1905 год. Глазами очевидца

Виктор Ламм
               

               

                1. Общие замечания
     На снимке, датированном 1904 годом – мой двоюродный дед Владимир Александрович Ламм (1872-1950), в свое время известный в Москве певец-любитель.

     У моего прадеда, умершего в 1902 году, была большая семья – шесть детей, причем «дельта» меду первым и последним ребенком составляла 22 года. Владимир Александрович был старшим, и после 1902 года фактически стал главой этой большой семьи.

     Раз уж мы упомянули о прадедушке, необходимо сказать несколько слов и о нем. Александр Федорович Ламм, выходец из Саксонии, слесарь-механик, в пятнадцатилетнем возрасте, (это было в 1856 году), ушел на заработки в Россию, где в итоге натурализовался. В доме говорили по-русски, жена его была православная, и все дети были крещены в православии. Он был единственный в семье лютеранин. В то время в моде было вольнодумство, серьезно к религии не относились, а в конце концов, и православные, и лютеране – христиане. Так что даже у моего прадеда от немецкого происхождения, от немецкой культуры если что и осталось, то очень мало. В доме говорили по-русски, с имевшейся в Москве немецкой колонией не общались.

     Я Владимира Александровича никогда не видел, да и вряд ли он знал о моем существовании.  В 1918 году он по мандату Международного Красного Креста уехал с семьей в Швейцарию, где и жил до конца своих дней. Этот период – предмет особого разговора.

     Человек он был разносторонний. Прилично столярничал, увлекался резьбой по дереву - сохранились шкафчики его работы. Кроме того, хорошо разбирался в музыке, переписывался с композитором А.Т.Гречаниновым, помог младшему брату Павлу получить музыкальное образование. Позже, живя в Женеве, давал даже уроки пения и организовал балалаечный оркестр для радио. Впоследствии его младший брат Павел Александрович Ламм (1884-1951) стал профессором Московской консерватории, членом Союза композиторов, человеком, достаточно известным в музыкальном мире.     В моем архиве хранятся копии писем Владимира Александровича - были такие "копировальные книги", дававшие возможность оставлять себе копии писем. Продавали их в магазине "Мюр и Мерилиз", в каждой по 500 страниц формата А4. В этих книгах содержатся копии всех писем, от деловых до рождественских открыток с 1905 по 1915 год. Читать их достаточно занудно - ведь об одном и том же сообщается разным людям, плюс к тому не очень разборчивый почерк. Тем не менее, там можно найти немало интересного.

     Письма, письма... Много писали в прошлом столетии, и почта ходила достаточно быстро. Не то, что сейчас - позвонил по телефону, и ладно. Но именно благодаря письмам до нас дошли какие-то подчас неуловимые приметы времени, своеобразный колорит.

     Конечно, письма – это не дневник; и не всегда человек пишет то, что думает. И, тем не менее – это какое-то свидетельство о том времени, когда писалось письмо. Особенно это относится к временам, когда происходили те или иные знаковые события. В частности, письма о событиях в Москве во время революции 1905-07 годов.

     Легко рассуждать по прошествии многих лет, когда мы знаем, как оно начиналось, как продолжалось и чем закончилось. А когда еще только началось, да и началось ли? Те же события 1905 года – Кровавое воскресенье, броненосец «Потемкин», Манифест от 17 октября и так далее. Но это мы сейчас знаем, а что знали люди в январе 1905-го? В моем архиве есть вроде бы ничем не примечательная фотография: семья из трех человек сидит за столом. Ничего особенного, но дата, еще тогда написанная черной тушью – 9 января 1905 года – говорит сама за себя. Москва еще ничего не знает… Возможно, завтра в газетах напишут, что в Петербурге произошли беспорядки, и все.

     Благодаря этим копировальным книгам сохранились свидетельства очевидца о событиях в Москве во время первой русской революции.

     В одном давнем фильме герой Василия Ланового (это вообще была его первая роль в кино) на уроке истории на вопрос о характере революции 1905 года говорит, что характер был суровый. Получает за это двойку; по-моему, зря. Характер был действительно суровый, а учительница ждала другого ответа – что это была буржуазно-демократическая революция. Но очевидцы событий еще не знали, что это буржуазно-демократическая революция; а вот что характер суровый – знали.

