Ранним июльским утром пенсионер Степан Трофимович Удалой вышел из лифта и бодрым шагом пересек вестибюль просторного подъезда, направляясь к выходу. Консьержка Елизавета Прохоровна Мотькина, несмотря на ранний час, уже сидела за своим рабочим столиком у самой двери и шумно с присербыванием пила что-то горячее из большой кружки. Мотькина несла круглосуточные дежурства в доме около четырех лет и не могла нарадоваться подвалившей удаче после ухода на пенсию с учительской работы, которой посвятила без малого четыре десятка лет, преподавая географию в школе. Не зная в своей жизни никакой другой работы, кроме учительской, Елизавета Прохоровна первые месяцы не верила, что за подобное приятное времяпрепровождение еще платят и зарплату. Днем сидит, наблюдает, прохаживается, общается с людьми солидными, благородными, степенными, по вечерам смотрит телевизор, ужинает в уютной служебной комнатке, а потом и баиньки. Утром попила чайку, а тут на пороге уже и сменщица. И гуляй Елизавета Прохоровна трое суток до следующего дежурства! Только мечтать можно о такой жизни на старости лет: и пенсия есть, и зарплата идет, и времени свободного вдоволь, а главное, усталости никакой. Разве можно сравнить со школой! – Бр-р-р! Вздрагивала Елизавета Прохоровна от ярких воспоминаний своей замотанной в нервный клубок жизни.
Подтянутая, с живыми глазами, энергичная пенсионерка знала каждого жильца высотного дома не только в лицо, что, в принципе, входило в ее служебные обязанности, а знала о каждом намного больше. Это «намного больше» включало в себя сведения не только о материальном обеспечении жильцов, профессиях, которыми они владели, но и образе жизни с ее интересами, скрытыми от глаз сослуживцев. В общем, Елизавета Прохоровна с ее учительской наблюдательностью, зрительной памятью, развитым интеллектом и общительностью вполне могла бы участвовать в аттестации любого жильца дома.
Уж кто-кто, а Елизавета Прохоровна могла бы сказать свое веское слово относительно моральной устойчивости какого-нибудь Ивана Егоровича с восемнадцатого этажа. Могла бы и поспорить с теми, кто пишет в анкете, будто Владлен Гулякин с девятого этажа примерный семьянин. – Нет! – воскликнет опытная консьержка – Это чистая ложь! И я сейчас смогу доказать вам это, чтобы не быть голословной. – Для этого гипотетического случая у Елизаветы Прохоровны была тетрадочка личных наблюдений в период дежурств. Вот в нее-то и заносила не только от скуки, но и для тренировки памяти, да и ума сведения о том, кто, когда, с кем, в каком состоянии и в каком виде входил и выходил из дома, какая поклажа была в руках, в какую машину садился или на какой машине приехал. В общем, для любого участкового эта новоявленная Мисс Марпл была бесценной находкой.
- Доброе утро, Елизавета Прохоровна! – бодрым голосом поздоровался Степан Трофимович, приостановившись у столика консьержки. – Приятного аппетита!
- И вам доброго утра, Степан Трофимович! Опять на пробежку в сосновую рощу? Какой же вы молодец, следите за здоровьем, не ленитесь! Елизавета Прохоровна вышла из-за стола. Она явно соскучилась за ночь по общению. А к Степану Трофимовичу у консьержки всегда были припасены вопросы философского свойства типа о смысле жизни, благе, зависти, корысти, досуге. Узнав, что Степан Трофимович много лет работал в журнале и писал статьи о потребностях людей, Мотькина прониклась к нему нескрываемым уважением. – Все забываю спросить вас, Степан Трофимович, а дача-то у вас есть? Прекрасная погода, стоит жара, а за городом, наверное, благодать? Из нашего дома почти все, кроме стариков поразъехались кто куда! Одни - на дачи, другие – на море. Каждое свое дежурство вижу парочки с сумками, да чемоданами, садящимися в такси. Несколько часов и они уже купаются в Средиземном море, а Марк Львович с одиннадцатого этажа отправился с супругой в круиз: Греция, Италия, Франция, Испания. Зайдут они даже в Гибралтар! Вот счастливцы! Увидят Гибралтарский пролив – ворота из моря в океан! Я этот Гибралтар всю свою учительскую жизнь только-то и видела крошечной точкой на географической карте, как английскую колонию на территории Испании. Да, еще кто-то из учеников показывал фото. Вы, понимаете, они молодые уже видели Гибралтар, дышали воздухом Атлантики, Средиземного моря, а я всю жизнь только и делала, что тыкала указкой по карте и пересказывала, что удалось прочитать. Я говорю детям то, что читала, а они смеются. Ехидно смеются, мол, мы там были и там все о`кей! А я что видела в своей жизни, приехав в Москву из деревни Брехово? Пединститут и школа! Вот и вся моя география! Нигде не была, ничего не видела!
