Его посещали мысли. Иногда печальные, а иногда радостные. Это не имеет никакого значения. Точно так же, как не имеет значения тот факт, что недавно умерла его девушка. И даже на то, что он переборщил с антидепрессантами, ему было наплевать.
Он ждал. Это скоро должно было произойти. Он ждал, когда к нему в квартиру ворвутся представители власти в масках, прокричат: «Сопротивление бесполезно! Все, что Вы скажете, может быть использовано против Вас в суде!». Начальник скрутит его и наденет на него наручники. После этого начнется невыносимая череда судов и подложных адвокатов. Судей – взяточников и кантуженных потерпевших.
Но этого никогда не произойдет. Только потому, что он никогда не был в федеральном розыске. Он даже ни разу не бросил окурок в неположенном месте.
Он сидит, закинув ноги на письменный стол, и курит сигару. Такие сигары оставляют на «черный день», чтобы как-нибудь посидеть и посмаковать. Но многие так и умирают, не попробовав ее. Так же было с его дедом. Так было и с его отцом. Так было бы и с ним, если бы не обстоятельства. Если бы не его сны и грузовик.
Он видел разные сны. В основном, о ней. Но их он быстро забывал. Они были настолько однообразны и скучны, что он не хотел засыпать. Так и случилось. Он не уснул ни в одну ночь, ни в другую, ни в третью. Он больше не мог спать. И он думал. Его мысли заменили ему сны. И даже теперь он до конца не смог понять, в какой он реальности.
«Когда страдаешь бессонницей…» - говорил он в диктофон, - «…начинаешь совершенно по-другому воспринимать мир…» - он мог наговаривать на пленку часами, пока она не заканчивалась. Тогда с восходом солнца он шел в ближайший магазин электроники, ждал открытия, покупал пленку и вновь шел домой, чтобы что-нибудь рассказать. Наверное, историю своей жизни, в которой не было ничего особенного, если бы не сны и грузовик.
Он много видел грузовиков за свою жизнь. Сотню… Две… Три… Нет, наверное, больше. Но это не имеет никакого значения. Он помнит только один из них. Ярко-синий, обшитый с одной стороны ярко-красной тканью. А может, машина и не была яркой, а только осталась таковой в его воспаленном бессонном мозгу. Может, ему просто это приснилось? Этого не знал никто.
В тот день он спал последний раз. По иронии жизни, с постели он встал поздно и долго не мог разлепить глаза, чтобы наконец понять, что произошло. Он любил ее? Может, и так. Но это тоже его не волновало. Она просто была рядом. Всякий раз. Даже тогда, когда умерла ее мать. Даже тогда, когда он, пьяный, дерзкий и вонючий пытался войти в дом через окно. Сейчас он вспоминает это с улыбкой и диктофоном в руке.
Он был недостоин ее. Она пила кофе без сахара и говорила о диетах. Носила туго затянутый корсет и высокие перчатки. Она не признавала телевидение и мечтала о Неаполе. Она жила в мечтах. А он – во снах.
Часто ему снился снег. Такой пушистый и белый. Такой бывает только во снах и голливудских фильмах с Джонни Деппом. Снежинки опускались на ладони и не таяли. Так долго, чтобы он смог их разглядеть. Как только он понимал всю непостижимость красоты узоров и оставался какой-то миг до истины, они исчезали. Грубо и безвозвратно. Как удар по лицу. Как бутерброд, вытянутый изо рта. Как нимфоманка, с которой слезли за миг до оргазма.
Он встал с кресла. Черные волосы упали ему на плечи, а седые вкрапления будто хотели спрятаться от посторонних глаз. Нет, он не был стар. Его волосы были бы угольно-черными. Если бы не его сны и грузовик. Он повернулся к окну и увидел белый пух на фоне иссиня-черного беззвездного неба. Диктофон упал на пол, издав глухой звук и пискнув, будто в знак протеста. Он подошел к окну и отворил его. В комнату ворвался ветер, занеся с собой крупные хлопья снега. Он таял, почувствовав жар, исходящий от камина и теплой кожи. Он только летел и таял, летел и таял. Как бы он хотел стать снегом… Лететь и таять…