                2. Декабрьские события в Москве
     Копии писем начинаются с декабря 1905 года – со времени начала вооруженного восстания в Москве. Все встречающиеся в тексте даты приведены по старому стилю. В цитатах сохранены стиль и орфография оригинала, за исключением явных ошибок.

     7 декабря забастовало большинство фабрик и заводов. Фабрика, где наш герой был управляющим, прекратила работу в 12 часов, закрылась до января. В это время по Мясницкой ходят толпы, закрывают все магазины и конторы.

     О какой фабрике идет речь? Это было аппретурно-красильное заведение (одно название, что фабрика), располагавшееся недалеко от реки Яузы в районе нынешней Малой Почтовой улицы. Мой прадед (отец нашего героя) стал в конце позапрошлого века ее совладельцем, и в связи с этим, едва не разорился. На этой почве он «сдвинулся по фазе», и в итоге умер в 1902 году в возрасте 61 года. А ведь был крепкий мужик…  Да, не каждый способен быть предпринимателем.

     10 декабря. На Чистых прудах в училище Фидлера собрались вооруженные студенты с ручными бомбами и пулеметами. Новый генерал-губернатор Дубасов приказал стрелять по училищу из пушек. Здание было разрушено, большинство участников событий спаслись через соседний дом. В доме был обнаружен и склад оружия – конфисковано 6 винтовок, 16 браунингов и 13 бомб (надо полагать, это были гранаты).

    Про училище Фидлера уже писалось в мемуарной литературе, в частности, у Валентина Катаева в произведении «Алмазный мой венец».

     В тот же день на Страстной площади с 6 вечера до 6 утра шла пальба. Войска действуют по приказанию Правительства (так в тексте – В.Л.). Вся Тверская в баррикадах.  Старых Триумфальных ворот была баррикада, сделанная из двух столбов трамвая, приволокли откуда-то железные ворота и поставили их поперек улицы. Сверх того, на улице сделали заграждения из колючей проволоки, привязав ее к фонарным столбам.


 Тверская улица в темноте, но в переулках газовое освещение; в каждом переулке была
толпа, которую прогоняли залпами из домов.

     11 декабря. В письме за этот день – подробности о событиях, которые в нашей историографии характеризуются как декабрьское вооруженное восстание. Привожу дословно.

     «…Что же собственно происходило на Тверской? Просто проклятый Дубасов велел поставить на страстной площади пушки, и открыто, для отстрастки, пальбу во все 4 стороны…  Убиваются все случайные прохожие, женщины, дети, живущие в обстреливаемых местностях, а также случайные прохожие.

     У Красных ворот тоже пушки, и туда никого не пускают…
     Убивают случайных прохожих в сфере огня. Идиотство невообразимое. Что за цель убивать ради убийства? Или правительство желает достигнуть террора путем упражнения войск в стрельбе по живым мишеням?»

     12 декабря. С утра было тихо, выстрелов не слышно. Забастовка продолжается, телефон не работает, узнать ничего нельзя.

     «С 12-ти дня опять пошла пальба из пушек и ружей… Со Страстной площади шла оживленная канонада из ружей по направлению к Триумфальным воротам».

     14 декабря. Сегодня опять палят. Новые правила для ходьбы по улицам. Свободный проход от 6 утра до 6 вечера, от 6 до 9 проходящих обыскивают, а потом в них прямо стреляют. Не дурно?!

     15 декабря. Положение без перемен, только стрельбы из пушек не слышно, а из ружей стреляют и днем, и ночью. Открылось несколько магазинов в центре.

     16 декабря. Пушечной стрельбы не слышно, и вообще, вроде бы всё успокаивается. На Мясницкой открылись все магазины, и город принял обычный вид – будто ничего и не было.

     Телеграф разрушен, повалены почти все столбы. Трамвай не работает.
     Что представлял собой московский трамвай 1905 года? Из схемы музея городского транспорта мы видим, что тогда в Москве был как электрический трамвай, так и конка. Линии электрического трамвая охватывали три радиальных направления – Тверская и ее продолжение до Петровского дворца (ныне метро «Динамо»), трасса современного Дмитровского шоссе от центра до Бутырской заставы и до Сокольнической заставы, причем все они были соединены меду собой. А всё, что южнее Охотного ряда, включая Садовое кольцо – конка, местами паровой трамвай.