От нахлынувшего чувства несправедливости Елизавета Прохоровна разволновалась. Степан Трофимович слушал консьержку внимательно с мрачным лицом сочувствия к уже немолодой женщине, отдавшей свою жизнь работе в школе и ничего, как ей казалось, не получив взамен, кроме мизерной зарплаты учителя географии и мечтаний когда-нибудь побывать за границей хотя бы в Болгарии.
- Эх, Елизавета Прохоровна, были у меня и машина и дача с садом и кирпичным домом в ста километрах от Москвы, и все я продал, и живу отныне без забот, без хлопот в двухкомнатной квартире, впрочем, как и вы. Несколько лет назад, уже собираясь на пенсию, я вдруг понял, каким-то странным образом, как будто мне ночью кто-то сказал по-дружески: Освободи себя от лишнего, а чтобы не грустить первое время об утраченном, говори себе почаще одно единственное слово «якобы» и мысленно следуй за тем, что желаешь, что хотел бы иметь; направь себя мысленно туда, где хотел бы побывать. Нет у тебя дачи, а ты представь, что она якобы появилась и ждет тебя.
- Как Вы замечательно говорите, Степан Трофимович! Это что же получается, вы стали сами себе волшебником? Елизавета Прохоровна хитро улыбнулась.
- Вот именно, вы правильно уловили магическое значение слова «якобы». Оно действительно волшебное. Отличие состоит от волшебства лишь в том, что вы мысленно переноситесь в предмет вашего желания, но тут же имеете возможность вернуться обратно, отвергнув свои мечты после их мысленного воплощения; волшебник же осуществит ваши желания бесповоротно, то есть вы попросили, а он исполнил. Вы передумали быть там-то, иметь то-то, просите вернуть все обратно, как было и слышите: А зачем просил? Думать прежде надо было! Теперь владей! Пользуйся! Что хотел, то и получил!
- Очень интересно все это, только не слишком понятно. Как это выглядит на практике? Ведь я вам говорю, что в своей жизни нигде не была, даже в Сочи поехать отдохнуть возможностей, как у других, с хорошими зарплатами, не было.
- И не грустите об этом! И не переживайте! И не жалейте! Если бы вы изучили во всех тонкостях предмет вашего желания и якобы побывали виртуально на пляжах, то у вас пропало бы всякое желание ехать на море.
- Да откуда мне знать о нем, об этом море, если я нигде не была! Ни в санаториях, ни в пансионатах не отдыхала. Когда путевки давным-давно профком давал, то детишки были маленькие, а когда выросли они, то профком и льготные путевки ликвидировали. А за полную стоимость только учителя иностранных языков ездят. У них какие-никакие деньжата имеются от репетиторства. А кому моя география нужна?
Елизавета Прохоровна вздохнула.
- Так я вам помогу там побывать! Где бы хотели? В Сочи? Так, пожалуйста!
Брови консьержки поднялись на лоб от удивления. – Как это? – вымолвила она.
