ВООБРАЖАЕМЫЙ ДИАЛОГ С Ф.М.ДОСТОЕВСКИМ
О национальном самосознании
и межнациональных отношениях,
о вере и неверии, мире и войне
[1978 -1979]
Часть девятая: «Война: первый шаг к достижению вечного мира». - «Нас не победят жиды всей Европы». - Дон-Кихот свои выгоды тоже знает. - Что ни слово, то оборотень. - Новые крестовые походы. - Плодотворные начала. А концы?
Ф.М. Скажите мне - что святее и чище подвига такой войны, которую предпринимает теперь Россия? Умники могут возразить мне:
«Ведь и Россия, хоть и вправду идет лишь освобождать измученные племена и возрождать их самостоятельность, но ведь тем самым, в этих же племенах, приобретет себе союзников, а стало быть силу, и поскольку колоссальный замысел панславизма, без сомнения, пугает Европу, то уж по одному закону самосохранения Европа вправе остановить нас, точно так же, впрочем, как и мы вправе идти вперед, не смущаясь ее страхом и руководясь лишь политическою предусмотрительностью и благоразумием, так что нет ничего в этой войне ни святого, ни позорного, а есть лишь вековечный инстинкт народов.
Рано или поздно (скажут эти умники) накопившееся сознание, наука и гуманность непременно должны ослабить зверский инстинкт и вселить во всех народах желание мира, международного единения, и, стало быть, надо все-таки проповедовать мир, а не кровь…»
Верные как будто слова, сударь. Но в данном случае они как-то не прикладываются к России. Она составляет в теперешний исторический момент как бы некоторое исключение.
Если Россия, столь бескорыстно двинувшаяся на спасение и возрождение угнетенных племен, усилится ими же, то всё же и в этом случае она явит собою самый исключительный пример, которого никак не ожидает Европа, мерящая на свой аршин. Усилясь, хотя бы даже чрезмерно, союзом с освобожденными ею племенами, Россия не бросится на Европу с мечом, не захватит и не отнимет у ней ничего. Россия предназначена, быть может, для их же спасения. Именно тем обстоятельством, что мы чрезмерно усилимся, тем самым и получим наконец возможность не обнажать меча, а, напротив, в спокойствии силы своей явим пример уже искреннего мира, всеединения и бескорыстия.
Мы первые объявим миру, что не через подавление иноплеменных личностей хотим достигнуть собственного преуспеяния, а видим его лишь в свободнейшем развитии всех других наций, в братском единении с ними, восполняясь одна другою, учась у них и уча их, и так до тех пор, пока человечество дорастет до всеобщего единства и, как великое и великолепное древо, осенит собою счастливую землю.
Спросите народ, спросите солдата: для чего они подымаются, для чего идут и чего желают в начинающейся войне - и все как один скажут вам, что идут Христу служить и освободить угнетенных братьев, и ни один из них не думает о захвате. Да, именно в теперешней войне и докажем, что, освободив славянские земли, не приобретем из них ни клочка, а, напротив, будем надзирать за их взаимным согласием и оборонять их свободу и самостоятельность.
А если так, то идея наша свята и война наша не вековечный зверский инстинкт, а именно первый шаг к достижению того вечного мира, в который мы имеем счастье верить. Поэтому не всегда надо проповедовать один только мир - не в мире одном, во что бы то ни стало, спасение.
Г.Г. Мастер вы, Федор Михайлович, буколические идиллии, пасторали творить. Дорогу в рай хотите через ад проторить?
Ф.М. Если б могло случиться так, что мы будем побиты или, хотя и побьем врага, но замиримся пустяками, - о, тогда мудрецы восторжествуют. Новый цинизм начнет, точь-в-точь как и прежний, с отрицания народа русского и самостоятельности его. Старая песня, старые слова и - надолго ничего нового. Нет, нам нужна война и победа! С войной и победой придет новое слово, начнется новая жизнь, а не мертвящая болтовня как прежде… да что как прежде - как до сих пор!..
Начало теперешней народной войны показало наглядно всю народную целость и свежесть нашу и до какой степени не коснулось народных сил то растление, которое загноило мудрецов наших. Они так недавно еще кричали на весь мир, что мы бедны и ничтожны, что духа народного нет у нас вовсе - дескать, и народ наш и дух его изобретены фантазиями доморощенных мечтателей, а восемьдесят миллионов мужиков русских всего только миллионы косных, пьяных податных единиц, и никакого единения Царя с народом нет, и, напротив, всё расшатано и проедено нигилизмом. Вот в чем клялись мудрецы наши!
