Предисловие.
Очень трудно с чего-то начать, а придётся. Мирра сказала, что главное – начать, а там будет проще. Ну, ей-то легко советы давать, она вообще участвовать в написании отказалась, теперь придётся всё делать самому. А ещё она, конечно, долго смеялась, мол, что такого ты, Винс, можешь написать, если половину происходящего с самим собой знаешь только со слов очевидцев! На что я ответил, что в таких случаях буду предоставлять слово этим самым очевидцам, благо Айэн всегда рядом и всё прекрасно помнит.
Мирра, конечно, сначала возмутилась, что мы её рукой вдвоём водить собираемся, но потом согласилась на эксперимент: видимо, самой интересно стало, что из этого выйдет.
Итак: в один «прекрасный» день у меня, «непричиняющего», появилась способность причинять, да ещё и весьма странным образом. Представьте себе огонь, сжигающий - расплавляющий саму энергетическую структуру пространства. Представили? Да ни хрена вы себе не представили, я этого и сам бы себе представить не смог, если бы однажды не стал причиной подобного явления.
А самое невероятное, что этот всерастворяющий огонь выплёскивается наружу через незаживающие ожоги-порталы на моих запястьях. Казалось бы, я весь должен сгорать в такие моменты, но это было бы слишком просто. Вселенская боль - гораздо более изощрённый мучитель.
Часть 1: Ларнитериум.
Случилось это всё после коронации одного моего друга, Киннэра из Ларнитериума, так что, для порядка, начну сначала.
Ларнитериум, то есть, в переводе с малинтокода, Пятимирье – довольно забавное сопряжение четырёх миров посредством порталов в пятом, центральном. Несколько лет назад властители четырёх миров этого «альтернативного средневековья» решили сделать свои миры независимыми, и развязали войну против властителя центрального мира, старого короля, отца Киннэра. Таким образом, эти безумные вассалы чуть не порушили весь Ларнитериум; старый король, сильнейший энергет, не смог справиться с надвигающейся катастрофой и погиб, а пространство начало распадаться - однако дикари так ничего не поняли. Они даже не собирались прекращать войну! И тогда находившийся в районе событий Связной Белого Треугольника Слэрш вывел уцелевшего наследника - Киннэра в Чёрный Треугольник, поговорить со мной.
Впрочем, «поговорить» - это, конечно, было сильно сказано, ибо парень был в ужасе, а так же в шлеме, латах и прочем железе, совершенно не способствующем нормальному восприятию новой реальности и адекватному разговору. Да и я в тот момент был не особо адекватен, чего греха таить; я вообще всегда умудряюсь нажраться в самое неподходящее время. Наверное, потому, что никакого подходящего времени для этого нет, на самом-то деле.
В общем, начало разговора о спасении Ларнитериума выглядело совершенно по-идиотски: на заднем дворе маркиной забегаловки стоял эдакий верзила в железе, и, периодически бия себя кулаком в грудь, нёс полнейшую ахинею, да ещё таким высокопарным слогом, что и трезвый-то человек не сразу разобрал бы, о чём речь, а я – тем более. Сидя на ступеньках крыльца, я тупо таращился на экстравагантного просителя, вздрагивал от каждого удара по железу и думал, кажется, только о том, как бы это чудо меня ненароком не пришибло.
Слава богам, Слэрш достаточно быстро понял, что так дело не пойдёт, убедительно попросил Киннэра помолчать, и в двух словах сам объяснил мне, что произошло - а на следующий день мы, то есть я, Мэл, Айэн и тот же Слэрш, собрались, посовещались и заблокировали все выходящие в центральный мир порталы, лишив воинствующие стороны не только доступа в мир Киннэра, но и связи друг с другом. Не ожидавшие такого поворота событий, воинствующие вассалы быстро притихли, и, когда Киннэр якобы сам открыл один из порталов, по ту сторону были вполне готовы к мирным переговорам.
Конечно, не обошлось без подвоха, ибо у «мирной» делегации в руках оказались заряженные арбалеты, но мы были начеку и просто остановили пространство, а потом не запускали до тех пор, пока всех не разоружили. От такого «колдовства» средневековые дикари пришли в полнейший ужас, и больше не сопротивлялись: где это видано, чтобы против «магии» выходить с арбалетом?
Вот так, с «божьей», то есть нашей, помощью, Киннэр наконец-то договорился с бывшими вассалами о прекращении войны, после чего его, можно сказать, оставили в покое; только вот королём всё-таки не признали, заявив, что «колдун» не может быть королём. Киннэр, из дипломатических соображений, согласился, ведь ему ещё предстояло восстанавливать дружеские отношения со всем этим сбродом и доказывать, кто здесь настоящий наследник престола, а мы... Мы не стали в это вмешиваться. Его мир, ему и решать.
Конечно, я рассказал Киннэру, как меня найти, проложил ему персональный энергетический канал из Треугольника и научил им пользоваться, объяснив, что такое «ликьюск» - но на этом моя миссия, вроде как, завершилась, и долгое время я ничего не слышал о Ларнитериуме.
И вдруг недавно к Марке в пивнушку заявился какой-то важный, чопорный тип – я даже не сразу узнал в нём нашего Киннэра! - подошёл ко мне, и, церемонно поклонившись, пригласил меня поприсутствовать на коронации.
Я машинально отставил в сторону швабру с ведром, и тупо спросил:
- Чьей коронации?
- Моей, чьей же ещё? – он тоже растерялся, и с него вмиг слетел весь пафос, под которым обнаружился прежний симпатичный юноша из средневековья.
- Так тебя что, всё-таки коронуют? - зачем-то решил уточнить я.
- Да. Ты что же, не рад за меня, Винсент?
- Конечно, рад! - опомнился я. - Поздравляю!
- Так ты придёшь? - обнадёжено спросил он.
- Эээ... - замялся я. - Да зачем я тебе там нужен-то? Ты хоть расскажи, что у вас там происходит. Сколько вообще лет-то прошло?
Мы вышли на заднее крыльцо, закурили - и Киннэр рассказал примерно вот что. Лет у них там прошло, оказывается, немало: четыре почти, и всё это время будущий король вполне успешно вёл дела со «святошами, разбойниками и торгашами». При этих словах его слегка передёрнуло, и я понимающе кивнул, хотя ни хрена я тогда не понимал, на самом-то деле...
В общем, Киннэр старательно подводил фундамент под собственный трон, и добился-таки результата: четверо верховных правителей сопряжённых миров, составлявшие во главе с Киннэром Ликьюск Ларнитериума, сами предложили ему законную корону. Но, увы, при одном обязательном условии: на церемонии коронации непременно должен присутствовать Бог. Лично, понимаешь ли! Потому что, если Киннэр, на самом деле, не колдун, а вся сила его только в том, что Бог на его стороне - почему бы Ему не явиться?
- Я долго ломал голову над этой каверзой, Винсент, и в итоге решил, что ты и есть тот самый Бог, которого они имели в виду, - вздохнул Киннэр.
Я набрал было в грудь побольше воздуха, чтобы ответить, что я об этом думаю, но он не дал мне этого сделать и поспешно продолжил:
- Пожалуйста, выслушай меня до конца, Винс! Во-первых, моим людям уже доводилось видеть тебя в деле, и, хотя ты был тогда не один, все понимали, что именно ты командуешь своими энергетами. Поэтому назвать «богом» они могли только тебя, а не Мэла или Айэна. А во-вторых… - Киннэр немного замешкался и смущённо опустил взгляд. - Знаешь, Винс, твой энергетический канал очень сильно помог мне. Я многому научился, и не только в смысле поддержания баланса, но и в вещах, гораздо более заметных для окружающих. Я развеял образовавшийся смерч за секунду до того, как он добрался до окраины моего города; я утихомирил шторм, который мог бы в щепки разнести мой корабль, и даже однажды, посетив один из наших сопряжённых миров, я согнал облака и прекратил страшную засуху. Поначалу, конечно, все считали, что это колдовство или цепь случайных совпадений, но в какой-то момент люди начали почитать меня, как святого, и даже официальная церковь не посмела больше называть меня «колдуном», чтобы не вызывать народного возмущения. Однако это не помешало церковникам вплотную насесть на меня: что, всё-таки, за «магия» у меня такая, с помощью чего я управляю стихиями? И в итоге мне пришлось сказать им, что ты, Хозяин Треугольника, передал мне частичку своей божественной силы – а как бы ещё я им объяснил, что такое энергетический канал?
Будущий король нервно ёрзал на ступеньке, теребил кончик длиной косы и периодически вытирал рукавом пот со лба.
- В общем, Винс, прости меня за то, что я втянул тебя в эту авантюру, но – ты должен появиться на моей коронации, иначе всё пропало! – закончил он, и посмотрел на меня так, словно собирался нырнуть в прорубь.