- Последний раз я там отдыхал с женой лет, эдак, двадцать пять назад. Отдыхали в пансионате по профсоюзной путевке сроком на три недели, с питанием в столовой, с лечением, жили в отдельном номере с балконом. И что вы думаете? Мы уехали из этого, так сказать, райского уголка через две недели!
- Ой, как интересно! А почему? – оживилась Елизавета Прохоровна. Ее глаза заблестели от любопытства и предчувствия услышать приятное для ее слуха повествование, что кому-то не повезло с отдыхом и кто-то на курорте, да за деньги купил себе плохие воспоминания.
- Мне в ту пору было тридцать шесть лет. Летний отпуск обычно проводили с женой на Волге, ездили на рыбалку, ловили окуней, густеров, судачков, линей. Варили уху, раков. Спали в домике для рыбаков. Тишина, знойный воздух с запахом степных трав. Так ездили в те волжские места год за годом. И казалось, лучшего места для отдыха не найти. Но кто-то на работе посоветовал поехать отдохнуть в пансионате в Сочи. Путевки выкупили быстро и полетели. В Сочи прежде никогда не был, а потому и не имел ни малейшего представления, где и как будем жить с женой, но главное, как проводить время. Сдали вещи в камеру хранения, ибо администрация за пропажу вещей из номера пансионата ответственность не несет, поспешили окунуться в черноморской воде. Вышли из пансионата прошли по дорожке метров двадцать в сторону моря и остановились. Перед нами из-за поворота проносились машины. И едут, и едут, и никто не притормаживает. Скопилась толпа. Люди нервничают. Перехода нет, светофора нет. Выяснил, перейти можно только здесь или идти в сторону перехода около километра. Минут через двадцать толпа не выдержала и ринулась через дорогу, по принципу: будь, что будет. – А что? Мы так будем ходить каждый день? – спросила жена. Я промолчал.
Ну, вот и набережная! Вот и море! Оно чуть вдали, а на берегу, как говорится, яблоку негде упасть – сплошные людские тела северные, дальневосточные, сибирские, уральские, алтайские и прочие. Что и говорить – Всесоюзная здравница! Положить на камни подстилку – проблема, ибо каждый клочок пляжной землицы занят; оказалось проблемой и войти в воду, ибо вдоль берега кишели тела всех возрастов. Казалось, вся страна съехалась в этот край есть, пить, жариться под солнцем и стоять в воде по грудь. Плыть или нырять не получится – слишком тесно, как в метро в час пик. Постоял я в мутной воде, окунулся и пошли мы на обед в столовую. С мясом в те годы было напряженно, поэтому каждый день было нечто вегетарианское. После обеда отдохнули в прогретом солнце номере и пошли знакомиться с городом. Курортный проспект, как Ленинградский в Москве, та же гарь в воздухе, но хуже и тяжелее дышать из-за влажности. Шли мы шли вдоль этого проспекта, а потом жена и говорит: Так зачем мы сюда приехали из Москвы? К морю не пробраться, кормят морковными котлетами. У нас воздуха в роще больше, чем здесь! Духота, машины, асфальт, поесть по-человечески негде!
- Так вы, что, так и не купались в море?
- Купались ранним утром до завтрака, когда на пляже пустынно, да и вода почище. Но погода не баловала, то штормило и море становилось у берега бурым, мутным, с медузами, то шли дожди, то дул ветер. Скука одолевала. Так и коротали время, то до обеда бродили по аллеям, а вечером до ужина. Культурной программы не было. И так захотелось вернуться домой! Три дня стоял на рассвете в очереди за билетами на самолет. Улететь с юга, как выяснилось, тоже проблема. Но улетели с грехом пополам, просидев всю ночь на площади у здания аэропорта, пока чинили наш самолет. Улетели в пять утра. Видите, как все хорошо я помню Елизавета Прохоровна! А ведь прошло четверть века с тех пор!
- И впрямь, как это вам удалось?
