ещё детским учреждениям хороший товар? Не было спроса на ихние зелепупки, вот они и передали их детдомам.
Сизов не мог смолчать. – Торговая мафия на них наехала, не дали торговать. А яблоки у них были отменные.
- Иван Петрович! – оборвал его Наижпапа. – Ты ещё будешь. У нас не Москва, ситуацию держим под контролем.
Веселов поддержал. – Всё это выдумки горе кооператоров. Не могут работать, вот и списывают свои промахи на правоохранительные органы. Но эти досужие вымыслы будоражат общественность. А всё из-за того, что не можете работать с бумагами. А уж правильно говорить с народом и подавно, - замполит бросал красноречивые взгляды на майора Сизова. – А чего вы хотели, если некоторые наши руководители всё ещё не могут правильно определить свою позицию?
Слушали хорошо, щеголеватый майор закачался на носочках модельных туфель, заговорил с ещё большим выражением, глаза горели, явно, не только от воодушевления.
- Работать надо. Крутится! Не искать, не вешать на себя бесперспективные дела, а доводить до конца то, что уже имеется.
Он повысил гневливо голос. – Насмотрелись, понимаете ли вы, «Следствие ведут знатоки». Напридумывали, чёрт-те, что борзописцы на западный манер. Но наша советская милиция это вам не буржуазный сыск. Нам не детективы, а оперативники нужны. Оперативно решать поставленные партией и народом задачи.
Милицейские сидели смирно, лишь начальник угрозыска стоял дрессированной гориллой. Эта угодливая покорность стала раздражать его, Веселов снова вымолвил раздражённо.
- Сядьте, Наижпапа! Сядьте.
И тот,  наконец, сел с тяжёлым вздохом. Замполит продолжал.
- Наперестраивались, понимаете ли вы мне, пришлось Москву освобождать от уголовной демократии, воинские патрули по ночам в города вводить. Едва не до комендантского часа дожили. От пуль бандитов и националистов погибает больше людей, чем в афганскую войну. С такими темпами роста тяжких преступлений мы скоро догоним Америку.
Он сделал длительную горбачёвскую паузу, но никто не воспользовался ею. Унылое внимание офицеров замполиту не нравилось, Веселов снова стал раздражаться.
- И вы  тоже, понимаете ли вы мне, уже перестроились на западный манер. Нет, тут кто-то из руководителей явно недопонимает сложившуюся ситуацию. Считает себя эдаким. Э-э… Понимаете ли вы мне, профессионалом. Не газеты надо читать и ящик слушать, а самому соображать. Понимать текущий момент. А тут ещё обзавелись, понимаете ли вы мне, так называемыми тайными осведомителями и уже считают, что всё знают. А что такое тайное осведомительство? Это такой же остапбендеровский отъём денег из государственного бюджета. Перестройка у нас уже была. Кто-то уже на новостройку нацеливается?
Он помолчал значительно, обведя всех взглядом, и снова вымолвил с апломбом. - Честный советский человек обязан бескорыстно сотрудничать с правоохранительными органами. А вы расплодили, понимаете ли вы мне, тайных осведомителей.
Он резко повернулся к подполковнику. – Василь Адамыч! Хватит разыгрывать «парижские тайны». Это дело я беру под свой контроль. Даю вам три дня сроку! И чтобы все списки тайных осведомителей лежали на моём столе!
Лёгкий вздох оторопи пронёсся по рядам милиционеров. Наижпапа неуверенно возразил:
- Но дело это настолько деликатное…
- В милиции мы ещё будем деликатничать. Хватит! Надо оповестить всех тайных осведомителей. Проведём организованное мероприятие, встречу с общественностью. Я сам проведу  беседу. Это же наглядный пример! Вот, работают с нами люди. Отличившихся, наградим почётными грамотами и ценными подарками…
Тут и он заметил оторопь милиционеров и замолчал, уже не подражая Горбачёву. Сизов спросил с еле заметной издёвкой.
- Простите, товарищ Веселов, где вы до нас работали?
Комиссар горотдела милиции  уловил это, ответил резко. – Куда меня партия направляла, там я и работал. Я бывший военный политработник.
Глумливые улыбки он не мог не заметить и резко оборвал себя, спросил отрывисто.
- Вопросы есть?
Вопросов не было.
- Работайте! – сказал он также отрывисто и, красиво повернувшись, вышел энергичной походкой из кабинета.
Наижпапа метнулся за ним, и милиционеры осмелели без начальника, загалдели глумливо:
- Надо же? Слёт стукачей готовит.
- Портреты пидоровиков уголовки на доску почёта хочет повесить.
- Повесят их. За яйца! В слёдующую же ночь на этих же досках без почёта.
- Вот это хохмач!
- Цирк приехал!
- Да это артист! 
- Геннадия Хазанова партия на усиление милицейских рядов выдвинула.
- Не, этот не из кулинарного техникума. Высшее политическое училище вроде бы окончил.
- Ха! Да это же персонаж Аркадия Райкина.
- Райкин! Райкин! Райкин!
Милиционеры откровенно заржали, едва не попадав со стульев.
- Досмеётесь! – рявкнул вернувшийся Наижпапа, он один выглядел растерянным.
Но смех не прекращался. В кабинет стали заглядывать другие сотрудники и тоже начинали смеяться, выслушав отрывистые комментарии.
- Аркадий Райкин! Райкин. Райкин.
Так выдвиженец перестройки заместитель начальника городского УВД майор Веселов получил боевое крещение.
Отсмеявшись, Хлебушкин и Карпухин вышли покурить. Роман неожиданно вымолвил.
- Знаю я Веселова, был отдан под суд. И тут на тебе!
- И он тебя знает?
- Ну а как же? Вспомнил, видно, если отклонил представление на присвоение очередного звания. Поэтому и заторчал я в старших лейтенантах. Не дадут капитана к дню милиции, уволюсь. Он в стройбате служил, не принял я у них халтуру, когда они делали капремонт казармы. Главное, взятку от него отклонил, дав по морде.
Карпухин вымолвил хмуро. - И я, как Чапай, нутром чую, получится тут из меня не сотрудник правоохранительных органов, а мент поганый.
Хлебушкин спросил. - Что так поздно школу милиции окончил?
- Служил, а потом больше года в плену был.
- У афганских моджахедов?
- У своих духов.
- А, да, слышал. Опять нас в рабство уводят, опять кавказские пленники появились…
- Да нет. Родина встретила меня не берёзовым соком, а тюремной баландой. Потом через пару лет оправдали и даже орденок дали. В очередь на получение жилья поставили, но обещали дать не скоро, посоветовали в милицию идти. Что ещё мне, детдомовцу, оставалось? 
- Героем в тюрьме прозвали?
- Мы на самом деле - герои! Но этой стране не герои, а шестёрки нужны, вот нас и посадили, чтобы здорово не бузили.
- На самом деле что-то совершил?
- А что может русский герой совершить? Только бессмысленный подвиг.
В туалет заглянул старшина. - Никита Алексеич, звонит кто-то тебе, но не называется.
Никита прошел к дежурке и, не заходя, взял трубку из окна «аквариума»
- Лейтенант Карпухин слушает.
- Герой, - заговорщически зашептал мужской голос. - Яблоки кооператоров, что должны были в детдома отправить, реализовали через овощную базу, сегодня будут Прохиндею деньги за левак передавать. Попасите Альбину Кродерс, замшу начальника снабжения треста ресторанов и столовых, она им башли повезёт.
- Фидель! Спасибо.
- Тих-ха, - испугался тот и зашептал ещё тише. - Ни каких имён и кличек.
- Чего ты боишься?
- Да у них полный контакт с милицией. И в своей конторе обо мне ни гу-гу.
- Как ты?
- Выгнали с работы. Отказался еть эту истрёпанную спермовыжималку, Альбину Кродерс, меня и подставили. Дала сучка выпить, а потом заставили выехать. Менты тут как тут. Прав лишили.
- Договорюсь, вернут тебе права.
- Не - не - не. Не надо, Герой. Говорят, Божий человек свой Наижпапе, везде у них свои люди. Об этом и своему шефу не докладывай. Петровичу только скажи.  Хватайте за жопу и, как факт, чтобы не отмазались.
- Да, ты, пожалуй, прав, - Никита совсем понизил голос, хотя милиционеры в дежурке всё ещё похохатывали и не обращали на него внимания. - А случаем, Пирата, капитана Селиверстова ты не знаешь? Засветился он, но наш Мадамыч отметает от него все подозрения.
- Что за Мадамыч?
- Олесь Адамыч Наижпапа.
- А! - засмеялся Фидель. - Твой шеф. Пирата я не знаю.
Он тут же попрощался. - Бывай! Жаль, бухнуть даже с тобой нельзя. Зачем в менты попёрся? Лажанулся ты, Герой. Тоже опоганишься.
Ответить Карпухин не успел, послышались гудки отбоя, он сунул трубку в окно, пошёл искать майора Сизова.
 
- 5 –

На территорию овощной базы только на машине нельзя было въехать, минуя разбитые ворота с такой же ободранной весовой. Новенький забор из бетонных плит был повален в нескольких местах, а то и вовсе отсутствовал, но там были вырыты канавы или брошены фундаментные блоки. Разбитная с виду полненькая бабёнка в простеньком для работы платье-халате курила в компании Никиты Карпухина у весовой. Он тоже был одет в клетчатую рубашку и потёртые джинсы, изображая рабочего. Их тут было много, согнанных из НИИ и предприятий города. Провинция не очень-то исполняла указы главного прораба перестройки и продолжала использовать дармовую силу для реализации урожая. Сейчас шла засолка огурцов и сортировка
помидор, большая группа рабочих неподалёку перебирала лук.
- Никита, что за маскарад и такая таинственность?
- И среди нас стукачи появились. Только стучат не в органы, а браткам.
- И кого вы с дядей Ваней подозреваете, не самого ли Мадамыча?
Он не ответил, только покосился в сторону. Ещё одна похожая на них парочка отошла от бурта с луком и направилась к весовой с другой стороны. Было видно невооружённым взглядом, что они натолкали луку под одежду и несли его прятать. Вскоре они исчезли за углом и, видно, вошли в помещение без дверей с выломанными окнами, голоса их были хорошо слышны.
- Да не меньжуйся, Катюха. Поймают, отберут. За это не посадят.
Женщина говорила опасливо. - Это вам, мужикам, всё равно.
- Ну, чо, бухнём? Я в обед уже снёс к магазину пару вёдер.
- Куда полез! Чо пристаёшь?
- Ну, это самое, Катюх…
- Много хочешь, за бормоту.
- Ещё будет. И беленькая тоже. Мешка два заныкал, знай, только таскай на продажу.
- Не, ну чо ты? Совсем стыд потерял.
- Ай, да кто тут нас знает. Задубела, штоль совсем, без мужика?
- А где они, мужики?
- Ну, Катюх, сказал же, будет и беленькая. Сама будешь продавать. Только бутылку мне поставь.
Было слышно, как они завозились. Напарница Никиты стала краснеть и отступать от весовой.
- Без гандона! - вскрикнула глухо женщина.
- Катюха! Потом сразу после этого поссышь. Точняк, не прихватишь. Даже триппера.
- Я тебе дам триппер.
- Ну, Катюх,  Катюх. Ведь сама хочешь. Поплыла уже…
Женщина лишь протяжно простонала. - У-у-у, - и оба тяжело задышали.
Оперативница отошла ещё дальше, Никита укорил её.
- Ну что ты, Аня? Привыкай к поганой ментовской жизни.
Та неожиданно зыркнула на него тёмным, карим взглядом и тут же потупилась. Ни чего не сказала, только вздохнула. Никита спросил её.
- Чего замуж не выходишь?
- Перестоялась, пока училась. А так, ловить моменты, не могу. Да и низзя! начальствующий состав. Сам-то  что не женишься?
- Курносые нынче не в моде, - буркнул тот и насторожился.
В воротах показался крытый грузовик, расписанный по стенкам - трест ресторанов и столовых. Круто повернул и медленно стал въезжать во двор, ныряя шлюпкой в бушующем море колдобин и не просыхающих луж.
- Ну, что, по местам? - прошептал Никита и медленно, будто слоняясь без дела, побрёл к эстакаде, куда выруливал автомобиль.
Машина вскоре остановилась, из неё вылезла с милой неуклюжестью полнеющая игривая женщина в длинном и широком платье бежевого цвета. Увидев знакомых, пошла, вихляясь нарочито, приподнимая руками подол платья. К ней выходили рабочие, холёные и чистые не по рабочему, улыбались ей издалека.
- Ну, Альбина Самойловна, вечно к концу рабочего дня подъезжаете.
- На этот раз я мало беру, не задержу.
Поднявшись по лесенке, она козырем прошлась между ними и затормошила высокого пожилого рабочего.
- Тимофеич, как здоровье? Болел, говорят.
- Слава богу, оклемался.
Хихикая, Кродерс прошла в открытые ворота, где в глубине склада из аккуратной фанерной будки вышел полный тридцатилетний мужчина в новой спецовочной куртке на белой рубашке с галстуком.
Она крикнула ему. - Мне оливковое масло надо, Виталий Петрович.
- Будет вам оливковое, Альбина Самойловна.
- Только побыстрее, а то на нашем складе грузчики уйдут.
- У нас, как на гнилом Западе, всё чётко и быстро. Не успеете оформить документы, как масло будет в машине.
Он пропустил её в дверь и, оглянувшись, вошёл в будку. Следом за ним неожиданно ввалился высокий мужчина во фланелевой рубашке.
- Куда прёшь, мужик? - осадил его, было, кладовщик.
Альбина истерично засмеялась. - Иван Петрович, и милицию овощи перебирать заставляют?
Но оперативник не склонен был к шуткам, выставив раскрытое удостоверение.
- Зам начальника угрозыска, майор Сизов.
Кладовщик вскинул руки вверх и отступил к стене, глумливо визгнув. - Не брал, начальник! Не брал.
- Прокудин, хватит паясничать.
Сизов выглянул за дверь и позвал. - Анна Юрьевна! Приступайте к личному досмотру с понятыми гражданки Кродерс.
Альбина продолжала хихикать. - Виталь Петрович, какой ты жадный. Дал бы пару сеток луку и малосольных огурчиков майору, он бы и не сердился.
Сизов не воспринимал ехидство нахальной бабёнки, только сузил серые глаза в жестком прищуре и строго произнёс, жёстко схватив кладовщика за локоть.
- А вы, Прокудин, пройдёте со мною.
Тот испуганно вскрикнул. - Я не сопротивляюсь. Не сопротивляюсь.
- И я не шучу.
В будку вошла Анна с двумя женщинами, и он вытолкал кладовщика в дверь. Там его перехватил Хлебушкин, он был в милицейской форме. Не удержавшись, майор снова больно тиснул Прокудина. Тот шарахнулся от него. Хлебушкин затащил его за стеллаж.
- Я тебе повыёбываюсь, сука.
- Да я, чо? Да я, чо?
- Заткнись, пидермот!
И всё стихло на некоторое время. Сизов просто кипел от бессильной злобы, понимая причину наглости подозреваемых. Отвернулся, чтобы ни кто не мог видеть багровеющего лица. Работать становилось всё труднее и труднее. Народ дурел от дарованных ему свобод, и мразь уголовная этим пользовалась в полную меру, делая его своим пособником в расхищении. Вскоре подошел Никита Карпухин и с виноватым видом подал ему свёрнутый рулончик бумаги размером с денежную купюру.
- Кродерс тискалась некоторое время с высоким стариком, а потом тот неожиданно стал уходить в глубь складских помещений. Я за ним. Тогда он выбросил эту куклу в мусор. Я кинулся за ней, а он ушёл.
- Плохо, Карпухин. Плохо!
- Катакомбы такие! Специально этот бардак устроили, чтобы легче было прятать.
Так же неловко вышел из-за стеллажа и Хлебушкин и развёл руками. - Сто шесть рублей с мелочью, блокнот, носовой платок и карманный калькулятор со связкой ключей. 
Сизов распорядился. - Осмотрите машину и водителя.
Оперативники ушли, вскоре раздался сердитый возглас Хлебушкина. - Где водитель?
Ему ответили грубо. - С дороги! Не мешай.
Закричал и Никита. - Кто водитель?
- Посрать наверно ушёл.
- Где у вас туалет?
- А везде. Садись, где понравится.
Дверь фанерной будки распахнулась, первой вышла из неё сияющая Альбина. Выставилась перед Сизовым.
- Ну, что, мент честный, заполучил очередную бякаку?
Он проговорил через силу. - Извините за необоснованные подозрения.
Понятые и оперативница ушли, и лицо Альбины стало меняться, улыбка стала превращаться в грустный оскал.
- А ты, Ваня, приди, как бывалыче, и я всё тебе обосную в постели.
Сизов на неё не смотрел. Альбина выдохнула из самой души.
- Вань, а ведь Иринка твоя дочь.
- Не слишком ли много у неё пап?
- Я Кродерсу об этом сразу сказала и алименты с него не беру.
Сизов напрягся.
- Вылитая твоя копия. И так же врать не умеет.
Он молчал, ещё больше сутулясь.
- Я знаю, твой Серёжа пропал в Афганистане.
Но он глухо хмыкнул. - Лучше б пропал.
- Что с ним?
- Не твоё дело.
Альбина шагнула к нему и зашептала. - Вань, стукачкой твоей буду, приди только ко мне. А, Вань?
Он глянул на неё взглядом загнанного зверя. - Неужели ты не понимаешь всей
гнусности своей жизни?
Они оба шарахнулись в разные стороны.
 