Я молча покачал головой, сделал приличный глоток из бутылки, потом ещё один, и только потом спросил:
- А могу я взять с собой Айэна? Для подстраховки, так сказать?
- К сожалению, нет, - развёл руками Киннэр. – У наших святош существует концепция абсолютного монотеизма. Да и зачем тебе подстраховка? Никаких серьёзных действий, думаю, не предвидится.
- Значит, и свиты ангелов мне не положено? – попытался пошутить я, но Киннэр настолько серьёзно кивнул в ответ, что я осёкся и даже не стал задавать следующий вопрос, который так и вертелся на языке: «А может ли бог быть немножечко нетрезв?».
Боюсь, что, сморозь я такую глупость, будущего короля запросто мог бы хватить удар. Он и без этого смотрел на меня тем самым взглядом, которым обычно смотрят те, кому приходится меня о чем-то просить, и в котором чёрным по белому читается: «О нет, он же сейчас нажрётся! Господи, только не это!». Поэтому я обречённо вздохнул и сказал:
- Ладно. Проводи меня до дому, Киннэр. Пойду собираться.
Тут мой друг страшно обрадовался, заулыбался, засуетился и прям-таки побежал меня провожать; я еле успевал за ним.
На самом деле, домой мне было нафиг не надо, потому что собираться мне предстояло совершенно в другом месте, но - не мог же я прямо при Киннэре исчезнуть... А когда он довёл меня до двери «штаб-квартиры», раскланялся и, наконец, ушёл, я шагнул сквозь пространство прямиком в Тиафиро, с целью навестить Дейри.
Ну вот, теперь придётся вкратце рассказывать про Дейри, который к этой истории не имеет никакого отношения. Всё-таки Мирра была права, говоря, что писатель из меня никудышный...
Дейри, а если точнее, лорд Дейри Тиафиро – самый талантливый энергет, которого я когда-либо знал. Ну, не считая Айэна, конечно - только Айэну не приходится в одиночку управлять целым миром, а Дейри, безо всякого Ликьюска, не имея в своём мире ни одного единомышленника, держит в руках все основные энергетические нити пространства, и делает это воистину виртуозно. В общем, я искренне восхищаюсь этим человеком - а ещё у нас с ним почти одинаковая комплекция, и у него есть приличный костюм примерно моего размера.
Я всегда брал у него этот костюм, когда у меня возникала необходимость прилично выглядеть; как-то я даже напугал Дейри дурацкой шуткой, что, мол, из-за этого костюма ему и хоронить меня придётся. Да, конечно, Дейри мог бы просто подарить мне этот костюм, и даже неоднократно порывался это сделать, но я его всегда останавливал, и костюм возвращал, ибо у Дейри он сохранялся до следующего раза в идеальном виде, а у меня и недели бы не продержался. Пожалуй, бессмысленно объяснять, почему.
В общем, вечер я провёл у Дейри, а наутро, проспавшись, приняв ванну и напялив костюм, отправился в Ларнитериум, прямиком во дворец Киннэра. Будущий король, увидев меня впервые в «божеском» виде, пришёл в состояние некоторого позитивного шока; по крайней мере, такого радостного выражения на его лице я не видел с момента заключения мирного договора. Жаль только, что радость эта длилась недолго, всего лишь до начала церемонии.
Не буду подробно рассказывать, что во время неё происходило, всё равно это было чудовищно скучно и непонятно, а лучше сразу перейду к сути дела, то есть к праздничному банкету в честь нового короля. Предвижу, как при слове «банкет» читатели начинают ехидно усмехаться – мол, ну, понятно, что будет дальше! А вот и нет.
На самом деле, за время этого проклятущего банкета я героически не выпил ни капли - но зато я, наконец-то, внимательно рассмотрел тех, с кем вынужден был вести свои дела Киннэр, и это меня, честно говоря, подкосило. Более наглых, подлых и вероломных людишек мне ещё встречать не приходилось!
Когда количество напитков на столах превысило количество закуски и застолье перестало быть чересчур официальным, рядом с моим отдельно стоящим столиком нарисовался вертлявый типчик в просторных пурпурных одеждах, и, после пары ничего не значащих, общих фраз, внезапно предложил мне заключить с ним союз против короля. От неожиданности я чуть не потерял самообладание и не обматерил его в три этажа, однако вовремя спохватился и послал его так корректно, как только мог. Он же на это только хмыкнул, дёрнул плечом – мол, моё дело предложить – и, раскланявшись, отвалил.
Не прошло и десяти минут, как ко мне с таким же предложением подъехал ещё один субъект: весь в чёрном и золотом, с мрачной, злобной физиономией и каким-то нездоровым огоньком в глазах. (Я мысленно окрестил его «инквизитором» и, как потом сказал Киннэр, оказался почти прав). Этот был страшно въедлив, напорист и долго не отставал, приводя в свою пользу «разумные» аргументы, рассказывая про короля грязные сплетни – в общем, достал он меня до самой печёнки. В конце концов, я разозлился и пригрозил ему страшной смертью от неизвестной инфекции, если он сию же секунду не исчезнет с глаз моих. Тут он, видимо, вспомнил, что я всё-таки бог, и поспешно ретировался.
Однако если вы думаете, что после этого я вздохнул спокойно, вы сильно заблуждаетесь, потому что буквально в течение часа на мою голову свалилось ещё пятеро подобных подонков - а это было, на мой взгляд, уже многовато для одного небольшого мирка!
Тогда я, уставший охреневать от человеческой подлости, встал со своего почётного места, подошёл к новоиспечённому королю и вывалил на него всё, что думал о его мире, его коронации и его будущем в этом рассаднике интриганов. И только когда я полностью выдохся, я вдруг заметил, что Киннэр пьян, как сапожник, и смотрит на меня, трезвого, как на ожившую галлюцинацию.
- Ты чего, Винсент? Первый раз в жизни видишь политиков, что ли? - удивился он.
- Так ты что, обо всём этом знаешь?! – возмутился я. – Да как ты с ними работаешь?! Разве же это – ликьюск?! Да эти ублюдки с радостью продадут твои потроха на сувениры, если смогут хоть что-то с этого поиметь!
Киннэр покачал головой, вздохнул - и вдруг так странно улыбнулся, что у меня аж мурашки по спине побежали. От неожиданности я растерял все слова, а Киннэр совершенно спокойно произнёс:
- Нет у меня других людей, Винсент. Ну, что поделать. Наверное, это какое-то проклятие, что они такие - но ведь это же не повод бросать свой мир. Приходится работать с тем, что есть. Это судьба.
Вот так вот. «Судьба».
Он меня этим словом, как пыльным мешком из-за угла приложил, да так, что у меня буквально ноги подогнулись. Ошарашенный, я сел на ступеньку возле его трона, и просидел там до конца попойки. Больше ко мне уже никто не приставал, все только косились на Киннэра уважительно – надо же, сам Бог у его трона сидит, словно шут! Наверное, это какое-то великое, исполненное смысла знамение!
Но мне на это было совершенно наплевать: я с головой погрузился в трясину такой мрачной депрессии, что у меня аж в глазах потемнело. Очередное разочарование в людях далось мне чрезвычайно тяжело; внезапно я понял, что зря, наверное, помогаю спасать миры, ведь в каждом из них, по большому счёту, живут такие же подонки, просто я их не знаю, потому что общаюсь только с небольшой кучкой «продвинутых» энергетов, самоотверженных альтруистов, которые знают, как всё устроено, и готовы с этим работать, если их немного поддержать из Треугольника. А спроси того же Дейри, или Бертина, или Кшеста: зачем вы это делаете? – поди ведь тоже вот так вот криво улыбнутся и ответят: «Судьба. Иначе нельзя».
И что же тогда получается? Я, Хозяин Треугольника, всю жизнь пляшу под дудку чужой судьбы? А где же тогда моя, персональная, судьба? Почему я не могу отказать кому-нибудь в помощи по причине того, что его мир и люди этого не достойны? Ведь я же не свою личную энергию отдаю, мне потом её снова в Треугольник возвращать приходится, а это страшно, больно, и Мирозданию всё равно, что я чувствую, я для него – всего лишь инструмент, вроде ножа или отвёртки… Ну почему, почему я не умею говорить «нет»?
В таком тяжелейшем приступе мизантропии я ушёл из Ларнитериума в Необитаемое, а оттуда – в запой, в единственное время-место, где мысли о тщете всего сущего хоть ненадолго переставали меня тревожить. Вот тогда-то и появились у меня на руках эти злополучные ожоги, с упоминания которых я начал свой рассказ - но, поскольку я совершенно не помню, как это произошло, придётся предоставить слово моему другу и многократному спасителю Айэну.
Часть 2: Явление пламени.
Винс, надо сказать, изрядно смутил меня своей последней фразой. Какой я, нафиг, спаситель, и уж, тем более, рассказчик? Ну да ладно, если надо, я расскажу. Дело было так.