     О газетных сообщениях. Пишут, что восстание откладывается на февраль-март.
     «Может быть, до тех пор правительство образумится и поспешит с уступками, чтобы предотвратить новое кровопролитие».

     17 декабря. С утра опять пушечная стрельба. Газеты сообщают, что накануне было большое кровопролитие на окраинах. Говорят, что сегодня вся Пресня (около зоологического сада) в огне. На Малой Дмитровке бомбардировка, У Покровского моста (на Яузе) благополучно.

     20 декабря. Москва успокоилась. На улицах масса народа. Все бегут, все торопятся, у всех деловые лица.

     Похоже, что к этому времени революционные события как таковые в Москве закончились; во всяком случае, в дальнейших письмах ничего нет.

                3. Политические взгляды
     Историография советского периода подспудно приучила нас к тому, что в 1917 году произошло четкое разделение на до и после. Что вот, мол, были предшественники, которые знать не знали, ведать не ведали, а пришли большевики – и всё разъяснили. На самом деле, четкого разграничения не было. Есть сведения, что Достоевский читал Маркса, а в яснополянской библиотеке Льва Толстого имелся «Капитал» и брошюра Ленина о бойкоте Третьей Думы. И читающая публика из малоизвестных людей нередко была знакома с новейшими философскими течениями, включая марксизм.

     Как уже говорилось, Владимир Александрович был разносторонне образованным человеком, много читал, и ему были знакомы такие работы, как «Женщина и социализм» Бебеля, «Записки революционера» Кропоткина (последняя книга из его библиотеки оказалась у меня с его экслибрисом) и некоторые другие. Нет данных о его знакомстве с работами Маркса и Энгельса, но вполне можно допустить, что и их он читал. Ведь многое издавалось в России вполне легально.

     В одном из сохранившихся документов он советует сестре, которая была младше его на двенадцать лет, почитать некоторые философские книги. Так среди этих книг нет ни одной работы Маркса или Энгельса, я уж не говорю про Ульянова-Ленина. Это, в частности, говорит о том, что не так уж было распространено в России «единственно верное» учение.

     И еще один штрих-пунктирчик. В своих частных письмах Владимир Александрович довольно свободно рассуждает о своих политических взглядах, о своем отношении к событиям. И это его отношение совершенно не совпадает с официальной точкой зрения властей. И это при «проклятом царизме»! Военная цензура появилась позднее, во время Первой мировой войны. Мыслимо ли было такое дело лет через 25-30, при лучшей в мире советской демократии?

     Из письма от 9 декабря он пишет:
     - Если войска не присоединятся к народу, то дело российской свободы будет проиграно надолго. Виноваты будут крайние партии. Если бы требовали только конституцию, то правительство, конечно, уступило бы, но раз требует, чтобы царя убрали с трона … то, конечно, придворная камарилья будет бороться до последней крайности.

     Неделю спустя, после артиллерийской стрельбы на улицах Москвы, он пишет:
     - В общем, революция превратилась из оперетки в трагикомедию. Трагична гибель массы людей и комична революция в Москве сама по себе. Ну чего можно защищать в Москве? Остается все тот же бессмысленный штурм Триумфальных ворот! Как этого не видят революционеры – не понимаю.

     В письме от того же дня:
     - …Газеты пишут, что восстание откладывается на февраль – март. Может быть, до тех пор правительство образумится и поспешит с уступками, чтобы предотвратить новое кровопролитие.

     И далее:
     - Чтобы в феврале – марте  освободительное движение увенчалось успехом, а то что же это кровь так даром проливается. Получается не революция, а трагикомедия.

     А после 20 декабря в письме от 22-го:
     - В газетах – длинное объявление от генерал-губернатора. Противно читать эти торжествующие строки поднявшей голову реакции.

     Несколькими днями позже:
     - «Московские ведомости» - это одна гнусность, которую могут читать мой полупогромый тесть да жители посада Глупова.