- 6 –

Ночью город хорошел, пряча грязь и неухоженность улиц окраин, перестройка явно выдыхалась и давно уже не развивалась, а спотыкалась, натыкав недостроенные и брошенные здания и корпуса глобальных замыслов вплоть до обеспечения каждого честного советского человека собственным жильём к 2000 году. Однако партия и народ по-прежнему с упертым идиотизмом активно обсуждали «Явлинские» 300, а потом 500 дней восстановления экономики. Как обустроить Россию пророка не в своём отечестве уже не вспоминали, да и, собственно, и не обсуждали, так просто, почитали, хмыкнув непонятно даже для себя, нобелевский лауреат всё же. Толи поняли, толи не захотели, а скорее уже не поверили, к «Нобелям» у нас русских отношение довольно прохладное. А какое ещё может быть к ним отношение, если в той плеяде затесался и глупый ****обол Мишка, в переводе на западный сленг - Горби? И не только он…
На крыльцо одноэтажного зданьица Опорного пункта милиции вышли капитан и группа молодых  людей с красными повязками на рукавах, задержались осматривая темный двор, горели лишь окна восьмиэтажек, да две или три лампочки у дверей подъездов. Капитан Селивёрстов оглядел своих добровольных помощников и вымолвил.
- Видимо, вы последние дружинники, только учреждения культуры присылают ещё людей на дежурство.
Молодыми его помощников можно было назвать лишь условно, элегантно стройненькая женщиночка неопределённого возраста имела девочковые замашки, полнеющий, чуть за тридцать лет, мужчина был похож на увальня и только довольно высокий с завитыми крашенными тёмными волосами парень был молод, ему не было и двадцати лет. Но ни кто не поддержал разговора, хотя Пирату очень хотелось завязать с кем-нибудь из них знакомство, это были сотрудники Народного театра из Дома Учителя. Он снова вымолвил, стараясь выглядеть культурным.
- Ну что ж, пройдёмся ещё разочек, и по домам.
И первым сбежал с довольно высокого крыльца.
Они прошли двором, зашагали, не спеша по улице, заглядывая во дворы, но все они были пусты.
Капитан заметил. - С увеличением числа дискотек спокойнее стало во дворах. А то замучили жителей лохмачи своими гитарами. Ладно бы, пели, воют и визжат, ревут по-звериному.
Шли так довольно долго, почти не разговаривая, вскоре совсем стемнело, а фонарей становилось всё меньше и меньше, они выходили к небольшой площади перед сквером Жертв революции ещё аж тысяча девятьсот пятого года. Его расширили, и сквер превратился в небольшой парк. Дружинники с милиционером приостановились перед сломанными решетчатыми воротами. Впереди глухая темень с редкими фонарями, только светился аквариум кафе, слышались глухие, бубнящие голоса и истеричный, визгливый смех пьяных девок.
- Получился из парка бордель с туалетом под открытым небом.
- Грязные и рваные паруса для пьяной Ассоль, - хмыкнул молодой парень, кивнув на горящие неоном буквы по верху стеклянного здания кафе – Алые паруса.
- Рваные паруса, - показал мужчина на изогнутые решётчатые створки ворот и разбитые скамейки на единственной освещённой аллее, клумбы была вытоптаны и без цветов.
- В народе и вовсе это место прозвали - Бабьи слёзы. Тут не только дешёвым вином, но и самогоном торгуют. Соответственно и девочки дешёвые, а где дешёвый секс там и нехорошие болезни. Ладно, там молодёжь, но сюда почему-то ходят и те, кто постарше.
Мужчина опасливо вымолвил. - Сюда надо ОМОН забрасывать.
Селивёрстов предложил. - Девушку надо отпустить домой. Тут такое можно увидеть и услышать…
Дружинница радостно сдёрнула повязку с рукава и передала мужчине. - Корней Иваныч, мы тебя не забудем и, если что, не пожалеем десятки на венок герою.
- А мне?
- А ты, Вова Милый, танцовщик, у тебя резвые ноги. Я за тебя не переживаю.
Корней Иваныч раздражённо буркнул. - Хвати ля-ля и нам домой пора.
- До свидания!
Игриво засмеявшись, женщина побежала через дорогу к троллейбусной остановке.
Пират поинтересовался. - Кто она у вас?
- А! Кордебалет, - хмыкнул Вова Милый пренебрежительно.
- У нас уже и кордебалет разрешили? - удивился Пират.
- Он всегда был. Это массовка, танец толпы. Эстрадные танцы в издёвку называют кордебалетом.
- А я думал…
Корней Иваныч спросил опасливо. - Леонид Виккентьевич,  а что нам там, собственно, делать в этих Рваных парусах или как их там ещё обзывают, Бабских слёзах?
- Да кого тут бояться? - пренебрежительно хмыкнул капитан. - Пьянь и наркота опущенная, - и смело зашагал по широкой аллее к светящемуся кафе. 
Дружинники пошли следом, благо тут же послышались опасливые возгласы:
 - Атас! Менты. Разбегаемся.
Затрещали кусты, из дверей кафе повалили последние посетители, расходясь по боковым аллеям.
- Не дай бог, кто вырубился, вытрезвитель недалеко, машину не подадут, придётся самим тащить пьяную и грязную шваль.
- Да пусть валяется, не зима.
- Не положено. Да и, это, так сказать, показатель нашей работы.
Подойдя к двери тамбура, они услышали визг женского скандала, капитан прибавил шагу и стремительно вошёл в кафе. Дружинники переглянулись опасливо и сбавили шаг, но тоже вошли. Две толстые бабы в засаленных белых халатах и плюгавенький мужичок толкались перед привалившейся спиной к стеклянной стене белокурой и ошеломительно красивой девке в разодранной белой блузке и шортиках, норовя ткнуть её кулаком или пнуть. Та отмахивалась от них размашисто, но всё мимо. Все матерились визгливо…
Капитан сразу оценил ситуацию и, отстранив баб, мужичок сразу юркнул в дверь, влепил девке увесистую затрещину. Та ударилась головой о толстоё стекло и зажмурилась от боли. Крики сразу прекратились.
- Бестия! Опять выступаешь? Сколько раз тебя предупреждать?
Девка лишь вымолвила довольно приятным голоском, не открывая глаз. - Сладили, козлы!
Бабы снова накинулись на неё, но тут неожиданно подступил Корней и грубо оттолкнул их от пьяной девки.
- Ну, нельзя же так измываться над человеком.
Женщины завопили ещё пронзительнее. - Лёня! Забери эту суку в вытрезвиловку. На столе стала плясать, посуду поколола и ещё обзывала по всякому,.
Корнея они попытались оттолкнуть от девки. - Ты кого защищаешь, кобелюка?
- Человека!
- Хи-и… Как Матросов грудью прикрыл амбразуру трипперную.
- Тих-ха! - рявкнул капитан и сам оттеснил женщин. - Отойдите, протокол будем составлять.
- Да нужны вы со своими протоколами! Воспитка хорошего под пердильник.
Одна из баб увернулась всё же от милиционера и, ухватив девку за руку, швырнула её к двери, пнув ногой в зад, но не удержалась на ногах и под общий хохот свалилась на пол, вскрикнув от боли. Девка же попала в объятия Вовы Милого. Он не оттолкнул её, замерев от вожделения, и пьяная она была хороша, особенно с обнажённой грудью. Голубые глаза мерцали мечтательной грустью. Она даже приобняла его, прижимаясь всем телом.
- Защити меня, в долгу не останусь.
Селивёрстов распорядился. - Уведите.
- Куда?
- Себе под муда! - вскрикнула баба.
- Поссы только после этого, если не хочешь бабе своей принести три пера.
Корней возмутился. - Молодёжное кафе, а ведёте себя как… Как…
- Сюда для обслуживания этих молодых посетителей тюремных надзирателей надо ставить.
- Тут молодёжь только по годам, а по ****ским делам старее нас всех вместе взятых.
Корней спросил капитана. - Куда её вести, в вытрезвитель?
- Ведите её к улице и ждите меня там.
- На последний троллейбус опоздаем.
- Да отправлю я вас.
Милый вывел Бестию из тамбура и повёл дальше, она и не сопротивлялась, да и шла более - менее уверенно, но он её из объятий не выпускал. Его догнал Корней.
- Володя, чего с ней будем делать?
Девка приходила в себя и, остановившись, глянула на них. - Мужики, не надо в вытрезвитель.
Они промолчали, Милый выпустил её из объятий. Она вдруг спросила откровенно.
- Мужики! Еть меня хотите?
И опять они не ответили, теряясь от такой прямоты.
- По всякому дам. И очко подставлю и за щеку возьму. Не сдавайте только в ментовку.
Корней был в растерянности, Вова Милый хохотнул и лапнул её за ягодицы. - А где?
- Места что ли мало, пошли в кусты.
Она засмеялась схватив его за пах. – Или в позе собачки не приходилось трахаться?
Бестия сама увлекла его с аллеи, Корней было замешкался, в ворота въехала машина, из неё выскочил мужчина, побежал к нему, разглядев повязку дружинника.
- Вы с Пиратом? С капитаном Селивёрстовым?
Корней уже шагнул в кусты, сквозь которые продиралась уходившая парочка.
- Где капитан? Где капитан? - закричал приехавший и Корней махнул рукой на светящийся аквариум кафе
- Там, там…
Мужчина влетел в кафе, Селивёрстов в это время допивал стакан водки и чертыхнулся, едва не захлебнувшись, узнавая его. - У, Прохиндей, твою мать! Испугал. Чего несёшься, как угорелый?
- Леня! Дела неотложные! Идём, выйдем.
- Да мне надо в вытрезвитель пьяную бабу сопроводить.
- Сопроводили её уже в кусты твои дружинники.
- Ну, блин! Деятели культуры.
Пират допил стакан и стал закусывать сыром с тарелки.
- Лёня! - дернулся Прокудин на пределе истерики. - Бросай! Пойдём!
Но тот лишь хохотнул. - База твоя горит?
- Может сгореть.
- Говори понятнее.
- Ну не при всех же? Пойдём! Я тебе ящик водки поставлю.
Это уже было что-то, капитан попрощался со ставшими уже милыми женщинами, те попросили.
- Лёня, заглядывай к нам по чаще. Наглеют, скоты. Не перестройка, а какая-то всеобщая расстройка у нас получается. Ты бы посмотрел, какие соплячки уже с мужиками трахаются.  Помахав им ручкой, повеселевший капитан вышел с Прокудиным. Они остановились на аллее не дойдя до машины.
- Что там у тебя?
- Менты хотели шмонать овощную базу, но Наижпапа отменил завтрашний обыск и ревизию, хотя они и опломбировали склады. А я уже Тимофеича на складе спрятал, в два часа ночи он должен его поджечь.
- Ну, Прохиндей, твою мать! Совсем голову потерял. Да ты в жизнь за товар не расплатишься.
- Леня! Поехали. Надо предотвратить поджог.
- Вот и поезжай.
- Страшно одному.
- Да меня жена с этой службой скоро забудет.
Прохиндей взвыл. - Лёня, сказал же – ящик водки поставлю. Поехали-и...
И тот согласился, рассмеявшись. - Ладно, уговорил. Кстати будет водяра, завтра получаю отпускные и качу с семьёй на юга. Я, собственно, уже в отпуске, сегодня ввёл в курс дела зелёного лейтенантика, сдал табельное оружие и а-ля-улю, все правонарушения теперь мне по ю-ю…
 

