Год свиньи

Людмила Козлова Кузнецова
               
  Огромная  жирная  щетинистая, с  наглым  пятаком  и  жадной  пастью   опустилась  она  с  Небес  на  грешную   Землю.  И пошло – поехало!   Пожирание  младенцев  -  вот  как  это  называется…
Реки  крови,  трупы, безработица, нищающие на  глазах  люди, настоящие  нищие. А  сколько  тех,  кто  работает  без  зарплаты  или  только  за  кусок  хлеба -  их труд  и жизнь  пожирает  чавкающее  животное  и её  Детки.
Они  с визгом  толпятся у  кормушки  и с восторгом  отрывают  всё  новые  и  новые  куски. Им  кажется,  что  пища никогда  не  кончится.
Но  они  ошибаются.  Уже сейчас  всё  пошло  на убыль.  Богатый  урожай  собирает  только  смерть. Но  Свинья  и её   Детки  не  способны  задавать  вопросы, они  могут  лишь  хватать  и жевать, а  люди слепы. Каждый  из  них  прозревает  только  тогда,  когда  лично  для  него  уже  нет  смысла.
Но эта  суета  на  бойне  продолжается,  значит,  смысл  для  кого-то    всё-таки  есть.

***
Сегодня  ночью  ко  мне  явился  Посланник.
- Пришло  твоё  время, - сказал  он. – Я  должен показать тебе  всё.  Решение  примешь  сама,  если  успеешь.
Его длинный плащ переливался всеми  цветами  радуги, в  сверкающих  невероятных  тонах  возникало и рушилось что-то  глобальное, объёмное – целые жизни, эпохи,  Добро  и  Зло.  Любовь   и  Ненависть.   Он  взял  меня  за руку,  и  мы  помчались  по туннелю      
- Не  бойся, - шептал  он на ухо, - это  путь в  четырёхмерный  мир. Оттуда  ты  увидишь  всё.
Я  всегда  знала,  что  умею  летать. Скорость  полёта  возрастает,  мелькание  светлых  и  тёмных  полос становится почти незаметным – они  сливаются в серо-серебристую коническую  поверхность. Яркая  вспышка, и мы  уже  достигли  цели.
- Смотри  вниз, - говорит  Посланник, - сначала  будут  ближние  планы, а  затем  картина  в  целом.
***
Внизу  на  трёхмерной  плоскости – так  видится  земной  мир  отсюда -  я  замечаю  неких, тоже  плоских  существ. Они  похожи  на  колонии  бактерий. Объектив,  в  который  я смотрю,  даёт  тот  самый  ближний  план,  проникая  вглубь  одной  из  колоний.
       Мне хорошо  видно,  что  колония  разбита  на  множество  более  мелких  образований. Все  эти  образования  кипят, бурлят -  там  идёт  работа. Одни  что-то  разливают  по  склянкам, другие  собирают  какие-то  приборы, третьи  что-то  шьют. Кто-то  бегает  с  бумагами,  многие просто  сидят.  Знакомая картина.  Она поражает  потому,  что я  знаю – такие  колонии  работают  почти  бесплатно. Все  деньги  проваливаются  в   чьи-то  необъятные карманы. И, тем не менее, это  кипение, эта  беготня,  суета – одним  словом,  труд, результаты  которого  достанутся немногим,  продолжает  существовать.
       Объектив отодвигается, горизонт  расширяется. Я вижу в  трёхмерной  плоскости  другие,  похожие  на эту,  колонии.
       В  Европе  происходит  то же. Картина  отличается  лишь   большей аккуратностью, более  упорядоченным  движением  внутри  колоний. Вероятно,  из-за  того,   что  часть   прибыли  здесь  всё-таки  достаётся  работающим.
          Объектив  отодвигается ещё  дальше, и  я вижу, что все колонии образуют какую-то  упорядоченную структуру, где общая  направленность  движения  становится  очевидной.
          На что же всё это  похоже? Что-то  знакомое. И вдруг  до  меня  доходит -  я  вижу  трёхмерный  конвейер. Куда же  он движется? Что там в конце?  Или  кто?  Мне  становится  страшно.
        -Я не хочу смотреть, - говорю я  Посланнику, - не хочу  знать, чем  кончается  конвейер.
       - Все не хотят, - отвечает он, -  потому  и не  видят. Но кто-то должен  знать.
    - Не хочу!  Пусть будут иллюзии, как  прежде.
     Я  закрываю  глаза. Картины  прежней  трёхмерной  жизни сами  собой  всплывают   в  памяти.
***
       Вот  мы с  сыном  в  деревне. Ему  три  года. Всё  это  время  он  тяжело  болел,  поэтому  его  пространство  обитания – дом,  где  живут  дедушка  с  бабушкой,  и  двор.  Люди, с которыми  он общался – это  опять  дед  с бабушкой,  пожилые  соседи  и я. Сегодня  мы с  сыном  совершили  впервые в  его жизни  смелую  вылазку – пошли  гулять  вдоль  берега  реки.
     Река  бушует,  гудит – идёт  весенняя  вода. На  тополях  появились  первые  пахучие  листочки, цветёт  верба, трава  ослепительно  зелена.  Я  смотрю  ввысь, в  глубокое  ясное  небо, и  вдруг  слышу  восторженный возглас  сына.
       - Мама! – громко  кричит  он. – Смотри,  девочка!
       На  тропинке  стоит  девочка  в  розовом  платьице, с  косичками, пышными  бантами.  Это первая  в жизни  сына  живая  девочка – до  этого он  видел  их  только  на  картинках  в  книгах.
       Сын  трогает  розовые  банты, кружево  на платьице, берёт  девочку  за  руку и,  повернув  ко  мне  счастливое  лицо, снова  восторгается: "Девочка!"
     Этот  восторг  так  и остался  у  него на  всю жизнь. Когда  сыну  было  шесть  лет,  уже  в  городе,  проходящая  мимо  женщина  улыбнулась   и  спросила,  как его зовут.  Он  ответил  ей  и за  разговором  бежал  рядом  целый  квартал. А я тем  временем, выглянув  во  двор, в  панике  бросилась    искать  потерявшегося  сына.
     Он был готов  бежать  за  каждой  женщиной  или  девочкой,  если  она  улыбнулась  ему.               
***
     Я с  братом  иду  в  горы. Мы  любили там  бывать. Горы  поросли  сосняком, там и сям  увенчаны  скалами, загадочны,  манящи и  всего-то в  трёх  километрах  от села.
     Мы  идём  вдоль  гречишного  поля – зелёно-белое  царство – пахнет так, что хочется лечь и навсегда  утонуть  в  этом  аромате. Гречишные  соцветия  огромные, тяжёлые,  качаются  от  ветра. Я  ложусь  в  гущу  цветов  и  смотрю  в  небо. Рядом  с  моим  лицом,  вокруг  меня  возвышаются,  как  деревья,  эти  зелёно-белые  создания  с  красноватым  стеблем – настоящие джунгли.
    По  одному  из  растений  вверх, не спеша,  движется  кузнечик – он  как бы  прогуливается  по  гречишному  стволу, аккуратно  переставляя  свои  голенастые  ноги с  мохнатыми  держалками  на  концах. Кругом жужжание,  стрекотание, звон,  музыка  лета.
       Привстав, я надеваю широкополую  соломенную  шляпу  и брат  фотографирует  меня в  царстве  июльской  сказки.

