Несмотря на субботнее утро, чуть стало светать, заорали, кто на что горазд, местные, обнаглевшие петухи. По улице шумно проехал «газик», поднимая за собой пыльное облако. Повёз заспанных доярок за речку: на дольнюю, утреннюю дойку. Бабы дружно запели песню: «Виновата ли я, что люблю, виновата ли я, что мой голос охрип, когда пела я песню ему…».
Послышался звон колокольчиков, мычание и блеянье, выгоняемой на пастбище домашней скотины. Застучали калитки, заскрипели ворота, послышался лошадиный топот и ржание взбудораженных коней. Пастухи громко кричали, погоняя, торопя зазевавшихся животных. Вяло лаяли, как бы переговариваясь между собой, уставшие за ночь дворняги. О чём-то ругались соседи, тявкая громче собак, не понятно на скотину или друг на друга.
Краешек солнца выглянул на горизонте, как бы подсматривая за пробуждением всего живого, в этой забытой всеми, небольшой, уютненькой деревеньке. Стадо дружно вышла на центральную улицу, торопливо топая, поднимая копытами шлейф пыли и будя ещё не проснувшихся, деревенских, уставших за неделю жителей.
– Поспать не дадут, гады, – сказал, потягиваясь, как персидский кот, местный участковый: Саша Чопик.
Как-то урывками, побаливала голова, после вчерашней конфискованной самогонки. Подташнивало, язык не шевелился в пересохшем рту. Губы потрескались, лицо вспухло, и походило на луну. Под глазами появились огромные чёрные круги с налитыми мешками. Сашка подошёл к столу, взял трёхлитровую банку, прокисшего молока и начал жадно глотать. Отпив половину, передохнул и подумал: вечно несут, что не жалко.
– Да, самогонку правильно отобрал: поганая, ужасная, горючая смесь. Не зря люди жалуются… Надо штраф бабе Вали выписать, – прохрипел он жене, вернувшейся с задков огорода.
Послышались бешеные щелчки кнутов и не довольное, протяжное, как гудок тепловоза, мычание тысячи килограммового быка. Защебетали взъерошенные воробьи в поисках чего нибудь съестного. Животные, не торопясь, с какой-то неохотой, собирались в стадо.
Сашка опять прильнул к банке, с жадностью допивая простоквашу.
– Прохватит, проглот хренов! Сколько можно жрать? – ворчала недовольная жёнка.
– Тебе, что жалко, простокваши?
– Да не простокваши дурень: самогона! Сколько вчера выдул? Когда пить бросишь? Помрёшь, а мы как? Детки ещё малые…
– Да брось ты Нюрка, что мне будет. Что там пить: каких-то три литра.
Участковый вышел на крыльцо в семейных, синих трусах и глубоко вздохнул. Закурил папиросину, полегчало… Стадо медленно, как на параде, проплывало перед младшим лейтенантом. Бычара громко, протяжно заревел, стадо поддержало, как бы отдавая честь местной власти. Вышел сосед, тоже с опохмела, но успевший где-то с утра, крепко выпить...
– Ну и погодка, дерево мать! Как выйдешь во двор, как раскроешь, хлебало, корова забор облизала. А свиньи нагундосили, – старался не материться, увидя милиционера, захмелевший мужик.
–Что Макар, уже вмакарил?
– Имею полное право, на свои! Тебе чо, завидно? Могу плеснуть. Да ты гордый: с нами не пьёшь.
– А ты, куда с утра такой расписной?
– Пахать сосед, пахать… Мы ж без выходных в сезон пашем. Да я привыкший уже, в любом состоянии…. Сделаю любую роботу. Не переживай, всё будет чики пуки!
– Да мне то что, паши на здоровье.
Стадо прошло. Как будто не было… На краю дороги, показалась прытко бегущая, баба Валя Цап. Несмотря на свой стокилограммовый вес, она шустро, махая руками и что- то, вопя, быстро приближалась к дому участкового. «За самогонкой, что ли?» – подумал Сашка. – «Скажу, что уничтожил, вылил, сжёг, как отраву. Штрафовать не буду, ну её к чёрту».
Подбежав к испугавшемуся участковому, бабушка стала орать на всю деревню. Окончательно разбудив только что заснувших собак. Очумевший от самогона, простокваши и криков дикой женщины, мужик стоял как вкопанный, проглотив от такого натиска, не докуренную папиросу. Поперхнулся и закашлял, покраснев как черешня…
– Ну, ты, чо молчишь, истукан молохольный? Мало того, что ты вчера у меня произвёл изъятие, так ещё и козла украли. Прямо со стайки, стащили, как лопаты и вилы в прошлом году.
