Её звали Элиза. Элиза - "клятва бога". Наверно, её настоящее имя было Ордалия - "испытанная огнем и водой". Я тогда еще не знала силу имен.
Когда мне было четыре, моя мама умерла при родах моей младшей сестры. Помню, как я стояла перед её кроваткой в больнице и думала, что эта девчонка отняла у мамы жизнь… В те минуты я была готова сама её убить. Но… мысль, что тогда мамина смерть была бы напрасной, остановила меня. Я больше никогда не видела свою сестру.
Мама рожала дома, в присутствии вызванных мною бригады медиков. Везти её в больницу было слишком поздно, был велик риск родить прямо в машине. Малышка оказалась слишком большой, и решено было делать кесарево сечение. И при обильном кровоизлиянии мама умерла. До сих пор помню её крики. Я сидела в соседней комнате, сжимала в руках игрушечного львенка и плакала. Наверно, я никогда в жизни так не ревела, как тогда. Потом уснула. Наверно, детский организм не выдержал такого стресса и отключился. Проснулась я там же, где и заснула. Вокруг было очень темно и холодно. Я прислушалась: в квартире стояла полная тишина. Медленными шагами прошла в соседнюю комнату. Пусто. Только стол и окровавленное покрывало. Тут я испугалась по-настоящему. Интуицией поняла, что с мамой что-то не так. Присела на корточки, и меня затрясло. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой брошенной. Даже в детском доме, после маминой смерти, мне было не так одиноко. Кстати, именно это заведение закалило меня морально, духовно и физически. В нем постоянно были драки и разборки. Таблетки и уколы, чтобы ночью вели себя тихо. (И тихо вели. Но гадко.) Улыбчивые делегации, привозившие «сироткам» гуманитарную помощь – ее потом с визгом и руганью делили воспитательницы. Ночная возня в девичьих спальнях. Про это даже вспоминать стыдно. Конечно, и ко мне начали приставать, когда чуть-чуть повзрослела. До сих пор дрожь пробирает: чьи-то противные, скользкие, холодные пальцы проникают тебе ночью под одеяло… Потом, как будто со стороны, слышишь собственный визг, потом чьи-то быстрые шаги, включенный свет, крики, ругань…
Единственным светом в этом аду была Элиза. Её привели в детдом в 8 лет. Тогда мне было столько же. Черные, курчавые, коротко остриженные волосы, задорная улыбка (улыбалась Элиза во весь рот, обнажая кривые зубки) и хитрые черные глаза. Писаной красавицей её никто не назвал бы, но она как -то заражала своей бойкостью. Постоянный бунтарь. Она была причиной всех бед воспитателей. То бой едой в столовой, то поджог чердака. Всем своим сердцем она желала вызволится оттуда, из душных серых комнат. Я страстно разделяла её желание. По ночам мы выходили в туалет и в темноте придумывали план побега. И придумали. Он состоялся в Новый год. Воспитательницы сидели у себя и праздновали. Мы прошли в туалет. Достали спрятанный сверток из-за бочка унитаза. Там были две наших простыни, связанных наподобие каната. Второй этаж. Должно хватить. Убрав с окна секретный камешек, мы открыли окно (однажды Элиза увидела, что окно в туалете открыто, и прикрыла его, незаметно поставив камешек). Завязав самодельный канат на батарею, мы по одиночке спустились. Перелезли через забор. Свобода! Новый год в тот день мы встретили на свободе… Помню, что мы бежали, как только могли. Холодный, морозный воздух сковывал грудь. И тут в воздухе прогремел салют. Казалось, он был везде. Красные, синие, желтые, блестящие искры оглушали, и ,казалось, обжигали нас. Мы обе понимали: это салют наш! В нашу честь! Неужели мы сделали это?! Да, мы это сделали! Свобода!! Мы радовались и смеялись как никогда. По-моему, я даже расплакалась от счастья.
-Элиза, ты видишь, ты слышишь это?!
-Слышу, слышу! Это наш день! Наш!
