Когда у меня родилась первая дочь, Советский Союз переживал противоречивые времена. С одной стороны, это была одна из двух мировых сверхдержав. Вооруженная до зубов и агрессивно несущая в мир идеалы коммунизма, потенциально способная многократно уничтожить все живое на планете и неустанно «борющаяся за мир», первой вышедшая в космос, вкладывающая колоссальные средства в фундаментальную науку, помогающая странам третьего мира и младшим союзникам по лагерю социализма. Эта страна вызывала и гордость, и страх и уважение. С другой – равнодушный колосс, не желающий и не способный обеспечить своих граждан самым элементарным, порождал вопросы и разочарование.
В 80-е мы все уже и не ждали, что когда-нибудь догоним Америку или другие, как их тогда называли, «капстраны» по комфорту, насыщенности полок магазинов, качеству легковых автомобилей, телевизоров и прочей бытовой техники, красоте витрин и многообразию товаров. Но мы все были твердо убеждены, что все это изобилие, которое хочешь, не хочешь, проливало на нас свой блеск в западных фильмах, было доступно там лишь несколько процентам избранных. Тогда как основная масса населения влачила жалкое существование, голодала, жила в трущобах, была лишена не только элементарных благ, но и социальной защиты.
Как «там» было на самом деле, мы не знали, и знать не могли. А рассказы тех немногих, кто на какое-то время оказывался за «железным занавесом» особым доверием не пользовались. Чего можно было ждать от людей, сидящих в шикарных отелях Лондона или Рима с крупой, советскими консервами, грузинским чаем и кипятильником, вызывающем ужас у служащих гостиниц, а потом спекулирующих у нас яркими шмотками, кассетниками и видеомагнитофонами? Мы не верили ни им, ни штатным пропагандистам.
Тем не менее, фальшь нашей пафосной идеологии и неверие в нее даже ответственных партийных работников, потихоньку покупавших коротковолновые «Спидолы» и «ВЭФы», способные принимать «Голос Америки», «Радио Свободы» и прочие вражьи голоса, становилась все более очевидной. Мы переставили любить социализм и верить в его преимущества. И это было фатально.
Мы все привыкли к бытовым проблемам и научились жить в условиях, которые сейчас могут показаться совершенно нереальными. В отличие от пустых полок продовольственных магазинов полки наших холодильников все же не пустовали. На работе повсеместно распределяли убогие продовольственные заказы, мы не заморачивались дефицитной туалетной бумагой и пользовались советскими газетами, поддерживали знакомства, позволяющие достать прочий дефицит, типа югославских ботинок или импортных колготок, список которого постоянно рос и пополнялся.
Как ни странно, чем выше поднимался международный статус державы, тем труднее становилось ее гражданам с самыми элементарными вещами. И чем больше у нас оказывалось ракет, тем меньше колбасы, во многих регионах и запах которой уже забыли.
Рождение ребенка породило в нашей семье массу новых проблем, решать которые еще предстояло научиться. И если унылые пеленки-распашенки в продаже еще были, с прочими аксессуарами детства дела обстояли куда хуже. В конце пятидесятых, когда родился я, без проблем невозможно было купить даже элементарную детскую кроватку. Мне, например, просто вынули ящик из комода, постелили в него шкуру лисы, которую дед подстрелил в 1945 году в Иране, накрыли пеленкой – и я получил некое подобие весьма уютной кроватки. Купить настоящую даже в нашем крупном областном центре было невозможно, и лишь через пару месяцев сестра моей бабушки привезла серую железную кровать с сеткой вместо передней стенки из Харькова.
В 80-х кроватки уже были, но с питанием, например, дела обстояли из рук вон плохо. У жены было мало молока и это сразу же превратилось в большую проблему. Получив справку от педиатра, в пункте питания (до которого, между прочим, надо было добираться на трех автобусах!) можно было ежедневно покупать определенное количество специального кефира, но ела его малышка неохотно, а детского молока в СССР не было в принципе. Ужасающие советские смеси мгновенно приводили к диатезам и вообще были малосъедобны. Знакомый летчик привез из Финляндии упаковку детского молока «Тутелли» и это было просто чудом, но скоро оно кончилось, и мы снова мучались со смесями и кефиром.
Не менее серьезной проблемой были детские средства гигиены, отсутствие которых превращало молодых мам в прачек. Памперсов не было в принципе, а бумажные подгузники и достать было сложно, и удовольствие для молодой семьи не из дешевых. Поэтому все мастерили подгузники из марли и тряпок, которые мгновенно мокли. К тому же, подгузники легко сбивались, и одежда ребенка становилась мокрой даже с памперсом. От того же летчика нам достались фантастически удобные иностранные пластиковые трусики со вставкой (чтобы памперс не сбивался) и сеточкой изнутри. В этих видавших виды трусах уже выросли две его дочери, но они серьезно облегчили жизнь и нам. Но стирки все равно было много. С этого все и началось.
- Так больше невозможно, - устало вытирая пот со лба заявила жена, выходя из из ванной с очередным тазиком белья и передавая его мне. Вешать его на балконе было уже моей обязанностью.
- Что?! Только через мой труп! – театрально воскликнула теща. – Ребенку – машиной?! У меня была машина «Нистру». Это гадость… Какой кошмар! Никогда!
- Может, тогда ты постираешь, мама?
- И постираю! Но потом. Сейчас мне надо обед готовить, - без прежнего энтузиазма откликнулась теща и спешно ретировалась на кухню.
Слово было произнесено. Я начал присматривать стиральную машину.
