В одну из пятниц, в хороший тёплый вечер, я шёл с работы домой. Настроение было прекрасное, душа пела, как только что проснувшаяся зелёная канарейка. Проходя мимо рюмочной, я услышал до боли родной голос Вовки: друга детства, одноклассника, бывшего соседа и даже молочного брата, как мы друг друга считали. В пивнушке стоял бело-жёлтый дым, пахло свежим водочно-пивным перегаром. Среди хмурых мужиков тасовался мой друг, пересчитывая мелочь.
Цвет замызганной одежды, у посетителей заведения, был у всех одинакового, грязно-серого цвета. Сосредоточенные лица с серо-синим, зеленоватым оттенком, красноречиво говорили о смысле жизни невесёлой компании. От мужиков исходила вонь, которую не с чем не перепутаешь. «Сколько же мы с ним не виделись, – подумал я, – лет десять, пятнадцать, как с армии пришёл».
Вовка меня сразу узнал. Он перестал звенеть мелочёвкой, сунул её в карман и, не поздоровавшись, подошёл ко мне поближе.
– Добавь, помираем! – простонал он.
Я достал деньги. Мелких купюр, как назло не было.
– Я сдачи принесу, будь спок корефан! – сказал Вовка.
Взял бумажку и исчез. Никто не обращал на меня внимания. Все молча, опустив головы, ждали. Через несколько минут вернулся Вовка, широко улыбаясь. Он притащил бутылку самой дешёвой, самопальной водки, которую я и под автоматом, не мог себе позволить пить.
– Ну что братва, гуляем? Пошли во двор подлечимся слегка. Андрюха угощает. Давай быстрей, шевелите батонами, а то нацепляем хвостов, выше крыши.
– А сдачи? – спросил я, протянув я мозолистую руку.
– А жрать, курить, запить, стаканы? – парировал друг.– Закуска, дороже водки! Что вчера родился? Не жмись ты, мы с тобой двадцать лет не виделись. Идём, втащим по маленькой. Вспомним, как раньше жили. За жизнь поговорим. Сколько лет, сколько зим?
– Убедил, красноречивый. Пошли.
Подойдя к грязной скамейке, разложили закуску: полбулки чёрного хлеба, луковицу, сырок «нежность» и минералку. Поставили один, видевший виды стакан и начали опохмелиться.
– Мы не пьём, а только лечимся! – разговорились и зашевелились мужики.
Сняли с ветки ещё один одноразовый стакан, покрытый чёрными отпечатками, и начали лить под нижнюю рисочку. Трясущимися руками, не пролив ни капли, чётко делили между собой спасительную влагу. Меня как-то не заметно оттеснили от выпивки и закуски. Я стоял, как оплёванный и думал, зачем мне это надо? Когда все подлечились, Вовка вспомнил про меня.
– Ну, что стоишь, как не родной? Подгребай, у нас самообслуживание, но я тебя обслужу индивидуально, на высшем уровне.
– Пожалуйста, на полуспущенных, как лакей в кабаке, – пошутил рыжий мужик, протянув почерневший стакан и, дыхнул на меня водочно-желудочным перегаром.
Я осторожно взял стакан, поднёс ко рту. Но выпить не мог, меня замутило. Уронив мензурку, отошёл к забору, придерживая рот.
– Слабак! Только добро перевёл на дерьмо, – с призрением возмутились мужики, забыв о моём существовании. Быстро дохлебали водку, и опять замолчали, как прежде.
– Мент родился!– сказал Володя, подойдя ко мне. – Ты чо, скукуздился? Давай ёщё фунфырёк купим.
– Давай. Только одно условие: пить будем вдвоём у меня дома. Понял. Я, так как вы – не умею.
– Да брось, ты. Ну ладно, мне они тоже не в кайф. Халява драная. Мне по барабану. А жена, скандал не устроит? Моя меня уже достала капитально…
– Не переживай. Жена будет рада. Всё-таки друга детства встретил. Столько лет не виделись, умереть не встать. Пошли, поговорим, как люди. Детство вспомним. Семью покажу, жену и деток. Давай, давай, не переживай, всё будет на высшем уровне.
Оставив, сильно обидевшуюся компанию, зашли в магазин, купили всё необходимое, для продолжения банкета, и пошли домой. Жена открыла дверь, радостно улыбнулась
– Ну, слава Богу, наконец-то пришёл, а то ужин стынет. Проходите.
– Да я не один. С другом детства. Познакомься Вальдэмар, это моя жена Наташа.
– Проходите, проходите, – засуетилась женщина. – Одну секунду, я только стол накрою. Мойте руки и присаживайтесь, где вам удобно.
Володя, молча, прошёл в ванную комнату, помыл, как попало чернущие руки. Громко высморкался…Затем надолго задержался в туалете.
