Лето будет вдруг. Оно наступит так же неожиданно, как наступает зима. Однажды утром я проснусь чуть раньше обычного и увижу за окном не сумеречную апрельскую дымку, а медово-желтые подтеки разгорающегося солнца. Все вокруг будет заляпано солнечными кляксами: старый радиоприемник «Регонда», стол, две лавки, трава, крыша соседского сарая, щебенка, торчащая из асфальта, газовая труба, белая береза и люди, спешащие на фабрику, чтобы сменить тех, кто устал работать за прошедшую ночь.
Мой черный-черный кот любит сидеть на крыше. Он сидит там каждое утро, вернувшись с ночной прогулки. Сидит и думает о чем-то далеком, как горизонт, в который устремляются кошачьи-желтые, умные глаза. Я не верю тем, кто говорит, что коты не могут абстрактно мыслить. Я не верю, что этот темнеющий на фоне восходящего солнца силуэт бессмысленен. Он похож на черную скрипку, струны которой перебирают чуткие пальцы мироздания. И тонкая, виртуозная музыка льется из кошачьего нутра. Песня о том, что мир бесконечен и прекрасен, о том, что смерти нет, есть только множество телесных жизней, а та, что легче органзы, тоньше крыльев бабочки и прозрачнее слезы, вечна.
Я слышу эту песню отсюда, из-за оконного стекла. Что оно мне, это стекло? что это соединение силициума с чем-то перед сущностью всех и вся?
Котяра, здоровый и наглый зверь. Он не знает правил этикета и ходит по столам, словно по паркету. Он тащит что ни попадя и прячет. Прошлой ночью он был воином и рыцарем без страха и упрека. Гроза всех котов округи, огромный и черный, с шрамом через правый глаз и мощными лапами, которые напоминают собой колонны театра оперы и балета. Это гибкое, сильное существо, созданное природой в минуты особого, неповторимого вдохновения.
Первая скрипка в оркестре бытия, он тоже заляпан солнцем. И заяц, неустанный солнечный сын, рисует неведомые картины, используя свои тоненькие лапки вместо кисти.
Лето будет танцевать фокстрот. Оно будет таким, каким его чувствовал Антонио Вивальди Я транспонирую его в другую тональность, добавлю несколько новых арпеджио и одно глиссандо. Я заменю все пиано на форте, диминуэндо на крещендо, лиги на стакатто. Вивальди, мой старый друг эпохи барокко, не обидится, он поймет. Он никогда не был скуп, особенно, когда дело касалось музыки. Займу у него немного таланта, чтобы вернуть через три сотни лет, когда мы встретимся где-нибудь в Венеции или на берегу Енисея. Я верну.
Лето будет напоминать «Мистическую экзальтацию» Сальвадора Дали. Оно застынет, подобно образу несравненной Гала.
Лето будет гореть, как напалм. Оно спалит все лишнее, оставив за мной право заметать пепел.
Мое лето не будет одиноким. Пес не залает, когда откроется калитка и послышатсятся шаги. Кто-то идет…ближе… ближе… я не боюсь, я знаю, что этот кто-то уже давно здесь, просто еще не дошел. Просто надо еще пару мгновений…
Каким будет лето?
Мое лето будет ждать.