И, действительно, да, мы бедны, да, мы жалки во многом, и действительно у нас столько нехорошего, что облетела Европу весть, будто гибнет Россия, будто Россия была ничто, ничто и есть, и в ничто обратится.
И сказано было, будто Россия всё стерпит, всё, до самой срамной пощечины, но не пойдет на войну. И дрогнули в злорадстве сердца исконных врагов наших, многих тысяч жидов европейских и миллионов жидовствующих христиан. Но Бог нас спас, наслав на них на всех слепоту. Слишком уж они поверили в погибель и в ничтожность России, а главное-то и проглядели. Проглядели они русский народ как живую силу, дух народный проглядели, и еще один проглядели колоссальный факт - союз Царя с народом своим!
В том-то и главная наша сила, что они совсем не понимают Россию! Они не знают, что мы не победимы ничем в мире, что мы можем, пожалуй, проигрывать битвы, но все-таки останемся непобедимы - именно единением нашего духа народного и сознанием народным!
Мы не Франция, которая вся в Париже, мы не Европа, которая вся зависит от бирж и от спокойствия своих пролетариев, покупаемого уже последними усилиями тамошних правительств и всего лишь на час. Если мы захотим - нас не победят жиды всей Европы вместе, ни миллионы их золота, ни миллионы их армий! Нас нельзя заставить делать то, чего мы не пожелаем. Нет такой силы на всей земле!
Г.Г. В этом пафосе даже и Хлестаков вам не чета.
Ф.М. Беда только в том, что мы еще не понимаем сами себя и всю исконную силу нашу, не понимаем, что Европа может споткнуться о землю нашу и наткнуться у нас на новую и неведомую ей силу, основы которой лежат в природе бесконечной земли русской и в природе всеединящегося духа русского. Но пусть пока еще не знают этого у нас многие - зато знают это Цари наши и чувствует это народ наш!
Г.Г. Какое обожествленье верноподданичества! От этого транса и восторга даже и близкому вашему другу и наставнику Константину Петровичу того и гляди худо станет, хоть он и без пяти минут обер-прокурор Святейшего Синода…
Ф.М. Когда же все русские узнают, что мы так сильны, тогда мы и добьемся того, что воевать уже не будем, тогда в нас и уверует и откроет нас, как когда-то Америку, Европа. Но для того надобно, чтобы мы прежде ихнего открыли сами себя и чтоб интеллигенция наша поняла, что ей нельзя уже более разъединяться с народом своим.
Г.Г. Да вы прямо-таки оракул, народный вития!
Ф.М. А пока что в Европе кричат о «русских захватах», о «русском коварстве», но единственно чтобы лишь напугать свою толпу. Их смущает и страшит в образе России нечто слишком уж бескорыстное, честное, гнушающееся и захватом и взяткой. Они предчувствуют, что подкупить ее невозможно и никакой политической выгодой не завлечь в корыстное или насильственное дело. Разве только обманом.
Но Дон-Кихот, хоть и великий рыцарь, а ведь и он бывает иногда ужасно хитер, так что ведь и не даст себя обмануть. Англия, Франция, Австрия… да есть ли там хоть одна такая нация, с которой нельзя было бы соединиться из политической выгоды? Они лишь ловят минуту, когда всего дороже могут продать себя. Одну только Россию ничем не прельстишь на неправый союз, никакой ценой! А так как Россия страшно сильна и организм ее очевидно растет и мужает не по дням, а по часам, - то как же им не бояться?
Это мой взгляд на неподкупность России и на вечное ее служение общечеловеческим интересам даже в ущерб себе - этот взгляд так мало распространен, что и у нас вряд ли многие ему верят. Разумеется, ошибки нашей внешней политики при этом не должны быть поставлены в счет - дело идет лишь о духе и нравственном характере русской политики.
Что в том благосостоянии, которое достигается ценою неправды и сдирания кож?! Можно проиграть временно, обеднеть, лишиться рынков, уменьшить производство, возвысить дороговизну, но пусть зато останется нравственно здоров организм нации - и нация несомненно более выиграет, даже и материально.
Европа дошла до того, что ей всего дороже выгода данной минуты, потому что и живут они там всего только день за днем, одной только минутой, и сами не знают, что с ними станется завтра. Мы же, Россия, мы всё еще верим в нечто незыблемое, мы ищем выгод постоянных и существенных, мы всегда верили в нравственность вечную, а не условную на несколько дней.
