ТОМЧИН
Глава 12
Когда-то давно, лет двадцать назад, сидел я на даче у нашего самодельного камина, смотрел сквозь огонь и думал о том, как все могло быть в этот тихий семейный вечер. Что нас сейчас - двое с матерью, а вокруг могли звучать детские голоса и она что-нибудь ласково выговаривала бы старшему внуку, не желающему сидеть рядом с бабушкой и пить горячее молоко перед сном, потому что еще не поздно и все играют на улице, а его не пускают! Ну, правда же, баб? Задорный мальчишеский щебет и крики за окном подтверждали – правда. И мой младший сын мог ползать по мне и моему любимому старому креслу, выражая полное согласие со старшим братом, что только дай ему и вот, сейчас, он первый поползет к свободе, только ходить еще плохо умеет, но все равно научится, и пахло бы от него детством и маминым молоком. И моя несостоявшаяся жена с улыбкой смотрела бы на эту идиллию, иронически усмехаясь, а глаза ее светились любовью, покоем и счастьем. Голоса звучали у меня в голове, голоса людей, которых никогда не было, и которым никогда не суждено было появиться на свет. А улыбку младшего сына я видел как наяву, даже зажмурившись изо всех сил. Я знал, какое это было бы счастье и не надо было матери меня в этом убеждать в тот вечер, который мы молча провели у камина. Внуков она так и не дождалась.
У меня всегда был мой дом. Светлый, просторный в солнечную погоду, теплый и надежный в ненастье. Перед домом была большая поляна, отделенная от окружающего мира забором из штакетника по грудь, с резными широкими воротами, от которых вела дорожка до самого крыльца. Вдоль всего забора тянулась дорога, а за нею были леса, поля, горы, моря и весь мир, населенный людьми. В детстве в доме жил я с родителями, на поляне гомонили, бегали, играли и боролись мои друзья, на заборе с нашей стороны сидели, как воробьи, мои приятели и весело переговаривались с друзьями друзей и их друзьями, со своими приятелями, и их приятелями, и просто со знакомыми по жизни, проходящими и пробегавшими по дороге по своим делам, спешащими в туманные дали или - только что вернувшимися из пионерского лагеря и хваставшимися открытым миром.
Поляна была огромной, забор невысоким и прозрачным, а мир добрым, удивительным и справедливым. В четвертом классе мама впервые разрешила мне самому пригласить на день рождения своих друзей и я пригласил. В нашу малогабаритку явились с поздравлениями все сорок пять человек. Там были мои школьные друзья, почти вся моя дворовая команда и, наверное, половина ребят моего возраста нашего микрорайона. Были даже двое ребят из деревни, которая тогда доживала свои последние дни и имя которой сейчас носит вся теперешняя городская окраина. Был сын путевого обходчика нашей станции, ее давно нет и вместо станции теперь метро. Мы с ним постоянно дрались, но он тоже был моим другом. И это - только мальчики, своих музыкальных девочек я приглашать постеснялся. Я тогда вообще стеснялся девчонок. И мы всех приняли, спасибо маме, и было весело, очень хорошо и совсем не тесно. Это был самый большой мой день рождения и я его запомнил на всю жизнь.
На поляне стояли столы, за ними сидели наши родственники и знакомые родителей, постоянно кто-то вбегал и выбегал - из ворот и в ворота, шла счастливая и такая естественная жизнь. И никаких киношных спецэффектов, грозы или внезапной тишины, предваряющих наступление 1941 года. К окончанию института количество друзей на поляне снизилось до человек тридцати, кто-то пришел, а кто-то тихо ушел по своей взрослой дороге, а в доме мы с мамой остались вдвоем. Война начала заполнять кладбище в тенистой роще за домом, а в дом пришел и стал жить Юра. Послевоенная жизнь мало чего изменила, кроме возраста суровых или юморных и шебутных мужчин на поляне. Зато забор был весь увешан любопытными носами, вдоль всей его протяженности постоянно шел праздник, гремели тосты и салюты, призывы всем пережениться и выпить за здоровье молодых. Запах шашлыков доносился до крыльца и отвлекал от умных мыслей сидящих на его ступеньках шахматистов и математиков. Человек пять коммерсантов все-таки перелезли через забор и от всей души угощали присутствующих вояк, поэтов и мыслителей. Потом в дом пришел дядя Коля и ушла мама. Потом ушли все и я остался один.
