Карманники
На работу и с работы я езжу в общественном транспорте. В троллейбусе одиннадцатого маршрута. До появления в городе многочисленных маршрутных такси, троллейбусы ходили битком набитые. И за это их очень любили карманники. Я научился безошибочно определять, когда бригада карманников втискивалась в салон. Разнообразием поведения они не отличались. Как правило, «работало» от трех до пяти человек. Один из них, изображая из себя пьяного, затевал скандал с кондуктором, или с кем-нибудь из пассажиров, громко крича и тем отвлекая внимание на себя, второй вытаскивал кошельки у увлеченных происходящим скандалом и незаметно передавал их третьему. Редко схема «работы» была другая. В этом случае, кто-нибудь из бригады, как столб вставал посередине прохода, опять же изображая пьяного и выходящим пассажирам приходилось протискиваться к выходу, толкая друг друга. А подельники стоящего чистили их карманы. В наружных карманах я ничего ценного не держал, и мне опасаться было не чего. Так я тогда думал.
В тот день я как всегда ехал с работы домой в переполненном троллейбусе. Чуть уставший, но довольный жизнью. День прошел нормально. Без нервотрепки. В салоне я заметил пассажира, который внешним видом сильно отличался от остальных. На нем было длинное и явно не дешевое кожаное пальто, белый шарф, изящные модельные туфли. Пальто было расстегнуто, открывая вид на дорогой костюм и красивый галстук. На пальце правой руки, которой он держался за поручень, красовался массивный золотой перстень. От стоящего шел тонкий аромат дорогого парфюма. А еще запах спиртного. По запаху алкоголя было понятно, почему мужчина не может ехать за рулем. Но я никак не мог понять, в силу каких причин такой ухоженный и прикинутый барин не вызвал такси, а едет на общественном транспорте среди простых работяг.
На барина обратил внимание не только я. По начавшейся вокруг него суете, я понял, что его берут в оборот карманники. Бригада молча протиснулась поближе к мужчине и один из них, будто случайно, толкнул стоящего рядом деда. От толчка дед чуть не упал на барина и, вдобавок, наступил ему на ногу.
- Ты! Быдло старое! Тебя что, ноги не держат?! – наехал барин на деда.
- Извините! Я же не нарочно Вас толкнул! – извинился дед.
- Если бы ты нарочно меня толкнул, я бы из тебя прямо здесь дух выбил! – не унимался барин.
Дед, с какой-то душевной тоской и болью, посмотрел на хама и огорченно сказал:
- Три года на передовой провоевал. А зачем? Для того чтобы такие «хозяева жизни» издевались надо мной?
- Я еще над тобой не издевался! Но, если ты пасть свою вонючую и беззубую не закроешь, я тебя, герой Куликовской битвы, жизни научу!
У деда во рту действительно не хватало зубов. Видимо не на что было вставить.
Он отодвинулся от хама и обиженно замолчал.
Тут «хозяин жизни» почувствовал неладное и сунул руку в карман.
- Ах, падлы! Обокрали! – удивленно произнес он. – Водила! Останови троллейбус! Двери не открывать пока менты не подъедут!
Он достал мобильный телефон и, объяснив кому-то, где находится, приказал вызвать милицию. Не попросил, а именно приказал.
Карманники стали протискиваться подальше от барина, но он цепким взглядом следил за тем, что творилось в салоне.
Два милицейских Уазика подъехали к троллейбусу минуты через три. Такой оперативности я еще никогда не видел. Передние двери открылись и, не давая никому выйти, в салон втиснулся милиционер. Пострадавший точно указал на трех карманников. Их вытащили из салона, погрузили в обезьянники Уазиков и увезли. Хамоватая жертва тоже уехала вместе с милицией. Троллейбус продолжил свой путь.
Постепенно народ в салоне редел. Я вышел на своей остановке и, не торопясь, пошел домой. Докурив сигарету, сунул правую руку в карман куртки и в секунду весь покрылся липким, противным потом. Потому, что моя рука нащупала в кармане туго набитый чужой бумажник. Карманники, зная, что в милиции их будут обыскивать, сбросили тиснутый ими у мужика кошель в мой карман!
У меня довольно богатое воображение. Я в деталях представил, что со мной могло бы быть, если бы милиция вдруг решила обыскать пассажиров троллейбуса. Ни за что бы потом не удалось доказать, что я не верблюд, а законопослушный гражданин.
Придя домой, я вынул чужое портмоне и рассказал о произошедшем жене.
- Надо отдать! Нам чужого не надо! – сказала она.
- Кому отдать?
- Отнеси в милицию!
- Я бы лучше деду, которому барин нахамил отнес! Если бы знал, где он живет! В качестве компенсации за оскорбления!
Еще раз вспомнив поведение «хозяина жизни», решил, что никуда не пойду. Не стоил он того, чтобы, устав после трудового дня, ехать ради него в милицию и сдавать его кошель. Да еще не факт, что меня там не возьмут в оборот и не заставят силой написать явку с повинной, чтобы повысить раскрываемость.
Я открыл пухлый бумажник и пересчитал купюры. Барину было о чем сожалеть. В бумажнике находилось двадцать четыре бумажки по пятьсот евро, пять по сто баксов и семь тысяч тысячерублевыми купюрами. Ни визиток, ни документов в нем не было.