     А вот в письме от 2 января 1906 года сестре, лечившейся в это время в санатории в Швейцарии, Владимир Александрович говорит о своих политических симпатиях и антипатиях достаточно подробно:

     - Я записываюсь в кадетскую партию. Каков-то выйдет состав Думы? Пока прогрессивные партии парализованы массовыми арестами и закрытием их газет.

     Что касается замечаний о проблемах социализма и обстоятельствах германской жизни, которые кажутся тебе так ясно выраженными в смысле концентрации капиталов, то это не совсем так. В Германии еще масса мелких производств и до скопления капитала в руках небольшой группы лиц еще очень далеко. В общем, я посоветовал бы тебе прочитать труды Бебеля. В особенности интересна, как говорят, книга Бебеля «Женщина и
социализм».

     А вот в письме от 13 января того же года:
     - По убеждениям я приписался бы к социал-демократам, но русские соц. - дем. мне мало симпатичны вследствие неразборчивости в тактических средствах.
     (Sic! – В.Л.)

     И далее, через несколько месяцев, в письме от 18 мая 1906 года, В.А. комментирует переход одного их знакомого к меньшевикам:

     - Теперь меньшевиков больше чем большевиков. В общем российские с.-д. мне нравятся все меньше и меньше. Какая неопределенность и изменчивость программ! Так и видно, что за дело взялись не люди, а мальчишки-фразеры, сами не знающие как следует, что хотят. Это только дискредитирует само по себе учение  (марксизм? – В.Л.) и вносит смуту в неустойчивые умы простого народа. Ведь каждый с.-д. из мальчишек мнит себя умнее Бебеля или Плеханова и действует на свой риск и страх; а говорят еще о строгой партийной дисциплине! Хорошие глотки и самоотверженность – вот все достоинства наших молодых с.-д. Качества хорошие в известные моменты, но считаться с мнением наших с.-д. серьезно, когда эти мнения сегодня одни, а завтра другие – невозможно.

     Много лет спустя скажем: «колебался вместе с линией партии».

     И уже тогда, в 1906 году, Владимир Александрович размышляет о дальнейшем возможном развитии событий. Вот в письме от 19 июня того же 1906 года в связи с предполагавшимся переездом за границу.

     - За границу я не поеду ни в коем случае, разве только случится революция, будет объявлена диктатура пролетариата и никому житья не станет, тогда уж волей-неволей придется удирать. Я ничего не имею против социалистического государства, но от анархии боже упаси.

     Получается, что как в воду глядел, учитывая, что это писалось еще в 1906 году, когда никто не знал, каким оно окажется на практике, это реальное социалистическое государство. Ведь социализм как мировая система начал трещать уже вскоре после Второй мировой войны, и рухнул после того, как перестали посылать танки для его спасения.

     Не совсем по делу, но почему-то вспоминается «Сентиментальный роман» Веры Пановой. Там выведены такие максималисты, что ой-ой-ой… Особенно их рассуждения о будущей жизни – это же сплошная казарма! А что этих максималистов ждало в 1937-м? Вот то-то и оно…

     И вот еще одна деталь того времени – к вопросу о неразборчивости революционеров в средствах. Из письма В.А. к матери от 26 марта 1906 года:

     - Наши деньги в банке целы. Революционеры ограбили только главную кассу, где деньги лежали открыто, а в отдельную комнату не заходили.

     Непонятно, о каких революционерах идет речь. Были это анархисты, эсеры или большевики – неизвестно. Впрочем, все были хороши…

     А вот в чем сходились очень многие, и не только революционеры – это неприятие самодержавия. Видимо, царизм всем надоел; вот вам «информация к размышлению» для современных сторонников монархии. Вот маленькая выдержка из письма В.А. матери от 30 января того же года:

     - Да, дает себя знать минувшая война (русско-японская – В.Л.) и вся теперешняя неурядица. Хоть бы пристукнули Николашку и всех его кровопийц-приспешников (sic! – В.Л.)… Народу жрать нечего, а голодного пулями и штыками не запугаешь.