- Да, каждый раз, когда летом, да в хорошую погоду шевельнется внутри мыслишка: Вот бы на море поехать покупаться, то я говорю себе: А представь, что ты якобы прилетел в Сочи! Поселился в пансионате и пошел на пляж, а потом слоняться по городу. И у меня от воспоминаний мурашки по телу пробегают табунами: Нет уж! Извольте! Обойдусь как-нибудь без южной экзотики!
- Не повезло вам с отдыхом, Степан Трофимович! Зато наша англичанка отдыхала в прошлом году дикарем где-то под Сочи и осталась довольная. Целыми днями жарилась под солнцем и купалась.
- И вы ей поверили?
- А почему бы и не поверить. Она очень загорела, посвежела, преобразилась как-то.
- Все это лишь видимость, обман, иллюзия здоровья. Полторы – две недели под лучами беспощадного солнца это испытание на прочность организма. Копните вашу англичанку и вы обнаружите под этим шоколадным загаром кучу болячек, которые скоро дадут о себе знать.
- Пожалуй, вы правы. Да, да вы абсолютно правы. Совсем недавно она жаловалась на высокое давление и все гадала откуда оно могло у нее взяться. Да, загар давно сошел и следа не осталось, а голова у Анфиски стала болеть, сон испортился. А она гадает, а она гадает. Так вот оно в чем дело! В общем, спасибо вам, я уже якобы побывала на море и в Сочи в пансионате, и под Сочи дикарем и нажарилась я вдоволь под солнцем и уже даже устала от отдыха! Елизавета Прохоровна громко и заразительно рассмеялась.
- Напоследок хотел бы спросить, а представьте Елизавета Прохоровна, что вас, якобы, назначили директором вашей школы, согласились бы?
- Да вы что? Никогда! Это не по мне!
- Вот, видите как вы быстро дали отрицательный ответ. А все потому, что предмет вопроса вам очень хорошо знаком. Сколько ошибок, если бы вы только знали, совершается людьми именно по незнанию того, что их ждет впереди. Торопится, например русская девушка выйти замуж за иностранца, араба какого-нибудь. А потом горько плачет, когда оказывается в гареме. Но трудно, что ли, было ей сесть и спокойно попросить поработать на себя «якобы»? Якобы вышла замуж за мусульманина, якобы он не так богат, как говорит, якобы не холост, а женат, якобы, вообще мог приврать, наобещать ради своей выгоды. В общем, потрудиться засомневаться в искренности посул этого человека с Востока, умеющего красивыми, льстивыми словами вползти в распахнутую душу русской девушки. В результате несложных предположений и сопоставлений вывод напросится сам, что от такого жениха бежать надо побыстрее, да подальше. Якобы - это картинка будущего и чем ярче вы ее нарисуете, тем от больших неприятных неожиданностей себя избавите. Якобы, вообще-то, любит опираться на факты и сомневаться в целесообразности того или иного действия, поступка.
- Вот теперь-то я начала понимать значение этого вашего «якобы».
Степан Трофимович посмотрел на часы.
- Ох, и заговорились мы с вами. В рощу идти уже поздно, запах не тот. Но я представлю, что якобы побывал в ней и надышался вдоволь.
Оба рассмеялись.