- 7 –

Ехали долго и по плохой дороге на самую окраину города. Пришлось заезжать на заправку, но бензина не было, Селивёрстову пришлось воспользоваться своей формой и раскулачить на горючее нескольких водителей. Вадим стал нервничать, время неумолимо приближалось. А тут  и вовсе дорога стала, как после бомбёжки, когда они въехали на складскую улицу с редкими переулками, овощная база находилась в самом её конце. Селивёрстов потребовал остановиться, не доезжая до неё метров триста и заставил развернуть машину, зло оборвав нытьё Прохиндея.
- Бережёного бог бережёт. Давай, иди. И больно то не рисуйся. Сторожа на складах дедки ещё молодые и очень любопытные. Прокудин тяжело затрусил вдоль сплошного забора, но Пират строго шикнул вдогонку.
- Какой дурак тебя Прохиндеем назвал? Дубина тупорылая! Тише топай.
И Вадим пошёл осторожнее, прячась в густой тени от заборов. Складские территории освещались неоновыми фонарями, и полоса темноты была просто чернильной. Пират, а ещё больше жуткость обстановки, его напугали, и он остановился, настороженно прислушиваясь, у разбитых ворот овощной базы. Страх на этот раз сослужил ему хорошую службу, он услышал чирканье зажигалки и тихий возглас.
- В засаде сидим!
- Два часа уже. Зря наверно сидим.
- Вот за это наверное, народ и смеётся над нами - а где менты не обсирались?
- Ладно тебе, Герой. Это не война.
- Роман! Ты бы видел, как Прохиндей занервничал, и тут же укатил, когда дядя Ваня распорядился опечатать склады.
- Да, - согласился Хлебушкин. - Кто-то из нашей конторы работает на Божьего человека. Конечно, могут и пломбы заменить, но, чтобы вывести товар на это нужно время. 
Он глубоко затянулся сигаретой в рукаве, и передал её Карпухину. В весовой было довольно светло от снопов яркого света из пустых оконных проёмов. Они сидели в тени у противоположной стены на перевёрнутых ящиках, и каждый посматривал в своё окно. Только освоившись с темнотой, Прокудин увидел сидевших в весовой на ящиках милиционера и молодого парня.
- Тебе ни о чём не говорит странный набор стройматериалов на складе? Ацетоновая краска, бочка уайспирита и газовые баллоны. А потайной ход, который мы закрыли?
- Думаешь, будет поджог?
От этих слов Прохиндей замер и посмотрел на часы, они показывали десять минут третьего. Видно, Тимофеич убедился, что выхода со склада нет, и не стал поджигать, подумал Вадим успокаиваясь, и стал медленно отступать, отойдя на пару десятков метров, быстро зашагал к машине. Прошёл почти половину расстояния и неожиданно споткнулся, напоровшись на торчавшую из земли арматуру. Вскрикнул не столько от боли, как от неожиданности и страха.  Шум падения, возможно и не услышали бы, но Прокудиным овладела паника, вскочив, он помчал к машине, сломя голову…
Милиционеры тут же выскочили из засады. – Стой! Стой! Стрелять буду!
Тут же раздался выстрел, потом ещё. Прокудин вломился в открытую дверцу машины, Пират дал по газам, испуганного пассажира бросило на него. Машину занесло, она с сильным скрежетом боком шмыгнула по забору, мотор заглох. Ударив Прокудина и заорав, капитан сразу же завёл двигатель и рванул дальше. Выстрелов они за рёвом мотора не слышали, внезапно машина осела на левое заднее колесо, застучав ободом по дороге. Опомнившись от боли, Вадим обернулся и обомлел, милиционеры, не отставая, бежали за ними, стреляли уже на поражение, лопнуло заднее стекло, осыпавшись мелкими осколками. Однако Пират дотянул-таки, до переулка и только там  остановил автомобиль напротив металлических джунглей Вторчермета.
Крикнул Вадиму. - Беги к железкам, - сам задержался в машине на некоторое время…
Никита Карпухин первым добежал до переулка и осадил, настораживаясь, увидав стоявшую машину. Его тут же догнал Хлебушкин. Убедившись, что машина пуста, они забежали во двор Чермета, на пороге вагончика стоял пожилой мужчина, он выдал им неожиданное сообщение:
- Ваш товарищ догонит преступника. Полноват он и неуклюжий тот...
- Какой товарищ? - переглянулись оперативники.
- Да мильцанер. Офицер, кажется. Только вот, сколько звёздочек у него на погонах я не разглядел. Я уже позвонил в милицию о перестрелке.
Оперативники долго рассматривали мрачные катакомбы из громоздких металлоконструкций, над которыми возвышался козловой кран.
- Неужели успел скрыться? - вымолвил сторож и посоветовал. - Кличьте свово товарища, в этом чертоломе разве найдёшь кого?
Вдруг раздался негромкий хлопок, пыхнуло огнём. Они выскочили в переулок, машина горела ярким пламенем! Переждав за воротами и убедившись, что она не взорвётся, милиционеры с удручённым видом пошли к овощной базе. И вдруг там тоже загремело и зазвенело! Они побежали, вскрикнув разом.
- Пожарная сигнализация сработала!
- Мы же обесточили всё!
- Поджог!
- Да как они сумели проникнуть на склад?
Добежав до овощной базы, Хлебушкин помчал вдоль эстакады, Никита свернул за угол на поросшие густым бурьяном задворки, верхние окна склада уже полыхали огненными сполохами. Он сразу услышал звериный рёв.
- Прохиндей, сука! Козлина подлючая! У-у, Прохиндей, мать твою..!
Гремело железо, Никита подбежал к металлической пристройке электрической подстанции, в которой и была сделана небольшая дверь. Она тряслась и гремела от ударов изнутри. В складе уже грозно ухало и трещало, заглушая вой бившегося человека. Запор был закручен толстой арматурной проволокой и тоже опломбирован, пришлось повозиться. Подбежавший к нему Хлебушкин, ни чем ему не мог помочь, только твердил, как заведённый.
- Никита! Сгорит мужик. Сгорит…
Наконец Никита раскрутил толстую проволоку и распахнул дверь.  Из неё вывалился закопчённый поджигатель в прожжённой спецовке и израненными в кровь руками. Выскочив наружу, он упал и, кашляя с надрывом, стал судорожно глотать свежий воздух. Никита узнал поджигателя, когда тот, наконец, поднялся и стал тормошить его с издёвкой, как Альбина Кродерс.
- Тимофеич, как здоровье? Болел, говорят.
Но тот, видно, умел владеть собою и ответил в тон.- Да, да. Не подрассчитал малешко, с бутылки вырубился. Очнулся - горю!
Никита сделал зверское лицо, схватив его за плечи. - Сейчас обратно на склад закину!
- Хер сосать, не те ребята, гражданин начальник! Ни чего вы от меня не добьётесь.
Карпухин оттолкнул его, поняв, что на самом деле, не на того нарвался. Хлебушкин подтвердил.
- Зек он тёртый, ходок пять или шесть за плечами. Да тут все, как и сам Прохиндей, с судимостями.
Они отвели поджигателя в Весовую. Пожарных было не видно, Никита пошёл к Вторчермету, чтобы позвонить. Машина уже догорала и только коптела, сторож стоял у ворот и только Никита попросил его ещё раз позвонить пожарникам, послышался вой сирен. Он вернулся на перекрёсток и показал первой машине куда ехать, потом дождался вторую и медленно пошёл за нею, обдумывая ситуацию…
Хмыкнул в слух. - Отвяжется теперь Наижпапа на нас.
Крыша склада уже обрушилась, первая машина поливала из брандспойтов вырывавшиеся языки пламени, вторая стояла рядом, бойцы быстро разматывали шланги, среди пожарных стоял и Хлебушкин. Никита заглянул мимоходом в Весовую, там никого не было. Он крикнул Роману.
- С кем оставил поджигателя?
- Да куда он денется? В Весовой.
- Нет его здесь!
Хлебушкин подбежал к нему и, заглянув в Весовую, заметался гончим псом по задворкам овощной базы. Карпухин тоже побежал было к проему в заборе, но там были такие кустарниковые дебри! Вконец удручённый полнейшим фиаско, он медленно направился обратно. Кто-то из пожарных громко спросил.
- Чего это вы там рыскаете?
- Поджигатель сбежал.
Стоявшие поодаль пожарные хохотнули. - А, где менты не обсирались?
Карпухин будто споткнулся и остановился, густо краснея…
 