Сейчас я спрашиваю себя, когда же Бортэ поселилась в моем доме? Я перестал о нем думать, жил и не ощущал его вокруг. По науке, это все называется личное пространство. Дом исчез и пространство сжалось до точки в моей груди.
Я спрашиваю себя, но - что сказать? Я не знаю. Когда мир меня снова заинтересовал, дом уже был и Бортэ жила в нем. Кто она мне? У меня никогда не было родных братьев и сестер, мне не с чем сравнить, но точнее всего будет сказать что Бортэ - моя сестра. Не старшая или младшая, я никогда не искал у нее защиты или совета и никогда я не пытался ее вести по жизни. Приемная сестра, одногодок. Возраст здесь не причем, я в ней его не ощущаю, когда мы встретились - ей было меньше сорока, на взгляд я сказал бы, что около тридцати шести. Ровная и спокойная помощь мне, без просьб, обязательств и назиданий, и принятие моей помощи без благодарности и влюблено-преданного взгляда младшей. Мы существуем в моем доме естественно, не доставляя друг другу неудобств и стеснений, каждый свободен в своем выборе пути и каждый примет и поддержит этот выбор другого. И не надо слов, чтобы это все объяснить.
Бортэ привела на поляну всю свою семью. Мою семью. Я привел Боорчу и Мухали. Дети Бортэ - дети моей сестры, я заменил им отца и учу их жить в обществе мужчин. Моя приемная мать – мать мужа моей сестры, а ее сыновья, родные и приемные - дяди сыновей моей сестры. Так я воспринимаю свою семью, так я ее чувствую и семья отозвалась мне, я стал для нее родным. Но в моем доме есть пространство только для Бортэ и еще двоих. Дом не маленький, просто поляна очень большая, а я долго жил в одиночестве. Наверно, я не привык доверять многим людям? Главное, за забором - просто толпа. Дружелюбная. А, за спинами у толпы, опять целый мир – степь, леса, горы и где-то моря, моря! И у меня опять есть мой дом.
Иногда я думаю - а если бы снова открылся портал и я смог бы вернуться к себе на Родину, как бы я жил без этих людей, неба, степи? Без своего народа? Вернулся бы? Да. И всех бы оставил здесь, расстался бы с ними навсегда? Да. Одного человека я взял бы с собой туда, если бы она согласилась. Бортэ.
Как-то так случилось, что не пристроила Бортэ никуда моих комических невест Есун и Есуген, доставшихся мне при первом сражении с восточным ханом. Говорила, что сразу война началась, все собиралась, а потом и не до того стало, самим спасаться пришлось. Говорит она так, а делает всегда - как считает нужным, недавно опять к этой теме возвращались и аргумент у нее звучал уже другой. Мол, не по закону поступить велишь. Есть у нас закон о наказании за измену мужа жене и наоборот, соответственно. Сам в Ясу включал, пресекая разврат, не то чтобы царивший в обществе, но очень уж заметный. Мы не звери и не в лесу живем, а семья, все-таки, ячейка общества и не надо ее разрушать. В общем, нравится - не нравится кому, но закон такой у нас в степи есть. Хотя, я ничего не имею в виду и ни на кого пальцем не показываю, но в некоторых других случаях закон помехой устройства личного счастья достойных женщин не оказался. Например, с бывшей женой западного хана, самой красивой женщиной той державы, мне второй раз увидеться так и не удалось. То есть, мой потенциальный гарем находится в очень жестких ручках и напрямую мне подчиняться отказывается. А Бортэ не причем, Бортэ божий одуванчик и всегда на моей стороне. Вот сколько раз я ее просил продумать схему передачи разбойницы Хулан в руки Наи, в связи с моей и его большой загруженностью второй год не пересекались? Раз пять, по-моему? А воз и ныне там.