– Тихо, тихо, тихо, ти-хо! На самогонку, к примеру, я могу акт показать, если мало протокол давай составлю. Вся эта гадость была немедленно уничтожена…. Вот почему мужики так рано мрут, как мухи. А за козла гражданочка, вы ответите. По всей строгости, Российского законодательства!
– Слушай Сашка, я тебя с детства знаю. Что забыл, как я тебя по всем огородам гоняла, когда ты мою Наташку за косички дёргал. Ещё хочешь?
– Я те погоняю. Не забывай, кто перед тобой… Махом пойдёшь под суд. Ступай в управу, пиши заявление, разберёмся.
– Короче всё Александр Львович, вы меня достали. Наташка в город уехала, знаешь?
– Ну и ты баба Валя губы надуй и за нею быстро дуй!
– Так вот дорогой, начальник. Ты знаешь, за кого она замуж вышла?
– Да хоть за Папу Римского, хоть за чёрта рогатого, мне какая разница! Они там, а я здесь начальник. Понятно тебе, старая?
– Так вот, слушай молодой, и разумей, что тебе будет. Дочка моя вышла замуж за прокурора. И не простого, а старшого. С погонами как у нашего лесничего, даже больше и ярче, враза два будут. Так что я пошла, позвоню, в город. Спрошу, как живут, как детки, – сказала баба Валя и посеменила домой.
Снова пересохло во рту, голова заболела с новой, не проходящей силой. Перехватило дыхание. Сашка не знал, за что хвататься. Быстро одевшись, как когда-то в армии, за сорок пять секунд. Он, даже не помывшись и не побрившись, забыв про туалет и прочие утренние радости, на босу ногу натягивал пересохшие за ночь сапоги.
– Где фуражка, портупея, носки, пистолет? – кричал жене участковый. – Быстрей, быстрей шевели батонами: на работу опаздываю!
Как попало, одевшись, Сашка пошёл к выходу. Но вдруг зазвонил телефон. Нюрка подала мужу трубку.
– Скоро всё пропьешь, не только носки! – огрызалась жена.
Взяв трясущимися руками трубку, побледневший Сашка, внимательно слушал, громкие, убедительные наставления прокурора.
– Вот стерва, уже позвонила зятьку! Точно уволят. Уже один строгач есть, за пьянку. А здесь ещё этого вонючего козла спёрли. Кому он на хрен, нужен? – заругался после разговора и прижал трубку к аппарату участковый. – Тихо, тихо ты тихо, без тебя тошно!
Милиционер выскочил на улицу и быстро побежал на место происшествия.
Возле сарая, гордо стояла, сунув руки в бок, тёща прокурора.
– Наташкина мать, твою мать, – прошептал Сашка.
После этого он вежливо допросил пострадавшую женщину, изменившийся на глазах милиционер. Зашли в сарай, где жил пропавший козёл. Осмотрев место происшествия, не обнаружив не каких следов и улик, кроме навоза, прошли в дом, для составления протокола. Версий было несколько: украли, волки задрали, ушёл и потерялся… Проведя все необходимые следственные мероприятия, младший лейтенант понял: глушняк, до пенсии точно не доработать… С горечью посмотрел на большой свадебный портрет, своей одноклассницы и прокурора… Пообещав, во что бы то ни стало вернуть самогон, откланялся и медленно, охая и причитая, как старая бабка, поплёлся в сельпо за пузырём. Запил с пришедшим в гости отцом.
– Вот так батя, – жаловался Сашка, – из-за какого-то паршивого, вонючего козла, конец моей карьере! Купил бы ей нового сохатого, да где денег взять? Сами тянемся. Перебиваемся с самогонки на хлеб. Как собаки, одно мясо жрём. Что за жизнь, батя? Наливай, а то уйду бандитов ловить… Давай ещё по соточке втащим.
– Сынок, самая правильная версия, это, что козла съели злые волки. И остались от него одни кости! – рассуждал захмелевший батька: чекист Сталинской формации, аж майор в отставке.
–А где я кости найду? Вещьдоки, вещьдоки батя, где? На трубе, на бороде, на гнезде, где, батя, где?