Это был самый счастливый Новый год в моей жизни. Но счастье было недолгим и мимолетным. Кому нужны две шестнадцатилетние девушки? Где мы будем жить? Эти вопросы встали перед нами сразу же. Прямо скажу: проституция меня не прельщает. Но всё получилось по-дурацки. К нам подошел какой-то мужик и предложил работу: по ночам надо печатать документы. Один лист – 200 рублей. Ну и конечно, две наивные дурочки повелись на это. Очнулись мы, когда уже забрали паспорта и посадили в пустую комнату. Поначалу было очень страшно. Но потом Элиза меня одернула: «Сбежали один раз, сбежим и второй!». Но эти ребята были профессионалы. Ни окон, ни вентиляции в комнате не было. Дверь накрепко закрыта. Ловушка. Через пару часов нас разбудил какой-то парень. Схватил обоих под локти и поволок в кузов газельки. Ехали, казалось, целую вечность. Потом этот же парень вытащил нас из машины и поволок в какой-то дом. Кругом валялись окурки и пустые бутылки. Грязь, мерзость, антисанитария… Меня и Элизу притащили в какую-то темную комнату, привязали к протекающим ржавым трубам и оставили. Из коридора были слышны голоса. Первый – грубый и нервный, второй – заикающийся и тихий. Тут дверь открыл незнакомец. Свет лил за его спиной и мы видели только силуэт. Это был мужчина среднего роста, коренастый, с большими, как у гориллы, сильными руками и массивным туловищем. Он вытащил из-за спины лом и начал нас бить. Мне до этого никогда не было настолько больно. Невозможно было вздохнуть. Ребра под его ударами превратились в труху, не говоря уже о конечностях. Потом он достал хлыст. Тут мой мозг захватила такая боль, что невозможно было думать. Все тело было избито, поранено, искалечено. Не в силах произнести и звука, я покосилась на Элизу, когда наш мучитель брал новое оружие. Она тяжело дышала и готова была потерять сознание. Почувствовав на себе мой взгляд, она посмотрела на меня и улыбнулась. Той самой задорной улыбкой, обнажающей кривоватые зубки. Клянусь, мне стало легче. Боже, думала я, если это последний мой день, то пусть эта улыбка будет последним, что я увижу. Тут на нас обрушился новый накат пыток. И ещё, ещё… Казалось, им не будет конца. Он бил, вызывая боль, но при этом ни одна из нас почему-то не теряла сознание. Вдруг он остановился. Дышать снова стало возможно. Только при каждом вздохе грудь будто обдавало пламенем. Неожиданно он развязал Элизу и подхватил её изуродованное тело. Крепко зажмурив глаза, я слышала скрип открываемой двери, скрежет запирающего замка и тяжелые шаги. Не зная, что будет дальше, я томилась в ожидании новых пыток. Ждать пришлось недолго. Но эти пытки были гораздо страшнее предыдущих. Я услышала дикие крики Элизы. Приглушенные, будто шедшие из подвала. Казалось, он разрывает её на куски. О, Господи, лучше б он издевался надо мной. Нет, эту пытку я не вынесу. Я сойду с ума… Не знаю, сколько времени прошло, но крики прекратились. Я прислушалась. И почувствовала каждой клеткой своего тела её шёпот: «Зачем? Зачем ты это делаешь?». Этот вопрос отдавался во мне, как рябь на воде от брошенного камня. Зачем, зачем, зачем… И всё стихло. Она умерла. Теперь я потеряла сознание.
Очнулась уже в больничной кровати. Все мое тело страшно болело, и было перебинтовано, на лице была кислородная маска. Позже мне сообщили, что я лежала в коме целых три месяца. Врачи сказали, что просто чудо, что я выжила. Но мне было все равно. Элиза умерла. От этой мысли у меня волосы вставали дыбом. К величайшему изумлению окружающих, я не стала инвалидом. Пролежав в больнице три года, я выписалась. Но куда мне идти? В 20 лет у меня нет ни друзей, ни семьи, ни денег, ни жилья, ни работы, ни образования. У меня ничего не было. Но все только развели руками – скажи спасибо, что вылечили. Да, я выжила телом. Но умерла душой. Я инвалид. Единственное, что мне сказали – это где находится могила Элизы. Придя на кладбище, я упала на колени перед её могилой. И зарыдала.
После я ходила по городу, как зомби. Ни чего не вижу, не слышу, не хочу. Вскоре оказалась в сумасшедшем доме. Но мне все равно. Хуже ведь не будет.
Элиза… Я помню твою улыбку. Тогда ты меня спасла. Спасибо. Но зачем ты это сделала?