Сразу после моего состоявшегося назначения Великим Ханом Монголии обнаруживаю я в кольце юрт охраны и прочих, понятных мне по назначению, юрт несколько новых сооружений очень такого фривольного вида: рюшечки там, цветочки, хиханьки-хаханьки доносятся, девицы разные шныряют, отвлекая суровых воинов от несения караульной службы и размышлений о будущих победах над врагом.
Я, вообще-то, хан простой и неприхотливый в содержании. Мне этих всяких ханских штучек на фиг не надо. Если бы не Бортэ с ее представлениями о приличиях, я давно бы ограничился двумя халатами: повседневным и домашним, и носил те сапоги, в которых мои ноги себя уютно чувствуют и дышат. Свалить все государственное имущество в кучу, залезть на нее сверху и сидеть, не дыша, боясь свалиться - не мой стиль. Завести себе резиденции и на травах, и на водах, и для отдыха снизу, и для отдыха сверху - не греет. Без пояснений. Пять лучших жеребцов во всех концах Монголии держать, вдруг моя задница туда доползет, и пусть самый лучший свежий жеребец под нею окажется? Да я никогда в такой бедности не жил, чтобы, став ханом, на эти подвиги пойти. Не хочется мне тратить время на всю подобную ерунду, доказывая подданным свою исключительность и реализуя несбыточную мечту детства о белом мерседесе. Я в детстве о другом мечтал.
И подданные, надеюсь, по делам моим меня оценивать будут, не все же акынов Бортэ слушать, что-то и сами понимают. Я перевел, на досуге, стихи Семена Гудзенко “Нас не нужно жалеть”, они у меня с войны в памяти крутятся в исполнении Высоцкого. Адаптировал под местные условия. Здесь народ неграмотный, привычный все на память хватать. Сначала прочел Мухали, Борохулу и Ахаю, а они потом по всей армии разнесли. Вот и весь смысл нашего служения народу. И не надо больше ничего о нас говорить. И командовать нашими людьми не надо, с ними надо вместе идти в бой и чтобы все знали – за что.
В юрты я заглядывать не стал, но у охраны, естественно, поинтересовался, что за бардак намечается в Ставке. Не бардак, отвечают, а как положено - жены и их служанки размещаются в соседних с ханом юртах. Вообще, у нормальных ханов, в юрте есть женская половина. Это ты у нас такой воинственный, что один всю юрту занимаешь, даже обслуживающий персонал и охрану высочайшим указом из своей юрты удалил. Один остался.
Мелькнула на горизонте Бортэ и теперь у меня в юрте в любой момент можно обнаружить щебечущих и хихикающих Есун, Есуген или Хулан, а то и всех троих сразу. Прислуживают своему мужу и повелителю, разгоняют морщины на его челе и, вообще, для настроения. Да и ладно, настроение, действительно, чувствуют - когда надо и подумать не успеешь, уже повыбегали все. Нормально, я привык. Действительно, сижу один - бирюк бирюком, не дело. Жизнь вокруг и вообще…
Есть у меня маленькая слабость, грешен, что уж говорить. Люблю дарить подарки. Конечно, не всем подряд, это не страсть игрока на игровых автоматах в казино, голову я не теряю. Но, почему-то, подарок часто приносит больше удовольствия мне, чем имениннику и, если у меня появляется возможность, а человек мне дорог, то – да, случая не упущу. Легче всего осчастливить ребенка, взрослому, конечно, так просто не угодить. Подарил Убилаю в прошлом году меч, думал - долго объяснять придеться, что такое узорчатая сталь. Да, здесь где-то есть свой Дамаск, несомненно. Переживал, пока подарок не вручил, но даже демонстрировать эффект не пришлось. Знаком Убилай с достижениями местного разума, заикаться стал от благодарности. Порадовал меня, этого я и добивался. Два именинника - я и Убилай.
