...Легкий ветерок шевелил волосы, обдувал лицо. Я сидел напротив берега озера, устремив свой взгляд куда-то глубоко в прошлое. Был теплый день раннего лета. Над озером с криком кружились чайки, и я наблюдал, как они вылавливают рыбу. Берег резко обрывался к воде, внизу была маленькая кромка серого песка. Когда-то давно, я слышал, вода в озере доходила до самых высоких берегов, где я сидел. Впрочем, это было так давно. Сейчас же озеро сильно обмелело, хотя и поныне оно казалось достаточно глубоким.
За озером возвышался дачный поселок из одноэтажных домиков, еще дальше виднелся лес. За моей спиной было голое поле, на котором ничего не росло кроме травы, сорняков и прочих степных растений. Рядом виднелись кусты сирени, они уже распустились и пахли, дурманили. Я вдыхал полной грудью. Вдоль поля вилась тропа, она вела к церкви, которая была теперь по правую руку от меня.
Я вел свой путь оттуда. Я гулял, размышлял, вспоминал. Это все, чем я теперь жил...
Духота говорила о приближающемся дожде, и внезапный далекий гул грома подтвердил мою догадку. Я направился к дому. Колея петляла, огибала берега озера. Церковь теперь оказалась за спиной. Впереди виднелись невысокие жилые домики-пятиэтажки. Дорога вела туда... Слева, за полем, было шоссе, редкие автомобили плыли по нему так далеко, что звук их был практически не слышен. Гроза приближалась.
На мне был летний китель серо-зеленого цвета, и обычные армейские брюки. Погоны несли на себе звездный триумвират равностороннего треугольника, что знающему человеку говорило – перед ним старший лейтенант. И одежда, и человек в ней были помятыми, повидавшими многое, навсегда запечатлев на себе, словно поляроид, отметины нелегкой военной жизни...
Вот и дом, живу на первом этаже. Всего семь ступеней до дверей квартиры. Они трудны как никогда раньше. Стены покрашены в белое и серое - как во всех хрущевках. С потолка кое-где свисает паутина и из мутного плафона льется тусклый свет. В очередной раз приходит мысль о том, что в нашей стране для жизни людей ничего не приспособлено. Словно века назад, мы живем как в землянках. Но не это ли воспитало в нас несгибаемый удивительный дух? Впрочем, рядом с хрущевками стали расти как грибы красивые шестнадцатиэтажные домики из красного кирпича: цивилизация наступает.
Многие состоятельные граждане переезжают туда из Большого Города. И скоро наши полуразвалины навсегда уйдут в историю, а с ними и люди, которые эту историю наблюдали...
Квартирка внутри на редкость уютна и чиста. Раз в две недели ко мне приходит женщина средних лет из комитета ББ. Она стирает и убирает. Я не думаю, что она получает удовольствие от этой работы, и во время ее посещений я стараюсь уйти из дома. Вот и сейчас чувствуется свежесть свежевымытых полов. Я двигаюсь в гостиную и с трудом забираюсь на свое любимое кресло. Стаскиваю китель, остаюсь в одной зеленой футболке. Размышляю. Вспоминаю.
Гостиная убрана скромно: на полу старый ковер, рядом с моим креслом стол, тут же лежит мой цифровой фотоаппарат - подарок дяди. Я никогда его не выключаю, и сейчас он заряжен, готовый к съемке или показу отснятого материала.
Около окна стоит клетка: в ней живет голубка Тина, моя единственная подруга в этой жизни. Обычный уличный сизый голубь, на лапе кольцо. Тина слетела с клетки и села на фотоаппарат, как на жердочку. Лапа нажала на спуск, объектив, направленный в мою сторону, запечатлел молодого задумчивого человека, подперевшего голову рукой. Я медленно посмотрел в ее сторону. Она глядит на меня, то одним, то другим глазом, движения ее отрывисты, без плавных переходов. Птица словно понимает мои мысли. Понимает даже лучше чем я сам. Я улыбаюсь, краешек левой губы дрогнул вверх. Она прыгает мне на плечо, урчит.
Я перевожу взгляд вперед, на старый шкаф. Лакированная поверхность, словно зеркало, размыто отражает предметы. На меня смотрит, такой далекий, заблудившийся незнакомец. Он одет в зеленую футболку, и брюки. Они неестественно свободно лежат на кресле и падают легкой тканью на пол. У незнакомца нет обеих ног. А рядом стоит единственная его машина - инвалидное кресло...