- Пойду, пожалуй, домой и приму солнечные ванны на лоджии, поделаю гимнастику под ласковыми лучами утреннего солнца, а потом душ и завтрак. И никуда не надо ехать за этими благами природы! Солнце есть! Вода есть! Утренний воздух чист, прозрачен и даже, скажу вам, приятен на вкус, который придают ему, сохранившиеся лесные массивы из елей, да берез в нашей окрестности. Зажмуришь глаза и греешь, то спину, то бока, то грудь с животом. Прелесть! В такие минуты забываешь где ты! Скажите, ну какая разница, где подставлять свое тело солнцу в городе Сочи или на лоджии в Москве? Впрочем, разница, конечно же, есть! – темпераментно произнес прозаик, сверкая глазами. - Московское солнце ласковое, мягкое, доброе, а южное, сочинское, например, лютое, злое, беспощадное, чуть зазевался, и получи, дружочек, ожоги, да с волдырями! Помню, как-то отдыхал давным-давно, в свой первый трудовой отпуск после окончания института, дней десять в Пицунде. Солнышко утром притворялось ласковым, нежным, ну мы и полежали с женой на песочке пару часов до полудня, а вечером походили на двух раков, вынутых из кипящей воды. Местные смотрели на нас сочувственно, качали головами: Ай-яй-яй! - Плечи, грудь, спина огнем горели! – Хозяйка хижины, у которой мы снимали койки под навесом в ее тесном, утопающем в зарослях цветов и фруктовых деревьев дворике, отнеслась к нам сочувственно, слыша наши жалобные стоны: Пойдите, да побыстрее, в магазин и купите банку мацони или простокваши и протрите всю обгоревшую кожу. Как же вы так? Нельзя же! Скоро облезете! – прошамкала, тщедушная старушка, походившая на ископаемое. Она смотрела на нас бесцветными, немигающими глазами; ее морщинистый рот непрерывно шевелился, даже, когда молчал, приводя в движение, отвисшую кожу под нижней челюстью. Красный язык старухи часто высовывался, облизывал губы и в эти мгновенья усиливая ее сходство с вараном. Мы послушались Веру Арсеньевну и купили мацони и мазали этим кисломолочным продуктом кожу три дня подряд, отсиживаясь в тени, твердо решив, подлечиться и немедленно покинуть этот зловредный, ожоговый край у синего моря.
- Да, уж! Не везло вам с отдыхом у моря! – покачала головой консьержка с состраданием.
- Ах, если бы только я один опростоволосился с отдыхом у моря! Ялта, например, стала гибельным местом для Чехова. Вы знали об этом?
- Да, что вы такое говорите, Степан Трофимович! Откуда вы это взяли? Насколько я знаю, Чехов и купил себе домик в Ауте из-за чахотки, чтобы подлечиться у моря, в Крыму.
- Вот, то-то и оно! Не подлечился он, а ускорил течение болезни. Ему там нравилось жить, смотреть на чаек, бакланов, растить цветы в саду, слушать морской прибой, а климат для него был смертельный! Бунин пишет, что Чехов поехал в Башкирию лечиться кумысом и в Аксенове он чувствовал себя вполне сносно, поправился на двенадцать фунтов, а вернувшись в Ялту, опять начал кашлять. Как сократил жизнь себе Антон Павлович, живя у моря!...пишет Бунин и добавляет, что если проследить по письмам его здоровье, то увидишь, что ему почти всегда было в Ялте хуже, чем где-либо. Вот так-то, Елизавета Трофимовна! Это его друг пишет в своих воспоминаниях и я верю Бунину. А вывод напрашивается сам собой – не в Ялте, с влажным климатом, домик надо было обустраивать Антону Павловичу, где ему было плохо, а в Башкирии, где он здоровел на глазах! И прожил бы великий мастер короткого рассказа лет на десять, а то и двадцать дольше! При его-то писательском воображении можно жить где угодно! Живи для здоровья в Башкирии среди гор, а загрустишь по морю, представь, что ты якобы в Ялте! И стоишь на берегу, обдуваемый ветрами и кашляешь там, и кашляешь, глядя на море, чаек, бакланов с альбатросами. Нет, уж! – скажешь себе,- здесь в Башкирии мне здоровее живется и лучше пишется! И пошла ты, Ялта, от меня подальше!
- Скажу вам, к стыду своему, не знала я этих подробностей. А сами-то вы, Степан Трофимович, часом не жалеете, что продали дачу? Все-таки, среди лесов и полей бывали, да воздухом чистым дышали! Да и ягодка своя с кустика, да и огурчик свой с грядки! Неужели не жаль было с природой расставаться?