Дон-Кихот свои выгоды тоже знает и рассчитать умеет. Он знает, что выиграет в своем достоинстве, если по-прежнему останется рыцарем. Он убежден, что на этом пути не утратит искренности в стремлении к добру и к правде. Он уверен наконец, что такая политика есть и лучшая школа для нации. Надо, чтоб никто не посмел сказать мне в глаза: «Ведь и у вас всё условно, ведь и у вас всё на выгоде». Правда - как солнце - ее не спрячешь: назначение России станет, наконец, ясно самым кривым умам - и у нас, и в Европе.
С реформами нынешнего Царя началась новая эпоха. Дело пошло и остановиться не может. Обнажим, коли надо, меч во имя угнетенных и несчастных, хотя даже и в ущерб текущей собственной выгоде, но в том-то и есть настоящее назначение России, сила и правда ее: жертва собою во имя интересов цивилизации!
Надо, чтоб и в политических организациях была признаваема та же правда, та самая Христова правда, как и для каждого верующего. Хоть где-нибудь да должна же храниться эта правда! Хоть какая-нибудь из наций да должна же светить! Иначе что же будет? Всё затемнится, замешается и потонет в цинизме. Иначе не сдержите нравственности и отдельных граждан, а в таком случае как же будет жить целый-то организм народа? Надобен авторитет, надобно солнце! Оно уже показалось на Востоке, для человечества с Востока начинается новый день!
Г.Г. До чего ж у вас всё благородно и возвышенно! Душа обмирает… И кровь в жилах стынет… Что ни слово, то оборотень. Говорите о вечной нравственности, а сами взываете к силе оружия. Превозносите рыцарство и добро, а сами так и пышете - если не ненавистью, то презреньем чуть ли не ко всем народам земли, утверждая свою исключительность и полное превосходство свое. Изобличаете ложь, изрекаете святые истины, но, тотчас забыв о них, стократ приумножаете неправду, исподволь подталкивая людей к «сдиранию кож», против чего на словах вы так патетически восстаете.
Ф.М. Трунить и смеяться тут нечего. Да ничего другого я от вас и не жду. Свои же, русские, в ответ на все мои слова и пророчества твердят, что «всё это лишь исступленные гадания, конвульсионерство, бешеные мечты, припадки», и спрашивают от меня «доказательств, твердых указаний и фактов». Бойкие русские либералы вопят, будто Россия даже и права не имеет освобождать славян! Ну как после этого я могу не допустить мысль, что римские клерикалы устроили всемирный заговор и что у нас в России есть нечто похожее на ветви этого заговора на окраинах наших. Да и внутри страны действуют, в угоду Ватикану, свои клерикалы. Чего, например, стоит известие о кандидатуре кардинала Ледоховского на папский престол! Известие это, несомненно, польского происхождения, ибо одна только легкомысленная голова поляка может всерьез поверить, что римский Конклав, наполненный тонкими умами, в состоянии был бы так шлепнуться избранием Ледоховского. Причем этот «папа» только бы и делал, что занимался восстановлением отчизны, а не римского и всемирного владычества пап. Но это в сторону, а ветви Ватиканского заговора в России все-таки ясны.
Г.Г. Всё-то у вас мировые масштабы. И «папский всемирный заговор», и «жидовский всемирный заговор», и «русская мировая идея»…
Ф.М. Не мною это придумано. Не я один верую в то, что великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру и цивилизации свое новое, здоровое, неслыханное слово. Слово это будет сказано во благо и в соединение всего человечества братским всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян. Наша великая война поднялась для великого подвига, который будет-таки доведен до конца, хотя бы даже и не удалось его довести до вожделенного конца именно в теперешнюю войну…
Г.Г. Значит, вы обрекаете Россию не на одну - на нескончаемые войны?
Ф.М. «Великий восточный орел взлетел над миром, сверкая двумя крылами на вершинах христианства». Не покорять, не приобретать, не расширять границы он хочет, а освобождать угнетенных и забитых, дать им новую жизнь для блага их и человечества!
И вот этому-то и не хочет поверить Европа, это столь невероятно для нее, что она возмущена против нашего «коварства», не верит нам и будет враждовать и воевать с нами, хотя бы и тайно, в ожидании явной войны.
Затеять в наш век что-то вроде средневековых крестовых походов - этот поступок России принимается Европой как варварство, даже как безнравственный факт, угрожающий будто бы ее великой цивилизации. Даже друзья наши, отъявленные, форменные, так сказать, друзья, и те откровенно объявляют, что рады нашим неудачам. В случае же удачи эти друзья употребят все силы, чтобы извлечь себе выгод еще больше, чем извлечет их для себя сама Россия.
Г.Г. Россия ищет выгод?