После своей коронации Киннэр стал у нас частым гостем, что почти всегда случается с теми, кому в своём мире выпить не с кем. Компанию ему составляли, как правило, я, Винс, Ворон, Лесник и ещё плюс-минус кто-нибудь. Вот и в тот день так было: мы сидели у Марки, пили симпэйн, и вроде, всё было нормально, пока Винс, уже который день пребывающий в запойно - невменяемом состоянии, не начал приставать к Киннэру со своими вечными «зачем» да «почему».
«Зачем тебе твой мир?» - «Как зачем? Это же мой родной мир!» - «Ты можешь выбрать любой другой!» - «Не могу». - «Хочешь, я тебе материальность поменяю? Тогда точно сможешь». - «Не хочу!» - «Почему?» - «У меня свой мир есть». - «Но он же херовый!» - «Да». - «Так зачем он тебе?» - и так далее, по кругу, до бесконечности, тупой пьяный разговор. Никто на это особого внимания не обращал; не в первый раз и не в последний, подумаешь, Винса опять заклинило! До мордобоя-то всё равно не дойдёт, вряд ли Киннэр, прекрасно осознающий свою физическую силу, полезет драться с Винсом, который ему и сдачи-то дать не сумеет. А представить себе, что «непричиняющий» Винс сам первый кого-то ударит, вообще никто не мог.
Впрочем, то, что Винс в отчаянии может покалечить сам себя, я непростительно упустил из виду, поэтому не успел достаточно быстро среагировать, когда он внезапно схватил со стола полупустую бутылку и с размаху ударил себя по голове.
Удар оказался такой силы, что бутылка разлетелась вдребезги; я, естественно, тут же вскочил, схватил Винса в охапку и заорал: «Верёвка есть у кого?!!» - и кто-то, самый расторопный, кинул мне моток крепкого капронового шнура. Тогда я завернул нашему «бессмертному самоубийце» руки за спину, и по-быстрому связал их: ну, а что ещё было делать с этим психопатом?
Потом я силой усадил его на лавку, и оставшимся концом верёвки к той же лавке и примотал. Винс ещё какое-то время подёргался, поругался, потребовал ещё выпить, я поднёс ему стакан, он сделал пару глотков и затих. Башку ему мы просто замотали полотенцем, потому что рана, невзирая на силу удара, чудесным образом оказалась несерьёзной, просто царапина - и я даже не догадался Винса в подсобку утащить, так и оставил его сидеть рядом с нами привязанным, пока мы симпэйн допивали. Сейчас-то я понимаю, что был неправ - но тогда мне это, увы, в голову не пришло, и, может быть, я сам был виноват в том, что случилось дальше.
Впрочем, что там, на самом деле, случилось, никто толком не понял. Просто в какой-то момент за спиной у Винса внезапно полыхнуло нереальным огнём - слава богам, хоть близко никто не сидел! - а сам Винс, освободившись, резко вскочил, рванулся вперёд, запнулся об лавку, ударился с размаху об пол и потерял сознание. В следующий миг я уже был возле него, и с изумлением рассматривал его запястья, окольцованные страшными, глубокими ожогами в тех местах, которые до этого стягивала верёвка. Не менее удивительное зрелище представляла собой лавка, аккуратно пережжённая пополам.
А потом на шум прибежали Марка с Иштар, наорали на меня (вполне заслуженно, чёрт возьми!), я отнёс бесчувственного Винса в подсобку и вызвал межмирного проводника Латиса, чтобы отправить нашего Хозяина Треугольника в Малинтериум для последующей реанимации. У молнитцев это всегда получалось лучше, чем у кого бы то ни было.
И никто тогда даже не подозревал, что эти ожоги, вместо того, чтобы спокойно зажить, превратятся в опаснейшее энергетическое оружие.
Часть 3: Фанатики.
Они появились в Треугольнике тихо и незаметно, я даже не знаю точно, когда. Ходили, проповедовали свою религию, хотели обратить в неё наших людей, но те только посмеивались: «Представляете, тут какие-то невнятные люди говорят, что у нас в Аду будет Рай, если мы уверуем! А если не уверуем – ещё один Ад, что поделаешь!». Действительно, думал я, глупейшее занятие – вести душеспасительные беседы с теми, кто уже давно умер.
Однако некоторые чужаки радостно заглотили простенькую религиозную наживку, и в основном это были, конечно, те, кому в Треугольнике было одиноко и страшно: слуги энергетов всех мастей, наёмные солдаты – то есть люди подневольные, в одночасье выдернутые из привычной среды и не имеющие, так сказать, почвы под ногами. Умело направляемые ловкими «миссионерами», они собирались толпой в каком-то ангаре и истово молились, отдавая свою личную энергию, самую большую здесь ценность, своему внезапно обретённому «богу» - а я так думаю, что просто передатчику какого-то мира.
Конечно, эти сборища были тайными, потому что, если бы хозяева прознали о том, чем их слуги в свободное время занимаются, новой секте быстро пришёл бы конец; вряд ли энергеты стали бы терпеть столь откровенный грабёж. А таинство, естественно, только подстёгивало религиозный пыл фанатиков и убеждало их в правильности выбранного пути – ведь в каждом, даже самом покорном человечке, живёт тщательно скрываемое желание бунта. Поэтому я, размышляя порой о том, что надо бы, по идее, поставить в известность хотя бы знакомых мне энергетов, всегда жалел глупых сектантов и молчал.
Так что, если бы они сидели себе тихо, я, наверное, и совсем забыл бы о них, но, увы - любая халява развращает умы, делая людей жадными до чужого и весьма наглыми. И наши фанатики однажды обнаглели настолько, что внезапно заявили о своих правах на пользование нашим Храмом Мёртвых, построенным когда-то живой энерговолной Лайкой.
Предыстория его такова: мой приятель Лайка, малолетний наркоман, однажды передознулся и умер, но, поскольку он к этому времени уже находился в Чёрном Треугольнике, то есть в мире мёртвых, то умер он, не как все нормальные люди, а напрямую перешёл в состояние энерговолны. Не желая терять его, и понимая, что умирать в мире мёртвых, вообще-то, неправильно, я отыскал лайкину волну в Беловременье, среди миллиардов других, по следу сохранившейся личности, а затем, будучи не в силах вернуть ему материальность, я поселил этого живого призрака под сводами древнего разрушенного храма. Я поручил ему восстановить здание, а Лайка, по собственному почину, пошёл ещё дальше, и построил в нём своеобразный кристаллический алтарь, «окно в Беловременье», посредством которого каждый из жителей Треугольника мог послать близким «весточку с тог света». Так, усилиями призрака, Храм Мёртвых стал тем, чем он был.
И тут вдруг, представьте себе, объявились какие-то пришлые фанатики, которые объявили, что Храм должен принадлежать им, ибо только они знают, какому богу следует в нём поклоняться. То есть, в переводе на нормальный язык, это означало: «О, да у вас тут, оказывается, есть кристаллический алтарь с выходом в Беловременье! Отдайте-ка его лучше нам по-хорошему, а то отберём силой!».
Естественно, у них не хватило ума понять, что, начни они таскать энергию из Беловременья, их мелкому мирку быстро пришёл бы кирдык - но, впрочем, от людей, которые паразитируют на всём чужом, Лайка никакого понимания и не ждал: глупо было бы ждать понимания, к примеру, от плесени, которая завелась у тебя в ванной. И, когда фанатики, распевая гимны, окружили Храм Мёртвых, призрак забаррикадировал дверь изнутри и бросился за подмогой; благо, он-то в дверях совершенно не нуждался.
Узнав про такие дела, Лесник в одночасье собрал команду из своих «мусорщиков» и они, пустив в ход тяжёлые ботинки и кулаки, быстро разогнали беспорядочную толпу фанатиков - однако примерно тогда же всем стало понятно, что наглые иномирцы не остановятся, просто получив пинка под зад: cлишком уж они стали самоуверенными, раз на такое решились. Поэтому Лайка и остальные обратились ко мне – а к кому ещё они могли обратиться? – с просьбой разобраться и навести порядок.
К сожалению, я к тому времени уже снова ушёл в запой, поэтому наводить порядок мне предстояло сначала внутри себя, а уж потом снаружи. По крайней мере, мне требовалось хотя бы денька два, чтобы отлежаться и прийти в чувство, прежде чем приступать к реальным действиям. Узнав об этом, Лайка запаниковал и потребовал, чтобы я, в таком случае, хотя бы отлёживался в Храме, потому что оскорблённые в лучших чувствах фанатики вряд ли станут ждать, пока я смогу их достойно встретить.