Убилая я наградил за то, что в процессе преследования и выдачи смачного пинка нашим западным объединенным, а потом - добровольно разъединившимся противникам, он не дал их довольно большой группе собраться с мыслями и вынес их за наши южные рубежи. И так удачно вынес, что, не вникая особенно в предмет границ – степь она и есть степь, никто ее колышками не размечал, раздевал противника до трусов уже на сопредельной территории. Проскочил за ними в какой-то оазис, да немножко пустыни прихватил, в этом оазисе и произвел процедуру. Прикинул, что нам пригодится из имущества, остальное вернул начинающим нудистам, дабы стыд прикрыли и бодро порысил назад. Пинок означает то, что все прошло мирно, сами сдались, ни мы, ни они никого не убили. Но залет был. Поэтому Убилай получил саблю почти через год, ждали последствий. Соседи смолчали – ладушки. При случае извинимся. Сам грешен, в чужую речку народ купаться загонял.
Есуген мне сына вот-вот родит, как без подарка? И остальным своим женам, родственницам и просто достойным женщинам нашего народа я до сих пор ничего не подарил. Ну, не наградные же доспехи им раздавать? Выбор небольшой и все на виду. Хотя таких шуб из соболя, что они зимой одевают, у нас на Земле ни у какой миллиардерши не было. Но не мои подарки, сват расстарался. Мысли у меня все кривые и начинаются уж очень издалека. Набрался здесь у народа привычек, загадками говорю. Караван я собираю с дарами леса и степи. По нашей южной границе, изредка забредая к нам, караваны ходят. Прелести цивилизации доносят в нашу глушь. К нам изредка, а вот через те оазисы у южного соседа – часто. Туда и караван пойдет, не скот же им гнать. Хан грамотеев, тот что к нам в государство вошел, он - восточный хан своего народа. Есть еще и западный хан, как у всех, цивилизованный и культурный. Но это их национальные проблемы. Я о другом. Караванный путь длинный, он тянется через государство западного хана, потом проходит через оазисы одних наших южных соседей и попадает к другим, и тоже нашим. Вот бы в цепочку эту включиться, повести караваны по нашей южной границе. Абсолютная безопастность, моя охрана или, даже, охранная грамота это гарантирует. Был в городках у восточного хана грамотных, посмотрел на это после степи, по караванной торговле проконсультировался. Село селом, а какую перевалочную базу отгрохать можно. Ведь - расцветут города. Хан гордо провез меня через все свое наиболее выдающееся богатство, города Турфан, Харашар и Куча. Он гордится, а меня на смешки пробивает. Особенно Куча достала. Ассоциации, куда от них деться. В общем - все удачно, показал хан сюзерену-кочевнику товар лицом. Хвалил, конечно, восхищался, я же гость. Дикарь, что с меня взять. А государство, куда мой первый караван пойдет, называется Сися. И ничего смешного!
Глина, песок, мелкие камни и, цепляющееся за это убожество, чахлая трава. Прямо не верится, что она когда-то зеленела. Хорошо лишь одно, что оазисы здесь часто встречаются, не реже дня пути, иначе коням пришел бы конец, а потом и людям. И вода недалеко. Надо, в дальнейшем, озаботится деревянными лопатами, можно колодцы рыть до метра глубиной, не мечом же копать. Потом подумаю. Сейчас не до этого, подарки своим иду отбирать, дарить пора. Веселое у них оказалось государство, Сися эта. Правила и законы занятные. Отправил я караван и через две недели получил назад половину караванщиков и охраны. Избитых, обворованных и без подарков. Ну, мои простаки так рассказывают: напали разбойники, стали требовать денег, потом навалились на охрану - кто успел, тот убежал и спасся, а караван остался и пропал. Таможенников вы ребята не видали, вот пока и не делаете различий. А различия есть: таможенник - он государственный служащий, он, когда грабит, не только о себе, а и о государстве думает. Вам таможенный сбор предложили уплатить и размер установили – караван. Отдали бы и шли спокойно, куда хотели, а дальше, может быть, вас и настоящие разбойники бы встретили и вырезали, или в рабство забрали. У таможенников связи во всех сферах. Но государство бы здесь не причем было, не обязано оно о всякой нищей швали заботиться. А вы что? Не захотели сбор платить, устроили сопротивление и драку, вот половину вас таможенники и ухайдакали. Валите отсюда и можете жаловаться! Правильно отвалили и мне пожаловались. Вообще все правильно. Если утремся и смолчим - так и зачем нам караван? Нормальная пошлина. Переговоры проведите цивилизованно, в международный суд подайте жалобу и вам, возможно, что-нибудь вернут через год или два, если были не правы и товар не разворуют. Эх, поступил бы я цивилизованно, сам за закон стою, да времени у меня нет. Есуген рожает и срочно подарки нужны. Так что уж, я не в суд, а сразу к государству Сися обращусь, в его пользу таможенники старались и хоть что-то из моих отцовских ресурсов, предназначенных для женщин и младенцев, ему да перепало. Нет, но до чего привыкли ребята пинать монголов? И ведь слухи про меня, наверно, дошли, а не удержались, хапнули.
