1.
Не жди. Не жди никогда. Иначе придут облака - серые, рваные, летучие, бездонные. Вот они уже над головой. Они врываются в глаза, они входят в твои лёгкие, заполняют сердце.
Смотри, какое оно теперь - водянистое, толстое, тяжёлое. Ты хочешь встать - оно тянет тебя вниз. Оно гирей висит в твоей груди. Его уже не слышно. Тяжёлое сердце не может петь.
Так приходит Старость. Люди думают, что Старость - это морщины на теле и болезни. Но Старость - это тяжесть сердца, которое впустило в себя Облака Времени. Не жди, не жди никогда, и Время пролетит мимо, не затронув твоего сердца. Не поддавайся Силе Времени!
Но Старик опоздал. Когда Он понял, что произошло - это уже произошло. Облака заполнили его сердце и мозг. Облака Времени – это программы разрушения. Вот тогда всё и началось.
Он попал в Лабиринт – бесконечные жёсткие гладкие стены, диктовавшие ему, куда идти, что делать, как думать. Узкий коридор без конца и начала.
-Ау! – кричал Он.
-У-у-у…- отвечало эхо.
Казалось, что там, дальше, есть боковой ход, который непременно выведет его к солнцу и яркому голубому небу. К солнцу и небу. К ветру и жёлтым листьям!
-Беги! – приказывал Кто-то.
И Он бежал. Как Он бежал! Сама Надежда несла его вдоль гладких стен. Да, вот он – боковой коридор. Скоро, уже совсем скоро!
Вдруг пол под ногами обрывается и Он летит вниз - только ветер свистит в ушах.
-У-у-у-у…- всё тоньше звук, всё стремительнее падение. Вот глубоко внизу, где-то в неведомой бездне, что-то сверкает. Сверкает жёстко и страшно. Всё ближе и ближе! Неотвратимо!
Боже! Это ножи огромной мясорубки. Каждый из них имеет своё лицо. Они крутятся, смотрят и ждут.
-А-а-а…-кричит Он, понимая, что скоро всё кончится. Выхода нет. Удар! Боль! Последний крик. Его тащит и режет. Тащит и режет! Всё расползается на куски, всё рвётся и кричит, всё погибает и перестаёт понимать.
Он видит свои руки и ноги, голову и кишки, перемолотые мясорубкой. Как Он это видит? Чем видит ? Видит и всё!
-Так задумано,- тянет Кто-то заунывным низком тоном, словно замедленно крутится пластинка.
-Неужели именно так? Почему так? Почему именно я, а не кто-нибудь другой?
- А ты и есть Другой, - тут же откликается голос и уходит на самый нижний регистр.
-Ха-ха-ха! Он совсем другой! А того, прежнего, больше нет! Смотрите все! Другие руки, ноги, другие глаза, всё другое! Его больше нет!
-Нет-нет-нет …- горохом сыплет эхо вдоль гладких стен. Мясорубка кончается. Его выталкивает наружу и Он наблюдает, как изорванная плоть, его собственная плоть, пытается собраться в одну кучу.
-Не надо! - кричит Он.- Я не хочу!
-Молчи! – приказывает Кто-то. И Он молчит. Как Он молчит! Сама Надежда наложила печать на его уста. Кажется, что ещё немного и Он поймёт, что нужно сделать, чтобы вырваться. Наверное, нужно слушаться того, кто приказывает. Старику чудится, что Он видит того, кто приказывает. Да, у него огромные добрые глаза, он всё знает, всё понимает и хочет только добра.
- Да, я хочу добра. Твоего добра – у тебя его так много! Отдай его мне! Всё отдай – и ноги, и руки, и глаза и уши. Отдай, тебе не пригодится!
-Нет! - кричит старик. – Нет! Так не бывает! Я не верю в это!
Но сердце огромное и тяжёлое тянет его вниз, и Он снова падает и падает. Стремительно и безобразно - рваными кусками, растекаясь и крича. Падение продолжается бесконечно. Вдруг - удар! Боль! Тьма и безмолвие. Он долго не понимает, что произошло. Пытается встать или хотя бы пошевелиться, но не может. Только мысль, живая мысль бьётся в глубине какого-то зыбкого океана : "Это моё сознание. Значит, я жив?"
Появляется Свет. Он всё ярче. Как мало надо, чтобы попасть в Рай! Золотой оттенок Света, постепенно переливаясь, уходит в светло-зелёный, потом в голубой.. Такой яркий, такой живой! Пространство Света становится объёмным и ярко-сиреневым. И Старик летит совершенно свободно, и восторг полёта заполняет его. Всё теплее и легче становится ему. Полёт открывает всё новые и новые дали Света. И, наконец, Свет плавно переходит в вечнозелёный Сад.
И Старик понимает, что пока его сознание хочет пребывать в Саду, Бог будет рядом с ним.
2.
Ранним утром милицейская машина наткнулась на мёртвого старика – бомжа. Он навзничь лежал на обочине проезжей части, словно специально, чтобы не помешать движению автомобилей.
***