И, конечно же, он был прав, так что я согласился находиться при нём, пусть даже в недееспособном состоянии. А на случай внезапного нападения я попросил у Латиса несколько энергокристаллов, и, расставив их вокруг здания, создал защитный барьер, соединив камни с помощью волны самого Лайки, чтобы никто не мог проникнуть в Храм без его непосредственного разрешения. Да, меня бы такой барьер не остановил - но я и не стал бы через него ломиться, ибо знал, что процедура насильственного прохождения сквозь тело, пусть даже нематериальное, весьма болезненна. А у простых энергетов, по моим расчётам, взломать подобную защиту была кишка тонка - и я оказался прав: когда сектанты, в компании вооружённых солдат, снова окружили храм, никакие их попытки проникнуть в здание ни к чему не привели.
Иномирное оружие в Треугольнике, естественно, тоже не работало; когда я вышел к осаждающим и сказал им, чтобы они убирались к чёрту, некоторые из них попытались в меня стрелять, и были немало ошарашены тем фактом, что от их «крутых» автоматов толку было не больше, чем от простых палок. Остаток дня прошёл тихо: солдаты ушли, несолоно хлебавши, после чего у Храма остались только самые настойчивые из фанатиков, да и те, устав орать гимны, расселись прямо на поросшем травой асфальте и устроили пикник.
При виде этой умиротворяющей картины я непростительно расслабился, и всё-таки позволил себе немного выпить, поскольку весь день очень хреново себя чувствовал. И тут, на мою беду, пришёл Мэл и начал ругаться, на чём свет стоит: мол, так я и знал, тебя ни на секунду нельзя оставить! Вместо того, чтобы взять и перекрыть этим уродам трансляционный канал, пока они не притащили сюда оружие, работающее на энергии Треугольника, ты сидишь тут и пьёшь, дела тебе ни до кого нет!
Я отбивался от него, как мог; говорил, что у них ума не хватит придумать такое оружие, что они побесятся, да и отстанут – однако, Мэл оказался прав, как никогда: на следующее же утро солдаты вернулись и действительно притащили с собой какие-то штуки, похожие на пращи, швыряющие непонятно откуда берущиеся шаровые молнии.
Мы с Мэлом осторожно выглянули в окно, и увидели, как солдаты «пристреливаются», отмеряя нужное расстояние до Храма. Белые шары падали, как наэлектризованные снежки, треща и распадаясь на брусчатке голубоватыми искрами.
- Перекрывай канал, Винс! Чего ты медлишь?! - возмущённо заорал на меня Мэл. - Они нам тут полмира разнесут, пока ты решаешься!
- Да не могу я ничего перекрывать, Мэл! - попытался объяснить я. - От внезапно перекрытого канала такая обратная тяга образуется, что их мир может просто схлопнуться от потери энергии.
- Нашёл время иномирцев жалеть, гуманист! Нас пожалел бы!
- Если я кого-то и жалею, то как раз именно нас, вернее, тебя, Мэл, потому что ты, как Второй Хозяин, за этот разрушенный мир будешь отвечать перед Треугольником наравне со мной, и в итоге твоя материальная оболочка станет для тебя неподъёмной обузой, которую ты сбросишь при малейшей же возможности. Проще говоря, ты умрёшь насовсем, а виноват в этом буду я, если сейчас последую твоему «мудрому» совету. Так что заткнись и оставь меня в покое!
Обычно я с ним так никогда не разговаривал, но тут он меня, признаться, разозлил - а буквально в следующий миг из-под купола раздался нечеловеческий, душераздирающий вопль.
Я вздрогнул, посмотрел наверх, и увидел, как призрак Лайка бьётся о кристаллический алтарь, как муха о стекло, вспыхивая всеми цветами спектра. Визжал он при этом так, как могло визжать только настоящее привидение, чтобы кровь стыла в жилах, и уши закладывало.
- Винс, эти сволочи стреляют по барьеру! – отчаянно, перекрикивая Лайку, заорал Мэл, но я уже и без него всё понял.
И вот тут-то моя зарождающаяся злость достигла такого предела, какого не достигала вообще никогда в жизни! Надо же, кто-то посмел сделать больно близкому мне существу, на долю которого и без того выпало столько страданий, что оно вполне заслужило покой! Мало того – именно я должен был гарантировать ему этот покой, сейчас же, иначе грош мне цена, как богу и как человеку!
В приступе праведной ярости, я пинком распахнул дверь, выскочил наружу, взмахнул руками - и тут началось такое, чего я сам, признаться, от себя не ожидал.
Мои руки внезапно превратились в две огненные плети, которыми я начал хлестать вокруг себя направо и налево, не разбирая. Там, куда попадали языки пламени, оставались расплавленные камни, и само пространство начинало колебаться, как нагретый воздух над костром. То, что я никого не убил, было чистой случайностью; солдаты, фанатики и проповедники бежали, направляемые стеной живого огня, как стадо баранов, со страху даже не догадавшись разгруппироваться, до самого своего портала – передатчика, а затем и сквозь него, в свой мир, добравшись до которого, мгновенно отключили всю аппаратуру и свернули канал, не оставив в Треугольнике ни намёка на своё присутствие.
И тогда я погас. Во всех смыслах этого слова. Видимо, просто вырубился, потому что абсолютно не помню, что было дальше.
Очнулся я от жуткой боли в запястьях. «Наверное, орал, как резаный, когда мне Айэн повязки накладывал», - подумал я, отрешённо глядя на забинтованные руки.
Против всех ожиданий, я находился дома, а не у молнитцев – значит, всё было не так уж плохо, как казалось на первый взгляд. Максимально осторожно я сел на кровати и увидел Айэна, сидящего на окне с чашкой кофе и сигаретой. Он, конечно, тоже заметил, что я ожил, кивнул и спросил:
- Тебе кофе налить? Или чего покрепче?
- Чего покрепче можно и в кофе, - ответил я, и не узнал своего голоса, будто услышал его в трубке древнего, неисправного телефона.
- Угу, - Айэн поставил свою чашку на подоконник, бросил на меня быстрый, странный взгляд и ушёл на кухню.
Но мне и этого секундного взгляда было достаточно чтобы понять, что пережил Айэн, вытаскивая меня из догорающего огня и своими силами успокаивая покалеченное пространство – так, как умел обращаться с Треугольником только он один, больше никто.
- Ты что, Айэн, боишься меня? – осторожно спросил я, когда он вернулся.
Старательно отводя глаза, Айэн поставил принесённую кружку на табурет возле кровати, снова подошёл к окну и, уставившись в чёрно-белое небо, ответил:
- Не то чтобы очень боюсь, но… Не совсем понимаю, как к тебе теперь относиться.
Я промолчал, и он продолжил:
- Конечно, я всегда знал, что ты, Винс, Творец Мироздания, и способен не только на то, чтобы плакаться мне в жилетку. За свою жизнь в Треугольнике я вообще много чего видел, но, знаешь, ТАКОГО и представить себе не мог. Ты же чуть не убил их всех, Винс! Ты, «непричиняющий бог», бескорыстный спаситель миров – и вдруг... Какой бес в тебя вселился?!
- Они сделали Лайке больно... Они принесли в мой мир оружие, способное убить всех людей в Обитаемом, даже тебя, или Иштар, например… Неужели этого не достаточно? - зачем-то спросил я, отчётливо понимая, что этого ни хрена не достаточно.
Уняв, по возможности, дрожь в руках, я аккуратно взял горячую кружку. Кофе был божественен, и даже, похоже, с настоящим коньяком, а не с симпэйном или хиссом - но это тоже не имело значения.
- Винс, ты же знаешь, что я не о том, - вздохнул Айэн. - Да, я понимаю, что ты, в некотором смысле, тоже человек, и ничто человеческое тебе не чуждо; я бы тоже, наверное, пришёл в ярость, если бы оказался в такой ситуации, но... Одно дело - я, а другое - ты, Винс. Тот Винс, которого я знал раньше, не смог бы обратить энергию Треугольника против людей. Тот Винс, которого я – наверное, только думал, что знал! – не стал бы жечь ткань своей реальности, чтобы прогнать жалкую кучку зарвавшихся энергетов…
- И что бы сделал тот, кого ты знал? – еле слышно спросил я, ощущая ком в горле, против которого не помог бы и самый отличный кофе.
Айэн мне не ответил. Он стоял, повернувшись ко мне в профиль, и, как-то непривычно ссутулившись, курил уже которую сигарету подряд. Конечно, он не мог сказать, что сделал бы я - но это было не так уж важно, потому что я и сам прекрасно знал, что Айэн прав. Ведь, не откройся во мне внезапно эта испепеляющая способность, я всё равно нашёл бы какой-нибудь выход – например, поместил бы Лайку в Беловременье, где сектанты не смогли бы его достать, собрал бы своих помощников, остановил пространство, попросил бы Латиса открыть портал прямо над толпой, чтобы выкинуть через него фанатиков – да мало ли, что я мог бы сделать! Всё было бы разумнее и человечнее того, что сделал я. А теперь всем окружающим придётся привыкать к мысли, что я могу их случайно поджарить, потому что вряд ли кто-нибудь поверит, что я научусь себя контролировать.