Государственный грабеж такое же личное и интимное дело, как и некоторые… прочие. Не грабежи, дела. За всем происходящим просвечивают две фигуры, две личности: моя и царя Сиси. Можно, конечно, попытаться сейчас дойти до их столицы, но правильно ли меня поймут? Воевать со мной пожелают или мой караван по сусекам начнут разыскивать? Оно мне надо? Нет. Мне нужен караван подарков взамен отправленных мною товаров. Раз. Мне нужны убийцы моих людей. Два. И мне надо, чтобы такого больше не повторялось. Три. Все, инцидент исчерпан. Сейчас у меня времени с ними беседовать нет. Личные дела у меня, тороплюсь, пусть этих сисястых их мама учит, как долго и счастливо жить. Мне некогда, поэтому и взял с собой только свою гвардию, для поставленных задач хватит. Первое. Все встреченные караваны во всех оазисах приграничья заворачиваем к нам, потом разберемся, где - чьи и вернем хозяевам. Всем, кроме Сисей. С подарками почти разобрались и даже объяснили всем отпущенным караванщикам, причем здесь Сися и ее таможенники, и где находится Монголия. Не там, где думает Сися. Женщины Монголии будут очень довольны, у них наступит восьмое марта. А у части мужчин, особо, гвардейской части - двадцать третье февраля. Но это не все. Есть вторая и третья задачи. И если правители Сиси не придумают сами, как разрешить возникший конфликт, мы вернемся и им поможем. И подсказывать выход я им не собираюсь. Пусть хоть всех своих таможенников перережут, на слово не поверю. Сися, хватит жрать, пора думать.
Сын у меня родился! Есуген назвала его Чахуром. Мне не очень нравится имя, это мой первенец, ну да ладно. Подарки пошли на ура. Это здесь принято, но не с моим размахом. Сисских оказалось девять караванов, поэтому подарками завалил всех. Все чужие караваны с извинениями, богатыми дарами из сисских сокровищниц и специальной охраной, достаточной для небольшой войны, отправил назад к их владельцам. Если не дождались в Сисе и куда-то двинулись – догнать, вернуть и добавить даров из моего специального фонда. Справедливость мое ремесло. А не надо обижать будущего молодого отца в столь ответственное для него время.
Сися помалкивает, как будто, так и надо. А надо не так.
Сумасшедшие очереди были во времена Союза за цветами. На восьмое марта только мимоза выручала. Этого добра было – завались. Как-то, на восьмое, отстоял почти пять часов в очереди, чтобы купить три тюльпана матери, а достался один нарцисс. Человека за два до меня эти тюльпаны закончились и один нарцисс - все что удалось. Мать была благодарна. А уже на девятое мая (она у меня блокадница) букет гвоздик покупался без проблем, спокойно рылся, выбирал. На Новый Год несколько раз находил ей вполне приличные розы, а уже с января по апрель - бери что дают. И почему торговлю ими было не наладить? Вот за что Гайдару спасибо: убил не только экономику, но и дефицит. Любые цветы в любое время. Но, если главное – внимание, то мой нарцисс за пять часов стояния в снегу на морозе - самый дорогой подарок, который я сделал.
Просто вспомнилось. Осень, цветов нет.
Ребенок умер. Две недели, сначала мы, а потом шаманы, пытались что-то сделать, но ничего не помогло. Может, мои гены сделали его не столь выносливым, как все они здесь? Вот и на этой планете у меня появилось место, где я сижу один, и не надо меня трогать. Они не понимают,.. я не понимаю,.. просто оставьте меня в покое и все.