То, что ему удалось поджечь машину, капитан Селивёрстов Прокудину не сказал, наоборот, ещё больше мраков нагнал.
- Связался, блин, с долбоёбом! К обеду уже определят и владельца и пассажира машины.
Закричал даже, изображая истерику. - На нас поджог повесят.
Прохиндея колотило мелкой дрожью, его заносило и он часто спотыкался, пробираясь через бесконечную свалку металлолома.
По дороге пошёл ещё хуже, не переставая ныть. - Ой, что будет? Что будет?
- Бежать надо. Нас сегодня же в розыск объявят.
- А куда? - рыднул Прокудин.
- С деньгами хоть куда…
Вадим семенил за Пиратом, тяжело отдуваясь.
- У тебя, что и заначки нет на подобный случай?
Вадим вцепился в него. - Лёня, есть! Но это, как бы, общак. Свои же нас накажут.
- Кого вас?
- Лёня! Лёня! И денег много! Зелёные.
Пирату того и надо было, он тут же успокоил. - Давай быстрее к дороге, надо ловить машину, пока не чухнулся Божий человек. Есть у меня место, где отсидеться.
- А потом куда?
- К немецким вы****кам в Прибалтику или на Кавказ махнём. Там никогда советской власти не было, а сейчас, тем более, бардак. Сделаем пластические операции, пускай ищут.
Вадим смотрел с надеждой на неунывающего капитана милиции и пошёл уже бодрее.
- Транспортное средство придётся угонять, - вымолвил Лёня через некоторое время.
Было совсем светло, хотя солнце ещё не взошло, они входили в жилой массив, и Пират потянул Прохиндея от центральной улицы во дворы. Но Вадим остановил его. 
- Не надо. У меня есть Нива. На Тимофеича записана, царствие ему небесное.
- Как царствие ему небесное?
- Сгорел на складе. Менты нашли потайную дверь и заперли её снаружи, подслушал я из их разговора.
- Это уже лучше. Некоторое время можно на ней погонять.
- У меня доверенность бессрочная, и фамилия не записана. Любую можно  вписать.
Пират неожиданно озлился. - А чего мычишь тогда? Куда ехать?
- Гаражный кооператив в Весёловке.
Пришлось выходить на дорогу ловить машину. Наконец договорились с поливалкой и уже через сорок минут подъехали к стройке на окраине. Только чуть больше десятка гаражей были готовы, вокруг раскинулась довольно большая стройка. Они прошли единственной бетонной улочкой к третьему гаражу. Прокудин, открыв калитку ключом, вошёл внутрь, включил свет.
- Ого! - приятно удивился Селивёрстов новенькой белой Ниве с шипованными колёсами и сразу стал придирчиво осматривать её.
Вадим засуетился, снова запер калитку на ключ, в задней стене была дверь, он ушёл в подсобку.
Пират спросил его. - Найдёшь, во что переодеться?
- Найду, найду, - кряхтел, двигая что-то, Прокудин, вскоре вышел с кейсом и туго набитым голубым рюкзаком. Подал капитану джинсы и зелёную штормовку и тот быстро переоделся, упаковав китель и форменные брюки в целлофановый пакет.  Положил его, поместив сверху фуражку на полке перед задним стеклом машины. Кейс и рюкзачок подогревал его интерес. Он спросил.
- С кем в доле?
- С тобой, Лёня. Теперь только с тобой!
Пират краем глаза наблюдал, как тот, положив рюкзак в багажник, стал укладывать туда же необходимый инструмент и другие вещи, не выпуская кейса из рук. Не удержавшись, капитан поинтересовался.
- И сколько там будет?
- Должно быть много. Ключ у Туховского, придется ломать замок.
- Как, у Туховского?
- А вот так! Семейный подряд, племянник он Божьему человеку.
Пират не долго молчал, осмысливая неожиданное для него сообщение. – Давай, посмотрим, что в кейсе. Он мог в твоё отсутствие забрать то, что ты положил.
- Там деньги. Там. Вчера только Мадамыч ложил нашу долю за кулацкие яблоки. Места уже не осталось. А ключ от гаража только у меня.
- Я думал ты человек Божедума.
Прокудин признался со злостью. - Я раб их обоих.
Селивёрстов только присвистнул от удивления и присел на заднее сиденье, притворив слегка дверцу  машины.  Внезапно щёлкнул замок, и калитка ворот распахнулась. В проёме показалась худая измазанная сажей фигура старика с угрожающе поднятым обрезком трубы.
- Бежишь, сука! А мне, значит, гори?
Прохиндей отскочил вглубь гаража. Со злобным рычанием Тимофеич шагнул за ним, но Пират сшиб его, резко открыв дверцу машины, и тут же выскочил, ударив ногой в грудь припавшего на руки налётчика. Добавил ещё пару раз, сильно и безжалостно по почкам, излюбленный ментовский приём. Старик скорчился на полу и застонал.
Вадим вцепился в Пирата. - Лёня, Лёня, не убивай его! Не надо мокрухи. Если что, он и возьмёт на себя поджог.
- Ой, ли? - хмыкнул Пират, но отступил, здесь не надо было оставлять следов, мочканет он их там, в лесу, в заброшенном домике лесника, куда намеревался отвести Прохиндея.
- Он мне на зоне хорошую поддержку кинул. Я ему из своей доли деньги выделю, - продолжал защищать Тимофеича Вадим, и Селиверстов отошёл от старика.
- Пусть отмоется и переоденется тоже.
- Дядя Стёпа, дядь Стёп! Мы ехали сказать тебе, что поджог отменяется, да на засаду нарвались. В нас стреляли. Заднее стекло пробили и левый скат прострелили, пришлось бросить машину. Ты иди, иди в подсобку, там есть чистая спецовка, - стал поднимать  старика Прокудин и отвёл бурчавшего одно и тоже побитого старика его в узкую дверь подсобки.
- Ага! Ехали. А мне гори… Ага! Стреляли. А мне гори...
- Почему не ушёл потайным ходом? - заорал на него Селивёрстов. - Нажрался, наверно, до поросячьего визга.
- Не знал, что менты дверь закрыли снаружи.
- А откуда это мог знать Прокудин?
Старик ничего не ответил, только послышался плеск воды.
Пират строго глянул на Прохиндея и негромко хмыкнул. - А говоришь, только у тебя ключи от гаража.
- Да, не подумал как-то, что Тимофеич домушник и может замки открывать.
- Стукач Наижпапы твой Тимофеич. Специально к тебе приставлен.
- Да не, Тимофеич вор правильный. Мы с ним крепко скорешковались.
- Как ты из склада выбрался? - громко спросил Пират старика.
- Менты вытащили. Да губошлёпы молодые, слинял от них. Но карточку они мою срисовали, если заметут мне уже из тюряги не выбраться.
- Сам виноват. Вначале надо было проверить путь отхода. И не пить на деле.
На это дед не отвечал, и Пират вымолвил с разочарованием. - И эта тачка, значит, засвечена.
Вскрикнул зло. - Давай, поживее, хрыч старый.
- Всё, всё. Иду.
Вадим кинулся открывать ворота и предложил. - Лёня, садись за руль, ты лучше водишь.
Но тот отказался. - Нет, нет. Веди сам. Не хочу лишний раз милицейское удостоверение показывать.
Вадим вывел машину на дорогу, Селивёрстов бросив старику. - Закрой гараж, -  подошёл к машине, но не садился, только открыл заднюю дверцу, намереваясь поместить опасного старика на переднее сиденье рядом с водителем. Но Тимофеич, закрыв ворота, полез в заднюю дверцу.
- Иди на переднее, - пытался помешать ему капитан.
- Обо мне, наверное, уже все посты оповестили. Сказал же, менты из засады узнали. Даже знают сколько судимостей. Надо налепить мне на лицо нашлёпки из лейкопластыря и глаз забинтовать.
И Селивёрстов уступил, пропустив его, уселся рядом, жалея, что уже сдал табельный пистолет. Старичок был сухопар и жилист, чувствовалась опытность в таких вот передрягах.
А Прохиндей продолжал паниковать, слишком резко дёрнул машину и она заглохла. Пирату пришлось обложить его матом и врезать по затылку. После этого тот повёл машину спокойнее. Они молчали некоторое время, и уже на выезде из города капитан вдруг вспомнил, что надо предупредить жену, чтобы ехала на отдых без него без паники. Он заставил Прокудина вернуться и остановиться у первого же телефона-автомата, что тот беспрекословно и сделал. Выйдя из машины у закрытого в это время Универсама, у стены которого стояла телефонная будка, капитан велел Вадиму разворачиваться, а сам направился к таксофону. Но не успел подойти к нему, как понял, что развернувшаяся на пустынной дороге машина помчала прочь, быстро набирая скорость. Он даже подскочил от злости, топнув обеими ногами.
- Прохиндеев, в вашу мать! Вот лопухнулся! Как пацана, обвели вокруг пальца.
План надо было срочно менять и как-то оправдываться перед Туховским. Обдумывая предстоящее объяснение, он вернулся к телефону и, вставив двульник, стал набирать номер. Трубку подняли тут же, и начальник райотдела милиции был поднят по тревоге, он сразу же спросил, думая, что звонит Сизов.
- Иван Петрович! Наконец-то. Ну, что там конкретно с овощной базой?
- Это капитан Селивёрстов вас беспокоит.
- Ты и там, вездесущий, наследил? На базаре фуражку оставил, а там что?
- Да, нет, нет. Подбитую машину Прохиндея мне удалось поджечь.
- Как вы там очутились?
- Прохиндей никого из вас не нашёл и приехал ко мне. Сказал, что оставил на складе поджигателя, а один ехать боялся, чтобы отменить поджёг. Ну и нарвались на засаду. Да не беспокойтесь, удалось оторваться от погони. Вадим привёз меня в гараж на Юбилейном, тут вскоре и поджигатель появился, того опознали ваши оперативники из засады. Они, конечно, запаниковали и пустились в бега.
- Как в бега? И ты им позволил?
- Убедил их вам позвонить и, только подошёл к телефону-автомату, Прохиндей дал по газам. Вот, стою тут, как брошенная ****ёшка, у Универсама. 
Туховской  долго молчал, потом спросил. - Куда они погнали?
- На московскую трассу.
- Попробуй нагнать. Сейчас же связываюсь с гаишниками, надо задержать их, только без разных там формальностей. Дескать, скандал в святом семействе, который не должен стать достоянием гласности.
- В отпуске я с сегодняшнего дня. Билеты на сегодня.
- Пусть жена несколько дней поскучает там одна. Давай, Лёня, давай. На сегодня нет у меня под рукой верного человека. Я переговорю с твоим начальством. Отпуск тебе продлят. И премию от меня хорошую получишь. Действуй! Действуй! 
Повесив трубку, Пират некоторое время озирался по сторонам. Но широкая улица была пуста. 
Минут через десять раздалось урчание мотора. Селивёрстов выбежал на дорогу, выхватив милицейское удостоверение, из боковой улицы медленно выезжала поливочная машина, гася струи воды. Это была та самая машина, на которой они приехали сюда  с Прохиндеем, вырулив на улицу, водитель остановился и Селивёрстов вскочил в  кабину. 
- Давай, быстро к будке ГАИ и свободен.
По пустынной улице быстро выехали на окраину, мелькнула конечная остановка троллейбуса, пестрые ларьки, павильончики кафе и закусочных, машина круто завернула и остановилась у стеклянной будки ГАИ.
- Свободен! - воскликнул Селивёрстов и выскочил из машины, приятно удивившись показавшемуся в дверях старшему лейтенанту.
- Не спится, Алёша?
- Кого ловишь, Пират? Опять в убойный отдел вернулся?
- Как бы не так? По-прежнему участковым парюсь.
Они коротко пожали друг другу руки, Селиверстов спросил. - Белую Ниву не заметили?
- А, на Куйбышев пошла. Побитого папашу сынок из травматологии забрал. Задержать? Это мы мигом.
Алексей повернулся к двери и крикнул. - Костя! Передай постам…
- Стой, стой, не торопись, - удержал его Пират. - Задержать, но без протокола. Тут дело семейное, сам Наижпапа просил, чтобы этот инцидент не стал достоянием гласности, так сказать…
- Какой инцидент? - спросил старший лейтенант.
- Угнали, как бы, машину ближние родственнички после семейного скандала. Владелец просит только, чтобы машину не помяли. Сами потом разберутся.
- Да у неё уже задняя дверка помята.
- Лёш, давай-ка, мы сами рванём за ними. Распорядись, конечно, чтобы задержали. Литра с меня.
- Я сам тебя в любой момент до усёра напою.
- Отстегну от премии. Сам Туховской будет благодарен.
- Да что с вас, топтунов, взять?
Старлей вошёл в помещение, где подрёмывали у стола с остатками еды  старшина и двое рядовых.
Один из них сидел перед включенной рацией и спросил. - Ну что передавать?
- Задержать белую Ниву, посмотри в журнале какие номера, и доставить сюда.
Радист тут же забубнил текст…
Селивёрстов нетерпеливо вскрикнул. - Лёша, прошу, поехали сами. Друг ты или не друг?
- Да что ты волнуешься? Всё будет чики-чики, ребята у меня, сам знаешь, лучшее подразделение Областного ГАИ.
И неожиданно спросил, иронично разглядывая его непритязательную одежонку. - С дачи, что ли, тебя подняли?
- Какая дача? В отпуск собрался, а тут такая канитель.
- У тебя базар на участке, а ходишь, как честный советский человек.
Пират сердито огрызнулся. - Не дорога.
- Ха-ха-ха! Еврей правильно говорит, не нужен мне оклад, нужен маленький, но склад. А ты точно, Лёнька - дурак. Имея базар можно так кучеряво жить…
Радист сообщил. - Михалыч! Белая Нива, увидав преследование, свернула на Скачовку.
- Передай, не прекращать преследования.
Старший лейтенант хлопнул Селивёрстова по плечу. - Лёня, давай лучше выпьем. И нам пора взбодриться. Сейчас попрут дальнобойщики. Тут уж надо быть особо бдительным. Ха-ха-ха! И дотошным. Самый навар у меня в это время, а ты затеял погоню.
Селиверстов сунул руки в карманы и чертыхнулся, сигареты он забыл в кармане френча, хорошо хоть деньги Хакима переложил во внутренний карман штормовки.
- Дай закурить, - попросил он у Алексея, и тот выложил пачку сигарет с фильтром на стол, стал шарить в тумбочке и вскоре достал оттуда бутылку водки.
- А я, вообще-то, проголодался, - признался Селивёрстов и сел к столу.
Взял кусок крупно нарезанной ветчины, стал жевать с хлебом, забыв о куреве.
- Выпей вначале.
Он выпил хорошую дозу, стал есть с ещё большим аппетитом всё подряд. Закуска у гаишников была отменная и, явно, не из дома.
- Вижу, Лёня, ты стал, как лошадь, загнанная в мыле.
- Не говори, Лёха. То ларёк, то сарайку дербанули, то бабульку милые женщиночки из благотворительной организации обчистили, пообещав ей помощь. Санька Маньку отмутузил, лохматые с гитарами по ночам жителям спать не дают. Домой хожу только ночевать.  И всё за голимый оклад!
Выпив ещё и насытившись, Леонид закурил. Теперь его стала одолевать дремота…
Выкурив сигарету, он попросил Алексея. - Налей-ка ещё. Глаз не сомкнул в эту ночь, как ещё ноги держат.
Старший лейтенант не скупился, вылил остатки водки из бутылки в его стакан. Сам он тоже устало щурил глаза, отодвинулся со стулом в стене, стал дремать. Выпив, и Селивёрстов прикорнул за столом…
Очнулся от громко возгласа. - Михалыч! Михалыч! Убийство! Сообщаю дежурному по городу. Белую Ниву с трупом мужчины с колотой раной на шее нашли на Скачёвской дороге в тридцати километрах от развилки.
Селивёрстов вскочил. Алексей был уже на ногах.
- Понял. Давай, докладывай.
Пират схватил его за руку. - Лёша, обо мне ни чего не говори. Машина вам показалась подозрительной, и вы начали её преследование.
- Ладно, ладно. Мы проявили бдительность. Кати домой и конфиденциально докладывай своему начальству. Срочно идите к общему консенсусу. Кто там у вас за Мишку Меченого?
- Ладно, язвить. Есть у тебя ещё?
- Да забери бутылку в тумбочке.
Лёня хватанул водки прямо из горлышка и, сунув бутылку во внутренний карман, выскочил из помещения. Как раз мимо проезжал Москвич, он махнул ему по привычке рукой, забыв, что не в форме. Но водитель видел, что он вышел из будки ГАИ и послушно остановился...