Несколько дней я занимался самокопанием, а потом пришёл к выводу, что нужно всё-таки лечить руки: возможно, если ожоги совсем заживут, то приобретённая мною способность исчезнет так же, как появилась?
Часть 4: Похищение.
Однако, надеялся я напрасно: ожоги мои не заживали.
Несмотря на то, что Латис обернул мои запястья специальными энергопластинами, кошмарные «браслеты» оставались в прежнем состоянии, ибо слишком уж неестественна была их природа. Они, как я понял, представляли собой не столько полоски обожжённой кожи, сколько некую разновидность проводящих порталов; огонь, который они транслировали, был чистой энергией разрушения, которую Треугольник не всегда успевал трансформировать - и которая теперь непрерывно находилась в моём распоряжении.
Доктор Марик, молнитец, который постоянно занимался моим лечением (а по большей части, я думаю, ставил на мне, бессмертном, какие-то химические эксперименты), пообещал на досуге подумать над способом физиологического закрытия порталов - однако досуга, благодаря мне же, у Марика практически не осталось. Потому что... Уж извините... Работой я его обеспечил так, что и рассказывать-то стыдно.
В то время, когда я отрабатывал потраченную в огненном безумии энергию, я, находясь в состоянии очередного запоя и крайней депрессии, дошёл до того, что попытался повеситься. По-настоящему, на верёвке, чёрт бы её побрал! Естественно, я сделал это в полной несознанке; то есть, если бы я в тот момент хоть что-то соображал, никогда бы не совершил ничего подобного, ибо прекрасно знаю, насколько опасно искушать собственное бессмертие.
Наверное, при этих моих словах тот же Айэн вытаращил бы глаза от удивления: это каким же всеобъемлющим должен быть распад личности, чтобы столько раз пытаться прервать свою вечность, и при этом, совершенно этого не хотеть? Он-то наверняка считает меня настоящим самоубийцей, потому что неоднократно видел, что я с собой вытворял.
В своё оправдание я могу сказать лишь одно: если бы мне не приходилось постоянно умирать в чужих мирах и телах, каждый раз возрождаясь снова; то есть, проще говоря, если бы я не был Хозяином Треугольника, жить мне хотелось бы гораздо больше. А поскольку моё существование было абсолютно беспросветным, моё бессмертие и боль периодически приводили меня в такое отчаяние, что я доходил до исступления и попыток от себя избавиться - впрочем, безрезультатных.
Постепенно я, опытным путём, выяснил следующее: у меня нечеловеческая свёртываемость крови, такая, что даже при сквозных колотых ранах потери минимальны. Прочность костей у меня тоже такая, словно это не кости вовсе, а гибкие прутья: однажды я свалился в лестничный пролёт c шестого этажа, был весь в синяках, но абсолютно ничего не сломал. Яды и наркотики тоже не способны меня убить: как бы долго я не мучился, сдохнуть от передозировки не получалось. Если рядом не было никого, кто бы пытался меня откачать, я всё равно рано или поздно приходил в себя. Оставалось ещё спрыгивание с крыши и утопление, однако в этих случаях пространство просто расступалось, вбирало меня в себя и выбрасывало из воды на набережную, как после «собираний боли».
Таким образом, единственное, чего я до сих пор ни разу не пытался сделать – это, как раз, повеситься; честное слово, до сих пор не знаю, каким местом я дышал бы, болтаясь в петле! И, наверное, хорошо, что мне всё-таки не пришлось задействовать новый резерв своего бессмертия, ибо, на своё счастье, я оказался слишком пьян, чтобы суметь нормально закрепить на крюке верёвку, поэтому, когда почуявший неладное Айэн сломал дверь в мансарду, я валялся на полу и мирно спал с петлёй на шее, ха-ха!
Однако напугал я его тогда до полусмерти, поэтому и стыдно до сих пор. А уж в каком ужасе была Иштар! В общем, отправили они меня всё к тому же Марику, но, на сей раз, не домой, а в больницу (чтоб не сбежал), и не просто в больницу, а в отделение, где вправляют мозги буйным алкоголикам и наркоманам.
Вот тогда-то и произошло нечто такое, что снова заставило меня пересмотреть свои взгляды на «непричинение»: буквально через два дня после помещения меня в молнитскую «психушку» какие-то пришельцы похитили Мэла.
Учитывая, что в последнее время, благодаря усиленной просветительской работе Лесника и компании, энергеты, наконец, поняли, чем чревата «охота на Хозяина» и кто такой Рыцарь Табу – это было вообще что-то невероятное: неужели похитители надеялись, что вслед за Вторым Хозяином в их мир не придёт Первый? А из этого логически вытекало, что эти люди знали о нас гораздо больше, чем мы о них – то есть, они знали, где я нахожусь в данный момент, и именно это послужило им руководством к действию!
Это явно был кто-то из «своих», тех, кто постоянно отирался у Марки; кто-то вроде тех, неброско одетых, немолодых людей, всегда садящихся за отдельный столик в правом от стойки углу, или тех двоих, похожих, словно близнецы, очкариков, периодически развлекающих барменш анекдотами. Кто-то из обычной, тихой публики, не привлекающей внимания и имеющей возможность, при необходимости, годами изучать нас, не вызывая никаких подозрений.
Когда Иштар пришла ко мне в палату и, чуть не плача, рассказала об этом происшествии, я лежал, напичканный какими-то убойными транквилизаторами, и отстранённо размышлял, насколько целеустремлёнными могут быть действительно жадные и глупые люди. И почему они не могут применять это своё упорство к чему-нибудь другому? Ведь они же всё время только и думают, что о каком-то сверхъестественном могуществе, которое могут обрести, если овладеют энергией Треугольника, даже выпить спокойно не могут – наблюдают за мной, выжидают чего-то…а на самом-то деле – ну что они будут делать с накопленной энергией? Конечно, им, наверное, кажется, что они это знают, но в том-то и беда, что им это только кажется. А в итоге расхлёбывать всё опять мне. Издёвка судьбы.
В общем, я мог бы сказать чистосердечное «спасибо» Марику за его умиротворяющие препараты: если бы не они, я бы уже давно бился в истерике оттого, какие все сволочи, и оттого, что Мэл пострадал ни за что, ни про что. Сейчас же я был хладнокровен, как дохлый слон, и мог, пусть и в некотором тумане, но всё же подумать, как следует действовать в сложившейся ситуации. Конечно, через несколько часов туман рассеялся, и факт осознания вины перед Мэлом обрушился на меня всем своим весом, но к этому моменту я уже точно знал, что должен предпринять, и не стал тратить время на бесполезное нытьё.
К тому же, времени у меня практически не оставалось; я не знал, сколько человек может существовать внутри энергопередатчика, но полагал, что весьма недолго, а Мэл находился там уже почти целый день, поэтому нужно было спешить. Вернувшись, так сказать, на «место преступления», я нашёл след волны Второго Хозяина и, более не раздумывая, шагнул за ним. Конечно, Айэн пытался меня удержать, говорил, что я могу спровоцировать появление Рыцаря Табу и уничтожить ни в чём не повинный мир из-за глупого поступка нескольких жителей, но я успокоил его, сказав:
- Ничего подобного не произойдёт. Я же не подставляю себя под удар, а наношу его - а значит, я как бы сам становлюсь Рыцарем Табу, вот только действовать я буду немного иначе.
В ту самую секунду, когда я покинул Треугольник, я внезапно понял две вещи: во-первых, бывают ситуации, в которых причинение более безвредно, нежели непричинение, а во-вторых, я знаю, как управлять своим пламенем, и теперь оно - не более чем инструмент, направляемый разумом, а не яростью. Это было потрясающее ощущение уверенности в себе, которого я не испытывал с тех пор, как получил проклятые ожоги, и именно с этим чувством я ступил в незнакомый мне мир.
В следующую секунду я оказался рядом с Мэлом, намертво вплетённым в кристаллическую структуру передатчика. Пространство вокруг колыхалось, хлопая и шурша, как полиэтиленовая плёнка на ветру – окружающая материальность была настолько перегружена энергией, что я даже удивился, как она вообще до сих пор не рассыпалась. Кроме меня, энергии и Мэла в огромном пустом ангаре находилось некое сооружение, похожее на электрический стул, к которому был привязан какой-то дёргающийся маньяк.
«Франкенштейн хренов», - подумал я, усмехнувшись, - «Тоже, значит, могущества захотел?» Однако это дало мне понять, что инициатор всего этого эксперимента был, похоже, не так уж и глуп: ангар явно был мощнейшим концентратором энергии, благодаря которому она до сих пор не затопила весь остальной мир. Ну что ж, это была хорошая новость!