Надо сказать, что к тому времени у нас в магазинах появились уже две автоматические стиральные машины, заоблачная цена на которые отпугивала покупателей и вследствие чего в продаже они появлялись: «Вятка» и «Эврика». Первая казалась фантастически красивой (как потом оказалось, это была копия устаревшей итальянской модели), но и стоила, как средний мебельный гарнитур - 405 рублей. «Эврика» - с вертикальной загрузкой – внешне не впечатляла, но продавец рассказывал про нее какие-то фантастические вещи. Получалось, что можно было просто загрузить стирку, засыпать порошок, повернуть ручку и… через пару часов получить чистое и выжатое белье! И хотя я никак не мог понять, почему стирка длится так долго, звучало это все равно невероятно.
Однако эти замечательные машины (которые, как я потом убедился на практике, ломались с удивительной регулярностью) не решали главной проблемы – детские вещи в них стирать было нельзя. Поскольку наш стиральный порошок вызывал у нежной детской кожи страшную аллергию даже при тщательном прополаскивании, а о детских порошках в СССР и слыхом не слыхивали. Изобретательные граждане вместо порошка натирали на терках детское мыло, но оно портило и без того ненадежные автоматические машины, и те ломались еще быстрее. Еще одной проблемой были размеры стиральных машин, которые никак не вписывались в крошечные советские санузлы.
Именно тогда я услышал впервые два загадочных слова – «Фея» и «Малютка», которые стали моей вожделенной целью на довольно продолжительный срок. Из рассказов людей, никогда этого чуда не видевших, но слышавших подробности от знакомых, выяснилось, что они были компактны, их можно было ставить прямо в ванную, они замечательно стирали и относительно недорого стоили. Что-то около 50 рублей. Но вот достать это чудо техники было совершенно нереально. Примерно, как компактный литовский цветной телевизор «Шилялис», который славился в те времена тем, что действительно передавал красный, как красный, а зеленый, как зеленый, и редко ломался.
Купить «Малютку» или «Фею» стало моей навязчивой идеей. Я спрашивал всех знакомых, поднимал друзей родственников и родственников друзей, искал выходы на магазины «Свет», но найти эти машинки не получалось. Так прошло почти два года, и я уже было потерял всякую надежду, как луч света мелькнул в одноименном магазине на улице Волгина. Я оказался там случайно, в поисках холодильника «Минск», который пользовался у нас вполне заслуженной славой, но также был исключительно дефицитным товаром.
Объявление о записи на машинки «Малютка» я увидел на стене магазина, и у меня буквально потемнело в глазах.
- Где записывают? – я даже охрип от волнения.
- Вон в том окошечке, - указала кассирша, и я бросился к нему, опасаясь, что оно растает в капитальной бетонной стене прежде, чем я успею записаться на стиральную машинку.
- Стоять в очереди придется долго, - предупредил мужчина-администратор. Сейчас в списке уже больше 10 тысяч человек
- И сколько? - упавшим голосом спросил я.
- Года три-четыре.
- Все равно пишите! Может, быстрее дадут, чем черт не шутит…
- Давайте удостоверение!
- Какое удостоверение? – удивился я.
- Ветерана Великой отечественной войны. Кто у вас в семье ветеран?
- Какого ветерана?! У меня в семье живых ветеранов уже нет…
- Ты что, слепой? – разозлился администратор. – Читать надо внимательно!
Ошарашенный, я тупо уставился на объявление, которое действительно не дочитал до конца, и понял, что очередь, в которой стояли более 10 тысяч человек, была исключительно для ветеранов войны! «Господи, какой фантастический дефицит, если это так!» - наконец осознал я несбыточность своей голубой мечты и уныло поплелся домой, даже забыв заглянуть в отдел, где покрывались пылью не пользующиеся большим спросом устаревшие модели холодильников.
Иногда жизнь преподносит неожиданные сюрпризы, и «Малютку» я все же добыл. Еще года через два, когда нужда в ней, собственно, уже и отпала. У одного моего знакомого грузина ее, несколько лет пользованную, продавал за те же 50 рублей его родственник из Сухуми. К тому времени дочка подросла, я уже приобрел действительно удобную, хоть и постоянно ломающуюся «Эврику», но на чудесное предложение откликнулся тут же. Безусловный советский рефлекс – «дефицит надо брать в любом случае, даже если он не нужен», как всегда, сработал.
Проводник Эдик, у которого толпилось за мандариновыми и хурмово-корольковыми передачами из Сухуми человек десять, наконец, забрал у меня конверт с пятью десятирублевками и передал объемистый, хотя и не очень тяжелый предмет, тщательно закутанный в грязную белую ткань и замотанный бельевой веревкой. С чувством победителя я вышел из вагона на уже опустевший перрон, прошел для приличия еще метров двадцать и нетерпеливо сорвал самодельную упаковку, желая поближе рассмотреть чудо техники отечественного производства.
Увиденное меня потрясло до глубины души. Миниатюрная стиральная машинка «Малютка» в реальности представляла собой выцветший пластмассовый бачок с крышкой, с приделанным к нему сбоку электромотором. На электромоторе был военного вида тумблер, которым машинка и включалась. Мотор крутил пластиковые лопасти, перемешивающие воду. Белье при этом бешено вращалось в баке и часто скручивалось в жгуты. После минут пяти такой стирки грязная вода вручную выплескивалась из машинки, как из таза, и туда так же вручную заливалась холодная для полоскания. И вот этого дерьма наша промышленность не могла произвести в достаточном количестве?!
Я закурил и, не обращая внимания на осенний дождик, еще долго смотрел на этот нелепый таз, в очередь за которым на несколько лет записывали только ветеранов. Я испытывал все нарастающую тоску и внутренне опустошение. Я чувствовал себя так, как будто у меня только что украли все, что я копил многие годы. В этот момент я очень ясно, окончательно и бесповоротно понял, что Советскому Союзу скоро придет конец.
Холмы 2,
Июль 2009.