– Но это твоя проблема, действуй! Костей по деревне, да около, сколько угодно. Бери ещё поллитровку, я тебе помогу собрать доказательства, что козёл помер естественной смертью. Тобишь его съели волки. И пусть свою любимую тёщеньку прокурор забирает к себе в город. А то у нас опасно, могут и бабушку съесть.
Мужики допили ещё одну и крепко уснули, захрапев, прямо сидя за столом, положив головы в тарелки с закусью. Наутро, в воскресенье, как кувалдометром по голове, зазвонил телефон.
– Ну, как продвигается следствие? – поинтересовался проаурор. – Говорят, что вы запили, и совсем не ищете!..
– Нет, нет, всё нормально! Преступление раскрыто. Козла съели местные волки.
– Хорошо! – сказал зять бабки Вальки. – Завтра ко мне в кабинет со всеми документами и вещдокоми.
– Кто там с утра? – прошептал старый чекист.
– Да прокурор, напомнил о плохой работе. Предупредил о грядущих последствиях. Попросил сделать соответствующие выводы из вытекающих обстоятельств. Подтвердил всю важность козлячьего дела и просил, отложив все дела к нему на доклад. Всё, конец, картина Репина – «приплыли».
– Да брось ты Сашка, не паникуй! Давай похмелимся и за вещьдоками. Здесь недалече, минут пять быстрым пёхом.
Мужики выпили, поправили здоровье, пошли за огороды и набрали целый мешок костей. Вещдоки состояли из костей, копыт и рогов, похожих на козлячьи. Переложив их дома в палетеленовый пакет, предварительно тщательно промыв порошком. Пакет крепко перевязал шёлковой верёвочкой и прикрепил бирку, с надписью, Вещдоки по козлячьему делу. Младший лейтенант написал подробный рапорт о проделанной планомерной, тяжёлой работе. Приложив план места происшествия. На большом листе, цветными фломастерами нарисовал весь ужас и трагичность происшествия. В конце докладной записки сделал следующий вывод: «Козла убил зубами серый, серый, огромный, огромный, злой презлой волк. Другого окраса местные охотники не встречали. Преступление отличается особой жестокостью. Волчара позорная, вначале загрыз бедное животное, потом быстро съел. Не оставив даже кусочка мяса. Что говорит о том, что данное преступление совершила группа лиц, банда, преступное сообщество, а если точней выражаться волчья стая. Преступники с места происшествия скрылись в лесу. Ведутся усиленные поиски. Вещдоки прилагаются».
В понедельник сам лично передал материалы в прокуратуру. Через неделю прокурор вызвал участкового к себе по повестке. В кабинете сидел молодой, подтянутый, явно занимающийся спортом и любимым делом прокурор. Он, приятно улыбаясь, предложил Сашке пройти.
– Здравствуйте товарищ младший лейтенант! Мы отдали собранные вами вещдоки на экспертизу и получили следующий ответ, – сказал и протянул экспертное заключение милиционеру, муж Наташки. – Читайте вслух, не стесняйтесь!
– Данные кости являются собачьими, а не козлячьеми. Рога от барана, а не от козла. Капыта принадлежат свинье, – сиплым голосом прочитал Сашка.
– Вам младший лейтенант надо сказочником работать, а не участковым. Надо картины писать, а не рисовать ужасные схемы с изображением козлячьего навоза и крови не понятного происхождения. Не рапорта сочинять, а сказки, как Ханс Кристиан Андерсен.
«Всё пропало пенсия!» – подумал Сашка.
– Вам повезло: пока вы здесь рапортуете о проделанной работе, козёл сам домой пришёл, да ещё двух диких коз привёл… Чёрт рогатый. Только, что, перед вашим приходом, тёща позвонила. Идите пока, – сказал, улыбнувшись, прокурор. – Ну, вы Товарищ Чопик выдали: за всю службу, таких как вы артистов, не встречал. Смеялись всей прокуратурой. Спасибо за поднятое настроение, Александр Львович.
– Служу России, – гаркнул Сашка, и, щёлкнув каблуками, пошёл к выходу…
Приехав в деревню, участковый окончательно успокоился. Навстречу довольному мужику, шло довольное, сытое стадо. Громко мыча, своим хозяевам, напоминая, что пора их доить и поить… А Сашка лёг под кустом, и заснул крепким сном, после с таким трудом пережитого козлячьего дела.
2005