- 9 -
Буквально через пару дней, Роман Рыбкин предлагал по просьбе Альбины Кродерс небрезгливую деточку старой образине. Совершенно лысый старик со свирепой мордочкой мопсика, складки щёк свисали едва не до плеч, ёрзал в кресле перед огромным окном в стене обрамлённом багетной рамой. Похоже было на живую картину, на алом покрывале извивалась в похабном по своей откровенности стриптизе молодая гимнастически стройная белокурая женщиночка. Негромко звучала инструментальная музыка в эстрадной обработке. Ещё один носатый и чернявый толстячок, гораздо мельче Рыбкина, развалился на диване, но стриптиз он не видел, экран был за его спиной на уровне спинки дивана. Божедум покряхтывал пуская слюну и изредка слёзы и поэтому не выпускал из рук носовой платок, часто стирая потную слизь с морщинистого серого, как печёное яблоко, лица.
- Кха. Да. Хороша деточка. Как говоришь, звать, Алевтиночка?
- Лялька!
- Афанасий Никитич, а не заласкает она вас в постельке до инфаркта?
- Это вид у меня. Кха! Сердце здоровое.
Рыбкин успокоил. – Да нет, Афанасий Никитич. Она только на картинке хороша. В сексе – Снежная королевна.
- Для меня само то. Кхе! Осязать, ощущать. И чтобы с выступлениями.
- Это она может. Бестия! Злая, как волчица и ехидная.
Толстячок носатый подхватил глумливо. - Эвротика, безопасный секс, так сказать.  На корягу она очень не хочет залетать, поэтому папу в маму редко когда позволяет совать. Придётся вам, Афанасий Никитич, Спид-инфо почитать.
Божедум бросил на него пренебрежительный взгляд. – Спид-инфо только задроченные недоумки, вроде тебя, читают, мы, старшее поколение, всё это на практике знаем.
- Да у меня бабья столько уже перебывало!
- А что толку? Сексконвейер, такая же суходрочка. Только с постоянной подруженькой прелести половых сношений познаёшь. Не знаете вы одного, самого главного, не способы надо учить, а мужиком быть.
- А говорят в СССР секса не было.
- Зато теперь ****ство полное в новой России бурно развивается.
- Нет секса и сейчас для таких вот придурков, как вы.
Молодым пришлось замолчать, да и начальник к тому же.
Божедум обеспокоился вдруг. – Хватит при деточке хамить.
- Да не слышит и не видит она ничего. Стекло зеркальное с её стороны. Яшка полную герметику соорудил.
Божедум покосился на лежавшего на диване. – Эта харя уголовная что-то может?
- Вербицкий я! Святослав! Хватит обзываться! – подскочил тот.
Старик засмеялся. – Сейчас евреем модно быть. Это похвала. 
Яшка-Святослав сел обратно на диван и потянулся к столику с закусками, плеснул водки в стопку и выпил, стал жевать кусок колбасы.
- А говорят евреи умные, - снова поддел его старик.
Но Яшка не ответил. Тот снова выговорил издевательски.
- За свою жизнь среди евреев я  встречал только нахальных подхалимов и глупых болтунов, как раз для пролетарских умов, - он хмыкнул особенно едко. – Теоретики невероятности для заученных идиотов из мужиков именующих себя трудовой интеллигенцией.
Яшка вскрикнул плачущим голосом. – Что вы вечно ко мне цепляетесь?
- И опять, как шустро они Союз развалили. Года не прошло, а уже почти всё растащили…
Рыбкин, он стоял прислонившись к притолоке, подмигнул Яшке и тот снова промолчал, налил себе ещё. Зрелище в окне на стене было интереснее, Божедум снова повернулся к нему. Белокурая и стройнотелая, ну прямо, как в порнухе! деточка извивалась так соблазнительно и совсем не по-детски. Он даже ворохнул пятернёй в пахе.
- Однако, Роман Николаич, строптивая у тебя деточка.
- Не обыкновенная потаскушка, ей надо поломаться немного.
Вербицкий буркнул. – Иди, угощай. Накапал я ей в коктейлик.
Божедум оторвался от эротического зрелища. – Что вы ещё надумали?
- Развеселим деточку.
- Вы мне кончайте. Чтоб без насилия. И ни каких отрав.
- Импортное средство для возбуждения потенции. Испробовано не раз. Сама насиловать вас будет, - Вербицкий не удержал смешка. – На подмогу придётся меня звать.
Рыбкин ушёл на кухню, коридор был короткий, это была, так называемая полуторка, только перепланированная, в комнатке, где стриптизировала белокурая деточка едва умещалась французская кровать. Он взял небольшой поднос с большим бокалом вина и вазочкой с конфетами и печеньем и вошёл не постучав. Девушка дёрнулась было сердито.
- Пошёл вон! Потрепанная обезьяна.
Но, увидав вошедшего, откинулась на спину, широко раскинув ноги, подставляя чисто выбритые промежности. Это тоже входило в программу. Но Рыбкин был одет в костюм. Она снова взбрыкнула стройными ножками.
- Не дам я ему и в противогазе!
- Да успокойся. Секс отменяется. Старик может только носом спускать. Он сможет тебя лишь облизать.
Рома поставил поднос в угол кровати. – Взбодрись троёчкой для настроения.
- Не будет у меня к старому уроду настроения!
- Ну не будет, так не будет. Хватит ему и эротики. Выпей. Анжелку подождём. Та не такая брезгливая, ею дедок удовлетворится.
Он отступил к двери, но не уходил. Что-то в его взгляде Ляльке не понравилось, она спросила подозрительно, усаживаясь на постели по-мусульмански, раскорячив ноги и не забыв повернуть промежности к зеркалу.
- Что это ты вдруг сегодня такой добренький? То запретил мне и капли в рот брать, а тут почти полбутылки крепкого коктейля позволяешь выпить.
- Надеюсь, больше не будешь выступать. И так уже соседи на нас косятся, два раза участковый наведывался. На третий раз, сказал, меры будет принимать. 
Он сам залюбовался её фигуркой, из-за скрещенных ног в волнующих складках паха соблазнительно улыбался краснеющей полосой приоткрытый ротик влагалища.  Но он вышел, поборов желание и плотно прикрыл за собой дверь.
- Пьёт. Пьёт, - услышал он громкий шёпот Вербицкого.
Рома вошёл в комнату и глянул на постельный подиум. Лялька сидела к ним спиной и медленно запрокидывала голову, видно было, делала глотательные движения.
- А попочка… У деточки… Ой, хороша… Эталон суперженщины. Настоящая Бестия.
Тугие орешковые ягодички нешироких бёдер окончательно возбудили старика. Лялька выпячивала попку, ложась поперёк кровати, поставила  немного не допитый бокал на поднос и захватила горстку конфет. Попка всё круче изгибалась, выставляя туго сжатую припухлость бритого пирожка плоти. Она взбрыкнула вдруг, раскидав ноги и раскорячилась в развратной позе лягушонка. Потом обернулась, мотнув белокурой копной волос и показала им язык. Перевернулась на спину и разлеглась в позе соития. Дескать – на! Даже развела пальцами розовую щель влагалища. Старика затрясло, он тихо зарычал и вскочил с кресла, юркнув с не стариковской проворностью в коридор. Оттуда донёсся резкий возглас, Лялька встрепенулась и поджала ноги для удара.
- Пошёл вон! Образина старая!
- Деточка! Деточка! Ну зачем ты так, деточка, - старика не было видать, он не входил.
- Зачем обзываться? Я тебе хорошую жизнь могу обеспечить.
Лялька вскочила, встав на четвереньки и, схватив бокал, швырнула его в дверь.
Потом поднялась на ноги и задёрнула штору.
- Всё! Стриптиз отменяется. Видак включайте и на него дрочите.
Роман выглянул в коридор, Божедум стоял, отступив от приоткрытой двери, Рома подмигнул ему.
- Афанасий Никитич! Давайте отложим более тесное знакомство с деточкой до следующего раза. Ей надо привыкнуть к вам.
Раздосадованный старик молча прошёл в комнату  и сел  в кресло. Но окно было зашторено. Роман подошёл к двери спальни и приоткрыл её шире. Лялька всё так же голая вольно раскинулась на широкой кровати, она лишь шевельнулась и скосила на него взгляд.
- Я женюсь, Алевтиночка, ищи себе другого покровителя, - сказал он тихо, не заходя в комнату.
- Ну и катись на все четыре стороны, теперь только на себя буду работать.
- Только не здесь. Квартирку придётся освободить. Опять наступают строгие времена, проверки разные. Тебя пришлось уволить. А квартирка-то служебная.
- Я в ней больше пяти лет прописана, теперь она по закону моя.
- Нету такого закона. А теперь и вовсе это собственность акционерного предприятия, к которому ты не имеешь ни какого отношения. Божедум начальник, а ты с ним не хочешь даже разговаривать.
Лялька вскочила, сев в постели и ощерилась. – Заложу вас с Фёдр Юрычем Чебыкиным, как вы мёртвые души оформляли и за них денежки получали по туфтовым нарядам. И квартиры за взятки распределяли. Этот новый курносенький участковый Карпухин - честный мент и  перед тобой не будет лебезить. Его и прозвали Героем. Он подозревает что ты сутенер и обещал защитить, стоит мне только слово сказать. 
Рома попросту струсил и захлопнул дверь. Квартирный вопрос так просто не решался. В гостиную он не стал заходить, замялся, встретив взгляд Божедума.
- Ну ладно, Афанасий Никитич. Пошёл я, - он попытался пошутить, выдавив смешок. – Если что, Славик за ножки её подержит.
- Давай, давай, - хмыкнул Божедум и отвернулся от него.
Яшка осклабился. – После возбудителя минут через пятнадцать сама потащит на себя. Ха! Как бы пацанов не пришлось приглашать со двора. Я ей лошадиную дозу накапал.
Рома поспешил уйти, Божедум скривился обведя взглядом комнату. – Из-за эдакой конуры и такая канитель? Ладно, куплю я её у вас.
- В том-то и дело, на неё эта квартира записана, просто она этого не знает пока.
- Сказал – куплю. А скажем, что подарил.
- Мы вас хозяином этой квартиры представили.
- Каким хозяином?
- Начальником предприятия в чьём ведении находится эта квартира.
- Ну, мудаки безмозглые! Посоветовались бы вначале. Надо было инсценировать выселение, прислать уведомление. И этих… Как их там? Исполнителей изобразить. 
Вербицкий вскочил. – Да я щас ей такое выдам!
- Заткнись, харя уголовная!
Яшка снова сел на диван с обиженным видом. – Не понимает она по-хорошему.
- Поймёт, если всё будет по-хорошему.
Яшка снова наполнил стопку водкой и спросил. – А что вы не пьёте?
- А ради чего?
Яшка не ответил, махнув стопку в рот, стал жевать колбасу отвернув лицо. Но видно долго молчать не мог.
- Без нас одна ей дорога, на панель или в посудомойки. Она состоит на учёте в наркологическом диспансере и зарегистрирована как проститутка. 
Но Божедум его доводов не принимал. – Мне не гремучая змейка в постели нужна, а благодарная деточка.
Он глянул на зашторенную раму и ему так захотелось их раздвинуть! Он вздохнул.
- Ну что там? Когда начнёт действовать твоя отрава?
- Да пора уже. Может она уже пальцем ширяется?
Божедум, тихо ступая, вышел в коридор, дверь оказалась приоткрытой, деточка смотрела на него со злорадством и сразу же вскрикнула.
- Вот, фиг вам! Не пила я вашей отравы! Вылила под кровать.
Он приложил руки к груди, успокаивая. – Деточка, деточка. Ну что ты так нервничаешь?
- Мартышки в зоопарке твои деточки.
- Роман бросает тебя. И его тоже уволили с этой тёплой работы. Квартирку сдавать надо. Социализму кобздец, мы теперь капиталистическая страна. Выселят тебя обязательно.
- Вот фиг вам! Я почти пять лет здесь временно прописана, имею полное право на жилплощадь.
- Деточка, деточка. Я не в курсе ваших дел. А с жильём я тебе помогу. Если эту не смогу, другую квартирку подарю.
- Врёте вы всё! Привыкли хапать на халявку. И этот, когда приспичило, даже жениться обещал. А когда я его отмазала, сделал меня дежурной ****ёшкой для своего начальства.
Тут появился Славка, рыкнув на неё. – Ты у меня поломаешься, сука! 
Лялька метнулась к узкому окну и распахнула его. Ещё не вечер, во дворе слышался говор и детский смех.
- Уходите или закричу! Участковому заявлю!
Божедум сразу отпрянул от двери и зло крикнул Вербицкому. – Хватит! Уходим.
Тот лишь пожал плечами и стал открывать входную дверь. Выпустил Божедума и крикнул.
- Три дня тебе сроку! Не освободишь квартиру – пожалеешь! Таких борзых пацанов на тебя напущу…
Грохнул изо всей силы дверью. Лялька выглянула осторожным зверьком, потом заглянула в комнату и только тогда успокоилась. Как была голой присела на диван перед столиком с закусками и выпила водки. Посидела недолго, уставившись в пол, потом выпила ещё. Бутылка кончилась. Она прошла на кухню. Сердце защемило, белый польский гарнитур, газовая плита и фасонина тоже импортная. Холодильник высоченный. Но в нём было пусто. Только на столе стояла наполненная наполовину бутылка, вероятно, с той отравой. Она её вылила в раковину. Больше ничего не было выпить, и даже поесть, только остатки закуски, она вернулась в гостиную и натянула сверху на стекло клеёнку – холст с морским пейзажем, обессилено села и откинулась на спинку дивана, обведя комнату мрачным взглядом. Терять хорошо обставленную квартиру не хотелось, однако она знала, что не сможет дать отпор этим бандитам. И на милицию надежды мало, её просто начнут преследовать нанятые ими хулиганы. А то и вовсе изуродуют или убьют. Ею овладевала совершеннейшая апатия. Ещё в 1985 году, на смерть генсека, она поняла, что торговать в России собственным телом не выгодно и кроме позора и рабской зависимости такая деятельность ничего не принесёт. Любой труд у нас не ценится, хорошо зарабатывают только на обмане, воровстве, мошенничестве и грабеже. Но уже было поздно, как у глупенькой птички, у неё с коготком вся лапка увязла. Не вырваться уже. Автомобильная авария в которую она попала с влюблённым в неё, как ей казалось, Романом Рыбкиным сломала не только стопу, но и всю её жизнь. Надежду на хорошую жизнь. Ко всему, её зарегистрировали наркоманкой и поставили на учёт, как женщину лёгкого поведения. Из театра вытурили безоговорочно с позором, вычеркнув её из служительниц культуры. Почти месяц она пролежала в больнице, к перелому подхватила ещё и двустороннюю пневмонию, и хоть бы кто её навестил. Рыбкин лишь забегал в палату и униженно просил.
- Алевтиночка! Не говори, что я тебе дал анаши покурить. За распространение лет семь дадут.
Когда уже стала поправляться, она попросила его. – Принеси что-нибудь покушать. 
И он принёс пару раз. А потом в наглую стал избегать её. Выздоравливая, она попросту голодала на больничной пайке. Каша, как суп, суп хуже помоев. В котлетке совсем не чувствовалось мяса. Невольно она подумала тогда о Гене Замятине, ужаснувшись, что в тюрьме кормят ещё хуже. Об Андрее думать не хотелось. Вот и нашла себе глупого номенклатурного отпрыска. Отвергнутый ею с презрением, Андрей теперь становился светом в конце её туннеля. Ни куда они денутся, примут её и ободранной кошкой ради Богданчика, рассчитывала она всё же.
В тот день она ушла от косых взглядов затюканных этой жизнью, а потому злобно сварливых сопалатниц в больничный парк. И хотя под подол грубой рубахи поддувало, больше на ней ничего не было, привезли-то её совершенно голой, здесь было лучше чем в обществе демонстративно не замечающих её баб. В парке она и наткнулась на Рыбкиных. Сестра пришла навестить братца. Рома уныло, но смачно жевал сервелат откусывая прямо от палки. Татьяна рассказывала с мрачной иронией.
- Всё, эра Рыбкиных закатилась. Куликов исполняет обязанности предгорисполкома. Папа долечивает инфаркт водкой на даче, и даже меня не принял, спустив собак. 
Рома рыднул сквозь чавканье. – Да что он, не понимает? Только дело стали улаживать. И на тебе!
- Пальцем, говорит, не пошевельну, пусть похлебает баланды.
Таня Стриженова засмеялась невесело. – Может, встретитесь на пересылке?
- А его то за что сажать? Сейчас не сталинские времена.
- Бытовое хулиганство с менее тяжкими последствиями.
Рома даже рот разинул и не мог выговорить ни слова.
- Пока он лежал с инфарктом, не мама Роза похоронила его досрочно и стала блудить с комфортом прямо на дому. Он и застал Розового любовничка. Рыкнул было, но тот его за большого начальника не признал, и навешал ему фингалов под оба глаза. Потом уже папа на послушной девочке своей и отвязался. В доме сплошнейший погром, всё изрублено топором! Не мама Роза с побоями лежит в больнице. Заведено уголовное дело, но он на допрос не является.
- Дурак старый!
- Наш папа пацан ещё в номенклатурной обойме.
- Ага! Пятьдесят уже с хвостиком.
- Генсеку новому пятьдесят четыре, а членам ЦК и Политбюро многим за семьдесят.
- Хорошо тебе смеяться, - уныние не отражалось на Ромином аппетите.
Алевтина невольно сглотнула слюну и Стриженова услышала, обернулась, фыркнув.
- Рома! Брось кусочек колбаски своей изголодавшейся шлюшке.
Тот ахнул матом. – Паять я её не хотел! Из-за неё, курвы, влетел. Разнагишалась, сука, прямо в машине. А ты ещё на этой про****ине женить меня хотела. 
Алевтина пошла от них прочь глотая горючие слёзы. Но это было ещё не всё. Таня крикнула ей со злорадством.
- Погиб наш Тигр в Афгане! И бабулька Андрея умерла от инфаркта. Теперь твой выбледок ни кому не нужен, определили в детдом. 
Алевтина обернулась.
- Да, да. Проблудила ты и сына и дом Андрея. Я его начинаю перестраивать.
У Алевтины окончательно померк свет в конце туннеля, она упала как подкошенная…
Она и сейчас дрогнула, даже сердце защемило, зажмурилась изо всех сил чтобы отключиться и это ей удалось, она упала ничком на диван и впала тяжёлое забытьё…
- Опять, курвёха, развыступалась! – дрогнула она от звонкого и болезненно острого шлепка по голой заднице.
Лялька подскочила, перед нею стояла Дюймовочка. Наотмашь, она влепила подруге пощёчину и та отлетела к серванту, загремев стеклом.
- Совсем озверела!
- Озвереешь тут с вами зверями, - Лялька села на диван.
- Чего разнагишалась?
- Да пошла ты…
- В чём дело, что случилось? - забеспокоилась  Анжела.
- Старику нас безобразному продают или из квартиры выгонют.
- Дура, Божий человек, миллионер подпольный.
- Будут нас содержать, пока не постареем, потом всё равно выгонят, как собаку со двора. Лучше на трассу выходить, чем ихними служанками быть. Или ты этого не понимаешь?
- Понимаю, только и трасса поделена, все девки чьи-то, заработанные деньги у них отбирают, дают как работяге на прожиточный минимум. 
Задрав повыше узенькую и короткую юбчонку, Анжела тоже присела на диван, они глянули в размалёванные глаза друг дружке и отвернулись. Думать и говорить об этом уже надоело. Всё равно выхода не было.
Анжела хныкнула. – Что делать, что делать?
- Ты ещё спроси, как жить.
 