- За этим огурчиком, любезная Елизавета Трофимовна, надо больше ста километров пилить на машине! Да, если бы я один ехал по дороге, то было бы и ничего, даже приятно! Но за ягодками и огурчиками едут летом тысячи, десятки тысяч машин! Эдакий караван выстраивается длиной от Москвы до Апрелевки и стоишь, и потеешь, и гарью дышишь, и проклятья слышишь на вечный дорожный ремонт, объезды и глухие пробки. Часиков пять пройдет и доберешься до этого огурчика с грядки и ягодки с кустика! Сам вспотевший, лицо красное, злое. Искупаться бы в речушке, озерце или прудике.! Но вокруг моего кирпичного дома и землей в десять соток, одни леса, поля, да луга. И ругаешь себя за свою глупость, что позарился на дом с землей, опекаемой солнцем с утра до вечера. И спасенье от него только в доме. Так спрашивается, зачем я ехал за сто километров, чтобы в доме спасаться от жары? Чтобы после дождя грязь месить в огороде? Чтобы лопатой глину с навозом перемешивать и ждать инфаркта?
- А вы бы представили себе, что якобы рядом с вашим домом реченька протекает с песчаными берегами или озерцо с камышами шумит,- лукаво усмехаясь, сказала консьержка.
- Так зачем, скажите на милость, ехать черт знает куда, чтобы представить себе эти благостные картины? Видения рек, морей, океанов, коралловых островов можно представить себе и под утренним солнцем на лоджии. Иногда я вижу себя якобы на берегах Мальты и Кипра в Средиземном море и встречаются мне смертельные, хвостатые медузы «морские осы» и я, дрожа от страха соприкоснуться с ядовитым чудовищем, несусь к берегу и даю себе слово больше не заходить в опасную воду. От жары спасаюсь под кондиционерами. Да, и вообще, мысленно устаю от страхов сгореть под солнцем и быть ужаленным медузой или морским ежом. В общем, скажу вам словами доброй советской песни: Не нужен нам берег турецкий! И Африка нам не нужна! Надо больше читать не рекламные проспекты о Мальдивских островах и их прелестях, а изучать географическую литературу, путевые заметки, чтобы все открытия об островах, морях с их обитателями делать у себя дома за письменным столом, а потом уже решать, стоит ли подставлять свое тело чужому солнцу и чужой воде.
- А грибы? Вы и грибы не собираете или для них исключение сделали?
- И грибы уже не собираю! Лет двадцать, тридцать назад, когда за грибами ездили по пустынным шоссе на автобусе до первого леса, то было все интересно. Утренняя тишина, по лесу бродят простые советские люди с рюкзаками, корзинками, в резиновых и кирзовых сапогах. Леса казались своими, родными, очень близкими. В них обреталось душевное спокойствие, не было страха встретиться с криминально-уголовными элементами, с бомжами, подвыпившими, подзагулявшими подростками, пьяными компаниями. Для этой братии леса тоже родные, ибо всегда с готовностью скроют следы невосдержанности и даже преступлений. Это, во-первых.
- Да, я совершенно с вами согласна. После всех этих сериалов и сводок происшествий, ходить в лес за грибами стало страшно.
- А, во-вторых, как только я представлю, что якобы пошел все же за сыроежками, да маслятами или прочей грибной чепухой, пробираясь сквозь паутину, да остатки кострищ с банками от пива и бутылками от спиртного, объедками и прочим мусором с вьющимися над ним полчищами мух, так возникает одно желание побыстрее выйти в чистое поле и дорогу искать к автобусной остановке. Раньше леса не были ни свалками, ни пристанищами всякого сброда. Не было в те времена и такого множества грибов- мутантов. Даже клещи были не такие злобные и не плодились, как саранча. Где-то, конечно, есть леса с благородными белыми грибами и чистыми лесами, вот в них я якобы и бываю, когда мне приспичит погулять по лесу.
- В общем, вы ведете, как я вижу виртуальный образ жизни. С помощью якобы бываете везде, не выходя из дома. А ведь это замечательно! Мне тоже надо этому поучиться у вас.
А вот и Мария Спиридоновна! Моя смена пришла!
Степан Трофимович поспешил домой.
Июль, 2009 год.