Вот, уже, какие сутки эшелон с военной техникой медленно движется по степи. Эшелон идёт с востока на запад, с одного полигона на другой. Шёл август 1963года.
В Казахской степи в это время почти нет никакой
растительности, всё выжжено палящим солнцем. Только кое-где катится степное растение в виде шаровидного кустика, или как его называют – перекати - поле. Степь просматривается до самого краешка земли. Когда приглядишься, то заметишь одинокое деревце, похожее на сухую палку. А подойдёшь ближе, то это вовсе и не деревце и не палка, а кобра, которая стоит в человеческий рост на хвосте и обозревает свои владения, а заодно и добычу - суслика, который как раз в эту пору пришёлся очковой змее на завтрак. Бедолага с писком попадает в рот приплющенной головы кобры. Потом, продвигаясь по туловищу змеи, надувает её участками, как шар. Сколько лет прошло уж с той поры, а я всё помню это ужасное зрелище, свидетелем которого была.
Вокруг бескрайнее, синее, синее небо. Ни облачка. Безмолвие. И вдруг пронесётся степной орёл, в когтях которого бьётся чьё-то маленькое тельце.
Мы с мужем, молодым лейтенантом, едем в середине состава, в отдельном товарном вагоне. По середине вагона огромный ворох сена, от которого приятно пахнет полынью. Этот запах горечи вместе с пылью меня до сих пор преследует и напоминает о молодости. Лежишь на сене и смотришь в степь в дверной проём старого разбитого вагона. Можно смотреть и не только в дверной проём, но и в огромные, между досок, щели. Редко, где попадётся маленькое селение в несколько низеньких домишек – мазанок. А то и пастуха – казаха, который сидит верхом на верблюде и пасёт отару овец. Так странно: жара под пятьдесят градусов, а он в папахе из верблюжьей шерсти. Поезд медленно тормозит и останавливается. По пыльным дорожкам к составу бегут молодые казашки с детьми. Каждая хочет, чтоб только у неё купили кумыс и горячие лепёшки. В одной руке у них товар, в другой - по младенцу. И за её подол длинного бархатного цветастого халата держатся детки, постарше. Казашки такие юные, наверно ещё моложе меня, хотя мне - девятнадцать и сыну почти годик, который сейчас временно отправлен в Латвию к бабушке. На голове у них были намотаны яркие платки, а из- под национального халата виднелись длинные шёлковые штанишки. Детки такие хорошенькие, с чёрненькими узенькими глазками и чумазыми мордашками. Один юркий мальчишечка, лет четырёх, залез к нам в вагон и стал просить: «Тётю! Купи!» Мы взяли у мальчонки бутылку кумыса и лепёшку. Муж достал из кошелька рыжий новенький рубль, но казашёнок показал рукой на металлическую банку. В ней была тушёнка из конины, нам давали её на паёк, а казахи очень любят конину. Тут подъехал к нам на верблюде старый казах в папахе. Лицо его было сильно загорелым и в складочку. От этого трудно угадывался его возраст. Верблюд был на уровне моего лица, и я с любопытством стала разглядывать мордочку верблюдихи. То, что она верблюдиха было явно: под её животом присосался детёныш. Её мордочка была очень симпатичной. Я разглядела, как из-под её мохнатых ресниц хлопали удивительные красивые голубые глаза. Наездник любезно предложил мне покататься на верблюде. Мне так хотелось, ведь я никогда ещё не каталась на верблюде, да и видела их впервые. Как ребёнок захлопала в ладоши и стала просить мужа: «Хочу, хочу!» Муж строго глянул на меня и не разрешил. Да и не известно, сколько времени будем стоять на этом полустанке. Потом муж рассказал одну историю, которая когда-то произошла в этих степях и передавалась из уст в уста. Однажды, казах повёз молодую жену офицера покататься в степь к юртам. Белокурая красавица только что окончила Московский государственный университет. Больше её муж никогда не видел. Вот такая грустная история.
Вдруг офицер, старший по эшелону, дал протяжную команду: « По вагонам!» Солдаты быстро вскочили на подножки вагонов. Состав вздрогнул и тяжело сдвинулся с места, при этом пошёл перестук буферами от вагона к вагону, как бы давая добро на дальнейшую поездку. Мы, счастливые и влюблённые, принялись за лепёшку, запивая кумысом. Кумыс нам не нравился, но из-за сильной жары выпили с удовольствием. Он напоминал наш русский квас.
Вдруг в дальнем углу вагона я увидела то ли жука, то ли паука и сильно завизжала. Муж сказал, что это скорпион. Похож он был на рака, с таким же хвостом. В степи этой дряни полно. Муж палкой стал откидывать его к выходу, на волю, в его стихию. Говорят, что при опасности они сами себя убивают ядовитым хвостом в голову.
А мы всё едем и едем. Наступила ночь. А на небе звезды, как вёдра. Мы лежим на сене, укрывшись шинелью. Зябко. Ночи в степи холодные. Здесь резко - континентальный климат. Если днём можно в песке варить яйца, то ночью может быть и минусовая температура.
Секретный состав с зачехлёнными ракетами медленно движется по степи.
Снова утро. Мы проснулись оттого, что наш поезд почему-то долго стоит. Выглядываем и видим: какой-то неприглядный белый столбик. С одной стороны написано: «Казахская республика», с другой: «Россия». Оказалось - это граница. Начинается Астраханская область. Состав, наконец, тронулся с места, и на душе стало радостней оттого, что ты в России, среди «своих».
Как полагается, в армии - порядок. Завтрак точно по расписанию. Солдатик уже несёт нам два котелка с горячей перловой кашей с тушёнкой. Вкусно! Проехав ещё примерно пол – дня, снова надолго останавливаемся. Смотрю - солдаты все повыскакивали из вагонов и длинной цепочкой из рук в руки передают огромные полосатые арбузы. Их здесь видимо – невидимо, будто минное поле. Это бахча и растут арбузы в пойме, где весной на многие километры разливается матушка Волга. Теперь в углу у нас целая гора арбузов. И мы принимаемся за них. Только коснёшься кончиком ножа до арбуза, как он с треском раскалывается. Такой вкусный и сочный! Такие арбузы растут только в Астраханской области. Муж вглядывается в степь и видит розовый островок. Спрыгивает с поезда и что-то быстро рвёт. Я кричу, боюсь, чтоб он не отстал. Но поезд едет так медленно, будто идёт пешком, и муж успевает нарвать охапку мелких розовых цветочков. Запрыгивает в вагон и дарит мне степные цветы.
Где-то в дальних вагонах слышится мелодичная песня. Это солдатики поют под гитару, тоскуя по родине, по дому, по любимым девушкам. Они едут на стрельбы с одного полигона на другой в надежде, что осенью уже будут в родных краях. А мы, с мужем, тоже едем к новому месту службы, поменяв купейный вагон на товарный, на романтику.
Эшелон с военной техникой плавно качается на рельсах, чётко отстукивая стыки на шпалах. Вдоль всего железнодорожного полотна стоят степные суслики на задних лапках, а передние сложили у груди, как по команде. Стоят, как солдатики в строю, или как часовые на посту, приветствуя нас, и одновременно провожают долгим взглядом, благословляя нас на долгую нелёгкую военную службу.