- 10 –

Октябрь уж уходил, природа увядала, а Москва всё ещё ликовала, торжествуя победу демократии. Дикторы захлёбывались от восторга живописуя мощь и единство новой партии - Живое кольцо Белого Дома, которое канет в Лету уже через несколько месяцев. Живые герои и этому правителю оказались не нужны, лишь с почестями захоронили четверых случайно погибших мальчишек, а совершившего перелом в коротком противостоянии комбата танкистов Евдокимова быстро забыли. Грубее сказать, попросту опустили...
Карпухин слушал радио Москвы сидя в засаде с представителями народного контроля в микроавтобусе. Во всеобщем ликовании  на ум лезли лишь унылые мысли. Русские никогда не нужны были русским правителям. Русские старались служить России, не понимая, что надо было служить Ему. За прокол на Овощной базе их с Хлебушкиным наказали. Ему-то, Никите, дали строгий выговор, а вот Романа понизили в должности…
Мужчина и женщина вдруг прильнули к окнам Рафика, глянул и он. К открытым воротам хоздвора Центрального Универмага свернул крытый грузовик с надписью по борту – Льнокобинат. Плотный седой мужчина нетерпеливо подался к дверце микроавтобуса, но Никита Карпухин удержал его.
- Не спугните, Егор Митрофаныч.
- Занесут в склад упаковки с костюмами, а там уже концов не сыщешь. Грузчики у Кыртиковой вымуштрованы не хуже спецназовцев.
Мужчина упрямо полез из микроавтобуса, подвинулась к дверям и женщина. Никита остался сидеть в салоне и продолжал наблюдение. А в широкие ворота хоздвора Универмага, так называемого «чёрного хода», входили и выходили явно посторонние люди, оттуда выходили уже нагруженные пакетами и коробками. Егор Митрофанович шёл к остановившейся у складского помещения машине, из которой неуклюже вылезал небольшого роста, довольно худощавого телосложения мужчина в сером костюме.
- Пойдём и мы, - вымолвил Карпухин и вышел из автобуса за женщиной, быстро зашагал к машине.
- Товарищ Чухунов, задержитесь на минутку, - крикнул Егор Митрофаныч и показал обернувшемуся мужчине удостоверение. - Народный контроль.
- Да идёшь, ты, контролёр доморощенный, - грубо отмахнулся от него тот, но замер, увидев подходившего милиционера, и невольно приложил руку к груди.
- Ну, ну, обморока нам ещё не хватало, - добродушно проговорил Никита и тоже предъявил служебное удостоверение. - Сотрудник угрозыска, лейтенант Карпухин.
- Я здесь не при чём, - нервно вскрикнул Чухунов. - Воспользовался попутным рейсом.
- Значит, кто-то всё-таки при чём? - злорадно спросил Егор Митрофаныч.
- А ты не цепляйся к словам, контролёр самодельный, - огрызнулся Чухунов.
Женщина удивилась. - Товарищ Чухунов, вы же парторг! И вдруг пособничаете расхитителям социалистической собственности.
- Да он натуральный аферист! - вскрикнул Егор Митрофанович. - Перестройщик херов! Как флюгер нос держит по ветру.
И точно, нос Чухунова был довольно длинноват.
- Товарищи понятые, прошу без оскорблений, - одернул не в меру ретивого контролёра лейтенант.
Водитель, тридцатилетний парень, растеряно переминаясь с ноги на ногу, спросил
удручённо. – Товарищ Чухунов! Как же вы и вдруг не при чём? Вы же груз принимаете и сдаёте.
- Чего мелешь? - грубо оборвал водителя Чухунов. - Ты не только водитель, но ещё и экспедитор. За что и получаешь надбавку к зарплате.
Он уже сурово, приняв начальственный вид, посмотрел на молодого лейтенанта и изрёк. - Не могу присутствовать даже в качестве понятого. У меня дела, я нахожусь на работе. Обязанности секретаря парторганизации - общественная нагрузка. А по должности я – заместитель директора по коммерческой части. И в Универмаг прибыл для заключения договора. У меня встреча назначена с директором.
Он пошёл от них в глубь территории. Егор Митрофанович дёрнулся, было, за ним, но пришлось остановиться. Милиционер сделал удручённое лицо и пожал плечами.
- Карпов, понял? Теперь ты - крайний, - подступила к молодому человеку женщина-контролёр.
- Залетел по дурости, пацан глупый.
- Что лишнее привёз, всё на тебя повесят, как хищение соцсобственности. Говори, сколько неучтённых упаковок с льняными костюмами загрузили?
- А я считал? - ответил унылым вопросом водитель.
- Теперь за колючей проволокой дни будешь считать. Ты же экспедитор, почему не принимаешь товар, как положено?
- Сказали, что недостачи не будет, мне и до лампочки.
- Будет тебе лампочка в камере. Сколько на этот раз взяли лишних упаковок?
- Штук двести, кажется.
- Двести! - ахнул Митрофаныч. - А ну, Тамара Васильевна, прикинь, сколь это будет в рублях?
- Две тысячи женских костюмов из льна! Это тебе не ширпотребное барахло. И загоняют они их не по девяносто два рубля семьдесят четыре копейки. За двести рублей с руками отрывают. А суд сейчас учитывает не специально заниженную цену, а по рыночной стоимости. Это, Карпов, уже! Отсидеть ты отсидишь. А вот платить всю жизнь придётся за чужие грехи.
Милиционер нагнал мраков - Хищение в крупных размерах. За это мало не дадут. Иди в признанку.
- А я тут при чём? Они маклюют.
- Кто именно?
- А я знаю? Со мной только Чухунов эти дела проворачивает, и не только в универмаг возим. А вахта, какой досмотр? Это сколько надо времени, чтобы пересчитать больше тысячи упаковок?
Они молчали некоторое время, Никите становилось гадко, он уже понимал, что опять им не изобличить истинных преступников, за них будут отдуваться шестёрки - исполнители.
- Задемократничались совсем, воруют и мошенничают в открытую средь бела дня. Эта перестройка для воров. А честных людей на талоны посадили.
- Без комментариев, - перебил народных контролёров лейтенант милиции.
- Приступайте к осмотру груза, сверяйте наличие товара согласно сопроводительным документам, а я пойду, доложу о предварительных результатах, - и направился к открытым дверям с вывеской  Сортировочная.
Тут же за дверью находился обшарпанный письменный стол с телефонным аппаратам, эффектная крашеная блондинка отцветающего возраста в чёрном шёлковом рабочем халате, увешанная  золотыми цацками, видимо, наблюдала за ними в окно. Появление милиционера её не смутило, она вынула из длинного янтарного мундштука окурок крепкой мужской сигареты без фильтра и выбросила его в форточку.
- Карпухин! Влюбились вы, что ли, в меня с Хлебушкиным? Совсем проходу не даёте.
Никита тоже не остался в долгу. - У нас с ним и без вас уйма тётушек и бабушек, Анфиса Пантелеймоновна, им внимания не хватает.
Заведующая едва не вспыхнула от злости.
Никита спросил. - Что не торопитесь товар дефицитный принимать?
- Примем, согласно сопроводительным документам, - она смотрела на него с едва скрываемой злостью. - Что за тон? Мы честные работники советской торговли!  Наставники молодёжи! Жаль, что не ваши.
- Позвонить разрешите?
- Рада содействовать работе советской милиции.
Фыркнув, она прошла мимо милиционера, нарочито играя полными «булками» мясистых ягодиц, скрылась в дверях, за которыми виднелись ряды длинных стеллажей. Уже оттуда донёсся её грубый голос.
- Работайте! Работайте! Милиция приходит и уходит, а нам надо обслуживать население…
- Обворовывать, - буркнул Никита негромко и стал набирать номер телефона.
- Начальник цеха пошива Мухин, - представились ему с апломбом.
- Товарищ Мухин, старший лейтенант Хлебушкин случайно не у вас?
- Не случайно, у нас, - ответил рослый красавец-мужчина в хорошо сшитом тёмном костюме и передал трубку Роману сидевшему напротив него за письменным столом в небольшом кабинете. Он был в простой клетчатой рубашке и джинсах.
Карпухин доложил. - По предварительным данным две тысячи неучтённых женских костюмов по девяносто два рубля семьдесят копеек. Но Миледи не достаем, цепочка оборвалась на пороге склада.
- Н-дас, - только и вымолвил Хлебушкин.
- А что ещё можно сделать экспромтом без  подготовки? Опять не тех цепляем.
- Хорошо, хорошо, Никита Алексееич! В другом месте подискутируем. Составляйте протокол.
Роман Хлебушкин положил трубку на аппарат и посмотрел в лицо холёного мужчины. - Вы меня не убедили, Дмитрий Борисович. Приписок не обнаружено, а хищение в крупных размерах на лицо. Только что задержана машина вашей фабрики с неучтённой продукцией на довольно приличную сумму.
- Помилуй бог, Роман Иваныч! Я то здесь при чём? Готовую продукцию мы сдаём в ОТК на склад, а там уж, что с нею делается, меня совершенно не касается. Не по адресу. С этим обращайтесь в отдел реализации.
- Но неучтённая продукция может быть изготовлена только в вашем цехе.
- О какой неучтённой продукции вы говорите? Сколько получу сырья, столько я и изготовлю продукции. Они там что-то химичат, а вы пытаете меня.
- Веду дознание.
- Какое дознание? Кто-то химичит, а мой цех на уши поставили.
- К моему удивлению, ни в ОТК, ни на складе готовой продукции не химичат, - Хлебушкин помолчал значительно. - Поэтому у меня напрашиваются некоторые выводы.  Мухин подосадовал слегка. - Вы с каждой работницей душевно побеседовали, ваши оперативники переворошили сырьё и документацию, обследовали все подсобки, и у вас всё ещё напрашиваются какие-то выводы?
- Да, да. Документация в полном ажуре и  со всеми работницами я побеседовал.
Только вот почему-то не имел чести познакомиться с вашим технологом.
- Она у нас мать-одиночка, отпросилась по уходу за ребёнком. Вечно отпрашивается, а то и вовсе прогуливает. Отдел кадров решает вопрос об её увольнении.
- Пропуск Савельевой на вахте.
Начальник цеха включил переговорное устройство и приказал секретарю с нескрываемой досадой в голосе.
- Ираида Владимировна! Пришлите ко мне модельера - технолога Савельеву в срочном порядке.
Мухин явно занервничал, с раздражением затеребил пачку сигарет, сломал одну и выбросил в пепельницу. Закурил в затяг, выпустив длинную струю дыма вверх, и откинулся на спинку стула. Заговорил раздражённо:
- Опять нынче в моде разоблачительство. Я понимаю, контроль нужен. Но не эти выжившие из ума сталинисты-андроповцы. Народ уже во всё горло кричит, чтобы запретили эту преступную партию народного террора. Поэтому и не получается у нас нормальной экономики. Нам план надо выполнять, а тут неделю придётся кувыркаться перед вами.
- Сегодня и закончим проверку.
- Если бы. Не забывайте, только цех пошива сейчас деньги зарабатывает, мы фабрику тянем.
- Не туда тянете.
- И куда же по вашему?
- К чёрному рынку.
- Ну, это вы вообще… Я буду жаловаться.
- Это я вам говорю без свидетелей, - усмехнулся Хлебушкин.
И тут начальник цеха проявил себя, осклабившись в откровенной усмешке. -  Не вам такие дела раскручивать. А народ выражается ещё точнее, а где менты не обсирались?
- Вот вы как заговорили?
Мухин хмыкнул. - Это я тоже вам говорю без свидетелей.
Обстановку разрядил стук в дверь, начальник цеха отрывисто вымолвил. - Входите! - и отвернулся, снова прикуривая сигарету.
Вошедшую молодую женщину с раскосыми глазами он, явно, не желал видеть. Хлебушкин поднялся  и показал на ряд стульев вдоль стены кабинета.
- Присаживайтесь, Динара Юрьевна, у меня будет к вам несколько вопросов.
Но женщина не садилась, подошла ближе к столу, явно, пытаясь перехватить взгляд начальника. Но тот так и не повернул к ней лица, потягивая сигарету с отстранённым видом.
- Динара Юрьевна, у вас всё в порядке с технологией производства?
Но она окликнула начальника. – Дмитрий Борисович!
Тот зло зыркнул на неё. - Отвечайте на вопрос следователя!
- Ну и жуй с тобой, Муха ты навозная!  -  с неожиданной злостью выразилась вдруг Савельева.
Мухин вскрикнул, было, возмущённо, но замолчал, Дина повернулась к милиционеру и стала рассказывать всё без утайки. - Не всё у нас в порядке с технологией. Мы скрываем новый, более экономичный способ раскроя. Также и в моделировании стали больше использовать отходы сырья, попросту, обрезки ткани, которые подлежат списанию.
- Да что вы говорите, Дина Юрьевна? - делано удивился Мухин.
- Вы об этом не знаете? Однако почти всю выручку от реализованного левака присваиваете себе, оставляя нам гроши. И станки у нас неучтённые в цеху, и много ткани поступает без накладных.
Мухин хмыкнул. - Бред сплошной! Месть отвергнутой любовницы!
- Я не говно, чтобы на меня навозная муха садилась! - вскрикнула Савельева подавшись к нему и замахнулась даже.
Мухин испуганно отпрянул и схватился за трубку. - Но, но! Милицию вызову!
- Ку-ку! Я здесь, - насмешливо вымолвил Роман и, когда тот успокоился немного, добавил намеренно исказив фамилию. - Круг замыкается, товарищ Муха.
- Мухин! - вскрикнул тот, но быстро взял себя в руки и хмыкнул пренебрежительно. - Это мы ещё посмотрим, на ком он замкнётся.
Савельева забавлялась испугом начальника, и не скрывала насмешливой улыбки.
Это задело Мухина, он зло пыхнул. – Вылетишь с комбината, за трояк будешь не мухам, а мелким мошкам давать, ломака!
Вспыхнув от оскорбления, Дина плюнула ему в лицо, да так смачно и точно, густой плевок повис прямо на губах Мухина. Не успел он опомниться, последовал второй и третий плевок. Теперь на верхнюю скулу и в глаз. Шарахнувшись, он неуклюже свалился со стула и пронзительно вскрикнул, завозившись на полу. Тут же вбежала секретарша и остановилась в растерянности. Начальник цеха поднимался, отплёвываясь и размазывая по лицу густую слизь. Хлебушкин подхватил рассвирепевшую женщину и вывел её из кабинета. Они остановились в коридоре.
Первым делом он спросил. - Ваши слова подтвердит кто-нибудь из работниц цеха?
- Поймите, Роман. Начальство не ворует. Им воруют.
- Прекращать дело?
Динара помрачнела, заговорив с особенной злостью, видно, накипело.
- Не знаю. Тут такая круговая порука и неприкрытое угодничество! За лишние гроши и благосклонность все готовы задницы начальству лизать. Не рабочие у нас в Советском Союзе, а рабы. Коммунисты не раскрепостили рабочий класс, а вновь восстановили крепостное право всей этой системой льгот и очерёдностью на квартиры. Чтобы уважаемым ветераном стать, много надо начальнических задниц облизать…
Она глянула на него. - Корреспондент тут на днях у нас был, так перед ним очередь образовалась льстивых угодников. Это он сам подметил, хотел освободиться от сопровождающих, но ему так и не дали поговорить с рабочими с глазу на глаз.
Мрачнел и Роман, всплыли слова Карпухина, - опять не тех цепляем, он буркнул, чтобы успокоить её. - Ну, мы это ещё посмотрим.
- Чего смотреть? Начальство недосмотрело, им это и поставят на вид. А ответят за всё стрелочники, я да мастера цеха, это уже нам обещали и посоветовали сушить сухари.
Внезапно послышались громкие крики и шум. Они подались вперед и, выйдя за поворот коридора, увидели толпившихся людей у двери, из которой шёл густой дым.
- Архив горит! Архив горит!
Дина удержала Хлебушкина. - Ну, вот и всё, пожар стирает все следы.
Хлебушкин понял и остановился, бессильная ярость просто душила его. Дина медленно, словно на плаху, пошла от него обратно, и он не стал догонять её. Просто было стыдно своей опрометчивости, надо было сразу изъять документы…
 