Присмотревшись к опутавшим Мэла прозрачным нитям и кристаллам, от которых они шли, я начал аккуратно пережигать пальцами соединения. Это было похоже на разминирование гигантского взрывного устройства, и, допусти я малейшую ошибку, от Мэла даже энерговолны не осталось бы. Но я, разумеется, не ошибся, и искорки, срывающиеся с кончиков моих пальцев, были ровно такими, как надо – ни больше, ни меньше, так что вскоре я закончил эту часть своей работы. Освобождённый Мэл плюхнулся на пол, но, надо отдать ему должное, сразу же сгруппировался и отполз подальше от передатчика.
- Спасибо, Винс, - еле слышно прошептал он, чем немало удивил меня: вряд ли кто-нибудь смог бы продержаться столько времени в трансляторе и сохранить достаточно сил для разговоров.
- Да ты же уникум, Мэл! – воскликнул я, - Как ты себя чувствуешь?
- Хреново.
- Извини… Я хотел сказать: как тебе удалось остаться в сознании после такой встряски?
- Не знаю… Может быть, я уже волна?
- Да нет, вполне себе человек, - улыбнулся я. – Ты даже не представляешь, как это хорошо! А как голова? Работает?
- Вроде, да. А что, я могу быть чем-нибудь полезен?
- Ещё как! – у меня прямо гора с плеч свалилась: если уж Мэл хочет поработать, значит, с ним действительно всё в порядке. – Не мог бы ты восстановить передатчик и направить всю скопившуюся здесь энергию обратно в Треугольник?
- Ну, если ты найдёшь мне кресло на колёсиках и надлежащий инструмент… А то меня что-то ноги не держат, да и пальцами я кристаллы паять не умею, разве что ты научишь… - я понял, что он пытается пошутить, и в очередной раз восхитился его силой воли.
- Научить не смогу, а поискать попробую, - кивнул я, и подошёл к маньяку на стуле, который давно уже перестал без толку дёргаться, и теперь в ужасе пялился на меня.
- Итак, я вижу, ты боишься – значит, ты знаешь, кто я? – обратился я к нему и он кивнул.
- Соответственно, ты представляешь, что будет, если сейчас ты откажешься мне помогать? – он опять кивнул и затравленно огляделся по сторонам.
Конечно, он ничего себе не представлял, чёртов псих, просто, будучи привязанным к стулу, оказался при моём появлении в совершенно идиотской ситуации. На долю секунды мне даже стало жалко несостоявшуюся «жертву науки», но тут я вспомнил, что эти люди ничтоже сумняшеся запаяли живого человека в транслятор, и моя неуместная жалость мигом испарилась.
Я пережёг ремни, привязывающие его к стулу, причём постарался сделать это наиболее эффектно, поэтому в итоге стул оказался разрезанным на части, а привязанный – немного обожжённым: не настолько, чтобы выйти из строя, но в самый раз, чтобы не лезть в драку. Впрочем, он, похоже, и без того не собирался сопротивляться - трясся, смотрел на меня выпученными глазами и, думаю, не хлопнулся в обморок только потому, что надежда на спасение была сильнее страха.
- Снаружи техники есть? – поинтересовался я.
- Д-двое… - пролепетал он.
- Попроси их принести тебе кристаллопаяльник. Скажи, что передатчик сломался – это, к тому же, чистая правда. Понял? – я развернул его лицом к двери и слегка подтолкнул, хотя это было явно излишне – он в два прыжка преодолел необходимое расстояние и принялся отчаянно колотить в дверь. Я мигом догнал его и схватил за шиворот:
- Ты что, дебил, панику поднимаешь?! Спокойно проси, чтоб не заподозрили чего! – мой огненный палец слегка коснулся его шеи и энергет тихонько взвизгнул от боли, но тут же затих, поэтому, когда в двери приоткрылось прозрачное пластиковое окошко, он уже взял себя в руки и почти спокойно сказал:
- Слушай, Фирти, тут всё пошло несколько не так, как мы думали. Передатчик сломался, и я чуть заживо не сгорел! Очень тебя прошу, принеси паяльник – я могу всё починить, не прерывая эксперимента!
- Да ты что, сдурел?! – послышалось из-за двери. – Чтобы я без энергощита эту дверь открыл только ради того, чтоб тебе паяльник передать?! Ну уж нет, сиди и жди, пока Эстах команду пришлёт! – и окошко захлопнулось.
- Стой, стой, Фирти!!! – завопил мой заложник, забыв, что должен был вести себя тихо. – Вот тупица, солдафон проклятый! – он в отчаяньи хватил кулаком по двери, ойкнул и испуганно оглянулся на меня. – Прости, Хозяин, ему и правда нельзя открывать дверь – здесь же кошмарный энергоуровень! Я понимаю, что для тебя это не проблема, но он же не знает, что ты здесь…
- Да и ладно, и чёрт с ним! - я уже понял, что ничего таким образом не добьюсь. - Скажи-ка лучше, кто такой Эстах, и какую команду он должен прислать?
- Он – начальник эксперимента…ну и вообще, нашей организации по энергоподдержке… А команда – это щитовики, способные выстроить защитный барьер у двери и попасть сюда. Отчаянные парни, их специально для эксперимента тренировали.
- И какова же цель этого эксперимента? – зло прищурился я и пошевелил в воздухе пальцами, словно разминал их.
- В-в смысле? – он весь сжался, ожидая удара.
- В смысле, если бы вы закачали сюда максимум энергии, что сделал бы с ней Эстах? Он же не сидит здесь в надежде обрести халявное могущество – значит, у него явно другие планы! А?
- Ну…он просто должен был сообщить мне координаты для дальнейшей трансляции…
Услышав это, я, честно говоря, сначала аж рот раскрыл от удивления, а потом страшно разозлился:
- Да что вы тут себе позволяете?! Решили энергией Треугольника торговать?!! А ну, отойди! Сейчас я вам мозги-то вправлю на место!
Он едва успел метнуться в сторону и плюхнуться на пол, когда я взмахнул руками и два мощных огненных хлыста разнесли дверь на несколько оплавленных кусков. Стоящий за ней второй техник (или, скорее, охранник) схватился было за оружие, но оно потекло по его рукам раскалённым металлом. Он страшно заорал и бросился бежать.
Ткань пространства плавилась и искажалась, но именно благодаря этим искажениям бешеная энергия, скопившаяся в ангаре, не смогла вырваться наружу. Затушив огонь, я огляделся по сторонам и понял, что нахожусь на задворках какой-то промзоны: кругом были горы металлолома, за которыми слева начинались ряды поставленных друг на друга контейнеров, а за ними виднелось высокое, серое здание с окнами-бойницами. Справа от свалки торчал ещё один такой же ангар и бесконечный бетонный забор, возле которого я и увидел то, что искал: вагончик сбежавших техников.
И – о, удача! – там оказалось всё, что было нужно: полураздолбанное вращающееся кресло на колёсиках и вполне приличный кристаллопаяльник, а значит, мне не придётся возвращаться сюда после разговора с Эстахом, чтобы лично переправить энергию - всё это вполне способен сделать Мэл. Самое трудное было протащить два необходимых предмета сквозь колебания попорченной огнём ткани реальности, но и с этим я справился довольно быстро.
Мой заложник всё ещё был в ангаре, что не удивительно - далеко не каждый энергет решился бы шагнуть сквозь дрожащее в дверном проёме жаркое марево. Не обращая на него ни малейшего внимания, я подошёл к Мэлу, помог ему сесть в кресло, вручил инструмент и спросил:
- Надеюсь, ты сможешь на остаточной волне переправиться в Треугольник?
- Конечно, - вздохнул он. – А ты, значит, бросаешь меня? Разбираться пойдёшь?
- Придётся, - я тоже вздохнул и пожал плечами. – Уж не думаешь ли ты, что мне очень хочется этим заниматься? Просто если я этого не сделаю сейчас, проклятый «начальник эксперимента» найдёт ещё сто способов испортить нам жизнь. Так что надо идти.
- Будь осторожен!
- Хорошо. Постараюсь, - я махнул рукой и направился к выходу.
- И забери отсюда этого придурка! – крикнул он мне вслед, когда я проходил мимо топчущегося у дверей энергета.
- Чего стоишь? Пошёл! – я, походя, толкнул его в плечо, и он, не дожидаясь применения иных средств побуждения, зажмурился и козлом прыгнул в проём.
Естественно, оказавшись снаружи, он сразу бросился бежать, но я даже не пытался его остановить: чтобы идти за ним к Эстаху, мне было достаточно следов его волны, а то, что он побежал прямёхонько к своему начальнику, было вполне очевидно. Им обоим грозили серьёзные неприятности, и энергет, наверняка, думал, что такой гениальный человек, как Эстах, способен всё исправить.