     В общем, получается, что мой двоюродный дед отличался довольно прогрессивными взглядами, но был противником крайних мер и неразборчивости в средствах. И можно с большой вероятностью предположить, что на родине ему после октября 1917-го ничего не светило. И то, что он сорвался со всей семьей по мандату Красного Креста в Швейцарию –
это было в той обстановке единственно верным решением. 
   

                4. Бытовые подробности
     Несмотря ни на что, даже на суровый характер революции 1905 года, жизнь продолжалась, всё шло своим чередом.

     Более ста лет прошло со времени описываемых событий; многие вещи, считавшиеся тогда в порядке вещей, теперь воспринимаются как диковина. Именно поэтому для нас так ценны свидетельства очевидцев, вольно или невольно зафиксировавших подробности повседневного быта.

     Как уже говорилось, копии писем начинаются с декабря 1905-го. За декабрь сообщается только о событиях, которые, надо думать, заслонили всё остальное. Но кое-что проскакивает.

     Я не знаю достоверно, кто где жил, но очевидно одно – не под одной крышей. Автор писем жил вроде бы на Мясницкой, брат Николай (мой родной дед) – в Лефортове; кто, где и в каком составе – понятия не имею, можно только догадываться.

     Вот в письме от 12 декабря пишет, что телефон не работает, и нет никаких сведений от брата. Телеграф тоже разрушен, повалены столбы, и связи с другими городами нет, осталась только почта.

     В письме матери от 23 января 1906 года сообщает, что переезжал на новое место жительства с Мясницкой к Покровскому мосту (это в Лефортове, мост через Яузу). Для перевозки потребовалось два фургона и шесть подвод; приличный груз… В том же письме – про спиритический сеанс; вызывали дух отца и задавали вопросы. Ответы – общего характера, ничего конкретного, что и следовало ожидать. В ответах с того света несколько раз повторяется слово Einigkeit – единение, единодушие, согласие. Вроде бы все по делу, да и автор письма отмечает, что ответы связны, логичны и высоки по своему содержанию. А комментарий Владимира Александровича: «Думай, что хочешь … о спиритизме, но тут что-то есть».

     Много места занимает его переписка с младшей сестрой Софьей Александровной. Она длительное время болела – то, что раньше называлось чахоткой, эта болезнь прямо косила людей, в том числе и очень молодых. Лечилась в легочном санатории в Швейцарии, куда и направлялись письма.

     И ведь как работала почта! Вот открытка, адресованная в этот санаторий. Адрес: Schweiz-Zurich, Arosa (bei Chur), Pension Eden, Freulen Sophie Lamm. Ни индекса, ни какого-нибудь цифрового кода – ничего! Не знаю, сработает ли такой адрес в наше время, а ведь тогда доходило, и достаточно быстро. Не то, что сейчас – порой письмо из Москвы в Москву идет почти неделю.

     Имеются письма об устройстве Софьи Александровны (он ее называет Sophie) в легочный санаторий в Швейцарии. Переписка с врачами на немецком языке –  не уверен, что смогу так написать даже по-английски. Что до немецкого – так я его изучал только самоучкой. А ей пишет, что туберкулез (чахотка) не так уж и страшен, приводит случаи даже полного излечения. Мы знаем, что в итоге всё обошлось благополучно, а тогда беспокойство было нешуточное. Софья Александровна прожила 78 лет и умерла в 1961 году совсем от другого.

     А вот в письме от 11 апреля 1906 года пишет о моих бабушке и дедушке и их сыне – моем отце, родившемся в 1904 году:
     - Коля и Наташа прямо кошки драные, и Колюнчик очень слабого здоровья. Настроение их преимущественно кислое-прекислое. Бываем у них крайне редко, а если не считать забежек на четверть часа для переговоров по телефону или каким-нибудь другим делам, то были мы у них за все время всего 2 раза, и они у нас столь
ко же.

     Как уже говорилось, Владимир Александрович переписывался с А.Т.Гречаниновым. В письме Гречанинову от 10 мая 1906 года пишет, что живет на даче, что купается каждое
утро и очень это ему нравится.

     В письме ему же от 1 июня того же года – что собирается к нему в гости в Керженец. В то время из Москвы скорым поездом в 10.25 вечера, в Нижнем Новгороде будет в 8 утра. (Девять с половиной часов поездного времени – не так уж плохо для 1906 года – прим. авт.)

