Однажды кости Ч. заиграли скрипучий джаз, его любимым танцем стало отчаянное и безкомпромиссное танго, а расплачиваться приходилось все меньше деньгами, больше – временем. Ч. заметил это, когда не смог нагнуться в окошко киоска, чтобы заплатить за сигареты, затем – когда рывком все-таки сделал это, внутренне ожесточившись на себя, и наконец – когда понял, что на всю эту бытовую бессмыленность он потратил полчаса, учитывая дорогу и очередь. Ч. сплюнул на асфальт и закурил. Затем сел в машину и поехал в лес.
Тишина, одиночество, недоступность дебрей и мудрость столетних сосон – здорово расслабляли Ч. и дарили ему чувство взлелеянного внутреннего комфорта. Он мог подумать и подытожить. А прав у него на это было более, чем достаточно. Больше, чем когда-либо в его жизни. Ч. отлично это знал. И что самое «ужасное» – чувствовал.
Но какого-то унынья или меланхоличной и хныкающей печали у Ч. не было. Просто ему показалось, что все, что он сейчас делает – вот эти поездки в лес с его тишиной и дебрями – это все как-то немножечко инфантильно и несерьезно. И одновременно с этим Ч. осенило: серьезности в его жизни было более, чем достаточно. Хватило с лихвой. Значит, пора заканчивать. А вот инфантильности остались нерастраченные запасы. Так и не оцененные до сих пор в когда-то детском желании быть взрослым.
Ч. присел около первого попавшегося пенька, вынул из кармана колоду карт и стал раскладывать пасьянс. Когда-то он очень любил играть в карты, особенно – в дурака. Но сейчас, когда все дураки были уже давно определены, погоны – повешены и никому ничего не нужно было доказывать, Ч. гораздо больше нравилось играть одному: логично и прагматично продумывая каждый ход. Впрочем, у Ч. так было всегда. С определенного момента он начал играть только с собой (во всех смыслах), верил только себе и в себя, но в тоже время не был отшельником. Наоборот – компанейским и весьма приятным во всех отношениях человеком.
Играя, Ч. подумал о своих ошибках. Он признал с десяток более или менее серьезных, но вобщем подытожил, что, наверное, все-таки больше был прав,чем наоборот. Ведь не даром его собственный пасьянс все-таки сложился: червовая дама все-таки легла под пикового короля, а шестерки выстроились рядом.
И Ч. стал думать о червовой даме. Она с легкостью обошла трефовую в ее сытости и зажиточности, роковую пиковую и непонятную бубновую, навсегда продев свое сердце пикой короля. Ч. был благодарен ей. Больше всего за постоянство, точнее - за постоянную гармонию, даже в противоречиях и разногласиях. Гармонии в жизни Ч. стало достаточно, чтобы привынкуть к ней, перестать замечать ее каждый день и каждый день вспоминать о ней. Но стоя на пороге – как Ч. чувствовал – чего-то нового, воспоминание об этой гармонии было очень важным для того, чтоб вот это новое, которое вот-вот наступит, тоже стало таким же приятным и гармоничным, глядя на своего предшественника.
Закончив игру, Ч. положил колоду карт обратно себе в карман и уселся на пенек. Кости снова отвратительно проскрипели, а спина томно и тошно заныла. Ч. посмотрел вокруг. И если бы сейчас сквозь деревьев промелькнула какая-нибудь мавка, то Ч. наверняка бы занялся с ней любовью и мучил бы ее в своих любовных утехах до последних сыл. Беззаботность и безответственность на фоне сотен уже разрешенных забот и даных ответов за себя и других – теперь им самое время, решил для себя Ч. Нет, Ч. вовсе не собирался «срываться с цепи». Просто он подумал, что именно сейчас можно немного ослабить зажим ремня, расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки и по-тихоньку выдыхать, медленно наслаждаясь приходящим чувством расслабления. Можно снова делать невыносимые глупости и громко геройствовать, как раньше, но с весьма качественной разницей. Теперь видны все пределы, окольные пути, внезапные повороты и расставлены дорожные указатели. К тому же, теперь – отчитываться за все ни перед кем не нужно, только – перед самим собой и перед собственной разумностью. Это и легче, и сложнее одновременно. И в этой двойственности наверняка есть своя соль.
Ч. начинали нравиться его новые ощущения, а внутри даже как-то повеселело. Ч. ощущал собственную силу и приятное чувство освобождения. От чего? Да ни от чего. Просто все складывалось чертовски неплохо.
Ч. быстро встал с пенька. Ему захотелось громко-громко крикнуть. И он выкрикнул в лесной воздух какую-то фразу и прислушался к собственному эху, как в детстве. Ч. услышал все – отчетливо каждое слово. Да, для Ч. пришла пора отзвуков и отголосков всего того, что он когда-либо сделал в своей жизни.
А если просто, то к Ч. тихо пришла старость. И, поразмыслив, он все-таки решил начать стареть.