Красная осень Винсента Ван Гога.
Винсент Ван Гог умер в половине второго утра 29 июля 1890 года. Днем раньше он выстрелил в себя из пистолета на краю пыльного пшеничного поля. Время между выстрелом и смертью прошло в разговорах с братом. Потом все кончилось – тело обмякло, душа улетела, наполовину безумная, наполовину изъеденная тоской.
Комментарий:
- Снег!
- Винсент, ты видишь белый?
- На север.
Ему тотчас доложили о выстреле. Дежурный ангел, старательно кося глазом в сторону и изображая полнейшее равнодушие, выговаривал подробности происшествия – незначительного, неловко даже и беспокоить – не забыв, впрочем, упомянуть, что в приемной ожидает бледный покровитель католического Овера, позабывший с перепугу, что самоубийца – лютеранин.
Ангел бесстрастно ронял слова, предусмотрительно укрывшись от возможного гнева за спинкой кресла. Но Источник гнева растерянно молчал. Скрывал досаду: рыжебородый сумасброд, стремясь сохранить остатки своего жалкого разума, сорвал Его смутный, и оттого казавшийся особенно значимым, замысел. Он старался выглядеть невозмутимым – слишком много глаз следило за Ним, и слишком много дел требовали Его вмешательства, в том числе – небходимость решить судьбу отступника.
Конечно, по правилам грешника следовало бы просто сбросить во второй пояс седьмого круга, но, во-первых, он был художником, а значит – исключением, во-вторых, своей самовольной кончиной в какой-то мере поставил себя рядом с Ним.
«В подвал», - коротко бросил Он вправо, не поворачивая головы. Не хватало только, чтобы прислужник увидел выражение Его лица. Сегодня Он был Стар, но не Мудр. Раздавлен.
Комментарий:
Сколько волка ни корми, все в лес глядит. Пословица.
Винсент выдохнул в последний раз возле задремавшего в кресле Тео и, радуясь вновь обретенной свободе, ведь нового вдоха – натянутого поводка - не последовало, понесся, словно школьник, отпущенный на каникулы посреди учебного года. Первый же проблеск заставил прибавить скорость. Но тоннель закончился тупиком. Удар о стену, и несколько мгновений мучительного недоумения – уже невозможно обманываться, но и назад повернуть тоже невозможно. Ржавая решетка, скрипнув, сблизила створки. Ловушка захлопнулась.
Комментарий: Не все золото, что блестит. Из Устава фальшивомонетчиков.
Винсент огляделся по сторонам. Эта комната ничем не отличалась от тех, где прошла его жизнь. Он провел рукой по стене и ощутил ее шершавое тепло. Свет, падавший отовсюду, своей равномерностью напоминал свет в студии, но был лишен бликов и казался плоским. Такими же плоскими казались деревянная кровать, покрытая соломенным матрацем, медный таз в углу, продавленный стул с взгромоздившимся на него ящиком для красок. И даже тьма, начинающаяся сразу за решеткой, была лишь фоном аккуратно нанесенным на лист бумаги. Еще удивляло отсутствие запахов. Сухие стены не пахли даже пылью, не говоря уже о штукатурке. Солома – у Винсента не нашлось слов, чтобы описать свои ощущения; он сунул руку в матрац вытащил клок – несомненно свежая, но какая-то неживая. Та солома, которой он набивал свои многочисленные матрацы, пахла солнцем и – как обещание – свежевыпеченным хлебом. И даже в лечебнице – Винсент стиснул руками голову – последний приступ, после которого он сбежал из Сен-Реми – он с ужасом вспомнил день в начале апреля, когда сознание вернулось в нему, и запах, издаваемый матрацем, уже нельзя было не замечать.
Комментарий:
Крыши в Гааге.
-Карандаш! Белой бумаги!
Чего не отдашь
за сказку, способную скрасить жизнь.
Крыши в Гааге- дорога в Париж
Тогда же он пытался отравиться. Хотя до болезни частенько одолевал Тео просьбами о красках, щедро клал их на холст, как сеятель, уверенный в будущем урожае, мучился, если приходилось брать в руки карандаш, – и съел в один присест.
Комментарий:
-Винсент! Хотя бы часок со мной.
Стемнело - беспомощны кисти.
Письмо брату – пришли еще красок – жизни.
Чтобы отвлечься от горестных воспоминаний, Винсент подошел к ящику и наугад вытащил тюбик – искал желтую краску - сначала я нарисую небо, что смотрело на меня слепым белым глазом еще позавчера – выдавил содержимое на левое запясье – красная! (он редко пользовался красной краской, как основной ) - и поднес запястье к лицу. Удивительно, но эта краска издавала запах, то ли запах, то ли вкус – крови. Невольно вздрогнув, Винсент вытер руку о стену и, подавляя брезгливость принялся разглядывать оставшийся след. Такой же, как и на земле в первые мгновения после выстрела, пока красные капли, смешавшись с пылью, не превратились в зловонные черные пятна - хорошую приманку для мух. Винсент бросил тюбик в ящик и вернулся на кровать – ничего, кроме цвета свежей крови, брызнувшей на землю, и цвета земли, эту кровь впитавшей, он здесь не найдет. Да и что еще оставалось ему после десяти лет каторжного труда? Он не вернул долг брату и умер, как и обещал. Зато теперь, избавленный от чувства вины перед Тео, он не будет спешить. Пусть Тот, кто отмерил ему его долю немного подождет. С этой мыслью он вытянулся на кровати. Закинул руки за голову, закрыл глаза. Но вскоре понял, что не сможет уснуть – вздохнул и принялся за работу.