     В переписке с тем же Гречаниновым обсуждается вопрос о переселении всей семьей за границу:

     - Мне и хочется, и не хочется. Надоело мучиться с противными московским квартирами, прислугами, общим неблагоустройством и т.п., а с другой стороны жалко бросать родину…  Конечно, многое за границей лучше, но ведь многое и хуже!

     А вот что он пишет сестре по тому же вопросу 10 июня:
     - Переселение за границу мама проектирует следующим образом – продать всё, что возможно из обстановки, а также дачи, забрать Лёлю (другого брата В.А. – В.Л.), Павлушу, тебя и Катю, снять квартиру в Дрездене, купить мебель и зажить в Дрездене, как все там живут, а может быть и в Лейпциге, т.к. там лучшая консерватория. Интересно, как ты смотришь на этот проект? <…> Ехать за границу – расстаться с Россией, знакомыми…

     Вот она, эмиграция дореволюционной волны. Прошло более ста лет, а актуальность проблемы осталась. Тоже сейчас наши граждане нередко уезжают за рубеж на постоянное местожительство; гражданства при этом теперь не лишают, да и едут туда, имея какую-то зацепку, нередко по приглашению тамошних фирм. Специалисты из России котируются достаточно высоко; например, в США наш кандидат наук спокойно «тянет» на профессора.

     Но интересно, они-то тогда на что рассчитывали? Надо же на что-то жить, где-то работать… Непонятно. И не удивительно, что эти планы так и остались планами.

     А в письме А.Т.Гречанинову от 6 июля 1906 года сообщает, что  продается участок земли в 4,5 десятины около станции Сходня Николаевской железной дороги в 3 верстах от станции. Дает подробное описание этого участка, и не заинтересует ли это Гречанинова?

     Я знаю это место около деревни Черная Грязь на Ленинградском шоссе; действительно, местность красивая и нетрудно представить себе, как она выглядела более ста лет назад. Очень красивая могла получиться усадьба. А сейчас там стоит несколько домов сельского типа, и вплотную к речке Сходне подступают вездесущие таможенные склады.

     В письме матери от 29 сентября того же года сообщает о посещении накануне Художественного театра.  «Давали», как тогда говорилось, «Горе от ума». Упоминаются актеры Станиславский (в роли Фамусова), Леонидов (Скалозуб). Спектаклем все остались довольны, хотя и отмечается слабость исполнителей ролей Молчалина, Хлестовой и еще некоторых; правда, фамилии актеров не названы.

     В их доме проводились домашние концерты с исполнением произведений классического репертуара - было такое интеллектуальное развлечение сто и более лет назад. В письмах В.А. приведена афиша-хохма такого "концерта-монстра", имевшего быть 5 ноября 1906 года. Так там в программе – от оперных арий до монолога из «Женитьбы» Гоголя в исполнении хозяйки дома: «Пошли вон, дураки». В программу таких концертов входили обед и чаепитие; была ли при этом выпивка – об этом история умалчивает.

     В общем, культурная жизнь, как говорится, «била ключом», хотя еще было очень далеко и до радио, и до телевидения, да и кинематограф находился в зачаточном состоянии.

                5. Вместо заключения
     Приведенный материал, на мой взгляд, может дать какое-то представление о людях, живших более ста лет назад. Как видим, это были обыкновенные люди, со своими делами
и заботами, со своими радостями и горестями. Мы видим, что описание событий 1905 года (напоминаю, что хроника событий начинается с декабря 1905-го, что в официальных курсах истории СССР называлось декабрьским вооруженным восстанием) вполне совпадает с тем, что писали в учебниках.

     Мы видим, что при «проклятом царизме» в частных письмах, в том числе и адресованных за границу, люди не боялись писать о событиях и достаточно откровенно высказываться о своих политических симпатиях и антипатиях.
 
     Наконец, мы видим, что жизнь продолжалась своим чередом, несмотря на имеющие место катаклизмы.

     И если читатель на основе приведенного материала составит себе какое-то представление о жизни обыкновенных людей в то давнее время – автор может считать свою задачу выполненной.
               
  2009.