- 11 –

Пират угрюмо морщился, слушая авторадио. Неожиданная развязка дела о кооперативных яблоках в лучшем случае оборвала его и без того подпорченную милицейскую карьеру. Кроме пальчиков в машине с заколотым, как свинья, Прохиндеем, в милицейской форме нашли его записную книжку. И, хотя Наижпапа обещал отмазать, капитана Селивёрстова отстранили от службы.  На юга к жене он так и не поехал, дал подписку о невыезде, она отдыхала там одна. А ведь всё у него получалось, но слишком увлёкся новым лозунгом - наживайся, пока Горбачёв! И влетел по-глупому, спалился со средней руки спекулянтиком. Но и тут, вроде, обошлось, Мадама вытащил. Но Сизов этот, совок упёртый! Так и хочет оставаться честным советским человеком. Сам не живёт и другим житья не даёт…
Рассуждать мешали не столько ликующие крики спасателей русской демократии, как смачное, звериное чавканье Хакима и его ещё более корявого и безобразного братца Барата. Лёня сидел в машине ногами наружу, без аппетита вяло ел с пластмассовой тарелки какой-то наборный завтрак западного производства. Узбеки сочно чмокали, хотя вкуса в этом блюде совершенно не чувствовалось, какая-то госпитальная баланда.
- Ах, вах! Аммэрика! Высо есть в размэр! Витамин, белёк, протаин.
- И озверин ещё, - буркнул, что пришло на ум Лёня.
- О!  И озверин! Витамин эта? Полезно, да?
- Так вам то зачем? Вы и так звери.
- Ой, а ти русский кто? Пьяниса!
- Но не говно.
- Э! Лёня - дурук! Пилёхо гаварышь. Ми с Рассый уезжай, ти такой грюби разговор пиркращай. Ми - узбек, сами културны наций Средний Азий. Културно надо гаврытт.  Вэжлив. Харашё. Улибайса. Это есть культур. Ещё, как хорошо одет будешь, так и уважат тэбя будетт.
Пират швырнул квадратную пластмассовую тарелку в траву. - Мне кусок колбасы с чёрным хлебом надо и стакан водки. А свою узбекскую культуру ты себе в жопу забей. Я нанялся машину до вашей Чурбании отогнать, а жить с вами не собираюсь.
- Лёня-джон, надо твой родной обиласт проехат, где не знай, что тебя увольняй из милиция…
- Ни кто меня не увольнял, в худшем случае, звёздочку снимут.
- Э! Ельцин - строгий началнык будэтт. Много гаврить, как Мишка он нэ будэтт. Порадок Россия будэтт навадытт. Поэтаму ми уезжай.
Тут уж Пират согласился. - Да, это не Андропов, здоров, как бык, побольше литры за раз на грудь принимает, много дров наломает.
Хаким потянулся и сладко зевнул. - Ми не Россия. Ми живём, как тищща лет назад. Ни кого парядок делять не заставляй. Только работай, покупай-продавай.
Узкие щёлочки глаз масляно блестели, разглядывая новенькую Волгу белого цвета. Ну, как же - мечта сбылась. А в чёрный цвет он её ещё красивее перекрасит в Ташкенте. И в Москве нет таких мастеров по отделке автомобилей…
Брат его, крепкий коренастый парень, рыгнул утробно и поднялся, пошёл низиной за холм в кусты, мусульмане на виду не оправляются, берегут свою мужскую сокровенность от чужого взгляда. Хаким сказал ему что-то по-узбекски, он оглянулся, ответил и пошёл дальше. Хаким зачмокал губами и забормотал что-то осуждающе, неуклюже поднялся с корточек и доковылял до машины, открыл ключом багажник и вынул из него серебряный кумган. Пират смешливо фыркнул.
- Как бабы, подмываетесь.
- Мусульман, сами чистый вера.
- Всё равно копоть свою не смоете.
- Какой копоть? Я тоже бели. Смотри мой жоп!
Сняв штаны, Хаким показал голый зад и, оглянувшись, спросил на полном серьёзе.- У тебья жёп разве больше белий?
Загоготав дурашливо, Селиверстов схватился за ширинку и кинулся к Хакиму. И тот, визгнув испуганно, помчал низиной за бугор к кустам. Лёня глянул в открытый багажник. Он был набит туго связанными по несколько штук летними куртками. С краю лежал не крупный, туго набитый рюкзачок и небольшая ручная сумка, чуть больше барсетки. Пират хмыкнул.
- ****ит Хаким, что последние деньги за Волгу отдал.
И что-то тут на него нашло. Он сел за руль и, включив зажигание, дал по газам. Юзнув колёсами по мокрой росистой траве, Волга выскочила на просёлок и тут же исчезла за крутым поворотом, сразу влившись  в поток автомашин идущих по трассе. Хаким истошно закричал, выдираясь из негустых кустов, повис на последнем из них, странно замирая. Барат выбежал из-за пригорка и остановился перед качающимся на корявых ветвях братом. Долго стоял перед ним, мелко дрожа…
Потом подошёл ближе, тихо спросил. - Хаким, дорогой! Почему ты ни чего не говоришь?
Тело брата лишь медленно покачивалось на корявых ветвях, лицо было уже не живое.
- О, мой уважаемый старший брат! Что с тобой? - медленно подходил к телу Барат, боясь поверить  в его смерть.
Он дотронулся до головы Хакима, тело медленно сползло на траву под треск ломаемых сучьев. Рухнув на колени и воздев руки к небу, Барат завыл диким зверем, а потом и вовсе упал в траву…