Ф.М. Эта неслыханная война, за слабых и угнетенных, призванная дать жизнь и свободу, а не отнять их, - эта неслыханная цель войны вдруг явилась для всех наших верующих как факт, торжественно и знаменательно подтвердивший веру их. Это уже не мечта, не гадание, а действительность, начавшая совершаться. Тут возникли тревожные вопросы: «Россия обнажает меч против турок, но кто знает, не столкнется ли она и с Европой? Не рано ли это?» Что я могу сказать в ответ? Во-первых, то, что Россия не только сильна и могущественна, как всегда была, но теперь, особенно теперь, она самая сильная из всех стран Европы, и что никогда ее слово не могло цениться в Европе так веско, как в данный момент. Пусть Россия занята на Востоке, но одно лишь решающее слово ее может покачнуть теперь весы европейской политики по ее воле и желанию.
У всех противников России в Европе сейчас связаны руки - ввиду возможности весьма хлопотливых событий внутри самой Европы. У одной только России руки свободны. Разыгралось нечто непредвиденное в нашу пользу. Ну как не рассчитывать на непредвиденное в решении судеб человеческих? И действительно, как только бой на Востоке начнется, так тотчас же он обратится во всеевропейский бой.
Самая существенная часть этой последней и роковой борьбы будет в том, что волею Провидения на место римского католичества станет возрожденное Восточное Христианство и, таким образом, наш русский вопрос раздвинется в мировой и вселенский!..
Я уверен, бой окончится в пользу Востока, так что России бояться нечего, если Восточная война сольется с всеевропейскою. Даже и лучше будет, если так расширится дело. О, бесспорно, страшное будет дело, прольется столько драгоценной человеческой крови. Зато разрешится окончательно столько вопросов, столько уладится дел, столько начнется нового и прогрессивного - может, и нечего страдать духом и слишком пугаться этого последнего судорожного движения старой Европы накануне великого обновления ее. Да и вообще, эта пролиянная кровь спасет Европу от вдесятеро большей потери крови, если б дело отдалилось и затянулось.
Г.Г. Как всё у вас ловко подсчитано! «Вдесятеро», говорите? А может, в пятнадцать раз? Не вилами ли на воде писана ваша арифметика? Да, история знает примеры, когда без войны, «мирным путем», уничтожались тысячи и тысячи тысяч. Но есть здесь одно маленькое «но». Без войны уничтожение людей возможно, да не обязательно, не неизбежно; а вот война - как ни крути - перемалывает и пожирает людей с неотвратимой неизбежностью. Есть здесь и большое «НО». Я уж говорил вам об этом. Так ли уж всё уладится и решится с помощью войны? Кровь-то прольется наверняка, а вот насчет итогов - бабушка надвое сказала…
Ф.М. Трудно мне вас убеждать. Вот, кажется, и по-русски, а на разных языках говорим. Поймите же, возьмите наконец в толк. Пусть движение наше было до сих пор, как вы считаете, слепое и как бы даже неразумное, так сказать «крестоносное». Но ведь и великодушное, в этом нельзя не сознаться, если чуть-чуть пошире посмотреть. Проснулась великая идея, разом вознесшая сотни и миллионы душ над косностью, цинизмом, развратом и безобразием, в которых купались прежде эти души!
Чтоб судить о нравственной силе народа и о том, к чему он способен в будущем, надо брать в соображение не ту степень безобразия, до которого он временно, хотя бы и в большинстве своем, может унизиться. Надо брать лишь ту высоту духа, на которую он может подняться, когда придет тому срок. Безобразие есть несчастье временное, всегда почти зависящее от обстоятельств, а дар великодушия есть дар вечный, стихийный, родившийся вместе с народом и тем более чтимый, если и за века рабства и нищеты он уцелеет, неповрежденный, в сердце народа.
Пусть народ наш груб, и безобразен, и грешен, и неприметен, но пришел его срок, началось дело всенародной правды; нас не может не изумить та степень свободы духа, которую проявляет народ перед гнетом материализма, страстей, денежной и имущественной похоти и даже перед страхом жесточайшей мученической смерти.
Г.Г. Вы, я вижу, гениально легко и просто распорядились жизнью и смертью людей и народов.
Ф.М. Ну как прикажете мне втолковать вам?! Решение Восточного вопроса - это ведь и в самом деле наша жизнь и смерть! Константинополь должен быть наш! Я уж, кажется, объяснил вам, повторю теперь вновь и вновь: этот страшный Восточный вопрос - чуть не вся судьба наша в будущем. Здесь и окончательное столкновение с Европой, и окончательное единение с нею, но уже на новых, могучих, плодотворных началах.
Г.Г. Начала-то, может быть, плодотворные. Каковы-то будут концы?