Вот только следы волны человека, в отличие от его же следов на земле, не повторяют линий проложенных дорог, а пронизывают пространство насквозь, невзирая ни на какие препятствия. Поэтому и я, чтобы не заблудиться, прокладывал свой огненный путь прямо сквозь стены и заборы, но, стараясь, разумеется, обходить жилые дома – как-никак, я всё-таки был разумным стихийным бедствием, не каким-нибудь безмозглым смерчем. Увы, конечно, но люди этого не понимали и бессмысленно метались в панике, так что мне оставалось только надеяться на то, что они сами друг друга не покалечат.
Таким образом, я достаточно быстро добрался до внушительного многоэтажного здания в центре города, где, по-видимому, и размещалась огромная организация Эстаха. Думаю, что к этому времени там уже все были в курсе происходящего, потому что в здании было абсолютно пусто, как после моментальной, организованной эвакуации. Ни один человек не выбежал мне навстречу, когда я погасил пламя и вошёл в просторный вестибюль, никто не попытался меня остановить, когда я спокойно поднимался на лифте и шёл по коридорам, по-прежнему отслеживая волну сбежавшего энергета, никто не ждал меня в приёмной перед массивной, тёмного дерева, дверью, за которой находилась моя цель.
Однако за дверью меня явно ждали! Она оказалась не заперта и не перекрыта никаким энергощитом – видимо, Эстах прекрасно знал, что от меня никакие щиты не спасут. Он вообще слишком хорошо меня знал, понял я, войдя в эту дверь и обнаружив в кабинете не взвод вооружённой охраны, а роскошно накрытый стол, из-за которого при виде меня поднялся, радушно улыбаясь, некий невероятно знакомый человек.
- Ну, здравствуй, Винсент! Присаживайся, выпей со мной – заодно и обсудим наши дела, хорошо? – сказал он таким тоном, словно за эти сутки ровным счётом ничего не произошло, и он просто ждал меня на деловую встречу.
Честно признаться, от такого приёма я растерялся – да что там, просто потерял дар речи! Поэтому сам не заметил, как оказался сидящим за столом со стаканом какой-то неизвестной, но очень крепкой настойки в одной руке и прикуренной сигаретой в другой. Оставалось только удивляться точности расчёта Эстаха, поскольку момент был упущен, и теперь уже было совсем не просто убить гостеприимного хозяина.
А он времени зря не терял, говорил и говорил, уверенно, убедительно, гладко – ни словечка не воткнёшь, и выходило из его речи, что он, естественно, жертва обстоятельств, что иномирные коллеги по энергетскому бизнесу поставили его в безвыходное положение, что он кругом должен и только поэтому решился на этот безумный эксперимент. Да, мол, виноват, конечно, не отрицаю, но это ведь от безысходности, ни от чего другого! Кому как ни тебе понять меня? Ведь ты-то прекрасно знаешь, что это такое! – и т.д. и т.п. Я же молча пил и делал вид, что внимательно его слушаю, хотя на самом деле просто пытался вспомнить, под каким именем я знал его в Треугольнике. Сейчас это было самое важное, потому что вселенский энерготрансформатор даёт людям истинные имена, то есть, коды их личных волн, знание которых, в определённой степени, развязывает мне руки.
И тут я увидел, как из двери в глубине кабинета осторожно вышел мой бывший заложник, бочком пододвинулся к столу и уселся рядом со своим заливающимся соловьём начальником. Видя, что всё тихо, он, сначала испуганный и бледный, постепенно приободрился, плеснул себе в стакан чего-то зеленоватого и стал поверх этого стакана, хитро улыбаясь, наблюдать за мной, словно ожидая, когда я нажрусь и упаду под стол.
Возможно, именно присутствие этой сволочи вывело меня из мозгового ступора, потому что, едва взглянув на его наглую морду, я наконец-то вспомнил истинное имя Эстаха. Неожиданно для расслабившихся энергетов, я поставил стакан, решительно встал из-за стола, и, прервав на полуслове вдохновенное враньё, сказал, протянув оратору руку:
- Пойдём, Тиммэйр, нам пора.
Он поперхнулся недосказанным словом, застыл, как манекен, в незавершённом жесте, и на лице его отразилась такая внутренняя борьба, какой могла быть только борьба души с телом, волны – с материей, не иначе.
- Куда это – пойдём? – выдавил он, уставившись на мою протянутую руку так, будто в ней был нацеленный на него револьвер.
- Туда, где нет тебя и всех твоих проблем, - спокойно и уверенно ответил я.
И тогда-то волна-Тиммэйр, оставив сомнения, вложил в мою ладонь руку своего тела-Эстаха, чтобы в следующую секунду исчезнуть вместе со мной навсегда, раствориться в Беловременье, среди себе подобных, и обрести покой. Думаю, что внезапно оставшийся в одиночестве несостоявшийся франкенштейн даже не понял, что на самом деле произошло, и до сих пор считает своего любимого начальника живым.
А всё потому, что большинство людей представляют себе смерть, как нечто ужасное или, по крайней мере, необычное, тогда как это - всего лишь термин, обозначающий то мгновение, когда душа подаёт мне руку своего тела.
Часть 5: Перестать быть.
Разумеется, мы благополучно встретились с Мэлом в Треугольнике, но, несмотря на это, с тех пор между нами, как говорится, «пробежала кошка». Конечно, я и раньше знал, что он сожалеет о своём решении стать Вторым Хозяином, что он неимоверно устал, что ноша божества Всемирной Боли оказалась ему не по силам, и вообще ему надоело видеть в зеркале вместо себя какого-то угрюмого старика. Когда я слышал что-нибудь в этом роде, сердце моё сжималось от невыносимого чувства вины, и я проклинал себя за то, что однажды поддался на его уговоры и переложил на плечи простого человека часть своей божественной миссии. Однако сам Мэл никогда раньше не обвинял меня, зная, что я сделал это не из малодушия, а потому что действительно верил в него.
Теперь же, после огромной энергопотери, которую ему пришлось компенсировать лично, после того, как он за трое суток провёл в разрушающихся мирах больше времени, чем в собственном теле, Мэл не выдержал, и впервые в жизни серьёзно запил. А в процессе взял, да и выложил всё, что думал обо мне, Треугольнике, миссии и жизни в целом: весь неподъёмный груз озлобленных упрёков, годами копившихся под непроницаемой маской всегдашнего, хмурого спокойствия.
Сказать, что я был поражён – значит, не сказать ничего: я был шокирован, я был убит наповал, в самое сердце. Мне показалось, что все эти годы он люто ненавидел меня, а я был настолько туп, что умудрился этого не заметить. Мы сидели на древней, осыпающейся набережной нашего Стикса, и с нами был намного более трезвый Айэн, пытавшийся хоть как-то разрядить обстановку. Какое там! Мэл ничего не слышал, кроме своей злости, он говорил так яростно, словно гвозди в мой гроб заколачивал, и мне от этого стало настолько плохо, что я совершенно разучился говорить, только пил и, кажется, плакал… В общем, с этого момента я практически ничего не помню, так что дальше пусть опять Айэн рассказывает…
***
Да, Мэл в тот вечер и меня порядком шокировал своей обвинительной речью! А ещё было чертовски обидно, что Винс совершенно не мог постоять за себя, потому что, с моей точки зрения, уж он-то точно был ни в чём не виноват – ведь не насильно же он сделал Мэла Вторым Хозяином! Я и сам когда-то, помнится, напрашивался к Винсу в помощники, говорил, мол, ведь ты же знаешь, я могу – так почему бы и не помочь? Только скажи, что для этого надо сделать? А он ответил: «Прежде чем что-то делать, понаблюдай за Мэлом. Говорить он с тобой на эту тему не будет, слишком гордый, чтобы на жизнь жаловаться, поэтому – просто понаблюдай, а потом скажешь, действительно ли ты хочешь стать таким, как он. Я вот, в своё время, сделал глупость, купился на его мальчишескую самоуверенность, а теперь не могу в глаза смотреть. Надеюсь, ты всё сам поймёшь, и я не потеряю в твоём лице ещё одного друга».
Я последовал его совету, и понял, что Винс абсолютно прав: Мэл был глубоко несчастен из-за своих обязательств перед Мирозданием, и я не хотел бы быть таким, как он. Больше я не пытался помогать Винсу в его божественных делах, ограничившись помощью в делах человеческих. Единственное, чего я не понимал – так это почему Винс считал Мэла «потерянным другом». До того самого вечера я считал, что у них вполне нормальные отношения; либо Мэл так искусно скрывал свои чувства, либо я настолько плохо разбирался в людях.
В общем, ладно, не обо мне речь. Сидел я, значит, тогда с ними на набережной, и в ужасе слушал, как разбушевавшийся Мэл втаптывал в грязь безответного Хозяина Треугольника. А когда меня совсем достало это словесное избиение, я просто сгрёб невменяемого Винса в охапку и уволок домой. К утру он мало-мальски проспался, отчего ему стало только хуже, и впал в кошмарную истерику – страшнее было бы, только если бы он продолжал молчать!