Комментарий:
Синее – желтое,
хлеба-кипарисы,
Прованс – Овер...
Добавить красного –
коричневая (смерть)
земля, на которой подсолнухи и хлеба.
Ему рассказывали о происходящем в подвале ежедневно, во время утреннего приема. Хотя Он ни разу не задал ни одного вопроса. Впрочем, докладчика Он тоже ни разу не прервал. Хитрый секретарь приберегал эти сообщения напоследок, когда большая часть просителей уже покидала обитель, более или менее удовлетворенная принятыми Им решениями. Оставался лишь узкий круг и воцарялась скука. Его уже не забавляли споры приближенных, служившие неизменным развлечением на протяжении последней тысячи лет. Зато долгое знакомство избавляло от церемоний, необходимых при общении с непосвященными. И Он мог, откинувшись в кресле, принять чашечку горячего кофе из рук доверенного слуги, в то время, как свита за Его спиной старательно опустошала столик с закусками. А секретарь, почтительно обождав, пока Он сделает первый глоток, завершал доклад беглым упоминанием о запертом в подвале художнике.
Комментарий: Утро вечера мудренее. Мысль секретаря.
Он кивал головой и взмахом руки отпускал секретаря, рассеянно прислушиваясь к шуму в глубине комнаты. Потом допивал кофе и удалялся в кабинет. Ближе к вечеру, когда молчаливая суета, отполированная бесчисленными повторениями, отчасти стихала, и близилось время заключительной медитации, опытный секретарь делал краткий обзор дня, тщательно избегая неприятных тем, способных нарушить Его сосредоточение. Поэтому об окончании работы Он узнал Сам. Проснулся ночью от резкого укола в седце. Некоторое время оставался в кровати, нелепо надеясь что боль утихнет сама собой.
Комментарий:
Одиночество-боль,
моя кожа – граница,
глаза – бойницы,
Огонь!
Устоять, сохраниться, случиться…
Потом? –
белая птица закричит вороньем
Потом с трудом приподнялся, опираясь на спинку кровати, и осторожно встал на ноги. Сердце – кувшин, до краев наполненный кровью, - не расплескать! Мальчишка-слуга дрых на коврике перед дверью в спальню, - можно не изображать величие и суровость. Потирая правой рукой грудь и слегка приволакивая левую ногу, Он прошел мимо двух стражей, чьи глаза всегда обращены внутрь, и отворил неприметную дверцу в углу кабинета. Вниз.
Заключительные мазки Винсент наносил пальцами. Чтобы освободить стены, он сдвинул всю мебель в середину комнаты, а из стула и ящика соорудил стремянку. Работал без отдыха и досадовал, что не может рассказать Тео о своих новых картинах. «Дорогой брат, - мысленно повторял он, смешивая краски и осторожно пробуя их на стене, - сегодня я закончил «Сбор оливок». Усталые деревья на переднем плане освободились от плодов и тихо шелестят поблекшими листьями. Этот тон исполненного долга дался мне нелегко. Он жесток и равнодушен одновременно. Плоды рассортированы по размеру и уложены в высокие корзины, прутья которых кое-где блестят свежим маслом, - нужно торопиться с отправкой. Вздыбившийся на полгоризонта пресс ждет новой порции, а грузчики, машинально опрокидывающие содержимое корзин в общую емкость, ждут перерыва на обед. В противовес стихии «Листопада» в этой картине я стремился добиться впечатления предопределенности, вписывающей хаос отдельной жизни в гармонию нового порядка. И, кажется, мне это удалось. Моя болезнь…». Предложение оборвалось. Винсент говорил красками и замолчал, когда они кончились.
В коридоре стояла тишина, не нарушаемая даже звуком Его шагов. Он ступал размеренно, чувствуя, как с каждым шагом уходят усталость и боль. Все, кто присутствовал по утрам в Его приемной, провели в подвале некоторое время. Но никто не решался спуститься дважды.
Коридор закончился тупиком, - выход и вход уравнялись в правах. Он остановился, молчаливо признавая правоту художника. Ни один человек, использующий обычные человеческие средства, не сможет выразить полноту Его безумия. Другие люди попросту сочтут такого смельчака помешанным, - его картинами заделают дыры в сарае, а книгами – растопят камин, - из чувства самосохранения. И ему, если Он хочет расширить границы Своего познания, придется искать новые пути. Ведь мир, где человек – небрежный мазок на холсте мироздания, обозреть который целиком только в Его власти, уже существует, пусть и спрятан пока глубоко в подвале.
Закончив осмотр, он развернулся и медленно направился к выходу. Сзади послышались настигающие шаги. Пусть. У Него довольно стражников и служников, готовых обласкать измученную душу и указать ей ее место.
Тео прибыл через шесть месяцев, 25 января 1891 года, с большим запасом желтой краски. Он опоздал, - цвет эпохи уже определился.
Без комментариев.