Я поставил охлаждаться водочку. Выбрал рюмочки покрасивше. Замешал смородиновый морс. Попросил жёнушку подрезать, подложить, добавить, чего-нибудь вкусненького. Помылся и присел с краюшку, на табуретку, дожидаться гостя. Выполз Володя. Осмотрелся по сторонам. Прошёлся по квартире, посчитал комнаты и тяжело вздохнул.
– Да уж, неплохо пристроился!
– Почему пристроился? – удивился я. – Всё заработал сам: и квартиру, и машину, и дачу. Двадцать лет к этому шёл. Пахал как конь Троянский. Экономил. Спину порвал, геморрой замучил, язва, нервы не к чёрту, – корче букет. А ты говоришь, пристроился.
Сели, молча, накатили холодненькой водочки, хорошо закусили. Стол ломился от закусок и выпивки. Жена шуршала на кухне, как одержимая, стараясь угодить гостю. Бегала, грела, мыла, подавала.
– Подождите, сейчас пельмени домашние поспеют с Киевскими котлетками. Вам с бульоном, со сметаной, соевым соусом или уксусом?
– Ну, вы даёте, как на свадьбе или день рожденье, каком… Лучше, чем в любом ресторане. Всё тащите! – воскликнул гость. – Я домашних не ел, как женился, как от матери ушёл. Моя не сильно разбежится. Сколько живём, варит один раз в год, на Новый год. Я сам всю жизнь готовлю, лучше любого повара. Плов у меня настоящий, пальчики вместе с языком, облизывать не будешь, сразу проглотишь.
– И Андрей варит по праздникам. Вкусно получается, только дети не едят. У меня начинает живот болеть. Китайская кухня… Он книжку купил, и новыми блюдами всех замучил, – поддержала разговор хозяйка, подливая заболтавшимся мужикам водочки.
Крякнули, смачно закусили.
– Да, три комнаты! Сталинка, кухня о-го-го! А машина, какая, а дача где? – начал допрос, захмелевший друг. – Марка, какая говоришь, а год? А квартира и дача, сколько метров? Далеко? Лес то рядом? А детей сколько? А у меня Андрюха всё тоже самое, только почему-то в два раза меньше. Машина одна, квартира одна, дача одна, дочка одна, жена одна, любовница одна, работа одна, вот карифанов-собутыльников много. И то, квартира тёщи. Жена орёт день и ночь. Дочь не слушается. Работа – до последнего замечания… Дача достала: пашешь, пашешь, толку никакого. Бабы все мозги высосали… Машину разбил, когда пьяный от любовницы к жене спешил. Машина в хлам: въехал на полном ходу в угол дома. Дому хоть бы что, на мне не одной царапины. Двигатель в салон въехал, как на лыжах. А я вылез из машины. Салон в гармошку, плюнул на капот, пнул её, аж больно стало, и похромал опохмелиться. Эти бабы, как насосы… Да ещё жена пристает: где деньги, где деньги? Я ей говорю: на бороде… Не верит, хоть бей её, хоть режь, – не верит и всё тут.
– Ну, вот видишь, у тебя тоже всё есть. Даже больше… А я любовниц не держу и пью по праздникам и в выходные. Машину тоже шаркнул недавно. Что сделаешь, со всеми бывает.
– Вова, а ты то чем занимаешься? – попытался уйти от расспросов хозяин.
– Ну, десять лет вообще не работал: у тёщи на подхвате был. А сейчас всё, халява кончилась. Дальше не может она тянуть и себя и мою семью. Устроился в гараж, коллектив золотой: пьём каждый день… Приходиться работать. Жена жадная, ненавижу её… Мало работы, так ещё заставляет у себя на даче вкалывать. На хрен нужно, скажем дружно.
– Кто тёща?
– Да нет дача! А у тебя как? Наливай, а то уйду!
– Сын, как и я, занимается спортом. Каратэ Кёкусинкайнкай. Занял первое место на турнире. Полный контакт… Дочка учится на художника. Жена домохозяйка. Без неё труба.
– Моя тоже ни разу в жизни не работала. А я всё хреновый и хреновый, каждый год хреновей! Пилит каждый день, а мне, что стол, что хрен, одна хренотень. Цапаемся постоянно, из года в год. А уходить страшно. Так привык, да и жалко мне её. Каму она нужна, кроме меня. Да и она говорит, что не любит меня, только жалеет и всё. Пропаду без неё. Вот так и жалеем друг друга, акула да белуга.
– Да, зима без морозов не бывает. И мы цапаемся, но быстро миримся. Зачем нервы мотать? Надо беречь друг друга. Наташа принеси медаль сына, похвастаться хочу. Видишь, какая красавица. Зачем ей работать, пусть детьми занимается, больше толку будет. А я заработаю, пока ноженьки, тушеньку носят. Я всё для дома, всё для семьи.
– Что тебе ещё тебе надо, наливай! – повысил тон Вовка.