Пришлось мне снова раздобыть выпивки, чтобы Винс, чего доброго, не попытался покончить с собой, и до позднего вечера выслушивать его бессвязный бред, из которого я понял только одну фразу: «Перестать быть - можно». Это совсем меня напугало, и я уже всерьёз подумывал позвать на помощь молнитцев, когда Винс внезапно вырубился. Тут я немного успокоился, отнёс его на кровать, сам сел в кресло и не заметил, как тоже уснул.
Когда я проснулся, было совсем светло, а Винс куда-то исчез. Я запаниковал и, не обуваясь, босиком выскочил на улицу. В принципе, вариантов, куда он мог пойти в таком состоянии, было совсем немного. Ближайшим был железный ларёк, сделанный из фургона со снятыми колёсами, и я не ошибся: в ларьке мне сразу же сообщили, что Винсент и Мэл недавно взяли «симпэйна» и отправились в находящийся неподалёку скверик. Проклиная всё на свете, я бросился туда - и успел ровнёхонько к развязке.
Они стояли друг напротив друга, окружённые десятком любопытных зрителей, и Мэл что-то кричал, жестикулируя так, словно собирался броситься на Винса с кулаками. Подбежав ближе, я услышал:
- Ну, сделай же ты хоть что-нибудь, ты, всемогущий! Убей меня, что ли, чтобы я не начал тебя презирать! Убей, я же знаю, ты можешь! Убей!
Винс же стоял молча, слегка пошатываясь, и смотрел ему в глаза, пристально, изучающе, словно ожидая чего-то - а потом вдруг нетвёрдо шагнул вперёд, взмахнул руками, словно пытаясь удержать равновесие, и с размаху хлопнул Мэла по плечам. Последовала яркая вспышка, будто кто-то решил запечатлеть этот момент на фотоплёнку - а затем Мэл рухнул, как подкошенный, к ногам Хозяина Треугольника. Это заняло не больше секунды - а в следующую секунду зрители, и я в том числе, вышли из ступора и кинулись к ним. Я схватил Винса за локти, крепко прижав его смертоносные руки к телу, и заорал:
- Что ты с ним сделал?!! Что?!! – но он только всхлипнул и пробормотал что-то совсем невнятное.
Он даже не мог сфокусировать на мне взгляд, настолько он был пьян, да и вообще было удивительно, что он до сих пор держался на ногах. Я отчаянно выругался, усадил Винса на ближайшую лавку и подошёл к людям, столпившимся вокруг лежащего на земле Мэла. Протиснувшись между зрителями, я взглянул на него - и понял, что пришла моя пора удивляться, как никогда в жизни!
Вместо знакомого мне мужчины средних лет, побитого жизнью и проседью, на дорожке сквера лежал темноволосый юноша лет двадцати. Да, это, определённо, был Мэл - но такой, какого мне ранее знать не довелось.
- Винс ему плечи обжёг, а так, вроде, всё в порядке, просто шок, видимо, - сказал стоящий рядом со мной «мусорщик».
Я повернул голову, и уставился на него такими глазами, что он даже слегка отшатнулся.
- Плечи обжёг, говоришь?! - заорал я. - Ты что, ослеп?! Это же Мэл! Сколько, по-твоему, ему лет?
Только тогда, кажется, это заметили все, и согласно загалдели, обсуждая, что, ведь и правда же, на двадцать лет помолодел парень! Тем временем кто-то сбегал, набрал в бутылку воды из реки и щедро плеснул ею Мэлу в лицо. Тот мгновенно очнулся, фыркнул, рывком сел, хватая воздух открытым ртом, и изумлённо огляделся по сторонам.
- Что здесь происходит?! Кто вы?! Как я сюда попал?! – воскликнул он, и на лице его отразился неподдельный ужас.
- Ты что, и меня не узнаёшь? – после того, что с ним произошло, я без труда поверил бы и в это.
- Айэн? – он нахмурился и потряс головой, словно ему вода попала в уши. – Это так странно… Как будто я тебя и знаю, и не знаю одновременно… У меня что, какие-то провалы в памяти? А ещё мне сейчас снилось, что я был Вторым Хозяином, состарился от несовместимости времён, а потом…
Тут я сделал шаг в сторону, открывая ему возможность увидеть Винса, который так и сидел на лавке, закрыв лицо руками.
- О, нет! Это что, всё правда?!! – Мэл в панике вскочил, схватился за голову и попятился, переводя взгляд с меня на Винса и обратно.
Зрители расступались, давая ему пройти, но он не замечал их.
- Этого просто не может быть, нет!!! – истерично выкрикнул он, развернулся и побежал прочь, словно надеялся убежать от своего «кошмарного сна».
Следом за ним разошлись любопытные зеваки, и мы с Винсом остались одни. Я сел рядом, нащупал под лавкой припрятанную бутылку «симпэйна», сделал глоток, и вдруг отчётливо услышал, как Винс, словно продолжая давно начатый разговор с кем-то невидимым, произнёс:
- …перестать быть можно. Прости меня, и перестань… Пожалуйста, хотя бы попытайся… Я должен быть один. Один Хозяин, понимаешь?… Ты – моя ошибка… Моё наказание… Но ведь ты же хотел перестать быть? А теперь ты – можешь… Уходи, уходи…
Внезапно я понял, с кем он разговаривает - и меня аж мороз по коже пробрал: похоже было, что Винс просто забрал у Мэла ту его часть, которая была Вторым Хозяином, и на этой почве заработал реальное раздвоение личности, причём эти две личности явно не ладили друг с другом! А ещё я внезапно понял, что трезвому Винсу ничего не стоит разделаться с порождённой им же самим сущностью Второго, тогда как в состоянии запоя он, скорее всего, будет пытаться уговорить его уйти по-хорошему и окончательно увязнет в шизе.
Поэтому-то я, недолго думая, опять отправил Винса к молнитцам – с моей стороны, предательство, конечно, но не серьёзное, и он, несомненно, уже давно простил меня. Винсент вообще всегда и всех прощает – наверное, потому что он настоящий бог.
Вместо эпилога.
Э нет, это явно пора прекращать, а то я не успею и глазом моргнуть, как Айэн сочинит мне хвалебную оду! И совершенно зря, потому что после его рассказа я испытываю только одно желание – провалиться сквозь землю… Ну да ладно, Мирра про меня ещё и не такое рассказывала, переживу как-нибудь.
В общем, через несколько дней, уже на трезвую голову, я вернулся в Треугольник и помирился с Мэлом. Вернее, это он со мной помирился – я-то с ним, собственно, и не ссорился. Поначалу, конечно, Мэл всячески избегал встречаться со мной, но потом понял, что я на него не в обиде, и стал вести себя более адекватно.
А все остальные, то есть Марка, Лилли, Лек и прочие коллеги по работе вообще нарадоваться не могли на нового – прежнего Мэла: честно говоря, в плане общения он оказался гораздо приятнее мрачного Второго Хозяина. На фоне всего этого меня даже как-то забыли отчитать за пьянство в рабочее время и отвратительное поведение. Ну и я не стал напоминать об этом.
Сущность Второго ещё какое-то время отравляла мне жизнь своим нежеланием уходить в никуда и становиться ничем – всё-таки она слишком долго была человеком и успела обзавестись страхом небытия, не свойственным бестелесным объектам. В итоге я нашёл выход, удобный нам обоим, и подарил эту сущность одной из Каменных Тварей Необитаемого – они устроены гораздо проще людей, поэтому не могут страдать раздвоениями личности: всё чужое в них очень быстро адаптируется и становится своим. Так что, если вы когда-нибудь встретите грифона по имени Мэлкольм – возможно, это окажется наш бывший Второй Хозяин. Хотя, возможно, и нет.
А ожоги мои так и не зажили, что, в общем-то, не удивительно: если уж порталы открываются, значит, в этом есть какой-то особый смысл, и не мне их, собственно, закрывать. Конечно, они немного болят, да и выглядят страшновато, как подёрнувшаяся пеплом корочка на поверхности остывающей лавы, поэтому гениальный изобретатель Латис сделал для меня два специальных браслета из какого-то матово-серого металла, которые одновременно снимают боль, сдерживают пламя и препятствуют попаданию воды, что тоже немаловажно. Так я неожиданно обзавёлся массивными ювелирными украшениями, хотя кое-кто считает их больше похожими на наручники, а меня – на беглого каторжника. Впрочем, всё равно - я всегда отличался полнейшим равнодушием к своему внешнему виду.
А теперь самое время освободить Мирру и двигаться дальше, ибо вечность не так велика, чтобы позволить себе остановиться.
Винсент, Айэн и Мирра Табу, июнь-июль 2009г.