***
Зима. С  ясного  неба  при  ярком  солнце, непонятно  откуда  возникая,  падает  и  падает  сверкающая  лёгкая  чешуя – изморозь. Воздух  весь  сияет  от её  порхающих  алмазных  блёсток. Это  одна  из  загадок  зимы -  красота,  созданная  чьим-то  волшебством.
       Порхание  лёгкого  серебра  в  лучах  солнца  похоже  на  безмолвную  гипнотическую  музыку,  которую  слышит  не  ухо, а  какое-то  шестое  чувство,  может  быть,  её  слышит не  сам  человек, а его  бессмертная  Душа.

***
    Эти  яркие  живые  картины – иллюзии  возникают, разворачиваясь  как  цветок  из  некоей  точки в  пространстве  и  медленно  гаснут. Неужели  это  всего лишь  иллюзии, а  на  самом  деле  всё – и я, и сын,  и брат, и остальные  люди,  то,  что  нас  окружает – цветы, горы,  небо – всё  это  части  трёхмерного  конвейера,  который  так  плавно, медленно  и  страшно  движется  к  чему-то  неведомому  и  неизбежному, делая  любые  наши  усилия  бессмысленными.
     Объектив  отодвигается, расширяется   обзор, и  я вижу  в  конце  трёхмерного  конвейера её  - огромную, жирную,  щетинистую,  с  наглым  пятаком  и  жадной  пастью.  Имя  ей  - Цивилизация  Потребления.
***
       Одновременно я  вижу  себя -  мой  дом  уже  висит  на  самом  краю  скользящего конвейера, где ждёт очередной  кусок  пищи  чавкающее животное. Я сижу  за  письменным  столом и  что-то  пишу. Мысль  лихорадочно  ищет  выхода. Что  можно  сделать  в оставшиеся  секунды?
       - Лети! -  кричу я.
       И  моя  земная  часть, и мой дом, и все, кто в нём живёт,  летят  вертикально и легко! Летят  прямо  ко мне.
    
       Мой дом никогда уже не станет  добычей.

                ***