 
- 12 –

Эти места Селивёрстов хорошо знал. Выскочив на шоссе, проехал километров пятьдесят и свернул в холмистое редколесье, за озером переходящее в хороший лес.  Невозможно было подумать, что этот дремучий бор в лесостепной зоне России был посажен помещиками, а уже потом обезображен народной властью. Проскочив зону отдыха, которая была почти пустынна, Пират свернул на еле заметную заросшую травой просёлочную дорогу. Попав, наконец-то, в безлюдное место, лишь небольшая компания уже немолодых людей у палатки на берегу широкого ручья сидела перед переносным телевизором,  он остановил машину и стал проверять багажник. Сумка была набита рублями, где-то около четырёх тысяч мелкими купюрами, двадцать четыре потрёпанных доллара и пачки расписок не на русском языке. Рюкзачок и вовсе его разочаровал, он был набит западными сувенирами и игрушками с бижутерией. Пнув заднее колесо, Пират надолго застыл в безысходной истоме. у телевизора тоже обсуждали перепитии победы демократии.
- Не, ну вы посмотрите! Демократы эти, сплошь уличная шпана и уголовники. Да они за стакан водки за Ельциным пошли. А армия! Да какая это армия? Голодных пацанов на танки посадили, они и рады конфеткам и печенькам
- А и противостоять им было не кому, в ГКЧП одна алкашня собралась, руки, как у паралитиков, трясутся.
- Народ и партия едины! Значит, тоже спилась ваша партия, - вставил Карпухин.
- Борис-то прав оказался. Не его, а звезда Горбачёва закатилась. Проболтал Мишка Подлый перестройку, как проститутка Керенский перехитрил сам себя.
- Ельцин сам алкаш, знал чем народ поднять.
Карпухин не сдержал смеха. - Успешно применил новое оружие массового возрождения
- водку. Глядишь, так же по-пьяне и экономику поднимем.
- Да, Ельцин прочно водрузился на танке. Художники и скульпторы, поди, в припрыжку теперь лепят образ нового вождя. Через пару лет это время назовут Великой Демократической революцией.
- Спекулянты и цеховики москвичей подпоили, а офицеров купили. Вот и вся революция.
Случайно Пират увидел себя в зеркальце и поморщился от вида собственной небритой морды, форменная рубашка тоже была замызгана, а спортивные шерстяные штаны обвисли шароварами неопрятного запорожского казака. Он распотрошил одну упаковку. Это, оказывается, был комплект полуспортивной одежды: курточка, майка и шортики с кроссовками и несколькими трусиками в виде плавок, тогда в России это воспринималось так. Дюжина из этой упаковки ему была мала, он стал рыться в других. Шорты, конечно, нельзя было надевать, но маячка и куртка были очень элегантны. Переворошив несколько упаковок, пират нашёл всё же подходящий размер и переоделся в небесно голубую майку и небесно-розовую куртку, удивившись, как он помолодел даже с небритой физиономией.  Жаль только, ни брюк, ни обуви он себе по размеру не подобрал. Бритва у него была. Не торопясь, Лёня стал бриться, не жалея воду в термосах. Куда он направлялся, воды было достаточно и, не какой-нибудь, а чистой, родниковой. Вот только путёвой жратвы и выпивки не было, пепси-кола, да разные там пакеты и тарелки моментального приготовления, которые лишь притупляли чувство голода. Но реплики людей перед телевизором доставали. И он стал мрачно рассуждать о происходящем. Всё повторялося опять, лишь вместо пьяной солдатни и матросни ударной силой этой революции была пьяная и обкуренная шпана и откровенно уголовная блатата, только теперь они были на одной стороне баррикады с милицией. И нынешний вождь на танке выглядел солиднее меченого проститута с ленинской плешью.
Однако провинция молчала, призывая к спокойствию, все предприятия работали в обычном режиме. Армяне и вовсе отправили в Москву эшелон с фруктами, соками и компотами, чтобы было чем запивать защиту демократии. Провинция никогда не «догоняла» того, что происходило в столице, для неё и перестройка всё ещё была чем-то абстрактным. Потому и прозябала в своей совковой унылости, получив от москвичей унизительное прозвание - Гребания.
Пират оборвал свои рассуждения, надо было ехать дальше и думать о другом. Время уже приближалось к полудню, машину, конечно, придётся или бросить или продать на запчасти. Но об этом ещё надо было подумать. Хаким может заявить в милицию, хотя машину он приобрёл на подставное лицо, к тому же, она, кажется была ещё и в угоне. Положение было, конечно, аховое, чёрт дёрнул его позариться на эту паршивую барсетку и рюкзачок. Пират не осуждал себя, хотя, и совершил угон чисто спонтанно. Судьба, она и есть судьба. Не только жена, и дети ему опротивели. Дай, дай, дай. А что может дать семье страж правопорядка? Пожили бы они на те шиши, что платят милиционерам. Особенно раздражал его сын, он боготворил папу – военного, но не милиционера. А главное, что потрясло Селивёрстова, это тот куш, что он упустил, те более ста тысяч долларов, с которыми поджигатель Тимофеич так и не смог скрыться, погибнув при задержании. Об этом и выл диким зверем Олесь Адамыч Наижпапа, а Пират клял свою лопоухость. Счастье в виде больших денег не давалось ему.  Пират просто торчал, становясь желчным от злобы, люди наживались с неимоверной лёгкостью, а у него такие деньги уплыли из рук! Может, поэтому он и сорвался, и теперь окончательно спалился, попавшись на пустышке Хакима? Но ведь узбек ворочал тоннами самых дорогих фруктов! Неужели отправлял деньги по почте или с курьерами? А, может, пояс у него с баксами, а то и круче - с золотыми цацками? Нет, навряд ли. Никто сегодня не поедет с большой наличностью за тысячи километров.
Его едва не разморило, Пират дёрнулся, отгоняя сон. Не время расслабляться. Он сел за руль. Надо недельку отлежатся. Жуй с ней! Похудею на западном питании. С голоду не умру. Плохо, что оружия не было, зверья и рыбы здесь навалом! Эх, хотя бы примитивных рыболовецких снастей…
До домика лесника он не доехал метров двести, свернул в чащобу и понаблюдал, даже расправил примятую траву от колёс. Тогда только вышел на полянку перед покосившимся домом из почерневших брёвен. Настроение было аховое, мысли ярились, он уже представлял себя добровольным русским Робинзоном в тайге. И, только он поднялся на почерневшее крыльцо, услышал бешеный рёв мотора. Пират подскочил, прогнившая половица треснула, сильная боль резанула в стопе, и он
полетел кубарем с крыльца в фейерверке брызнувших звёзд в глазах. Куртка с треском разорвалась, зацепившись о сучок или разлом ограждения крыльца и изменила траекторию падения. Селивёрстова развернуло, он ударился плечом о нижнюю ступеньку, а потом головой о землю. Падение было ещё болезненнее. Опять в голове брызнули огненные искры. Но сознание Пират не потерял, вскрикнул только и медленно перевернулся, садясь. Неожиданно увидел торчавшую из разорванного пояса куртки сотенную купюру.
- Баксы! – ахнул он в слух.
Но звук мотора удалялся, будоража сознание. Он зарычал от бессильной ярости, уткнувшись головой в твердую, как асфальтовое покрытие, выбитую землю тропы и замолотил по ней кулаками от злости.
- Гады! Какие они, всё-таки гады неисправимые, - услышал он сердитое восклицание и обернулся, увидев рослого, седого мужчину на гнилом крылечке.
- Тигр! Андрюха!
Схватившись обеими руками за щиколотку правой ноги, Пират сел.
- Это твою машину угнали?
- Моя! Чья же ещё? - взвыл Селивёрстов, поняв, что Андрей уже видит торчавшую из разорванного пояса куртки долларовую сотку. 
Тот снова проговорил. - Какие гады! Ну, какие гады!
- О ком ты?
- Жила тут парочка молодая.
А нога болела. Вся! От бедра до щиколотки. Пират задрал штанину и скрежетнул зубами, стопа уже опухла. Он поник.
Стриженов спросил. - Лёня, а ты, собственно, к кому?
- Отдохнуть хотел от суеты, от жены и детей. Приезжаю сюда иногда на рыбалку и поохотится. Кто эти молодые?
- Я не знаю их.
- И где живут, не знаешь?
- Да гнали что-то, одно только понял, не из нашего города.
Некоторое время они молчали. Потом Селивёрстов спросил.
- Ты же, вроде, в плену у духов был. Когда вернулся и как?
- Сам перешёл границу, хотел в Москву, а тут видишь что твориться. Опять наверное гайки будут закручивать. А я…
Он не досказал, да и Лёня не интересовался, всё ещё находясь в расстройстве чувств. У него вырвалось.
- Ну, какая невезуха! Какая невезуха…
Потом спросил. – А ты что тут делаешь?
- Да тоже на рыбалку приехал.
- На чём? – встрепенулся Пират.
- Мотоцикл с коляской тут у меня.
- Андрей, может, догоним?
- Навряд ли, тут такая дорога. Колея не для мотоцикла.
Пират обалдело смотрел на него, Стриженов спросил с подковыркой.
- И много у тебя в машине таких курточек?
- А я знаю? Доставил товар знакомому торговцу, а в это время на него наехали, магазинчик разгромили, он где-то прячется. Я и решил на время смотаться от греха подальше. Одну вот курточку решил себе приобрести, а она вон какой оказалась, с долларовой начинкой. Из-за них наверно весь сыр-бор разгорелся. И машина тоже его, по доверенности езжу. Подрабатываю так сказать.
Андрей склонился над ним, осматривая опухшую стопу, потом неожиданно дёрнул. Пират заорал благим матом, но быстро затих, боль в ноге уходила.
Успокоившись, Пират поторопил его. - Андрей, поехали. До трассы они навряд ли доедут, мало бензина осталось.
- Как же ты поехал сюда с пустым баком?
- А вот так. Или ещё не понял, что сейчас в России такое творится? За какие-то пять лет совсем другая страна стала. А народ и раньше дурной был, теперь от шальных денег совсем с ума сошёл.
- Да уже разобрался кое в чём, - ответил Андрей. - Но вот как жить в таких условиях не представляю.
- А я иду не рассуждая – куда петляющая в перестройке тропинка жизни выведет.
Селивёрстов поднялся, нога болела, но уже не так, он смог даже опереться на неё.
- Погнали! Если пропадут эти куртки, мне в жизнь за них не рассчитаться. 
Стриженов флегматично пожал плечами. - Ну, что ж, поехали, так поехали, - и, так же не спеша, пошёл к сараю, вывел из него мотоцикл с коляской.
Помог забраться Пирату в люльку и поехал на средней скорости по колдобистой малоезженой дороге…
 

- 13 –

Пират оказался прав, угонщики до трассы не доехали. Мотор заглох в виду Кривых озёр, не дотянув с километр до зоны отдыха. Отдыхающих было мало, но у одного из павильонов стояло несколько легковых машин. Сергей давно заметил, что показания счётчика на нуле и ожидал этого. Он глянул на улыбавшуюся подругу, когда Волга окончательно остановилась, скатившись в ложбинку, вымолвил с угрюминкой.
- На этот раз Андрей посадит нас в клетку.
- Пошёл он начисто! - фыркнула Солнышко и открыла дверцу. - Дальше автостопом поедем. Посмотри в багажнике, может, что-нибудь нужное найдётся? 
Сергей вышел из машины и открыл багажник. - Да тут шмотья навалом. Машину бросать не стоит, сдадим перекупщикам, они и ворованным не гнушаются, вот и деньги будут. Да и тачку можно загнать, знаю я промышляющих этим дельцов. 
Он увидел канистру, и вытащил её из багажника.
- Оставайся здесь, а я пойду, попрошу бензина.
- Я тоже пойду с тобой, мне быстрее дадут.
- Тоже верно, - согласился Сезам, они зашагали напрямик к машинам у пивного павильончика…
Бензин им налили. Обратно Солнышко к машине не пошла, двое уже в возрасте мужчин, что слили им по пять литров бензина, даже предложили лучеглазой девушке тонику. И она осталась с ними. Но не долго, минут десять лишь  пококетничала с мужиками. Подъехала патрульная машина ГАИ, милиционеры стали расспрашивать о белой Волге около часу назад свернувшей с трассы к зоне отдыха. Солнышко обеспокоилась и попросила одного из мужчин нагнать и предупредить
своего друга. Тот по началу растерялся. Солнышко приложила всё своё обаяние.
- Нашли мы её брошенной. Неужели мы похожи на угонщиков? На парня могут повесить угон.
И тот согласился. Но патрульная машина уже поехала по дороге в сторону леса, опередив их. Ухажер хотел остановиться, но Солнышко попросила.
- Едем, едем. Подтвердишь тоже, что машина брошена была тут. Я отблагодарю, чем захочешь. Дружок мой не ревнив.
И мужчина послушался, повёл Жигули, сохраняя дистанцию за патрульной машиной. Внезапно, та резко увеличила скорость и включила сирену. Водитель Жигулей тоже поддал газу. Они выскочили за поворот, лишь на мгновенье потеряв из виду милицейскую машину, и покатили в низину. Милиционеры  выскакивали из своего автомобиля, раздались громкие крики и резкие хлопки выстрелов. Жигули резко остановилась, Солнышко тоже выскочила на дорогу, предчувствуя беду, помчала туда. Но, не добежав, охнула и застыла в шоке. Брат Андрей лежал без признаков жизни с окровавленной головой под перевёрнутым мотоциклом. Сизов хрипел, по спине его струилась густая струйка крови, но продолжал  душить судорожно сучившего ногами Селивёрстова. Они возились на земле у задних колёс Волги. Один из милиционеров подскочил к Сизову, но тот так ловко отмахнулся ногой, молодой парень кубарем отлетел в сторону и тут же выстрелил из положения лёжа.  Сергей дёрнулся, будто от удара и резко выпрямился, изгибаясь в спине. Но тут же потерял равновесие и упал, затихая…
У него хватило сил лишь несколько раз повторить. - Я убил убийцу. Я убил убийцу друга…
Тело Селивёрстова вытянулось рядом, устремив выпученные глаза в высь. Вскоре он зашевелился, руки потянулись к горлу, но тут же опали. С тихим хрипом колыхнулась грудь, тело судорожно дёрнулось и перевернулось. Стрелявший милиционер поднялся на ноги и отступил, теряясь. Оглянулся на старшего лейтенанта у патрульной машины. Тот давно уже опустил пистолет, узнав Пирата.
- Ну и натворил Лёня делов! Кто мог подумать? Зря ты того парня подстрелил, лучше бы он его задушил.
Завыв по-бабьи Солнышко, кинулась к телу брата, приподняла, заглядывая в лицо, пачкаясь сочившейся кровью, забилась в истеричном рыдании. - Братка! Братка! Братка! Это я убила тебя!
Сизов снова прохрипел, как бы оправдываясь перед смертью. - Я убил убийцу друга, - и затих окончательно...

Но это было не совсем так, все оказались живы, лишь Андрей Стриженов несколько суток пробыл в реанимации. Солнышко, как говорится в таких случаях, ушла в себя, придёт не скоро - попросту, окончательно сошла с ума. Сизова после излечения осудили за угон автомашины (Волга оказалась ворованной) и сопротивление властям, дав два года тюремного срока. Оказывается, недозадушенный им капитан милиции Селивёрстов пытался задержать угонщика. Его, конечно же, восстановили в должности.

Да-да, мой читатель, это не кино и выдумывать идиотские сказки а-ля аммэрикен филмз со счастливым концом мне, видимо, не дано. Тем более я не творю, а бытопись уходящего времени создаю. В нашей российской жизни до сих пор добро побеждает зло настолько редко, что воспринимается как нонсенс.