Он уже не закусывал. Чем больше я рассказывал другу о своей жизни, тем молчаливей становился гость. Челюсть судорожно ходила по кругу. Зубы визгливо поскрипывали.
– Ты что Вовка окосел? Давай ещё по маленькой. Ты закусывай, закусывай, а то заботонешься, а мне тащи тебя. Маленький, а говнистый. Давай, давай, вот рыбка, икорка, окорочок, кушай, кушай дорогой. Помнишь, как весело жили? Ходили, друг к другу в гости, играли в прятки и жмурки прямо в подъезде, а нас гоняли соседи. Сейчас молодежь колется, стоит, или спирт квасит. И все молчат, – боятся. Срачь после них. Страшно за детей. Подвалы открыты, затащат, не дай Бог. Гоняю, а что толку, никто не поддержит.
– Так и мы пили, «ахдам», женское вино… Сейчас он такой противный, – прохрипел Володя, поднял голову и оскалил зубы. Помнишь, напились, а закуси нет, так мы сырые грибы все сожрали. Они в ванне отмачивались. Так мать нас шлангом, шлангом, куда попало. Да было время. Я тебя терпеть не мог, что ты мало пил и спортом занимался. Как увижу тебя со спортивной сумкой или в галстуке после института, меня аж но передергивало как паралитика.
– Да брось ты Володя, я тебя всегда любил и уважал, как лучшего друга. Как молочного брата: мы же одну грудь сосали, когда у моей мамы молоко кончилось. Мы же вместе с пелёнок. Ты пополз и я следом, ты встал и пошёл и я за тобой. Помнишь, отец ещё был жив, Царство ему небесное. Поставит посреди комнаты тазик только что сваренного малинового варенья: кто выиграет тот и всё съест. А мы боремся до одури. Бьёмся лбами друг о друга, об углы и батареи. А они ржут с дядькой, да водочку попивают, Колизей… Давай ещё по одной. Помянем, кого нет.
Не скрою, захмелели, но слегка. Закуска не давала сойти с ума. Чем больше друг узнавал как я жил эти годы, тем чернее и ядовитее становилось его лицо. Он то и дело зло смотрел на меня, маслеными глазками на жену, грустно на сына, завистливо на всё его окружающёё. Опрокинул очередную рюмку, перевернул свою тарелку локтем, и вдруг со всей силы ударил по столу кулаком, разбив красивую, новую чашку. Звериным взглядом упёрся в меня.
– Ненавижу, ненавижу, не-на-ви-жу!
– Кого? – удивился я. - За что?
– Тебя и всю твою породу хренову! За то, что у тебя всё хорошо… За то, что ты богатый, а я бедный. За то, что у тебя жена стройная, а у меня толстая. У тебя всё лучше, и дети слушаются, жена любит, сын есть…
– Да брось ты Вовка! Олигарха нашёл. Сейчас так многие живут. Брось пить и у тебя жизнь наладится. У тебя тоже всё есть и машина, и дача, и хата… Что ты бесишься, дуралей? Начнёшь меньше пить, и дома всё наладится, попробуй, увидишь, как всё изменится.
– Ненавижу!- продолжал гундеть гость.
– Успокойтесь! – вмешалась жена. – Устроили здесь кухонную революцию. Ненавижу, ненавижу. Любить надо, и в Бога верить. Стараться не грешить. Из-за чёрной зависти столько горя на земле, столько беды, крови. Брат идёт на брата, сын на отца, мать ненавидит детей!.. Ужас. А если жить, как Господь учит, в любви к ближнему, ничего плохого не будет. Зависть грех.
Попрятала ножи и поварёшки хозяйка.
– Она, что у тебя, чокнутая? Верующая, что ли? – изумился Вовка.– Моя тоже с ума, от делать нечего сходит. Метнув злой, ненавистный взгляд на уставшую женщину гость.
– Ладно, иди домой, достал ты меня окончательно. Не видел тебя два десятка лет, лучше бы ещё столько же не видел. Как жалко, что тебя встретил. Весь вечер в грязь… Всю душу загадил, до ушей достал! Иди с Богом, по-хорошему. До греха не доводи. Ты меня знаешь, навинчу, не развинтишься. Давай губы надуй и газуй. Заднюю скорость и вперёд! – начал выходить из себя хозяин.
Женщина встала между озверевшими мужиками. Помогла отяжелевшему гостю встать из-за стола, проводила до двери. Помогла надеть куртку и шапку, зашнуровала ботинки. Вовка продолжал кочевряжиться. Не сказав даже спасибо, со всей силы хлопнул дверью. Помочился в подъезде на нашу дверь, и ещё долго было слышно на улице, его пьяное, мерзкое, визжание.
– Ненавижу, ненавижу, не-на-ви-жу! Не-на-ви-жу! Не-на-ви-жу!
– А я люблю тебя дуралея. Накапай Наташа капель Корвалола. Сердце плачет, не могу! – простонал бледный хозяин.
2004