Откуда мы родом или как Шмуэль-Зисл обманул судьбу

Семен Сухолуцкий
I

Мы родом из Сухолучья.

Сухолучье расположено верстах в шестидесяти от Киева ниже устья реки Тетерев. Река в этих местах обмелела, и почерневшие бока колод, бывшие некогда пристанью, выпирают из воды, как спины забытых утопленников. Древние курганы, обжитые неолитными мертвецами вдоль дорог к югу и западу от деревни, снесены и распаханы. Из достопримечательностей остались рыбалка на Киевском водохранилище, щедро именуемом здесь морем, браконьерская охота в заповеднике закрытого типа да грибы в сосновом лесу неподалёку от Чернобыля. Особенно хорош в этих местах польский гриб с крупной коричневой шляпкой, в сухую погоду замшевой, a в сырую атласной - незаменимая вещь для охотничьего соуса по-польски. Вот, пожалуй, и всё, что сохранилось от двухсотлетнего правления польских помещиков, из которых последней была, как известно, графиня Анна Мнишек, повелевшая в силу исключительной патриотичности называть блюда в своем имении на польский лад. Даже огромный фаршированный судак, которого графине на Рош-а-Шана с чувством брезгливого почтения подносила жена Горностайпольского раввина, назывался здесь "zydowska ryba po polsku".

Судака раввинша всегда выбирала сама из тех нескольких, что вылавливали накануне евреи окрестных сел. Притихшие рыбины, они лежали в тазу рядком, прижавшись друг к другу, и, не мигая, смотрели на хозяйку, взывая к ее милосердию. Заведенный много лет назад порядок не нарушался никогда, и служанка, засучив рукава и наточив нож, ждала свою жертву без особого интереса. Хозяйка, ткнув пальцем в ту, что покрупнее и с живыми, как она говорила, глазами, объявляла краткий приговор: “Dos!” Служанка нагибалась над тазом и, двумя руками прихватив рыбу, держала ее в воздухе, давая воде стечь, потом опускала на стол и прижимала ладонью; другой рукой она брала нож. Оставшиеся в живых рыбы облегченно вздыхали, выпуская пузыри, а служанка уже готовила на столе место для следующей.


II

Весна тысяча девятьсот девятнадцатого начиналась постепенно: сначала вскрылась и разлилась река, потом апрельскоe бездорожьe удлинило паузы между налётами, а затем и беженцы, кто жил неподaлеку от причалов, потянулись назад в свои разоренные погромами гнезда.

Пароход "Барон Гинзбург" готовился выйти в Горностайполь налегке, без пассажиров, чтобы до рассвета успеть причалить и загрузиться. Капитан нервничал, а несколько евреев, арендовавших пароход и о чем-то до хрипоты спорившие с толпой у трапа, вдруг успокоились и стали собирать деньги. Пересчитав, они поднялись в рубку: "Тут почти семь тысяч. Возьмите людей, пане. Им до дому треба." Не глядя, капитан взял деньги: "Біс з вами, oнгейн". Отшвартовались. На рассвете проходили Сухолучье. Отсюда уже недолго. Вдруг - выстрелы. Полусонные, хлынули в черноту трюма, вниз по крутой узкой лестнице, по рукам, головам, спинам. C пристани - бодрый голос в рупор: "Капитан! Давай к берегу, а то потопим твое корыто ко всем чертям! Атаман Струк говорит!" Причалили. Человек шесть с ружьями вбежали по трапу. В проеме трюма - черное на голубом - сапоги. Постояли, помолчали, вдруг как заорут: "Все наверх! Евреи отдельно, русские отдельно!" Разошлись. "Цыц! Батько-атаман iде."

На палубу, как на сцену, вышел невысокий черноглазый парень лет двадцати в фуражке и в военной шинели. Cнял фуражку, пригладил широкой ладонью коротко подстриженные волосы, поправил ремень. "Поднимай трап, капитан. Отходим." Вышли на середину Тетерева. Все молчат, смотрят на атамана. Тот улыбается: "Всё, дальше пароход идет без жидов." Капитан глянул в голубое весеннее небо, испачканное дымом пароходной трубы, опустил голову на рулевое колесо и закрыл глаза.

Грабили и топили до обеда. Потом причалили и сошли на берег.


III

Ранним утром седьмого ноября сорок первого года бывший архитектор Дюссельдорфа Пауль Блобель прибыл в Горностайполь. Дорога из Киева оказалась короткой и приятной, возможно, благодаря вчерашнему звонку из Берлина. Конечно, осадок был: за отлично выполненную работу уже черeз неделю после взятия Киева он ожидал большего, чем сухая телефонная благодарность, да и дубовые листики в петлицах не казались такими свежими как полгода назад в июне, когда командующий айнзацгруппы доктор Отто Раш поручил ему организацию зондеркоманды. Пауль прошелся вдоль машины, чтобы размять затекшие ноги. О чем он думал, щурясь на случайное осеннее солнце? Может быть - "это всё ерунда, служебные мелочи"? Или - "жизнь продолжается, не смотря ни на что"? Так или иначе, штандартенфюрер СС Пауль Блобель улыбнулся, хлопнул в ладоши и, оглядевшись по сторонам, спросил, ни к кому, собственно, не обращаясь: "Ну и где же тут мои евреи?" Затем он поправил фуражку, чтоб не слепило глаза, и направился к штабу.

А уже к вечеру, еще до захода солнца, евреи Сухолучья и окрестных сел перестали существовать. Единственный, кому удалось обмануть судьбу, был восьмидесятилетний Шмуэль-Зисл по прозвищу Рыбак. Он рыбачил на пристани, где между затонувшими колодами водился самый большой судак, называемый в этих местах "графским". Старик умер в день, когда вошли немцы.

Торонто
2008-2009, 2021