...Сын. И дочь... Ах, грешен я, грешен! Наблудил в молодости, и от разных женщин... Молодость шальная моя... Где они, дети мои?..
Ну, допустим, не обманывал я их матерей. Чего не было – того не было. Не говорил красивых слов, не клялся, не обещал, не сулил, так сказать...
Случайные встречи, приведшие к рождению маленьких людей, к которым я никогда не испытывал отеческих чувств. Все это так, но с возрастом червяк сомнения рос, рос и вырос в удава! Запоздалое раскаяние? Наверно. Но кому оно, кроме меня, нужно?..
Несколько лет назад, в пивной, я коротал время в одиночестве за столиком, уставленном пустыми пивными кружками и оскверненном яичной скорлупой и отходами от воблы.
Я уже подносил ко рту шестую кружку, когда ко мне без разрешения подсел слишком красивый, как я установил, недовольно скосив глаза в его сторону, молодой человек лет двадцати, который без предисловий выпалил:
— Здравствуйте, Андрей Андреевич, я ваш сын Петя.
Я поставил кружку рядом со скелетом воблы и вытаращил глаза.
Итак, сын Петя... Я молча придвинул ему полную кружку и внимательно стал разглядывать претендента в сыновья. Кого-то он мне напоминал...
— Вы помните мою маму? В восьмидесятом году вы познакомились с девушкой...
Я кивнул. Очень может быть... Я тогда со многими знакомился. И в самых разнообразных местах. Бывало даже в лифте, в библиотеке, на почте, в приемной у ректора. Что поделаешь – такой я тогда был. Общительный. Один раз познакомился в пансионате через умывальник... впрочем, это к существу описываемых событий отношения не имеет.
— ...девушку звали Надей...
Что ж, и это возможно. Я опять кивнул и пододвинул ему тарелку с воблой.
— ...и через год родился я.
Я понял, кого он мне напоминал. Недавно я от нечего делать листал альбом со старыми фотографиями и нашел там групповой снимок студентов Академии художеств выпуска одна тысяча девятьсот какого-то там лохматого года. Там я третий слева во втором ряду. Этакий задумчивый, слишком красивый, молодой человек с чрезвычайно наглыми и ласковыми глазами...
Снимок мне так понравился, что я вставил его в рамочку и повесил на стене у себя в кабинете.
— Поздравляю, – сказал я грустно, продолжая разглядывать парня.
— И вот я родился, – повторил юноша, слегка повысив голос.
— Я слышал... – сказал я и зачем-то посмотрел по сторонам. – То есть, я хотел сказать, что я все помню. Мы тогда с твоей мамой мирно разошлись и...
Я был не трезв – сказывались многочисленные кружки пива,
переливавшиеся у меня в животе и с урчанием гулявшие по кишечно-желудочному тракту – и наговорил мальчику с три короба пошлых банальностей о превратностях судьбы и несовершенстве мира.
Он кротко слушал меня, аккуратно пил мое пиво и посасывал ребрышки воблы.
Обессилев от собственной глупости, я, наконец, недовольно замолчал, а он, сделав паузу в добрые пять минут, вежливым голосом сообщил мне, что лишь хотел посмотреть на своего отца.
Видимо, он удовлетворил свое любопытство и полностью исчерпал свой интерес ко мне, иначе чем объяснить его внезапное исчезновение? Больше я его никогда не видел…
Через общих знакомых я связался по телефону с его матерью, но разговор был коротким, вернее, его не было совсем.
Женщина, узнав, кто звонит, прежде чем бросить трубку, с наслаждением произнесла грубое ругательство, которое я, щадя чувства читателя, не осмеливаюсь здесь приводить полностью, скажу лишь, что оно начиналось на букву «п» и состояло из шести букв.
Теперь я припоминаю, она и в молодости не отличалась сдержанностью. Почему она так на меня сердита?
Мне всегда казалось, что мы расстались, как добрые друзья... И потом, в конце концов, это был ее выбор!
Она хотела иметь ребенка и получила его. Она знала с самого начала, что наша связь недолговечна. Никаких обещаний жениться на ней я не давал. Так в чем же дело?
Было бы хорошо найти сына, поговорить с ним. Он бы понял. Я бы ему всё объяснил и помог в жизни. Хотя бы деньгами...
Однажды я, спровоцированный похмельным порывом, решил разыскать дочь. Тем более что когда-то был влюблен в ее шальную мать, немало помучившую меня своими частыми и откровенными изменами.
Ветреницу звали Антониной, Тосей, Тошкой. Это была спортивная веселая девушка, уже в то время жившая по меркам и законам нынешней молодежи, на мой взгляд, слишком раскрепощенной и пресыщенной сексом.
Не поймите меня превратно, я вовсе не осуждаю сегодняшних
двадцатилетних, их право жить так, как им хочется, но мой (или моя?..) повеса в юбке явно поспешила родиться, и успела немало меня помучить.
В конце концов, нам обоим надоели ссоры, и мы разошлись, успев на прощанье предаться радостям любви с такой бешеной страстью, что от этого просто не мог хоть кто-нибудь да не родиться. И родилась дочь.
Так вот, мои попытки разыскать ее ни к чему не привели. Правда, эти попытки, вернее, попытка, носила, как бы это поделикатней сказать, не ярко выраженный характер, а попросту сказать, я ограничился одним единственным телефонным звонком. Антонина, Тося, Тошка, ответил мне незнакомый голос, съехала, а куда – черт ее знает!
...Господи, какой же я подлец!..
(Отрывок из романа «Тринадцатая пуля»)
.